Лучшим способом собрать в одном месте сразу всех боевых командиров, разумеется, был флотский чемпионат по борьбе. Но в условиях войны, пусть даже очень странной войны, провести чемпионат в масштабах всех Военно–Космических сил ООН было нельзя. Адмиралтейство встало бы насмерть. Не исключено, что полетели бы головы. А на уровне одного из флотов — причем временно выведенного в резерв — это более реально, хоть и требовало больших усилий, включая политическую пропаганду.

Безумная, на первый взгляд, идея зародилась в голове каплейта Бульбиева, который наблюдал за тренировками кондуктора Спивакова в спортзале «Котлина». Развил и транслировал ее Порфирию Петровичу Сухов, а непосредственно организацией чемпионата занялись контрразведчики из команды Ригерта. Колонелю и его таинственным покровителям идея очень понравилась.

Дело было за малым: убедить флотское начальство и, в первую очередь, адмирала Кобурна, что это их собственная гениальная задумка. Звучит ведь громко и звонко: надо сплотить личный состав Шестого флота, доказать всем ВКС, каждому из пятнадцати миллиардов юнитов и даже всей чертовой Галактике, что человечеству не страшны ни война, ни хрен в ступе и его дух сломить невозможно — в принципе.

Разумеется, многомиллиардному человечеству и Галактике в целом было плевать на флотские забавы, однако чем дурнее мысль, тем легче бывает ее внедрить, тем охотнее ее принимает чиновничий ум, настроенный на компанейщину и вечную показуху. А ведь большой флотский начальник — тот же чиновник, только при золоченом кортике, лампасах и шевронах.

Ригерт и его люди на флотах были профессионалами: они умели играть на человеческих слабостях и пристрастиях. А иногда и игры–то никакой не требовалось. Командующий Шестым флотом адмирал Кобурн с юных лет был пленен смешанными единоборствами. До войны присутствовал на всех флотских состязаниях и лично возглавлял флотскую команду на чемпионатах ВКС. Его стоило лишь слегка подтолкнуть.

Кобурн был отнюдь не дурак и особой храбростью не отличался. Посоветовался с начальником штаба и командующими эскадр. Те сочли, что старик то ли приболел головой, то ли устроил проверку на лояльность. Их ответы были примерно одинаковы: все наши мысли и наше время заняты боевой подготовкой, мы готовимся дать отпор врагу, нам не до чемпионата.

Пришлось Кобурну взять ответственность на себя. Хоть адмирал и загорелся идеей, устроить чемпионат он решился не сразу: раздумья заняли пару сутолочных дней и бессонных ночей. Наконец Кобурн закончил обмозговывать свою смелую, оригинальную идею и принял решение. Флотский чемпионат пройдет на борту самого большого корабля Шестого флота — астроматки «Мадейра» с пятнадцатого по семнадцатое июля по среднегалактическому времени. Победители получат медали и внеочередное повышение в чине, а делегировавшие их корабли — наградные кубки и по ящику настоящего шотландского виски с планеты Эдинбург.

Адмирал Кобурн горы своротил, чтобы организовать флотский чемпионат как следует. У него даже мысли не было, что он действует с чьей–то подачи, — так ловко все было подстроено.

Традиционно соревнования на Флоте проводились в нескольких дисциплинах: классический бокс, рукопашный бой, дзюдзюцу и, пожалуй, самые востребованные — бои без правил. На сей раз адмирал решил ограничиться боями без правил или, как принято называть у юнитов: «эм эм эй» — смешанными боевыми искусствами. Затягивать сверх меры без того не слишком популярные в глазах Адмиралтейства соревнования во время войны — себе дороже.

Правила чемпионата таковы: каждый боевой корабль может выставить только одного бойца. Как только участник боев выбывает из соревнования, вся корабельная делегация отправляется обратно. Боеспособность флота не должна падать из–за праздного любопытства военморов.

— Кого направим морды бить? — осведомился Бульбиев. — От «Котлина» должен быть собственный представитель. И неплохой — чтоб продержался хотя бы пару дней.

Он заранее знал ответ, но предпочитал, чтобы фамилию единственного реального кандидата назвал кто–то другой.

Петр Сухов обвел глазами собравшихся в кают–компании офицеров — тех, что были свободны от вахты, и произнес:

— Предлагаю кондуктора Спивакова.

— Да он же старик! — вырвалось у начальника БЧ–семь лейтенанта Сидорова.

Судя по выражениям лиц, молодые военморы были с ним согласны. Кавторанг молча покачал головой. Сидоров покраснел как рак и, встав, сказал изменившимся голосом:

— Прошу прощения.

Он разом просил прощения у всех членов экипажа, кому было за сорок.

— Так–то лучше. Предлагаю провести отбор. Желающие отправиться на чемпионат сразятся с моим адъютантом. Бой укороченный: три раунда по три минуты. Начмед имеет право остановить поединок, если возникнет опасность жизни бойца. Вопросы есть?

Офицерам хватило ума воздержаться от дурацких вопросов типа: «Вы шутите, командир?» И от всех прочих — тоже. По голосу Сухова было ясно: он совершенно серьезен и готов всыпать шутникам по первое число.

— Решение принято, — подытожил Бульбиев. — Желающие сломать руки–ноги и нести вахту в гипсе приглашаются в спортзал.

Офицеры заулыбались.

Кавторанг Петр Сухов, разумеется, заранее поговорил с адъютантом. Получив столь неожиданное предложение, кондуктор Спиваков сначала удивился, затем попросил время подумать. Адъютант сел на табурет, поскреб подбородок, почесал переносицу, собрал морщины у глаз — думал недолго.

А потом кавторанг услышал совсем иные возражения, чем ожидал:

— Опасно это, Петр Иванович. Могу покалечить парней.

Бить своих пацанов ему было не с руки. И все же отступать некуда: молодняк жаждал помериться силами. Ребята ни жить ни быть желали попасть на флотский турнир, и теперь их придется остановить.

— Давай рискнем, Аристарх Львович. Вы уж постарайтесь бить полегче — если соперник слабоват. Поддаваться не надо — только смягчать удар. Это ведь для дела нужно. Поверьте.

И кондуктор поверил.

Объявление, сделанное старпомом, корабельная связь «Каштан» донесла в каждое помещение фрегата. Откликнулось человек десять. Начмед Лукашин отсеял двоих — из–за недавних ранений и травм.

Восемь здоровяков разделись до пояса и разминались в спортзале под наблюдением боцмана Павла Ставриды. Они были молоды и уверены в своих силах.

— Пусть сначала пацаны разберутся между собой, — предложил старпом. — А то Аристарху придется попотеть, ёшкин кот. Незачем это перед серьезным делом.

— И то верно, — согласился Сухов. — Пусть останутся двое, — решил он. — Спиваков проверит каждого. Начнем…

Флотские бои без правил, конечно, проводились по вполне определенным правилам — иначе поединки заканчивались бы смертоубийством. Однако эти правила имели мало общего с регламентом Всемирной федерации ММА. На флоте главным была не зрелищность поединков, а проверка боеготовности военморов. По крайней мере, так заявляло флотское начальство. Рядовые военморы, разумеется, хотели зрелищ. Ведь хлебом их кое–как, но кормили.

Офицеры разместились на матах. Матросы, которых в зал не пустили, толпились в первом кубрике. Сухов приказал вывести изображение на стенной экран. Старпом зачитал основные правила боя: не выламывать пальцы, не кусаться, не вырывать куски мяса, не бить в пах и горло, по затылку и позвоночнику.

Бульбиев вызывал матросов парами и сам судил поединки. Особо смотреть было не на что: парни дубасили друг друга сильно, но некрасиво. Кто–то владел приемами борьбы, но в основном шел кулачный бой, с которым только на улицу в увольнении выйти не стыдно.

Угловых на ринге не назначали и некому было выбросить полотенце. Доктору пришлось трижды останавливать бои, когда у военморов начинала сильно идти кровь — из носа или изо рта. Всякий раз он ужасно ругался и требовал прекратить соревнование.

Спиваков следил за боями с судейской вышки, что стояла рядом с волейбольной сеткой. С этой позиции ему было хорошо видны достоинства и недостатки бойцов. Главный недостаток, понятное дело, — это отсутствие опыта и неумение правильно воспользоваться своей недюжинной силой. Он сразу определил фаворитов и не ошибся. Победители уже участвовали в эскадренных соревнованиях и успели познать вкус победы.

Скоро в списке претендентов остались двое: каратист и самбист. Ребята крепкие: первый — невысокий, поджарый, смуглый кореец, второй — мощный, с ногами–колоннами и железными ручищами, настоящий русский богатырь из ветхозаветной былины. Попробуй повали такого…

Спустившись с вышки, кондуктор разулся и снял форменку. Худой и нескладный, он не произвел впечатления ни на бойцов, ни на зрителей. Но его противники были настороже — они ждали от старика подвоха.

Первым в очереди был Сергей Подшивалов, самбист–перворазрядник со Старой Земли. Поединщики поклонились. Бульбиев дал команду, и бойцы сошлись в первом раунде.

Тяжеловесный самбист оказался на удивление гибок. Он не спешил атаковать и стремительно передвигался по импровизированному рингу — кружил вокруг противника. Спиваков стоял на месте и только поворачивался, чтобы не подставлять борцу спину.

Потом кондуктору надоело стоять и ждать у моря погоды. Неуловимым движением он взвился в воздух. На уровне головы Подшивалова мелькнули ноги — смыкающиеся концы «ножниц». Самбист успел отскочить. А когда Спиваков начал опускаться на пол (ведь у него нет вживленного в тело антигравитатора), матрос кинулся на него, словно хотел смести с ринга.

Бросок Подшивалова был молниеносным, но кондуктора в этом месте не оказалось. Непонятным образом Спиваков, еще не опустившись на ринг, переместился на метр в сторону. И тотчас взлетел в воздух снова. Один размашистый удар двумя ногами — и ловкий парень рухнул на татами. Чистый нокаут в первом раунде.

Аплодисментов не было — зрители в тревоге вскочили на ноги. К поверженному самбисту подбежал доктор. Подшивалов был без сознания. По счастью, дело ограничилось небольшим сотрясением мозга, а потом фиолетовым синяком на виске.

Нанеся удар, Спиваков опустился на пол, сделал несколько наклонов в стороны, разминая мышцы, и тяжко вздохнул. Он ведь предупреждал…

Когда матроса привели в чувство, начмед напустился на командира корабля:

— Господин капитан второго ранга! Почему вы позволяете калечить свой экипаж?!

Он весь побелел и трясся. Оставаясь сидеть на стопке матов, Сухов рявкнул:

— Прекратить истерику!!! — И уже спокойнее добавил: — Вы же не баба, Максим Алексеевич, а боевой офицер. И у нас тут война.

Теперь начмед побагровел. Он явно что–то хотел сказать в ответ, но не решился. Санитары унесли матроса на носилках в медсанчасть, и пришло время начинать второй поединок.

Кондуктору противостоял мастер спорта по карате, старшина Николай Ли. Он зауважал Спивакова, но отказываться от боя не собирался.

Офицеры снова уселись на маты, каплейт Бульбиев дал команду, громко свистнув в старинный пластмассовый свисток. Свисток этот был одним из множества артефактов, которые команда принесла на «Котлин». Военморы ценили и пуще глаза берегли уникальные пережитки эры морских кораблей.

Первый раунд снова оказался последним. Аристарх Спиваков мощно оттолкнулся левой ногой от татами и за пару секунд сделал несколько перелетов навстречу противнику. Это были именно перелеты, а не прыжки — с зависанием над рингом и вычерчиванием в воздухе странных фигур. Смысл их был непонятен: перелеты требовали бешеной энергии, но мало приближали кондуктора к старшине.

Четвертый перелет качнул воздух, передав воздушному потоку сатанинскую силу. Ноги Николая Ли подломились, он упал на колени, но тотчас поднялся с татами.

Не успев нанести ни одного удара, старшина–каратист был оглушен. И при этом никак не мог набрать в грудь воздуха. Спиваков стоял на противоположной стороне ринга и сочувственно смотрел на него.

Старшина хрипел, он развел руки и водил ими, словно бы отгребая воду, а потом повалился на спину. Все закончилось, не успев начаться. Публика онемела.

— Что это за изуверство такое?! — воскликнул начмед.

Доктор вскочил с матов и ринулся к проигравшему — делать ему искусственное дыхание. Вернувшиеся в зал санитары забрали вторую жертву жесткого спорта. Начмед сопровождал носилки с оскорбленным видом.

Зрители встали с матов, с озадаченными лицами поклонились Спивакову и, тихо переговариваясь, вышли из спортзала. С адъютантом остались только Сухов и Бульбиев.

— Мне очень жаль, — сказал кондуктор, утирая полотенцем капельки пота со лба, шеи, плеч и груди. — Но лучше получить здесь, чем там.

— К вам у меня никаких претензий, Аристарх Львович. Спасибо за урок, — мрачно проговорил Петр Сухов. — А вот с экипажем придется провести разъяснительную работу. Чтоб не было недопонимания.

Команда явно переоценивала свои возможности. В космическом бою это самая короткая дорога к поражению.

— Я этим займусь, — вызвался старпом. — У вас своих забот достаточно.

— Хорошо, — пробормотал Сухов. — Теперь о чемпионате. Как думаете, Аристарх Львович, у многих бойцов будут в загашнике такого рода сюрпризы?

— Я — не спортсмен, Петр Иванович. И за боями без правил слежу вполглаза. Когда попал в контрразведку, меня направили в спецподразделение «Мангуст». В детали не посвящали, но, как я понял, оно предназначалось для захвата боевых кораблей. Юнитских кораблей. Меня обучили стрельбе изо всех видов оружия, включая лазерные пушки, и обороне без оружия. Инструктором был интересный тип: узкоглазый, низкорослый, худющий, чуть сгорбленный человечек. Чина я его не знаю, как и настоящего имени. Кличка у него была «Морчелла». Так вот он и научил меня этой странной борьбе. Мало у кого получалось — координация движений была не та, да и мать–земля от себя не отпускала. Тут ведь надо в воздухе зависать. Большинство отсеялись с самого начала, некоторые — по ходу. Им стали преподавать дзюдзюцу. Только я и еще один старший лейтенант прошли курс Морчеллы до конца. Самое любопытное началось потом: нас стали учить ручному управлению кораблями. И вдруг меня перевели в эскортную службу.

— Так уж и «вдруг»? — не поверил каплейт Бульбиев.

Кондуктор усмехнулся в рыжие усы и произнес:

— Вы же читали мое личное дело.

— О вашей службе в «Мангусте» там нет ни слова.

— Вот ка–ак… — удивленно протянул кондуктор. — Зачем же я тогда все военные секреты вам разболтал? — посетовал с нарочитой веселостью. — Так вышло… Я много грешил в прошлой жизни. Попав в контрразведку, решил сдуру, что старые грехи списаны и прошлое меня не достанет. И вдруг в Особый отдел приходит письмецо. Дескать, моральный облик кондуктора Спивакова исключает возможность…

— А как звали того старлея из «Мангуста»? — спросил Сухов.

— Артем Гарнет, с Новой Таврии.

— И что с ним стало?

— Не знаю. Тогда он остался в «Мангусте». А потом… — Спиваков развел руками.

— Хорошо. Идите, отдыхайте, Аристарх Львович. Сейчас вас заявим, а завтра отправляемся.

Легким пружинящим шагом Спиваков двинулся к выходу. «Он без труда мог бы еще пяток бойцов положить, — подумалось Петру. — С таким человеком надо быть на одной стороне».

— Думаешь, сдюжит? — осведомился старпом, когда дверь за кондуктором закрылась.

— Мы же его не за медалями посылаем.

Но сам подумал: «А почему бы и нет?»

Когда спортивная делегация с фрегата «Котлин» прибыла на астроматку «Мадейра», дежурный офицер предложил Петру Сухову пройти в командно–штабную рубку. Остальных котлинцев отвели в один из матросских кубриков, где размещали прибывающих бойцов, их массажистов, врачей и тренеров.

В рубке кавторанга встретил адмирал Джеймс Кобурн собственной персоной. Адмирал был в прекрасном расположении духа и сиял как начищенная офицерская кокарда.

В центре обширного стола стояли четыре сверкающих кубка с аляповатой чеканкой, и лежали вынутые из коробочек четыре медали на бело–голубых лентах — цветов юнитского флага. Золото, серебро и бронза — три металла, три степени отличия. Как и пятьсот лет назад. Флотские традиции святы.

— Господин адмирал! Капитан второго ранга Сухов прибыл в ваше распоряжение для участия в чемпионате флота, — доложился Петр.

Адмирал был одет в черный мундир без нашивок, эмблем, погон и наград. Из знаков отличия имелись только золотые шевроны на рукавах. Сшит мундир был явно по личному заказу — из мягкой, на вид невесомой ткани. Белоснежный воротничок, выглядывающий из кителя, резко контрастировал с темно–кирпичной морщинистой шеей Кобурна.

— Вольно, мой капитан. Мы сейчас не на службе, — с улыбкой произнес комфлота и жестом предложил командиру «Котлина» сесть за стол.

— Спасибо, сэр.

Сухов сел в мягкое, какое–то очень домашнее кресло, принесенное, скорей всего, из кают–компании. Кроме них, в командно–штабной рубке были четыре дежурных офицера. Огромное помещение казалось пустым ангаром, где недавно стояли то ли десантные катера, то ли контейнеры с боеприпасами.

— Давно хотел побеседовать с вами в неформальной обстановке, Пиотр, — заговорил Кобурн, усевшись в кресло.

— Я слушаю, сэр. — Командир фрегата был порядком озадачен.

— Хочу пригласить вас провести эти три дня со мной. Будем смотреть бои из адмиральской ложи — там прекрасный обзор. Что скажете?

«Хреново… Все переговоры придется вести Бульбиеву и Хвостенко, — с раздражением подумал Сухов. — Доверенным лицам всегда меньше веры. Разговор пойдет медленно и трудно. Если вообще пойдет».

— Спасибо, сэр. Это заманчивое предложение. Однако я не привык бросать своих людей.

— Уверен, ваши люди справятся и без вас. Иначе вы были бы плохим командиром, Пиотр, а это не так. — Кобурн оказался непреклонен.

Пришлось подчиниться:

— Почту за честь, сэр.

— В вашем распоряжении каюта начлета. Он сейчас в госпитале. Так что сможете выспаться. А сегодня вечером, после боев приглашаю вас на банкет. Я хотел бы пригласить на него всех старших офицеров, но места в кают–компании не хватит. Пришлось кидать жребий… — Джеймс Кобурн усмехнулся. — Обедать я приглашаю вас за свой стол. Стюард предупрежден.

— Спасибо, сэр. За что мне такая милость?

Адмирал прекрасно понимал, что русский язвит, но не стал отвечать колкостью. Все еще пребывая в благодушном настроении, Кобурн лишь погрозил кавторангу волосатым пальцем.

— Меня заинтересовала история с захватом хаарца, Пиотр. Хочу расспросить вас и вообще поговорить по душам. Вы ведь не против?

— Разумеется, сэр.

«Неужто комфлота не доложили в подробностях? Старику просто интересно или у него есть некие планы в отношении меня? А может, он врет, глядя мне в глаза, и причины совсем иные?» Ответы на эти вопросы Петр надеялся получить до конца соревнований.

Торжественное открытие флотского чемпионата состоялось в огромном спортзале астроматки, в центре которого был оборудован боксерский ринг, а вокруг — трибуны для зрителей. Кубки и медали заранее перенесли в спортзал, и они красовались на столике судейской бригады и висящем над головами здоровенном экране.

Рядом с рингом выстроились тридцать два бойца. Двадцать восемь военморов были делегированы кораблями, еще трое — базами флота. Штаб Шестого флота направил на «Мадейру» только одного человека — каплейта Гарнета.

Командующий Шестым флотом адмирал Джеймс Кобурн подошел к столу с призами. Разговоры на трибунах смолкли.

На сей раз Кобурн был в белоснежном мундире с эполетами. На груди — строгие значки военно–морских академий и несколько рядов орденских планок. На поясе висел адмиральский кортик в золотых ножнах.

— Соратники! Рад видеть всех вас на «Мадейре» живыми и здоровыми! — Старик разом скинул лет двадцать, глаза блестели. — Надеюсь, в следующий раз в наших рядах не появятся бреши… Война объявлена, — говорил в микрофон комфлота. — Самое время помахать кулаками.

В зале засмеялись. Адмирал перевел дыхание и продолжил:

— Мы докажем всей Галактике, что готовы к бою и незачем мурыжить нас в глубоком тылу.

Зрители на трибунах зашумели и заулюлюкали.

— Восемнадцатый чемпионат Шестого флота по смешанным боевым искусствам объявляю открытым!

Адмирал вскинул руку и выпалил в потолок из музейного револьвера. Выстрел был холостым, но облако дыма получилось что надо. Зрители захлопали. Кто–то крикнул:

— Ура!

Крик подхватили. Адмирал Кобурн вопил вместе со всеми.

Начался первый круг боев. Из объявленных бойцов Сухова заинтересовал тот самый Артем Гарнет из штаба флота. Но в своем первом поединке Гарнет не показал ничего особенного: сделал молниеносную подсечку и измолотил упавшего противника чугунными кулаками.

Начальный бой Спивакова состоялся в одиннадцатой паре — под занавес первого дня соревнований. Красный угол ринга занял чернявый мексиканец с линкора «Нью–Орлеан», по имени Педро Гомес. Аристарху Спивакову достался черный угол. Угловым кондуктора был назначен лейтенант Ваня Чонг, начальник минно–торпедной части фрегата «Котлин».

Чонг умело массировал кондуктору шею, плечи и спину, не обращая внимания на шум в зале. Спиваков сидел неподвижно, с закрытыми глазами — будто дремал. Своей худобой и высоким ростом он отличался от большинства бойцов и многим болельщикам казался весьма уязвимым.

Затем судья свел бойцов и предупредил:

— Джентльмены! Помните: запрещены укусы, тычки в глаза, удары в пах, горло, по затылку и хребту, ломка малых суставов и «рыболовные крючки».

Говоря о «рыболовных крючках», он напоминал бойцам традиционный запрет рвать пальцами уши, рот, ноздри или выщипывать куски кожи.

Мексиканец был среднего роста, мускулистый и очень подвижный. Выше пояса его тело покрывали странные шрамы, словно военмора когда–то пытали каленым железом. После удара гонга он затанцевал в красном углу, соображая, как подступиться к противнику.

А вот кондуктор тратить время на раздумья не стал. Против ожиданий Сухова, кондуктор не стал летать по воздуху — тремя широченными, стремительными шагами он подошел к Гомесу и нанес один–единственный удар открытой рукой — прямо в лоб. Мексиканец упал. Бой был закончен.

Зал поначалу ничего не понял. Зал недовольно зашумел. Гомес неподвижно лежал на ринге. Нанеся сокрушительный удар в голову, Аристарх Львович отступил и стал ждать решения рефери. Тому ничего не оставалось, кроме как громко сосчитать до десяти и поднять вверх руку Спивакова. Тем временем секундант и его помощник уносили поверженного мексиканца в санчасть.

Когда до публики дошло, она взревела от разочарования и восторга.

— Ну, вы даете, Пиотр, — восхищенно протянул Кобурн. — Так ведь можно и победить.

…Перед сном Петру удалось ненадолго освободиться и посмотреть, как разместили котлинцев, а заодно расспросить Бульбиева о ходе переговоров. Сухов и старпом заранее знали, какие помещения на «Мадейре» не прослушиваются — вернее, где прослушка находится под контролем людей Ригерта, а где участников чемпионата слушают другие подразделения контрразведки.

Семен Бульбиев заметно устал — все силы высосали трудные переговоры. С непривычки ему пришлось несладко.

Командиры чисто русских кораблей уже общались с колонелем Ригертом. С ними не было бы особых проблем, да вот только на чемпионат, кроме Сухова, никто из них не попал. Переговоры шли с младшими офицерами ударных кораблей Шестого флота — теми, кто прибыл сюда вместе со своими юнитскими командирами.

Так вот эти русские военморы неохотно шли на контакт. Они явственно ощущали шаткость своего положения, его предельную уязвимость. Ерзали, ждали, что начальство вот–вот вызовет и даст нагоняя. А, пойдя на откровенность, сразу давали понять, что мало кому могут довериться даже среди своих, что не верят в успех дела. Ну не смогут они с несколькими десятками единомышленников нейтрализовать многочисленные экипажи своих кораблей — и все тут.

Старпому приходилось снова и снова излагать им свои аргументы. Они были сформулированы Ригертом, а ему самому помогали лучшие психологи. В военморов следовало вселить уверенность в своих силах, настроить, убедить, что так дальше жить нельзя и более подходящего момента для восстания уже не представится. И Бульбиев из кожи лез…

— Крепись, Семен Петрович, — напутствовал его кавторанг, прежде чем отправиться к себе в каюту. — Был ты отличным боевым офицером, а теперь станешь настоящим командиром, которому и эскадру вверить не страшно.

Второй день чемпионата открывали последние предварительные бои. Петр Сухов снова наблюдал за поединками, сидя рядом с адмиралом Кобурном. Сегодня командующий Шестым флотом казался не выспавшимся и желал зрелищ погорячее. Как назло, поединки вгоняли в сон.

На ринге обменивались ударами два смуглых бойца. Один был одет в черные шорты, другой — в красные. Это казалось единственным существенным отличием — оба были приверженцами ударной техники. Совершенно равный и довольно скучный, на взгляд Сухова, поединок. Кобурна он тоже не радовал — адмирал едва подавил зевок.

— Вот что мне в вас нравится, Пиотр, — задумчиво произнес командующий Шестым флотом. — При всей вашей известности вы не качаете права, не требуете послаблений и привилегий по службе.

— Я — русский, сэр.

— Ну и что? — удивился адмирал. — Разве русские — не живые люди?

— Пока живые, сэр. Наше положение на Флоте…

— Бросьте, Пиотр, — Кобурн махнул рукой, едва не повалив один из кубков. — Не надо давить на жалость, бесконечно причитая о дискриминации гениальных русских. Как это вы называете? Страдания Саратова?

— Я не буду причитать, сэр. Предпочитаю носить боль в себе. — Кавторанг постучал костяшками пальцев по груди.

— Хорошо сказано, Пиотр. Почти как в Большом театре. Но мы совсем забыли об этих несчастных, — адмирал указал пальцем на ринг.

В конце третьего раунда один из бойцов наконец сумел нанести противнику пару точных ударов в челюсть и заработал судебное решение в свою пользу. Кобурн разочарованно покачал головой. Он терпеть не мог вялые бои, где победа дается по очкам. Ему подавай нокаут или болевой прием.

— Вы любите морские байки, Пиотр?

— Кто же их не любит, сэр?

— Тогда послушайте… Старый английский лорд приходит к врачу. «Доктор, полгода назад я женился на прелестной молодой особе, но она никак не может забеременеть. Посоветуйте что–нибудь». — «Сколько вам лет, сэр?» — «Семьдесят пять». — «А вашей жене?» — «Двадцать пять». — «Вот что я вам посоветую. Возьмите вашу жену, наймите молодого секретаря и отправляйтесь на яхте в путешествие месяца на два или три. Морской воздух порой творит настоящие чудеса». Проходит полгода. Старый лорд появляется у доктора. «Огромное вам спасибо, доктор! Морской воздух действительно творит чудеса! Моя жена беременна!» — «Хм, а как поживает молодой секретарь?» — спрашивает доктор. «Вы знаете, она тоже беременна! Морской воздух творит чудеса!»

Командир «Котлина» поднял большой палец правой руки. Адмирал остался доволен и через полминуты осведомился:

— А чем ответите вы, Пиотр?

Сухов знал немало флотских баек и анекдотов, но все больше неприличные или понятные только истинно русскому человеку. Комфлота надо было рассказать что–нибудь невинное и общедоступное. Сухов порылся в памяти.

— Ну хорошо, сэр. Это правдивая история из нашего славного прошлого.

Адмирал в предвкушении потер волосатые руки.

— Императрица Екатерина Великая любила встречать летние рассветы на собственной яхте в Финском заливе. Яхта выходила в залив, Екатерину сажали на специальную доску на веревочках, которую моряки называли «беседкой», и через блок поднимали на верхушку мачты. Там императрица наблюдала рассвет на несколько минут раньше остальных, потом ее спускали, и она шла отдыхать. И вот однажды какой–то матрос, проходя по своим делам под висящей царицей, ненароком поднял голову и обомлел…

У командующего Шестым флотом удивленно поднялись брови.

— Юбки в то время были длинные и пышные, но панталон дамы не носили, — пояснил Сухов. — И зачастил матрос под мачтою ходить. Туда пройдет — глаза к небу поднимет, обратно пройдет — взглянет… Заметила это императрица, велела себя спустить: «Капитана ко мне!» Подбегает бравый офицер: «Капитан второго ранга Иванов–Седьмой!» — «Господин капитан! Что это нахальный ваш нижний чин мою царскую задницу рассматривает? Немедленно наказать!» «Есть!» — вытянувшись в струнку, отдает честь капитан. «Поднимайте меня наверх, а то из–за вас рассвет пропущу». Посмотрела она восход, спустили ее на палубу… Подлетает бравый Иванов–Седьмой: «Ваше величество! Матрос Кондрашкин наказан согласно статье второй Военно–морского устава!» «Хорошо–хорошо, голубчик», — говорит императрица. И спать пошла.

Петр рассказывал неспешно, подбирая английские слова. Кобурн расслабленно слушал, почти не глядя на ринг.

— Через несколько дней, на балу, Екатерина рассказывает об этом случае своим фрейлинам, — продолжал повествовать командир «Котлина». — «…и наказали его по второй статье Военно–морского устава». «А что это за статья?» — интересуются фрейлины. «Не знаю, — говорит императрица. — Вон идет генерал–адмирал Апраксин. Его и спросим». Подзывает старичка Апраксина. «Господин генерал–адмирал! Вы знаете Военно–морской устав?» «Так точно, ваше величество!» — отвечает генерал–адмирал и пытается втянуть живот. «А о чем говорится в его второй статье?» «Статья вторая Военно–морского устава гласит, — бодро рапортует Апраксин, — «Всякий нижний чин, заметивший на корабле щель и не заткнувший ее, наказывается битьем линьками — десять раз и арестом на гауптвахте — на десять суток!“».

У адмирала Кобурна случилась истерика. Легонькая такая — впокатуху. От хохота командующий Шестым флотом сполз из кресла на ковер. К нему на выручку прибежал могучий адъютант в чине каперанга. Подняв адмирала с помощью Сухова, адъютант укоризненно посмотрел на русского и молча удалился.

Утерев со щек слезы и с трудом отдышавшись, командующий Шестым флотом произнес восхищенно:

— Давно заметил, что вы, русские, знаете толк в английском юморе.

К концу второго дня чемпионата все случайные люди были сметены с ринга. К стадии одной четвертой финала не осталось ни одного любителя подраться — только те военморы, кто тренировался годами. В третий день должны состояться лишь семь поединков, но публика была уверена, что это будут яростные, по–настоящему роскошные схватки.

Ханец с крейсера «Картахена» блестяще владел приемами тайского бокса. Во втором раунде упорного поединка он сумел нанести Спивакову несколько болезненных ударов в корпус и по ногам кондуктора.

Петр Сухов видел, что его адъютант выдыхается, и уж было решил: вот ты и спекся, Аристарх Львович… Спиваков раз за разом взлетал в воздух, но прыгучий противник скакал по рингу, успевая уклониться от ударов. И все же один из полетов кондуктора достиг цели — ступня правой ноги попала противнику в нижнюю челюсть. Челюсть хрустнула, и ханец в болевом шоке упал на ринг.

Победа далась нелегко — Спиваков был порядочно изнурен, весь покрыт потом и тяжело дышал.

Сухов продолжал следить и за Артемом Гарнетом из штаба Шестого флота. Так вот Гарнет закончил свой бой еще в середине первого раунда. Он пробился сквозь веерную защиту и сдвоенным ударом срубил канадского бойца, серьезно повредив ему шею. Гарнет, как считал командир «Котлина», будет самым серьезным противником Спивакова.

Вечером Петр Сухов опять навестил делегацию с «Котлина». Все котлинцы оказались на месте. Герой дня Спиваков лежал на матросской койке и спал, невзирая на царящий в кубрике шум и гам. Ваня Чонг, как обычно, занимался своими упражнениями и сейчас стоял на голове. А начмед Лукашин упрямо пытался читать книгу. Несмотря на беруши, у него плохо получалось.

Бульбиев молча пожал Сухову руку и поднял глаза к потолку кубрика — это был знак: говорить о деле в кубрике нельзя. Утром подозрительного вида техники чинили проводку на всей палубе. Но едва начались бои, в нескольких отсеках люди Ригерта снова установили защиту. Там и собирались заговорщики, когда экипаж астроматки рассаживался вокруг ринга и надрывал глотки.

Старлей Хвостенко поздравил командира с выходом адъютанта в следующий круг. Он уже легонько принял на грудь и казался добродушным увальнем. Его глуповатое широкое лицо многих вводило в заблуждение. На самом деле начальник БЧ–два был отнюдь не дурак.

— Выпить хотите, Петр Иванович? — предложил он.

— А почему бы и нет?..

Старлей протянул кавторангу кружку с дурно пахнущей жидкостью. Здесь, на «Мадейре», народ пил всякую гадость.

Старпом был сегодня на себя не похож — будто язык проглотил. Неужто так наговорился за день?

— Кондуктору надо продержаться как можно дольше — таков приказ по «Котлину». Я правильно понимаю? — наконец–то заговорил Бульбиев. Язык у него слегка заплетался — не от выпитого, а от усталости.

— Тебе видней, Семен Петрович, — ответил Сухов и хлебнул отравы под названием «виски». — Тебе видней…

Утро третьего дня чемпионата началось с принципиального поединка: Аристарх Спиваков против Кшиштофа Вишневского. По физическим данным этот молодой лях не выделялся среди бойцов, так почему же он раз за разом выигрывал схватки? Сухов задумался и нашел ответ: лях бился яростно, будто в каждом бою решалось, жить ему или умереть.

В схватке с русским кондуктором польский лейтенант сражался с удвоенной силой. Быть может, у пана Вишневского был особенный счет к «москалям». Кшиштоф сразу пошел вперед, и весь первый раунд Спивакову приходилось отбиваться. Вишневский снова и снова бросался на русского, осыпая его ударами. Энергия ляха не иссякала.

Спиваков чувствовал, как немеют измолоченные противником руки. От удара в грудь перехватило дыхание, и было не набрать воздуха в легкие. В глазах потемнело. Спасительный удар гонга дал ему короткую передышку.

— Где ваши атаки? — разминая плечи Аристарха, спросил Ваня Чонг. — Или вы свалите его первым же ударом, или он нокаутирует вас во втором раунде.

— Я не могу вспомнить… как бил наповал, — наконец отдышавшись, пожаловался Спиваков. — Этот мальчик мешает мне думать.

Секундант Чонг не понял шутки. На самом деле объяснение было простое: от усталости Аристарх Львович терял способность к своим полетам.

— Тренируйте память, кондуктор, — сказал секундант. Пора было убирать стул.

Спиваков вставил в рот капу, собрался и, чуток подвигав лопатками, двинулся навстречу ляху. На конопатом лице Вишневского читалось нетерпение. Лейтенант был уверен: упрямый старик сможет отбить не больше пары ударов. Он предвкушал скорую победу и не хотел оттягивать удовольствие.

Кшиштоф Вишневский ничего не понял. В воздухе что–то крутанулось — Аристарх Львович впервые в этом бою применил прием из своего странного арсенала. Тело кондуктора крутанулось, ноги молниеносно сделали стригущее движение — этот прием назывался «тупые ножницы». Лях не был разрезан пополам, его поразил мощный удар пальцами ноги. По кадыку.

Вишневский еще падал на спину, а опустившийся на ринг Спиваков уже отступил к канатам. Его шатало, и нужна была опора.

Итак, кондуктор дошел до полуфинала. Да, победы давались ему все тяжелее. Похоже, Аристарх Львович начал сдавать — все–таки годы не те…

Когда в соревновании остались восемь лучших бойцов, адмирал Кобурн прекратил посторонние разговоры. Теперь он неотрывно следил за поединками. В конце концов старый болельщик не выдержал и начал громко кричать, взывая к бойцам, ругая и хваля их, комментируя происходящее на ринге. И публика орала все громче, так что в третий день боев Петр Сухов стал глохнуть от наполнившего зал рева и свиста.

По окончании четвертьфиналов адмирал Кобурн не спешил идти на обед. Хитровато прищурив глаза, он пристально посмотрел на Сухова. Адмиралу явно хотелось рассказать еще одну байку.

— Я слушаю, сэр.

— Вы меня видите насквозь, Пиотр, — с кислой улыбкой произнес Джеймс Кобурн. — Значит, я теперь ясен, как открытая книга. Старею…

— Просто вы ненадолго сняли защиту, сэр, — уважительным тоном заговорил Сухов. Он хотел умаслить адмирала. — Если в другой раз вы не станете ее снимать, никто даже и… — он не стал договаривать, поймав благодарный взгляд Кобурна.

Командующий Шестым флотом начал рассказывать:

— Эта история случилась лет двадцать назад. Я был старпомом на астроматке «Вайоминг». Идем мы к месту флотских учений через Пояс Астероидов в системе Тау Кита. И вдруг по радио — прямым текстом на плохом английском: «Говорит Висс Ки Эйт Файв Файв. Пожалуйста, поверните на пятнадцать градусов в любом направлении, во избежание столкновения с нами. Вы движетесь прямо на нас, расстояние двадцать пять тысяч километров». Дежурный офицер «Вайоминга» — в ответ: «Это мы советуем вам повернуть на пятнадцать градусов, чтобы избежать столкновения с нами». Получаем новую радиограмму: «Ответ отрицательный. Повторяем: поверните на пятнадцать градусов во избежание столкновения». Тут уже подключается контр–адмирал Хоук, мой командир: «С вами говорит капитан боевого корабля Организации Объединенных Наций. Поверните на пятнадцать градусов во избежание столкновения». И получает в ответ: «Мы не считаем ваше предложение здравым. Советуем повернуть на пятнадцать градусов, чтобы не врезаться в нас». Хоук заводится с пол–оборота и начинает вопить: «С вами говорит контр–адмирал Ивэн Бут Хоук! Командующий большого космонесущего корабля «Вайоминг“! Военно–Космических сил Организации Объединенных Наций! Второго по величине военного корабля ООН! Нас сопровождают два крейсера, шесть фрегатов, четыре тральщика и корабли поддержки! Я вам не советую! Я вам приказываю изменить курс на пятнадцать градусов! В противном случае мы будем вынуждены принять необходимые меры для обеспечения безопасности нашего корабля! Немедленно убирайтесь с нашего курса!!!»

Кобурн перевел дух, глотнул из бокала содовой. Сухов терпеливо ждал окончания.

— Хоуку отвечают: «С вами говорит Хуан Мануэль Салас Алкантара. Нас два человека. Нас сопровождают пес, ужин, две бутылки пива и канарейка, которая сейчас спит. Нас поддерживают радиостанция «Cadena Dial de La Coruna“ и сайт «Экстремальные ситуации в космосе“. Мы не собираемся никуда сворачивать, потому что находимся на астероиде Мучача и являемся гипермаяком Висс Ки Эйт Файв Файв Пояса Астероидов Системы Тау Кита. Можете принять все сраные меры, какие считаете необходимыми, и сделать что угодно для обеспечения безопасности вашего сраного корабля, но он вдребезги разобьется о скалу. Поэтому еще раз настоятельно рекомендуем вам сделать наиболее здравую вещь: изменить ваш курс на пятнадцать градусов во избежание столкновения». Контр–адмирал: «О’кей, принято, спасибо».

История была смешная, но уж больно долгая.

После обеда восемнадцатый чемпионат Шестого флота ВКС ООН по смешанным боевым искусствам был продолжен. К этой минуте на ринге остались четверо бойцов. В полуфинале противником Спивакова оказался его старый знакомый — Артем Гарнет.

Этот полуфинальный бой по очереди был вторым. Кондуктор имел несколько лишних минут для отдыха, но вряд ли они что–то могли изменить. Выглядел Спиваков хреновато — под глазами черные круги, смотрел все больше в пол, начал горбиться — как при первой встрече на Земле. Хотя некоторые зрители были уверены: русский хитрец только прикидывается немощным. А потом ка–ак даст…

Кавторанг помнил рассказ Спивакова об инструкторе по кличке «Морчелла». Странный уродец учил Аристарха Львовича обороне без оружия в спецподразделении «Мангуст». Как выглядел второй ученик Морчеллы Артем Гарнет, кондуктор ничего не упоминал. Но если верить словам Спивакова, сейчас у ринга стоял никакой не Гарнет, а Морчелла собственной персоной: ростом не вышел, кожа да кости, грудь впалая, сероватое лицо покрыто морщинами, глаза узкие, с белесым хрусталиком.

«Интересно, к какой нации принадлежит этот тип?» — подумал Петр Сухов. Если бы в занятых людьми секторах Млечного Пути жили гуманоиды, которые могли скрещиваться с хомо сапиенс, капитан «Котлина» не сомневался бы: перед ним метис. — «Неужто владение особыми приемами так сильно меняет человека?»

Выйдя на ринг, Гарнет внимательно посмотрел на Спивакова и слегка развел руки. Что означал этот жест? Удивление, возмущение или сочувствие? Кондуктор будто ничего не заметил — он готовился к своему последнему поединку.

Судья свел бойцов. Не откладывая выяснение отношений в долгий ящик, они двинулись навстречу друг другу. Аристарх Львович распрямил спину и теперь казался выше противника на полметра.

А затем бойцы одновременно оторвались от ринга. Две мельницы столкнулись в воздухе. С неслышным скрежетом. Сцепились, прокрутились еще немного и распались… Два человека лежали на ринге. Потом один медленно встал, а второй — нет.

Кавторанг Сухов испугался. Он решил, что его адъютант мертв. Судья нарочито медленно считал до десяти. Публика вопила. Начмед Лукашин, не дожидаясь конца отсчета, выскочил на ринг и склонился над лежащим на спине кондуктором. Гарнет, маленький и нестрашный, терпеливо ждал решения в своем углу. Наконец судья поднял его руку вверх.

— Жаль, — произнес адмирал Кобурн. — Я надеялся, что ваш дойдет до финала. И все же бронзовый кубок полетит на «Котлин».

— Наш боец сделал все, чем мог, — сказал Петр.

— Он даже больше русский, чем вы, — неожиданно для самого себя произнес командующий Шестым флотом. — Хотя я думал, что это невозможно.