Вторая Русская эскадра оставалась под началом капитана второго ранга Петра Ивановича Сухова — теперь уже председателя Имперского Совета. Кто бы знал, чего стоило ему, военному моряку до мозга костей, доказать командованию Российского Флота свое законное право водить корабли в бой.

Поначалу командование отказывалось наотрез. Вернувшийся из запаса контр–адмирал Иннокентий Павлович Выготский (бывший командующий базой Седьмого флота на Новой Калифорнии) исполнял обязанности комфлота, а такой же военный пенсионер, бывший заместитель начальника штаба Второго флота, каперанг Герман Оскарович Сергеев–Спасский стал его начальником штаба. Эти два седовласых, уважаемых и в высшей степени достойных ветерана стояли, как гранитная стена. Глава российского государства, пусть временный, пусть даже сугубо номинальный, не имеет права подвергать свою жизнь смертельной опасности. Интересы Священной Родины превыше личных желаний, они превыше всего.

Сухову страсть как хотелось устроить грандиозный, как океанский шторм, скандал, разругаться в пух и прах с упертыми стариками, но он сдержался. Кавторанг был нарочито вежлив и несгибаемо тверд. Старики не уступали ему в твердости, но были горазды повышать голос и грозно жестикулировать. Первая, вторая, третья попытки пошли прахом. Петру ничего не оставалось, как предъявить командованию ультиматум: или он, Петр Сухов, остается строевым офицером, боевым командиром, или подает в отставку с поста председателя Совета. И будь что будет.

— Ну и вали!!! — рявкнул загнанный в угол Сергеев–Спасский. Сам понимал, что перегибает палку, но остановиться уже не мог. — И из Флота… тоже уматывай! Шантажисты Флоту не нужны!

— С Флота уходить не собираюсь, — отчеканил Петр. — Об этом и не мечтайте.

Выготский был спокоен. Ему по прежней своей должности приходилось быть дипломатом не меньше, чем штабистом. Командуя базой, Иннокентий Павлович то и дело мирил военморов с береговой охраной, боевых офицеров с тыловиками, военных с гражданскими, калифорнийцев с интернационалом, который служил на базе. Каперанг умел подавить в себе праведный гнев и не выказывать свое отчаяние.

— Не надо драматизировать, господа, — негромко заговорил Выготский, потирая дужку фотоумножителя, стилизованного под доисторическое пенсне. — И тем более не стоит вносить раскол между Вселенским Собором, Имперским Советом и командованием Флота. Реальных поводов ссориться еще будет предостаточно… Насколько я знаю Петра Ивановича, он не отступит. В том числе за это его и ценит русский народ. Итак, у нас патовая ситуация. Хочешь не хочешь, а придется идти навстречу друг другу.

Сломив сопротивление флотских стариков, Петр торжественно поклялся не лезть на рожон, быть предельно осторожным и всегда помнить свой долг перед Родиной. Как будто он и его экипаж дожили бы до нынешнего дня, ищи они смерти в боях и походах.

Кавторанг прибыл с инспекцией на линкор «Владивосток» (бывший «Дурбан»). Принял рапорт командира — капитана третьего ранга Рыбникова. До мятежа этот худощавый военмор служил старпомом на фрегате «Турку». Так что взлет грандиозный. Справится ли?

Павел Андреевич Рыбников был лысоват и невысок. Его карие глаза словно бы вели самостоятельную жизнь, ни на секунду не оставаясь в покое. Сам он тоже двигался очень быстро и почти бесшумно, так что Сухов то и дело терял его из вида. Приходилось окликать. Рыбников возвращался из–за угла или из соседнего отсека, извинялся, но рано или поздно пропадал снова.

Главной трудностью был отнюдь не ремонт «Владивостока», пострадавшего во время абордажа. Самое сложное — набрать профессионалов в его тысячный экипаж. Конечно, на Старой Земле живет полмиллиарда человек и можно найти мастера для любого дела. Но когда нужно разом снабдить командами пять ударных кораблей, впору завыть на Луну.

За вербовку военморов отвечали недавно назначенные командиры линкоров, астроматок и крейсеров. И каждый сам изобретал правила вербовки. Порой офицеры даже схватывались из–за особо нужного специалиста, но чаще приходилось тупо и изнурительно фильтровать бесконечную очередь желающих служить на Флоте. Патриотический подъем был велик — народ валом валил записываться в моряки.

Кому только не пришлось отказывать!.. Адреналиновые наркоманы, готовые ради удовольствия угробить любой корабль, дряхлые старики, грозно размахивающие наградными кортиками, капитаны каботажных посудин, никогда не бывавшие в Дальнем Космосе, шизофреники, желающие уничтожить юнитов до последнего человека, мастера компьютерных симуляторов, впервые в жизни увидевшие реальный корабль, и огромное количество самого разного люда, не годного по здоровью.

Сначала претенденты заполняли на компьютере тесты. Здесь был самый большой процент отсева. С теми, кто их прошел, разговаривали офицеры Флота. Уцелевшие после беседы работали на тренажерах, демонстрируя физическую форму, и на симуляторах, доказывая способность управлять техникой…

Как бы там ни было, капитан третьего ранга Рыбников с задачей справился — экипаж набран. А уж как он покажет себя в бою — бог весть.

Попав на вторую палубу, командующий эскадрой объявил учебную тревогу и с хронометром в руке отслеживал, как военморы занимают свои места согласно боевого расписания. Могло быть и хуже, хотя в норматив уложилась лишь треть личного состава. Командир линкора нервничал, порывался ускорить движение медлительных подчиненных на боевой пост толчком пониже спины.

Пришлось осадить Рыбникова:

— От–ста–авить! Командир должен головой думать, а не матросов в зад пинать.

Капитан третьего ранга вытянулся и уже ни на шаг не отходил от своего прямого начальника.

Осмотрев линкор от реакторного отсека до спасательных шлюпок, Сухов прошел в командно–штабную рубку. Дежурные офицеры, сидящие перед пультами, терялись в огромном помещении. Здесь впору было устроить что–нибудь вроде чемпионата Империи по боям без правил.

Кавторанг приказал включить «Каштан» и спросил:

— Что нужно сделать, Павел Андреич, чтобы «Владивосток» не стал «Титаником»?

Вопрос и ответ должны были слышать все на линкоре.

— Освоить ручное управление! — с готовностью воскликнул Рыбников.

«Они считают, что я свихнулся из–за этого самого ручного управления, — с раздражением подумал Петр Иванович. — Но это до первого боя…»

— В том числе. Но не только. Линкор должен слушаться вас, как прогулочный катер. Реагировать на каждое ласковое движение, словно влюбленная женщина. Это понятно?

— Так точно, господин капитан второго ранга.

— Вот и хорошо…

Потом Сухов приказал связать его с командиром Первой русской эскадры. Капитана третьего ранга Бульбиева искали долгих пятнадцать минут. Тем временем командир «Владивостока» развлекал господина Председателя космическими байками.

— Я с детства люблю читать о первых астронавтах. Все, что уцелело в памяти народной с далекого двадцатого века. Вот история от космонавта Гречко. В космосе нужно было каждый день по два часа заниматься физкультурой. Для этого у астронавтов имелись специальные костюмы. Они быстро изнашивались, поэтому в полет их брали несколько штук. И вот как–то раз в сменном костюме для физкультуры экипаж нашел полуторалитровую флягу с надписью «Элеутерококк Б». Когда флягу открыли, обнаружили коньяк. Экипаж высчитал, что можно каждый день перед сном выпивать по восемь с половиной граммов. Но астронавты сумели выпить только половину фляги: остальное не получалось вылить. Жидкость имеет такой же нулевой вес, как воздух, и поэтому не выливается. А если ее выдавливать, смешивается с воздухом в пену. Поэтому полфляги пришлось оставить там же, где ее нашли. Каково же было удивление Гречко, когда следующие космонавты вернулись на Землю и сказали, что допили коньяк! Как?!! Оказалось, они придумали способ. Один поднимался к потолку и брал флягу губами, а второй бил его по голове. Космонавт опускался вниз, а жидкость по инерции выливалась к нему в рот. Потом космонавты менялись местами. Мораль: кроме высшего образования, нужно иметь еще хотя бы среднее соображение.

— Теперь–то мы хлещем коньяк по любому поводу и без повода, — буркнул Сухов. — А вот сломайся гравитатор — будем беспомощны как дети.

— И еще… Космонавт Владимир Ляхов славился чувством юмора. Однажды, когда его в очередной раз спросили члены «высокой» зарубежной делегации: «Как стать космонавтом?» — он ответил: «Совместить несовместимое — красный диплом и красную морду!»

Петру Сухову было чем ответить:

— В старой флотской библиотеке я нашел документ под названием «Профессиональные требования к офицерам флота». Там написано, что на флоте обязанности строго распределены. Все до старшего лейтенанта включительно должны уметь работать самостоятельно. Капитан–лейтенант должен уметь организовать работу. Капитан третьего ранга должен знать, где что делается. Кавторанг должен уметь доложить, где что делается. Каперанг должен уметь самостоятельно найти место в бумагах, где ему нужно расписаться. Адмирал должен уметь самостоятельно расписаться там, где ему укажут. Главком Военно–Морского флота должен уметь ясно и четко выразить свое согласие с мнением министра обороны. Министр обороны должен уметь в достаточно понятной форме высказать то, что от него хочет услышать Верховный Главнокомандующий. А Верховный Главнокомандующий, то бишь Президент, должен периодически, но не реже одного раза в пять лет (желательно перед выборами) интересоваться тем, какая армия в данный момент находится на территории его государства. Если выяснится, что своя, то постараться выплатить ей жалованье за последние годы и пообещать его повысить (потом, может быть) процентов на десять–пятнадцать.

— Значит, вам пора научиться расписываться, Петр Иванович, — усмехнулся Рыбников. — Должность–то у вас адмиральская.

Наконец на экране возникло сосредоточенное лицо Бульбиева.

— Здравия желаю, господин председатель Имперского Совета, — отчеканил командующий Эскадрой Номер Раз.

— А — в лоб, старпом? — осведомился Сухов. — Здравствуй, дорогой товарищ.

— Здравствуй, Петр Иванович, — уже по–человечески ответил Семен Бульбиев. — Что случилось?

— Да вот хотел на тебя посмотреть. Вдруг больше не придется… И с Марусей моей парой слов переброситься.

— Мария здесь. Сидит на флагмане, ждет.

— Тогда давай…

Семен Петрович переключил связь на командирскую каюту.

— Привет, деточка. Я соскучился.

— Здравствуй, — тихо ответила Маруся.

Она была в госпитальном халате и шароварах, хотя явно успела бы переодеться после дежурства. Это плохой знак. Любимая смотрела на Петра большими печальными глазами, и ему стало не по себе. «Уходить, что ли, собралась?»

— Ты теперь большой начальник, — сказала девушка.

— Ха–ха, — невеселым голосом произнес кавторанг. — Самой не смешно?

— Не спорь со мной, — упрямо произнесла Маруся. — Изволь дослушать.

— Ну, хорошо, — подчинился Сухов. На самом деле он не ждал от ее слов ничего хорошего.

— Теперь ты — вождь нации, и очень скоро бросишь простую медсестру. Даже если еще будешь любить меня, тебя вынудят это сделать…

— Кто сказал тебе эту глупость?

— Не перебивай! — воскликнула Маруся. — У вождя должна быть достойная подруга. Медсестра с Малайи — никудышный выбор. Ей подыщут замену.

— Если кто–то попробует подыскать мне другую, тотчас спишу на берег — любого, не глядя на чины. Космосом клянусь — бескрайним и всемогущим, — на полном серьезе отвечал Петр. — И больше желающих не будет. Ты веришь мне?

— Я верю только тебе и начальнику госпиталя, — негромко произнесла девушка.

— Вот и хорошо…

Военный Совет вооруженных сил Российской империи — звучит грозно, но на деле это дюжина старших офицеров, которые взвалили на себя ответственность за судьбы нового государства и полумиллиарда его жителей.

Военный Совет включал командование Флотом, береговой обороной и морской пехотой, а также начальника Генерального штаба, начальников флотской разведки и контрразведки, министров внутренних дел и чрезвычайных ситуаций. Входили в него и командиры трех эскадр. Сейчас из трех «комэсков» в наличии был лишь кавторанг Сухов. Разумеется, в Совет по должности входил и председатель Имперского Совета. Так что Петр Иванович Сухов был един в двух лицах и обладал двумя голосами.

Военный Совет, несмотря на предложение Ригерта, заседал не в Брюсселе — в хорошо оснащенном и охраняемом здании Главного штаба Первого сектора, а в Москве — в просторном дворце бывшего Министерства обороны Российской Федерации. До недавнего времени тут размещались штаб–квартира общества «Русский ветеран» и музей обороны Москвы. Была ведь не только битва под Москвой в одна тысяча девятьсот сорок первом, но и осада города ханьскими ополченцами в конце двадцать первого века.

Огромный кабинет, где заседал Военный Совет, был надежно защищен от прослушивания и подглядывания. Окна здесь отсутствовали, потолок и стены обшиты пузырчатым керамопластиком, на пол постелен тусклый ковер с высоченным ворсом. Наверняка этот ворс тоже защищал от юнитских шпионов и диверсантов.

За длинным столом из мореного дуба сидели насупленные члены Военного Совета. На голой столешнице лежали звездные карты, стояли граненые стаканы и хрустальные графины с водой.

На стенной экран вывели кадры из тахионной шифровки, посланной из района Синей Петли. Прежде чем исчезнуть во вспышке аннигиляции, робот–разведчик успел передать на Старую Землю несколько драгоценных кадров. Неподалеку от густого облака на месте взорванной звезды Альберта из гиперпространства один за другим возникали огромные боевые корабли.

При внимательном рассмотрении их можно было узнать: линкоры «Маракайбо» и «Триполи», астроматки «Калькутта» и «Гуанчжоу», тяжелые крейсеры «Кальяри» и «Эль–Кувейт», легкие крейсеры «Антофагаста» и «Гетеборг»… Это заканчивал очередной скачок Седьмой флот ВКС ООН. Эскадры двигались параллельными курсами: Черная под командой контр–адмирала Ким Ге Муна, Белая — под командой контрадмирала Санчеса–Викариа, Синяя — вице–адмирала Мбанданаике, Красная — контр–адмирала Абдул–Гафара. Командующий Седьмым флотом адмирал Паризьон находился на флагмане — линкоре «Брест» в середине каре кильватерных колонн.

Командующий российским Флотом контр–адмирал Выготский, который сидел во главе стола, пояснил для туго соображающих:

— Седьмой флот юнитов в составе четырех эскадр полным ходом движется сюда. Ориентировочное время прибытия — послезавтра в полдень. Встретить врага на дальних подступах к Земле мы можем, но остановить его не представляется возможным. — Помолчал немного, затем сказал хрипло: — Прошу высказываться, господа.

— А другие флоты? — осведомился кавторанг Сухов.

Каперанг Корбут, бывший заместитель начальника разведки Шестого флота, а ныне начальник флотской разведки Российской империи, потер подбородок и откашлялся.

— Согласно оперативным данным, три других флота юнитов остаются в районах дислокации. На хаарском фронте идет разведка боем. — Он говорил медленно, набираясь уверенности с каждым следующим словом. — Вам мало Седьмого?

Петр Сухов этот выпад проигнорировал.

— Стратегическая ситуация такова, — заговорил начальник Генерального штаба каперанг Сергеев–Спасский. Бледное лицо его покрылось красными пятнами. — Даже если мы соберем к Старой Земле все наличные корабли и отбуксируем сюда все орбитальные батареи, у противника останется значительное преимущество. Вдобавок это будет означать потерю остальной территории, всех наших планет с военной инфраструктурой и десятью миллионами резервистов.

— Что вы предлагаете, Герман Оскарович? — спросил Выготский.

Сергеев–Спасский ответил не сразу:

— Пока ничего…

— Я знаю единственно верное решение, — веско проговорил полковник Ригерт — начальник контрразведки Флота. — Но его следует выстрадать. Обсудить все возможные варианты и распроститься с иллюзиями. Сейчас от моих слов будет один вред. — И верно, до конца заседания Порфирий Петрович не проронил ни слова.

Выслушав столь странное выступление, члены Военного Совета переглянулись. Сухов же глядел на контрразведчика, пытаясь понять, что за игру тот ведет. Петр не сомневался, что в рукаве Ригерт прячет козыри — хаарские артефакты. Военмор хорошо помнил ряды закрытых покрывалами столов в подземном бункере. Что там лежало? Сушеные трупики хаарцев или оружие, способное испепелить Млечный Путь?

Самое время достать очередной козырь и кинуть на сукно. Ан нет. Ригерт делал вид, что рукава его пусты, и Землю придется сдать. Сухов не стал при всех спрашивать Порфирия Петровича об артефактах. Кто его знает: а вдруг полковник чист и не ведет никакой игры? Но что–то подсказывало Петру: Ригерт плетет свою паутину, как матерый паук–крестовик.

— Надо встретить корабли авангарда на выходе из очередного прыжка. Мы пошлем сотню брандеров с Малыми Докторами. Если хотя бы десяток сумеют прорваться в зону поражения, Паризьон дрогнет и повернет назад, — уверенно предложил полковник Клячин, министр по чрезвычайным ситуациям. Раньше он возглавлял пожарную службу Восточно–Европейского дистрикта. — Если мы спалим десяток ударных кораблей, у адмирала взыграет очко.

Большой Доктор — это генератор вырожденного пространства, а Малый Доктор — всего лишь контейнер с таким «неправильным» пространством, своего рода мирозданческий фугас с небольшим радиусом действия.

— Господин министр, — презрительно скривил губы Сергеев–Спасский. — В своем блестящем плане вы не учли одну немаловажную деталь: мы не умеем точно определять конечную точку гиперпрыжка. Брандеры наверняка окажутся в тысячах километров от юнитского авангарда. У юнитов будет достаточно времени, чтобы расстрелять наши кораблики, как в тире. Мы впустую потеряем ценнейшие боеприпасы, «галоши» и, главное, лучших людей.

Анатолий Клячин насупился. Он уже ругал себя за то, что сдуру полез во флотские дела, в которых не смыслит.

— Впрочем, атака брандеров может иметь смысл на околоземной орбите, — продолжал Сергеев–Спасский. — Вы готовы повести за собой смертников?

— Разумеется, — нахмурив брови, ответил министр. — Странный вопрос.

— Прошу прощения за резкость, Анатолий Жерарович, — извинился начальник Генштаба.

— Еще предложения, — попытался растормошить мрачных офицеров контр–адмирал Выготский.

С места поднялся командующий береговой обороной полковник Марушкин–Зорге. Это был старый вояка с искусственными глазами и следами лазерных ожогов на лице. Почему–то он не стал делать пластику.

— Я предлагаю не мудрствовать, растрачивая драгоценное время, а действовать по учебнику. Вспомните, господа, как организуется планетарная оборона. Хорошая традиция лучше плохой новации…

Традиционный прием космической обороны — заманить вражеский флот как можно ближе к хорошо защищенной планете, под огонь орбитальных крепостей и зенитных батарей, расположенных на поверхности планеты, на спутниках и орбитальных платформах. Это как минимум вдвое усилило бы огневую мощь Второй русской эскадры. Соотношение сил оказалось бы не столь катастрофическим, и наша агония могла затянуться.

Правда, активная оборона Старой Земли приведет к массированным обстрелам и бомбардировкам ее зенитных батарей. А Праматерью человечества рисковать нельзя. Ракеты с термоядерными боеголовками и лучевые удары разрушат атмосферу, вскипятят океаны. Даже если так далеко не зайдет, все равно погибнут миллионы людей, и жизнь на планете станет тяжелым испытанием для ее уцелевших граждан.

Значит, Второй эскадре следует занять невыгодные позиции и встретить юнитский флот в открытом космосе. Это самоубийство. Ну а вслед за тем, как погибнет последний русский корабль, Старая Земля будет захвачена врагом. Так зачем же впустую гробить те немногие корабли, что у нас есть?

И вот после долгих, яростных споров осталось единственное решение, которое должен был обсудить Военный Совет. Решение чудовищное с точки зрения политики, но стратегически единственно верное — то самое, что изначально подразумевал полковник Ригерт.

— Старую Землю придется сдать, — объявил командующий флотом контр–адмирал Выготский. — Нам не впервой сдавать свою столицу. Москву отдавали четырежды: татарам, полякам, французам и ханьцам.

— Но тогда русская армия имела возможность для маневра, — возразил командующий бригадой морской пехоты полковник Селиверстов. — Позади оставалась половина страны со стратегическими ресурсами. Там можно было собраться с силами, перегруппироваться, чтобы начать контрнаступление. А сейчас речь идет о целой планете. Эвакуировать население Земли невозможно. Мы потеряем верфи, оружейные заводы, склады Резерва Главного Командования. Их придется уничтожить либо подарить юнитам. Мы отдаем врагу самое дорогое, что у нас есть, и остаемся с горсткой кораблей, испуганно мечущихся по Галактике. По сути, мы идем путем барона Врангеля, который покинул Крым в одна тысяча девятьсот двадцатом. И что: вернулся он в Россию победителем? Он даже в гробу в нее не вернулся!

«Исторический опыт Кутузова по сдаче Москвы вселяет надежду, — думал Сухов, слушая Селиверстова. — Когда–нибудь мы станем сильнее, разгромим юнитские флоты и победоносно возвратимся на родную планету… Полная чушь! Отступив сейчас, мы утратим политическое и моральное преимущество, лишимся людских резервов и нашей единственной промышленной базы. Мы уподобимся скрывающимся в горах моджахедам, которые ведут партизанскую войну десятилетиями, но победить в ней не могут никогда».

— А вы что скажете, Петр Иванович? — спросил Сергеев–Спасский.

Ему казалось, что он знает позицию Сухова, но не спросить контр–адмирал не мог. Кавторанг долго отмалчивался, но озвучить свою позицию должен каждый из участников. Тем более что Петр был не просто командующим эскадрой, а номинальным руководителем российского государства.

Кавторангу особо нечего было сказать. «Я — против!» Это не аргумент. Необходимо прорывное решение. Спасительное решение. Но его нет. Нет ни у кого.

— Господа офицеры! Вы бросаетесь из одной крайности в другую. Кто еще недавно предлагал оставить все наши планеты и сосредоточить силы на Старой Земле? Разве не вы? А теперь вы готовы сдать Землю и рассыпаться по Галактике. О чем это говорит? О панике, в которую вы впали. В таком настроении победить нельзя — будь у нас даже в десять раз больше кораблей.

Петр Иванович перевел дыхание. Члены Совета пристально смотрели на него. Одни, похоже, ждали от него чуда. Другие — какой–нибудь чепухи.

— Оборонять Землю и погубить эскадру — откровенная глупость, — продолжал говорить он, сам еще не зная, чем закончит свое выступление. — Сдать Старую Землю — преступление. Пока я не вижу выхода. Согласно кодексу офицерской чести, всем нам следовало бы сейчас застрелиться. И тем самым трусливо переложить ответственность на чужие плечи. Этот путь не для нас… Вот что я прошу вас сделать: учитывая тупиковую ситуацию, сейчас не стоит принимать окончательное решение. У нас имеются еще одни сутки. Разойдемся по домам и подумаем как следует. Пусть лопнут или закипят мозги, но нам придется найти выход. Тем временем надо подготовить эвакуацию правительства и складов оружия. Вот такое мое предложение.

В зале ненадолго воцарилась тишина. Офицеры и адмирал переглядывались или смотрели на стены и потолок.

— Интересное мнение… — пробормотал Сергеев–Спасский. — Однако мозги наши уже лопнули от напряжения. И безо всякого толку. Эксперты из Академии наук тоже ничем не помогли. И полковник Ригерт, похоже, исчерпал список хаарских чудес. Жаль, коротковат оказался список… Терять время нельзя. Прошу голосовать, господа.

Решение оставить Старую Землю приняли большинством в три голоса, но Сухов не хотел ему подчиняться. Необходимо было придумать способ, как спасти Родину.

На выходе из зала Сухов дождался Ригерта.

— Разговор есть, — буркнул кавторанг. — Отойдем.

— Хорошо, — с усмешкой согласился контрразведчик.

Они прошли мимо усиленного поста охраны и пошагали по длинному коридору.

— Как Маруся поживает, как отец? — осведомился полковник.

— Вашими молитвами.

Остановились у окна, ведущего во двор. Оно было бронировано и снабжено защитой от подслушивания. На подоконнике стояли два горшка с цветущей геранью.

— Спрашивайте, Петр Иванович. Да и поеду я домой — жена приготовила ужин, сидит, ждет. И дети папу заждались.

— Зачем вы показали мне актовый зал? — заговорил Петр. — Похоже, я один из всего Военного Совета знаю, что начальник контрразведки, глядя нам в глаза, врет и тем самым приговаривает родную планету.

Ригерт слушал военмора, почесывая пальцем бакенбард.

— Актовый зал… — задумчиво произнес полковник. — Я показал его вам, чтобы вы, Петр Иванович, твердо знали, что у меня нет от вас ни–ка–ких тайн.

— В какую игру вы играете, Порфирий Петрович?

— Я всего–навсего хотел заставить нашу верхушку думать. Думать головой. Чтобы она решала задачи напряжением собственного ума, а не всегдашним российским упованием на чудо. На авось. В нашем случае чуда ждут от вашего покорного слуги, который якобы сидит на груде хаарских волшебных палочек, магических шаров и философских камней.

— А если верхушка ничего не придумает?

— Тогда… — контрразведчик оборвал фразу и сказал совсем другое: — Зачем нам победа, если лучшие из лучших — тупые служаки? Мы строим государство профессионалов или чугунных задниц?

Порфирий Петрович оседлал любимого конька. Гремучая смесь двух «Д»: диалектики и демагогии. Разговор утратил смысл.

Крейсер «Могилёв» стоял на банке на высокой орбите. Спешно залатанный после недавнего боя, с пополненным на скорую руку экипажем. Этот бой в районе Большой и Малой Карибы дорого обошелся кораблю: флагман Второй эскадры потерял убитыми и ранеными четверть личного состава и треть боевой мощи.

На Старой Земле были организованы ускоренные курсы подготовки военморов для пополнения экипажей. Преподаватели и инструкторы перешли на казарменное положение, но при нынешнем уровне потерь решительно не успевали обучить военных моряков. Качество подготовки падало с каждым новым выпуском.

Старушка–Земля уютно светила обширным белоголубым боком в корабельные иллюминаторы. Дежурный офицер отдал рапорт. Происшествий нет. Нет — и не будет. Сдача Старой Земли — не происшествие…

Сухов добрался до своей каюты на «Могилёве» в третьем часу ночи — по корабельному, а значит, по московскому времени. Закрыл дверь, огляделся. Все вещи на месте, а будто что–то пропало. «Давненько я здесь не был», — подумал кавторанг.

В последнюю неделю он стал разрешать себе непозволительную роскошь: по три–четыре часа сна каждые сутки. Полудохлый, до бровей накачанный стимуляторами стратег — хуже предателя. Сухову удавалось прикорнуть то в своем роскошном кабинете в Белом доме, то на кожаном диванчике в штаб–квартире контрразведки Флота в Брюсселе, то в гостевой комнате Главного штаба, то в командирской каюте на борту астроматки «Кандалакша», где был обустроен Оперативный штаб Флота.

А Петр Иванович любил спать на своей койке. Оказывается, он уже начал забывать, что это такое — собственная флотская койка, которая знает каждый изгиб тела своего владельца. Койка, которая безгранично предана хозяину, ведь любить и всячески ублажать его требует заводская программа.

Военмор снял форму и забрался под одеяло. Койка зафиксировала его ремнями — на случай внезапного старта или утраты тяготения. Сделала она это очень бережно, почти неощутимо. Пуховая подушка приняла форму головы. Она была напичкана сенсорами и чипами — как и матрац.

Петр моментально заснул. Он просто не мог не заснуть в столь приятном обществе.

…Сухов сидел в командной рубке, перед пультом управления огнем. «Черт подери! Опять дежурство. А так хотелось вздремнуть».

Рубка была пуста. Вопиющий непорядок, но Сухова это не удивило и не насторожило. А потом вдруг оказалось, что рядом с ним у пульта сидел какой–то человек в мягком скафандре без опознавательных знаков, с откинутым на спину матовым шлемом. Он был знаком Петру, хотя кавторанг понятия не имел, как его зовут, но точно знал: гость не опасен.

— У тебя есть одно желание, — не разжимая тонких губ, беззвучно произнес тот.

Череп, верхняя губа, щеки и подбородок гостя казались гладко выбритыми. Лицо было неподвижно, и только в темных глазах обнаружилась жизнь — там светилась усмешка.

— У меня много желаний, — ответил кавторанг. — И главное из них…

— Нет, — перебил гость. — Победу в войне тебе придется добывать самому. Это долгая история. С низкой, но отличной от нуля вероятностью успеха. Я же выполняю только разовые, конкретные желания. Те, что не противоречат законам физики и природе вещей. Подумай, чего ты сейчас хочешь больше всего.

Петр задумался. Вроде бы он понял знакомого незнакомца. И поверил, что тот действительно может исполнить самое несбыточное желание.

— Я хочу вывести планету из–под удара. На несколько дней. Мне нужно спрятать планету без вреда для ее жителей. Такое вот простое и конкретное желание, — усмехнулся он.

— Выходит, я сам себя загнал в ловушку! — Всплеснул руками незнакомец.

— Уйдешь в кусты? — осведомился Сухов. — Тогда проваливай.

— Не могу, раз обещал. Насколько это срочно?

— Послезавтра днем.

Итак, Петр нашел ответ во сне. Бред сумасшедшего? Лучше бред, чем капитуляция.

Ранним утром Сухов позвонил начальнику Генерального штаба каперангу Сергееву–Спасскому и договорился о немедленной встрече. Подлетел на глайдере прямо к его дому. Двухэтажный каменный особняк еще совсем недавно принадлежал коменданту Кремля.

Каперанг был одет в тренировочный костюм и кроссовки — вроде как вышел на пробежку. Выглядел каперанг хуже некуда — за ночь постарел лет на пять. Морщины бороздили его лицо, вокруг глаз — черные круги.

— Доброе утро, Петр Иванович, — поздоровался Сергеев–Спасский.

— Доброе, Герман Оскарович, — ответил кавторанг.

Уселись на деревянной скамеечке на садовой лужайке. Неподалеку стояла беседка с резными колоннами и балясинами, но командующий Второй эскадрой подумал, что там проще организовать прослушку.

— Вы решили задачку?

— Я не буду сдавать Землю, — объявил Петр Сухов. — И не пытайтесь меня отговорить. Потом за невыполнение боевого приказа можете снять меня с должности, разжаловать и отдать под трибунал. А пока вам придется выполнять мои команды.

— Вы собираетесь ввести меня в курс?

— Так точно.

Выслушав кавторанга, Сергеев–Спасский долго молчал, потом произнес:

— Это очень рискованная операция. Мы можем потерять ВСЁ.

Голос каперанга был мрачен. Его вымотали непрерывные двухнедельные бои, хотя сам Герман Оскарович и не принимал в них непосредственного участия — если не считать штурм московского Кремля в первый день мятежа. В глубине души он уже смирился с нашим поражением. Он не боялся смерти — успел попрощаться с жизнью прежде, чем сказал Ригерту «да».

— Все, кроме чести, — ответил Петр.

— Ради бога, не сотрясайте воздух, — взмолился начальник Генштаба. — Вам не жалко полмиллиарда землян? Так у них без единого выстрела сменится власть. И только–то. А ваш план погубит их всех. И сразу.

— Без выстрела, говорите?.. Активным участникам пощады не будет. Ну да, расстреляют тысяч двадцать или тридцать — цена небольшая. Мы–то с вами — не в счет, мы знали, на что шли. А вот весь цвет русского офицерства вырубят под корень — впрочем, какое вам до этого дело?..

— Хватит меня агитировать, — выцедил Сергеев–Спасский. — Я согласен.

Двадцать юнитских гипертральщиков под прикрытием главных сил Седьмого флота, не встречая сопротивления, неспешно расчищали подступы к Старой Земле. Они пробивали четыре коридора в огромной сфере, состоящей из многих тысяч гипермин. Десятки земных кораблей устанавливали их в течение недели, опустошив все минные склады на планете.

Сухов даже не пытался вывести русские корабли в гиперпространство и вступить в бой. Соотношение сил было один к пяти. Угробить в бессмысленной бойне все боеспособные корабли — не проблема. Куда сложнее удержать экипажи и их командиров от самоубийственной атаки. С криками «ура» военморы готовы бросить свои «лоханки» под огонь главного калибра юнитских линкоров и с гордо поднятой головой испариться при взрыве реакторов…

Военморам погибать запретили, и только один из командиров — старший лейтенант Максим Драчев, что командовал фрегатом «Тикси», нарушив приказ, ринулся в бой. Не выдержал напряжения момента, от отчаяния потерял голову — объяснения его поступку найти можно. Оправдания — нет.

Призывы Сухова прекратить атаку и вернуться в строй командир фрегата пропустил мимо ушей. Быть может, он вовсе отключил связь. Драчев мчал свой «Тикси» в лоб одной из кильватерных колонн юнитов. Экипаж не попытался или не сумел его остановить.

Антипротонный залп с линкора «Триполи» буквально испарил русский корабль. Кончено…

— Славной смерти захотелось?! — ревел кавторанг Сухов по радиоканалу, адресуя свой гнев не старлею Драчеву, который был уже на пути в Чистилище, а всем командирам оставшихся кораблей. — Славы посмертной? Нет ничего славного в самоубийстве! Сдаться врагу гордость не позволяет? Так не сдавайтесь! Но и погибать беспутно не смейте! Сдохнуть без пользы — это не гордость. Это глупость несусветная. А глупость сейчас равна предательству.

— Но, господин кавторанг!.. Петр Иванович! — срывающимся голосом прокричал в ответ командир крейсера «Североморск» капитан третьего ранга Бахарев. — Нет же сил смотреть, как эти гады подбираются шаг за шагом… Мы должны ударить! Сделать хоть что–нибудь!

— Атаковать противника не дозволяю! — рявкнул Сухов, а сам тем временем выслушивал негромкие, но очень вразумительные отчеты о подготовке флотилии брандеров. — Будете терпеть, пока не придет ваше время. И тогда вы получите боевой приказ и пойдете драться за Отчизну. А пока терпите — вы же мужики, офицеры, хрен вас раздери, а не истеричные бабы! Не можешь терпеть — закуси губу до крови, вцепись зубами в кортик — и молчи, черт тебя!.. Конец связи.

Теперь Петр Сухов мог спокойно руководить операцией.

Он держал свой штаб на «Кандалакше». Именно туда стекались все сообщения со Старой Земли, где тысячи специалистов трудились сейчас на пределе человеческих возможностей.

Командующий Второй русской эскадрой торопил людей, ведь резерв времени таял, как сливочное масло на солнцепеке. Юниты неотвратимо надвигались. «Русские печки» не успевали к сроку — хоть ты тресни!

Итак, объект главного удара юнитов — Старая Земля. Молниеносно снять все четыре эскадры Седьмого флота с хаарского фронта и, пока враг не разобрался, не поверил в такую авантюру, перебросить к Земле. Там собрать ударные корабли в кулак и жахнуть со всей силы. А потом столь же быстро вернуть корабли на прежние позиции. Просто как день.

Если разгромить мятежников не удастся, можно под шумок сбросить на Старую Землю Большого Доктора. Ну и плевать, что это наша праматерь — тотальная война все спишет.

К бывшей метрополии объединенного человечества с четырех сторон выходили в кильватерных колоннах крейсера и линкоры — один за другим, как на параде. Это было величественное зрелище. Даже для русского глаза, которому ненавистно все юнитское.

Выходили из гиперпространственного небытия в межзвездную бездну, наполненную понятной и привычной пустотой. В евклидово пространство, где царствуют не законы «новой физики», а элементарный здравый смысл. Выходили, чтобы уничтожить все живое.

Русские корабли по–прежнему висели в околоземном пространстве, не пытаясь атаковать надвигающиеся юнитские эскадры. А вот вокруг Старой Земли началась непонятная суета: сотни маленьких суденышек суетливо выстраивались в самую экономичную геометрическую фигуру — сферу.

А потом стало происходить невозможное. Огромная планета, бело–голубой геоид диаметром более двенадцати тысяч километров, медленно растворялась в черноте космоса. Это было хорошо видно на обзорных экранах и в иллюминаторах боевых кораблей. Старая Земля уходила из нашего мира, из обычного пространства. И в конце концов исчезла из поля зрения людей, радаров, фотоумножителей и телескопов.

Командующий Седьмым флотом Паризьон оцепенело глядел на опустевшее звездное небо. Объект атаки растворился без следа. Он не верил своим глазам — победа уплыла из рук, и ничего было не сделать. Русские в очередной раз сумели улизнуть, перехитрить Адмиралтейство, подставить лично его, адмирала Жан–Пьера Паризьона…

Идея Сухова заключалась в том, чтобы вывести Старую Землю из–под удара. Сделать ее на время невидимой и неслышимой. Даже если каким–то чудом удалось бы перебросить планету через гипер, флот противника тотчас прыгнул в том же направлении и Земля снова очутилась бы под ударом. Отсрочка нападения не превысит получаса. Значит, этот маневр — бессмысленная трата титанических усилий и огромного количества энергии. Нужно было найти принципиально иное решение. Такое, о котором даже помыслить не могли юнитские аналитики. И кавторанг его нашел.

Сначала Петр Сухов провел генеральную репетицию. Он отправился на орбитальную станцию, к ней подошли несколько брандеров, окружили со всех сторон и включили Малых Докторов… Выдавить из нашего мира станцию куда проще, чем целую планету.

Правда, контр–адмирал Выготский был непреклонен и первой в мир иной отправилась морская свинка его адъютанта — искать подопытных крыс или собак было некогда.

Генераторы вырожденного пространства, которые принято называть Большими Докторами, на сей раз были запущены в режиме медленного преобразования. Вместо того чтобы изменить мировые константы так, что сложноорганизованная материя немедленно распадется, они в течение многих часов небольшими порциями производили вырожденное пространство, которое можно капсулировать в Малых Докторах — про запас.

Через двадцать семь минут после своего исчезновения из небытия космическая баржа–автомат возвратилась в подлунный мир. На ее капитанском мостике стоял титанитовый контейнер для переноски животных. Флотские механики проверили судно, военноврачебная комиссия — героическую свинку. Настало время отправляться в никуда Петру Ивановичу Сухову. Вместе с ним убыл адъютант Спиваков, который едва не силком заставил кавторанга взять его с собой.

Разумеется, Сухову не дали бы рисковать жизнью, если бы не помощь влиятельных людей. Церемония отправки была обставлена с суровой торжественностью военного времени. Срочно вызванная Ригертом группа проверенных репортеров засняла с катера, как председатель Имперского Совета, подвергаясь смертельному риску, проверял на себе самом безопасность предстоящей операции. Полковник решил, что этот репортаж сильно укрепит авторитет лично Петра Сухова и всего Имперского Совета.

Связи с исчезнувшей орбитальной станцией не было. Репортеры терпеливо дожидались возвращения кавторанга. И дождались… Сухов и Спиваков вернулись в наш мир через два с половиной часа — целые и невредимые.

После съемок репортеров сытно накормили и напоили, а потом взяли под усиленную охрану. До последней минуты их не отпускали на Землю, чтобы избежать утечки информации.

Тем временем на Старой Земле вовсю кипела работа. Десятки термоядерных станций работали на пределе мощности, обеспечивая энергией Больших Докторов. Ради этого пришлось на сутки остановить все энергоемкие производства на Старой Земле, включая титанитовые конвертеры и матричные синтезаторы, — иначе генераторам вырожденного пространства не хватило бы тераджоулей. Но за спасение планеты эта цена невелика.

Кавторангу Сухову потребовались сотни «галош» — мелких и безоружных, но достаточно ходких и маневренных суденышек. На Старой Земле оставалось полным–полно космического старья — летательных аппаратов, копившихся на складах и в ангарах едва не с первых лет космической эры. Теперь главное было — отделить живые посудины от явной рухляди, подлатать и опробовать их, а также убедиться, что экипажи готовы рискнуть собой ради спасения Родины.

Малые Доктора (небольшие контейнеры с вырожденным пространством) поместили в эти «галоши».

Одна тысяча двадцать четыре суденышка были направлены в расчетные точки околоземного пространства. Его заранее очистили от любых космических объектов. Те же спутники или орбитальные станции, что не удалось или не имело смысла спускать на поверхность Старой Земли, оказались приговорены к расстрелу — как и весь космический мусор. Ничто не должно помешать «галошам» выполнить свою работу.

В операции участвовали пять тысяч моряков. Все пилоты и механики, без кого можно было обойтись во время операции, остались на планете. Зачем рисковать людьми?

Кораблики, ведомые опытными капитанами, подрабатывали слабенькими плазменными движками, корректируя свое положение. Дальше настал момент перевести «галоши» в режим автопилотирования. Их малочисленные команды спешно эвакуировались: усевшись в спасательные средства, они устремились к кораблям Второй эскадры.

Кавторанг Сухов пообещал всем штатским морякам, кто не хочет сдаваться в плен, взять их на боевые корабли и уйти вместе с ними. Времени у моряков было в обрез. Расчет был на растерянность, которая охватит юнитов, когда они обнаружат, что планета исчезла.

Контейнеры должны были приоткрыться строго одновременно. Обычное пространство следует «переваривать» в медленном — «тающем» режиме. Разумеется, полной синхронности при таком количестве судов добиться невозможно, но технология допускает определенный люфт.

Процесс ускорялся. Оптические изображения одной тысячи двадцати четырех суденышек стали мерцать на экранах, запульсировали все сильнее. Потом «галоши» начали распадаться на фрагменты, те — на молекулы, на атомы, на элементарные частицы…

Боевые корабли Второй эскадры и подвалившие к ним спасательные шлюпки находились за пределами зоны поражения, но все же их потрепала пространственная буря. По вакууму, словно по обычному морю, гуляли волны. Хотя трепка эта была видна лишь стороннему наблюдателю. Экипажи, попавшие в шторм, ничего не чувствовали, ведь внутри каждой волны пространство оставалось неизменным.

Тонкая кожура вырожденного пространства, окружившая Старую Землю, не просто отгородила планету от юнитского флота. Она как бы оторвала материнскую планету от Солнечной системы, от всего Млечного Пути и в конечном счете выдавила ее из евклидова пространства. Уйдя из нашего пространства, но не добравшись до гипера, Земля очутилась где–то в междумирье.

— Она вернется? — во второй раз за короткое время спросил Петра старпом.

Это был каплейт Артем Пирожников, бывший начальник БЧ–один на легком крейсере «Кардифф».

— Должна, — буркнул кавторанг.

Маленькие суденышки, отправившие нашу планету за грань мира, распались на элементарные частицы. Изображение Старой Земли, в отличие от «галош», не дрожало. Планета медленно таяла на экранах и наконец полностью исчезла. А неприкаянная спутница ее как ни в чем не бывало продолжала вращаться вокруг пустого места. Кавторангу некогда было узнавать, что о таком феномене говорят астрофизики. Он окончательно успокоился: если Луна продолжает служить своей исчезнувшей хозяйке, значит, старушка–Земля непременно вернется.

— А что сейчас там, на поверхности? — продолжал донимать вопросами Пирожников. — Летят небось вверх тормашками — без силы тяжести…

— С силой тяжести все в порядке. Земля по–прежнему имеет массу, вращается вокруг своей оси и вокруг солнца.

— Но солнце здесь, а Земли не видно.

— Я не знаю тонкостей, Артем Ильич. Я не физик. Да и вряд ли они что–то нам объяснят. Это за пределами современных знаний… Как бы там ни было, гравитационное поле сохраняется.

— И что видят земляне, если солнце исчезло? Там вечная ночь?

— Небо переливается всеми цветами радуги и сияет — красота неописуемая… Вы уже связались с Москвой? — Петр знал ситуацию со связью, но пытался спастись от вопросов.

Находясь на орбитальной станции, Петр Сухов и Аристарх Спиваков видели весь процесс своими глазами и снимали на видеокамеры скафандров. Там были установлены десятки приборов: от магнитометра до люксометра. Ученым будет чем заняться на досуге.

— А–а… — Каплейт был сбит с толку. Потом приказал: — Связь с Главным штабом!

Радист вызвал Землю. Связи не было. Начальник БЧ–четыре послал в Штаб тахионную депешу. Ответа не последовало.

— Ничего нет, Петр Иванович, — потерянно произнес старпом.

— Вот и хорошо, — ответил Сухов. — Как и должно быть…

Он был почти уверен, что Старая Земля через некоторое время вернется в наше пространство–время, ведь посыл, изгнавший ее отсюда, слишком слаб и кратковремен. Планета проявится, как изображение на древней фотопластинке. И все вернется на орбиты своя. Будто и не было этого ловкого маневра, поломавшего привычные законы физики.

— Подбор спасательных средств закончен, — радостно доложил дежурный офицер.

Ни один штатский моряк не попадет в руки врага — и это здорово.

— Уходим! — отдал Сухов долгожданный приказ.

Корабли Второй эскадры дружно ушли в гипер, направляясь к Малайе на соединение с Эскадрой Номер Раз.