Чайки бестолково метались над водой и истерично кричали, словно предчувствуя беду. Каким-то странным образом их страхи были связаны с высоким мускулистым брюнетом, замершим, как изваяние, на краю обрыва. Родриго боялся посмотреть ему в глаза: спокойный, даже флегматичный, Мак меньше всего походил на злобную бестию горгону Медузу, но взгляд его постепенно замораживал, высасывал волю к жизни, превращал в одушевленный камень.

– Мне очень жаль, но так надо, – сказал Мак. – Всё во Вселенной имеет начало и конец. Сейчас пришел ваш черед

– Но почему?.. – Родриго не узнал собственного голоса: в нем была мольба, которую он всегда расценивал как малодушие. – Неужели ничего нельзя… ну ты подумай… ведь можно же?

– Пришел черед, – бесстрастно повторил Мак и сбросил Родриго с обрыва.

На этот раз пропасть оказалась невероятной глубины. Перед глазами Родриго мелькали серые, бурые и зеленые полосы. Вдруг они свернулись кольцами и образовали трубу, затем ее стенки побагровели и начали плавиться, превращаясь в магму. Он должен был вспыхнуть, как подстреленная птица, рухнувшая в жерло вулкана, но продолжал мчаться, наращивая скорость и не чувствуя жара, словно попал не в пекло, а в обычный фантоматор.

Внезапно огненная труба закончилась. Но Родриго всё летел и летел, ввинчиваясь головой в бескрайнее звездное небо, а из-под ног уходил затянутый облаками величественный голубой шар. Над облачной пеленой возвышались голова и плечи атлетически сложенного исполина. Он непрерывно рос – вот уже показались грудь, живот, ноги… Мак легко подпрыгнул, воспарив над планетой, и сделал вокруг нее виток. За время оборота он вырос настолько, что, ступив в Тихий океан, не замочил бы лодыжек.

В этот момент Родриго почувствовал, что его тело тоже раздается, наливается богатырской силой. Значит, не всё еще потеряно – он может и должен вступить в схватку. Одолел же когда-то Давид Голиафа! Только бы суметь затормозить, развернуться, начать обратное движение. Тем временем Мак широко развел руки, собираясь обхватить Землю, словно большой старинный глобус.

– Нет!!! – Родриго заорал так, что звезды затряслись, а Луна завертелась волчком и сорвалась со своей орбиты. Но на Мака этот безумный крик не подействовал. Ручищи гиганта сомкнулись на земном шаре и стали неумолимо сжимать его – до тех пор, пока обитель человечества не превратится в «черную дыру»… Родриго рванулся изо всех сил, согнулся крючком… и едва не уткнулся лицом в собственные колени. Рядом беспокойно заворочалась Исабель.

– Что с тобой? – пробормотала она спросонок и потянулась к нему, как будто хотела удержать.

– Всё хорошо. Спи. – Он легонько погладил ее по плечу и спустил ноги на пол. Немного посидел, пытаясь отойти от привидевшегося кошмара, затем встал и отправился на лоджию.

Над городом висела луна. Родриго показалось, что она смотрит на него с укоризной: как этот тип посмел вообразить, что с ней, озарявшей первые комочки зародившейся в океане жизни, расползание материков, расцвет и гибель динозавров, может что-нибудь случиться?

Проще всего было выбросить апокалиптические картины из головы, а еще лучше – посмеяться над ними. Затем вернуться в постель, обнять податливое женское тело и предаться грезам о лучезарном будущем. И действительно, не глупо ли в ужасе вскакивать по ночам, если дела идут лучше некуда? Земля спасена, Родриго теперь герой – сам президент наградил его Орденом доблести. Прозорливость Воича тоже оценена – он возглавил ДС и, пользуясь своим могуществом, возвысил Родриго: ныне его протеже в одних чинах с самим Хью Норрисом. Конечно, появилась масса завистников, но сделать карьеру и не нажить врагов до сих пор еще никому не удавалось. В общем, живи и радуйся! Но радости не было.

Конечно, тревожные сны начались не сразу. Какое-то время Родриго купался в лучах славы, а уж как сияла, как гордилась им Исабель! Однако чем больше он задумывался о будущем, тем менее ослепительным оно ему представлялось.

Человечество чересчур вжилось в роль триумфатора. Продвигаясь исполинскими шагами от звезды к звезде, люди редко задумывались о том, что рано или поздно их победную поступь остановят. Кто на это способен? Да никто! В худшем случае встретятся какие-нибудь жукоглазые уроды, вынашивающие планы истребления всех двуногих. В лучшем – прекрасные гуманоиды, исполненные идей добра и справедливости. С уродами в два счета расправятся храбрые десантники, а с гуманоидами надо подружиться, чтобы еще уверенней шагать от звезды к звезде.

Но во Вселенной обнаружились силы, не укладывающиеся ни в одну из этих убогих схем. Первое же серьезное испытание человечество не выдержало. Сделав очередной шаг, оно зависло над пропастью и непременно бы рухнуло в нее, если бы не Мак. Увы, горькая истина почему-то дошла не до всех. Конечно, правительство не стало делать вид, что ничего особенного не случилось и можно жить по-старому. Был срочно создан еще один, закрытый для непосвященных, бюджет – на разработку новейших вооружений и изыскания в области энергетики. Однако с не меньшей скоростью вокруг недавнего инцидента создавался заговор молчания. О Туле предпочитали не вспоминать – казалось, на само это слово наложено табу. Кому приятно воскрешать только что пережитый ужас? И так далее, и тому подобное. В ходу были туманные формулировки – чем туманнее, тем лучше. С какой целью укрепляется армия? «На случай отражения угрозы со стороны гипотетического противника». Кто это может быть? «Любая организованная структура, обладающая потенциалом…» (далее назывались какие-то цифры). Понимать это следовало так: всё идет нормально; была, правда, одна неприятность, но теперь мы начеку, и больше такое, конечно, не повторится. Излишне говорить, что о Маке не упоминалось вообще – иначе приходилось признать, что именно он спас самоуверенных землян от гибели. А раз так, то всё ненормально; и не неприятность была, а жизнь на волоске; и то, что воинство начеку, еще вопрос; и тотальная катастрофа, если продолжать безоглядно шагать по Галактике, очень даже может произойти…

Но Мак никуда не делся. Он наблюдал за человечеством, как знаменитый мальчик из сказки Андерсена – за голым королем. Только нынешний мальчик был умнее: он не стал кричать раньше времени, а решил выждать. Глупый монарх может годами расхаживать нагишом, искренне считая себя неотразимым. Ну и пусть тешится: он-то, Мак, знает, чего стоит его «наряд» на самом деле. А вот потом…

Это «потом» всё больше тревожило Родриго, а порой приводило в смятение. Он часто вспоминал свои разговоры с Маком, пытаясь понять логику нечеловеческого разума. На первый взгляд, логика была проста: жить в свое удовольствие и позволять жить другим. Но только на первый взгляд…

Родриго много бы дал за то, чтобы узнать, известна ли потомку плазменников печальная история своих прародителей. Конечно, он никогда не заговаривал с Маком на эту скользкую тему. Но если тот с легкостью извлек из его мозга воспоминания об Эдинбургском училище и образ Софи, то мог выудить и сведения о Реконкисте. Скорее всего, уже выудил, но, при всей своей любознательности, не задал ни одного вопроса. Почему? Ответ был прост: затаился, задумав улучить момент и отомстить. Впрочем, жажда мести – это эмоция. Тогда так: Мак решил обезопасить себя от жестоких существ, нетерпимых к конкурентам и готовых уничтожить их сразу, как только позволит военная мощь. Но дотянуться до Земли у него пока были руки коротки. Значит, надо скрыть свои замыслы, а тем временем накопить силенок…

Логично? Вполне. Но пусть даже этот вариант – всего лишь плод больного воображения. Тогда будем рассуждать дальше. Страсть Мака к экспериментаторству не вызывает сомнений. Для чего ему понадобилось переделывать оливийские организмы – другой вопрос: важно, что он это осуществил и добился удивительных результатов. Но возможности любого «конструктора» имеют предел – даже такого огромного, как целая планета. Рано или поздно Мак подыщет себе новую «игрушку», а спустя энное количество лет дойдет очередь и до Земли…

Чересчур фантастично? Хорошо, будем считать, что увлечение Мака живыми игрушками – всего лишь безобидная прихоть. Чем только не займешься на досуге! Но великий ум обязан думать и о более серьезных вещах. Мак предельно прагматичен – не зря он так часто упоминал о потраченных ради Родриго энергетических ресурсах. Что правда, то правда – ресурсы имеют свойство истощаться. Мак уже израсходовал две трети, а ведь схватку с Тулом надо продолжать до полной победы. Одержав ее, он должен будет искать новые источники энергии, чтобы восстановить свой потенциал. Дальше – больше. Мак говорил, что лишь неразумное существо не способно ограничивать свои потребности. А разумное? Вся история человечества – это череда непрерывных войн за ресурсы. Только сначала войны были обычными, когда дорога к процветанию устилается трупами незадачливых соседей, потом сменились экономическими. А нынешняя космическая экспансия – разве не война с природой чужих миров? В общем, прагматичный Мак, когда придется решать, быть ему или не быть, не станет мучиться сомнениями. А так как он развивается куда быстрее породившей его цивилизации, ее конец предрешен. Может быть, Мак, вспоминая о беседах с двуногим по имени Родриго, и оставит Землю напоследок, но от участи стать пищей для растущего монстра ей никуда не деться.

Три варианта, а исход для человечества один… Конечно, был и четвертый вариант, оптимистичный. Почему плазменники не пошли на уничтожение своих создателей, от которых столько натерпелись, а ограничились самообороной? Они вполне могли расправиться с людьми, когда те еще не имели оружия, но не пожелали. Значит ли это, что мыслящие машины выработали некий нравственный закон, не позволяющий убивать без крайней необходимости? А если да, то может ли его нарушить Мак?

Как Родриго хотелось в это верить! Разве не прекрасно иметь мудрого и сильного друга, которому ты можешь подарить богатейший мир эмоций, а он посвятит тебя в сокровенные тайны Вселенной? Но были ли у него основания для такой веры? Яд сомнений разъедал душу. Наверное, сходные чувства Родриго испытывал во время беседы с Ренато, когда сердцем стремился познать Высшую Справедливость, а разумом сознавал, что в мире нет ничего, кроме сгустков материи…

Родриго смотрел на звезды. Они возникли задолго до того, как на планете Земля вспыхнула искорка разума, и могли сиять так же ровно еще миллионы, миллиарды лет, прежде чем вступить в новую фазу, ведущую к неотвратимому концу. В мире недолговечных белковых существ перемены происходили гораздо быстрее. Эпоха следовала за эпохой с такой скоростью, что человечество, поднявшись на очередную ступень, едва успевало перевести дух. А впереди уже манили еще не покоренные высоты…

Пришло ли земной цивилизации время кануть в небытие? Одно не вызывало сомнений: она достигла еще одного переломного пункта. Только эта точка на историческом графике обозначала не зарождение более совершенной социальной системы на щедро политых кровью развалинах старой, не взрыв технологий, разносящий вдребезги былые представления об уровне и наполненности жизни, не долгожданный прорыв к иным мирам, превращающий человечество в звездную расу. Оставшаяся позади эпоха была короткой, но блистательной. Казалось, вот он – не мифический, а совершенно реальный Золотой век: знай пользуйся благами, льющимися, как из рога изобилия, да восторгайся новыми победами над некогда пугающим своей бездонностью пространством. Но, видно, правы были древние, утверждавшие, что за всё надо платить, и чем грандиознее успех, тем выше цена.

Галактика оказалась не ухоженной площадкой с аттракционами для скучающих бездельников, не гигантским заповедником, в уголках которого скрываются от людских глаз экзотические звери, даже не полигоном, где оттачивают мастерство лихие десантники – пусть небезопасным, но вполне проходимым. Бороздя огромное колесо Млечного Пути, земляне наткнулись на непреодолимую силу, и пребывала она как минимум в двух ипостасях. Воплощением бездуховного, чисто потребительского, животного начала являлся Тул, разумного – Мак. С первым были невозможны никакие переговоры: только война, в которой человечество не могло победить. Второй как будто не проявлял враждебности – напротив, оказал неоценимую услугу. Но у него могли оказаться некие высшие интересы – те самые, во имя которых так часто жертвуют отдельными жизнями и целыми народами…

В любом случае беззаботные дни человечества были сочтены, эпохе безоглядной космической экспансии пришел конец. Человечество ждало будущее, полной неопределенности и тревог. Но разве в первый раз?

Родриго никогда особо не увлекался поэзией, но если что-то западало в душу, то надолго. И вот сейчас ему вспомнились стихи одного русского поэта, жившего, кажется, в конце двадцатого века:

«Именно так, – подумал Родриго. – Не надо страшиться будущего, заранее высматривая в расстилающейся перед нами тьме чудовищных призраков. Завтрашний день может оказаться беспросветно черным, а может и сверкнуть ослепительными красками, даря неповторимые мгновения счастья. Наверное, мир тем и хорош, что непредсказуем. Надо просто жить, но не пассивно, а борясь за каждую крупицу бытия, и верить в то, что наши дети и внуки пройдут дальше по дороге, полной неизъяснимых чудес. Вперед и ввысь!»

Он всё сидел, глядя на усыпанное звездами небо, и в душе его, где давно уже царила непроглядная ночь, один за другим вспыхивали светлячки надежды.