Глава шестая Главный вопрос
Петр и Маруся лежали на новой кровати, которая в подметки не годилась взорванной суховской тахте, и смотрели на потолке галактические новости без звука. Они были обессилены любовной игрой и переводили дух, чтобы опять приняться за дело. Военмор вскоре уйдет в поход, и бог весь когда они смогут обняться снова.
Перекур — и опять в бой. Новый перекур — и новая схватка… И так до рассвета. Поэтому влюбленные даже не пытались вникнуть в происходящее на экране, в сменяющиеся под потолком кадры новостей. Но приглядеться и включить звук следовало. Спецназ штурмовал трехэтажный особняк. Из окон дома бойцов встречал плотный огонь. В застилавшем экран дыму зажигались и гасли десятки вспышек — разрывы кумулятивных гранат. Наконец по особняку ударила ракетная установка. Стены здания поднялись в небо и разлетелись на четыре стороны.
Сухов лег на спину. Любимая дотронулась до его предплечья, желая остановить, но тотчас отдернула руку. Чувствовала, когда ее мужчине лучше не перечить.
— Повтор. Три минуты. Звук, — приказал военмор, и «Домовой» пустил сюжет с начала.
Взволнованный голос диктора комментировал происходящее:
— Специальная операция флотской контрразведки… В частном доме на окраине Москвы на планете Старая Земля… засели заговорщики, готовившие государственный переворот. В ответ на предложение сдаться… оказали яростное сопротивление. Чтобы избежать лишних жертв, командование приказало использовать тяжелое оружие. В результате огневого контакта все заговорщики погибли. Проводится опознание тел. Идет следствие…
Спецназовцы на вопросы репортеров не отвечали. Начальство интервью не давало. Пока. Потом будет много воплей и визга. Возможно, начнется большая политическая кампания. И чистка рядов. Или напротив — Адмиралтейство решит спустить все на тормозах, чтобы не накалять обстановку еще сильнее. Не трогать Флот в разгар галактической войны.
Экран погас. Комната провалилась во тьму. Так, по крайней мере, показалось Петру.
— Что случилось, Петя? — испуганно спросила Маруся и обняла за плечи. — На тебе лица нет.
— Ничего не случилось, милая. Страшного — ничего… — пробормотал он.
«Это ведь я виноват. Несколькими фразами я убил этих людей, русских моряков, — думал Петр, схватившись за голову. — И разве не догадывался, чем дело кончится, когда открыл свой поганый рот? Неужто надеялся: как–нибудь рассосется само собой? Это ведь я сказал Ригерту: «Вам надо разрулить ситуацию“. Никто за язык не тянул. Или это не я подписал им смертный приговор? Может, он был подписан еще при разговоре Ригерта с начальником? И эти бедняги были обречены в любом случае? Поди разберись… А полковнику небось на руку, если я буду считать себя виновным. Теперь нам придется работать вместе — и мы начинаем строить наш альянс с этого убийства».
— Ты мне не ври, Петенька, — не отступалась Маруся. — Я же тебя знаю.
— Русских заговорщиков убили, — неохотно произнес военмор. — Таких, как я.
— Теперь по проверкам затаскают?
— Пусть попробуют, тыловые крысы! — буркнул Петр, выпуская пар. — Уйду в дальний поход — год не достанут.
— А как же я? — с нежданной слезой в голосе спросила Маруся.
— Будешь терпеливо ждать меня на берегу, — с наигранной веселостью ответил Петр и протянул к ней руки.
Любимая не давалась. Сухов придвинулся к Марусе и резким движением прижал к себе. Любимая дернулась, но вырваться ей не удалось — военмор держал надежно. Тогда она наоборот, крепко прижалась к Петру плечами, грудью, животом и бедрами.
— Все будет хорошо, милая. Все будет хорошо…
В комнате зазвонил телефон.
— Закрытый разговор, — приказал Сухов «Домовому».
Тот незримой стеной отделил хозяина от Маруси. Она видела своего любимого, могла дотронуться, но не слышала ни слова.
— Капитан второго ранга Сухов слушает, — отчетливо произнес Петр.
— Добрый вечер. Говорит лейтенант Койволайнен. Мне бы очень хотелось с вами побеседовать. Приходите сегодня ко мне — в штаб базы.
Командир «Котлина» понимал, что, несмотря на негласную тройную проверку, которую выдержал на Старой Земле, разговора с контрразведкой Шестого флота ему не избежать. И все–таки в глубине души надеялся, что как–нибудь обойдется. Не обошлось…
— О чем мы должны говорить? — осведомился Сухов. — Вы нашли террористов, что взорвали мой дом?
— Нет, не нашли. Но, поверьте, у нас найдутся темы для разговора.
— Я верю… — пробормотал военмор. — Вот только я служу на флоте — в отличие от некоторых. И не могу в ущерб делу шататься по кабинетам. Обращайтесь к командующему эскадры. Если он прикажет, я к вам приду. Честь имею. — Сухов оборвал связь.
На душе было тревожно. Начинаем пожинать плоды «сорванного заговора». Русских будут проверять по всем флотам. Современный детектор лжи сбоев не дает. Нас, недовольных, выловят по одному. И о нашей участи человечество ничего не узнает. Личные дела и кадровые приказы сотрут — будто и не было таких.
— Петенька, — позвала Маруся, которая встревожилась, глядя на помрачневшее лицо любимого.
Он не отозвался.
— Петенька, — позвала снова, дотронулась до локтя. Затормошила.
— Я за него, — нехотя ответил Петр.
— Вчера о тебе говорили в госпитале.
— Кто? — спросил он без особого интереса.
— Военврачи. Начальник хирургического отделения и ординаторы.
— И что же они говорили? — Сухову стало любопытно, что могло сказать о нем Марусино начальство. И вообще: что думают о нем люди.
— Ты им нравишься, Петя.
— Разве я — барышня, чтоб нравиться или нравиться? Или поп–звезда?
— Ты теперь у нас национальный герой.
— Герой — башка с дырой, — буркнул Сухов.
— Дырявые герои тоже в дело пойдут… — замурлыкала Маруся и начала взбираться на могучий торс Петра — как опытная альпинистка на марсианскую гору Олимп.
Но гора вовсе не желала быть покоренной. Одним движением она перевернула ситуацию и обрушилась на альпинистку. Маруся была погребена под шестью пудами любви.
Новый командующий Белой эскадры контр–адмирал Пауль Гецнер решил не связываться с контрразведкой. Хоть он и терпеть не мог сыскарей и стукачей, но предпочитал не конфликтовать с ними, а откупаться. Русский военмор — не слишком дорогая цена собственного спокойствия. В результате Сухов получил приказ отправиться на допрос к Койволайнену.
Звонок из Брюсселя застал Сухова по дороге к штабу базы Шестого флота. Ригерт вышел с межзвездной линии на мобильник военмора.
— Я выполнил ваше требование, Петр Иванович. Теперь жду ваше слово.
— Без моего экипажа я — никто. Мы должны принять решение сообща, — твердо произнес Петр. — Это мое категорическое условие.
«Судьбы многих людей решаются сейчас. Нельзя дать слабину. Нельзя ошибиться», — подумал военмор.
Ригерт неожиданно для Сухова не стал упираться — буркнул недовольно:
— Хорошо. Но, пожалуйста, поспешите.
— Поспешу, если выйду отсюда.
— Где вы находитесь?
— В нескольких шагах от штаба. Иду к Койволайнену.
— Не бойтесь этого увальня — он делает свою работу. Как умеет.
— А детектор лжи?
— Вы еще не под следствием, Петр Иванович. И пока что никто не посмеет пропустить вас через детектор. В случае чего пригрозите, что пожалуетесь мне. Тотчас отстанут.
— У вас настолько дурная репутация, Порфирий Петрович?
— Да. И я много работал, чтобы ее создать, — вдруг развеселившись, ответил Ригерт и дал отбой.
Кабинет контрразведчика действительно насквозь пропах копченостями. Молодой финн страсть как любил грудинку и балык. В обеденный перерыв он запирал дверь на ключ и предавался чревоугодию, вызывая зависть и раздражение сослуживцев.
Лейтенант Койволайнен уселся за стол и указал Сухову на стул напротив себя. Контрразведчик положил руки на столешницу и начал допрос.
— Я получил информацию, что на пересадочной станции «Галилей» на вас совершила нападение группа неизвестных. Что вы можете сказать по этому поводу?
Порфирий Петрович инструктировал Петра Сухова, как надо отвечать на неизбежный вопрос.
— Мне потом объяснили, что это была операция флотской контрразведки. Инсценировав захват, спецназовцы без проблем доставили меня в штаб Первого сектора. У контрразведки имелись сведения о готовящемся покушении.
— В каком часу вы попали в здание Главного штаба?
— Не знаю. В это время я дрых без задних ног. — Командир «Котлина» играл святую простоту.
— И сколько времени вы там провели? — продолжал допрос Койволайнен. Он заранее знал, что правды от Сухова не дождешься, но обязан был довести процедуру до конца.
— Восемь часов.
— Так долго шел допрос?
— Допроса не было. Мы разговаривали с Ригертом. Потом меня покормили обедом, и с разрешения колонеля я подремал на кожаном диване. До следующего трансгала было много времени. — Военмор обезоруживающе улыбнулся.
Контрразведчик не верил ни одному слову военмора, но он не позволял даже самым сильным желаниям взять верх над собой и служебным долгом.
— Разговор с колонелем вы, конечно, мне пересказать не можете, — утвердительным тоном произнес Койволайнен.
— Почему нет? — вроде как удивился Сухов. — Ригерт рассказал мне о трагической гибели вице–адмирала Хашимото и о том, что мой экипаж награжден за выполненный рейд в тыл противника. Затем он предупредил меня о предстоящем разговоре с контрразведкой Шестого флота. Он не знал, что это будете вы, лейтенант.
Лейтенант с ненавистью смотрел на кавторанга. Молчание затягивалось.
— Я могу быть свободен, сэр? — наконец осведомился Петр Сухов.
— Убирайтесь… — выдавил Койволайнен.
«Мы еще встретимся, мерзавец!» — читалось на его лице. «Вот и славно», — подумал Петр.
…И что получилось в сухом остатке? Командира «Котлина» не только не попросили с Флота, но даже оставили на прежней должности.
Фрегат стоял на бочке в полста трех тысячах километрах от планеты Малайя — в окружении юнитских кораблей и, казалось, ему ничто не угрожало. ЧП случилось среди ночи, когда Петр Сухов досматривал третий сон.
Дежурным по кораблю на сутки заступил главный механик старлей Прохазка. Согласно расписанию суточного наряда, он находился в командной рубке. В начале третьего ночи он обнаружил на экране радарную метку. Умный радар предупредил о приближении неопознанного объекта с параметрами противокорабельной торпеды. Прохазка приказал дежурному механику сделать маневр уклонения и объявил боевую тревогу. Ревун разбудил спящих, по коридорам фрегата загремели каблуки заспанных военморов.
Мичман Полторанин сидел в БЧ–пять. Командир «Котлина» считал: когда корабль на стоянке, самое верное для дежурного по боевой части — находиться у зенитных орудий. Получив сигнал от дежурного офицера, Вадим Полторанин голосовой командой включил счетверенную пушку, поймал в целеискатель цель и выпустил по несущейся к фрегату торпеде полсотни снарядов.
Торпеду разнесло на кусочки недалеко от «Котлина». Ударной волны в вакууме не бывает. Зато была вспышка, на время ослепившая корабельную электронику, — бешеный скачок электромагнитного поля. А потом десятки осколков долетели до фрегата и повредили бортовую обшивку. Впрочем, современный корабль сам умеет заращивать царапины и мелкие пробоины.
Корабельный вычислитель определил траекторию выпущенной торпеды. Она пришла с крейсера «Рейкьявик». Петр Сухов приказал сниматься с бочки и уходить подальше от базы — на всякий пожарный.
Как показало следствие, проведенное контрразведкой Белой эскадры, начальник БЧ–три крейсера «Рейкьявик» каплейт Рейно Вейтель, чья ненависть к русским стала притчей во языцех, в изрядном подпитии вошел в торпедный отсек, отослал дежурного матроса, включил один из торпедных аппаратов и пустил торпеду с антипротонной головкой в левый борт «Котлину». Вейтель действовал в одиночку и якобы в невменяемом состоянии. Вполне вероятно, что вместо тюрьмы он отправится в психиатрическую лечебницу.
Когда с фрегата убыли эксперты и дознаватели, в кают–компании собрались несколько офицеров и старший мичман Щепетнев.
— Кого позовем на совет? — спросил Сухов Бульбиева.
— Ты уверен, что здесь нет прослушки? — вопросом на вопрос ответил старпом.
— Наверняка есть, но это дружеская прослушка.
— Мне, ядрён батон, не нравится, когда правила игры устанавливает кто–то другой и даже для приличия не спрашивает у нас разрешения.
Щепетнев, управлявший тахионной связью, достал из глубокого кармана рабочего комбинезона прямоугольную серебристую коробочку и прошелся вдоль стен кают–компании. Писк раздался в трех местах — там были установлены датчики.
— Ты сможешь их подавить? — спросил командир «Котлина» Щепетнева.
— Должен.
— Они обидятся, — пробормотал Сухов, задумался. — Но перетерпят. Это хорошее решение, — подвел он черту. — Если мы ввязываемся в бой, то сами будем диктовать его правила. С первого дня.
— Все верно, командир.
Этот разговор военморы выдавали под запись. Затем Бульбиев сделал очень быстро и просто: расплавил начинку «жучков» излучателем, словно бы поместив их в микроволновку.
— Можно говорить, командир.
— Повторяю вопрос, Семен Петрович: Кого зовем?
— Да всех… Всех наших офицеров и Спивакова.
«Слишком много, — подумал Петр. — В очередной раз встаешь перед дилеммой: что хуже: обидеть честного человека или нарваться на предателя? Хотя зачем обижать людей, если у нас нет предателей?»
— Согласен.
В кают–компании собрались все офицеры «Котлина», кроме оставшегося на вахте лейтенанта Сидорова, а также старший мичман Щепетнев и кондуктор Спиваков. Петр Сухов обвел глазами подчиненных и объявил собрание открытым.
— Я получил сведения, что в ходе предстоящего сражения все русские корабли будут направлены в самое пекло, — заговорил командир фрегата. — И мы один за другим лишимся русских экипажей. Уцелеют лишь те военморы, что рассыпаны по чужим кораблям. А еще «Котлин» — его оставили в резерве Шестого флота.
— А мы–то им зачем?
— Нас с вами станут время от времени предъявлять миру как живое опровержение подлых наветов. Вот как они берегут этих разнесчастных русских!.. Мы же будем бессильно наблюдать, как гибнут наши братья. Позорная участь… А может, одним выстрелом убивают и второго зайца: в штабах боятся, что, отправленные на верную гибель, мы откажемся выполнить приказ и поднимем русские экипажи. Мы ведь однажды плюнули на приказ командира эскадры. И все это знают.
— Старый как мир принцип: разделяй и властвуй, — подач голос каплейт Бульбиев.
— То, что нас боятся, надо использовать. Ведь колода наших козырей небогата.
— А что за козыри?
— Любовь народная, — ответил за командира старпом. Произнес он эти слова с явной усмешкой. Уж больно напыщенно прозвучало — надо было смягчить эффект.
— Любовь народная, — передразнил старлей Хвостенко. — Любовь, говоришь… Это сила великая. А потому использовать ее можно лишь в самом крайнем случае — когда решается, жить нам или помирать.
— А разве сейчас речь идет не о жизни и смерти? — удивился Сухов. — Так что вы посоветуете мне, господа?
Кавторанг посмотрел на военморов. Его соратники были не то чтобы понурыми — скорее, погруженными в себя. Размышляли над неразрешимой проблемой или пытались разобраться в сумятице, разом воцарившейся в голове. Исключение составляли лишь Сухов, Бульбиев и Спиваков.
Старпом вел себя так, будто с младых ногтей не ведал сомнений и в любой ситуации знал, что делать. Это весьма опасное свойство для человека военного, вдобавок наделенного властью, однако Семен Петрович всякий раз ухитрялся с честью выходить из испытаний, что уготовила ему жизнь–жестянка.
Кондуктор подавил зевок, деликатно прикрыв рот рукой. Он с любопытством следил за реакцией офицеров на слова командира, вертел в пальцах серебряный мундштук. Сам он табак не курил, но с этой изящной вещицей никогда не расставался — обычно она помогала ему думать. Петр присмотрелся к нему и понял: на сей раз ответ у Спивакова готов заранее. И ничто сказанное на этом совещании не могло свернуть адъютанта с пути.
Офицеры молчали. Командир «Котлина» повторил свой вопрос — совсем уж конкретно:
— Сможете ли вы безропотно наблюдать, как гибнут русские корабли? Стискивать зубы, материться… и терпеть. Как терпели наши предки, когда враг топтал русское государство. Терпелка–то у нас броневая.
И тут зазвонил телефон на браслете Петра. Звук показался оглушительным.
— Капитан второго ранга Сухов — на проводе.
— Мы так не договаривались, Петр Иванович, — раздался в ухе военмора голос Ригерта.
— Наступает время перемен. Отныне нам всем будет очень трудно, — ответил командир «Котлина».
— Я оценил ваш юмор… Что вы там делаете? — осведомился контрразведчик.
— Обсуждаем ваше предложение. В спокойной обстановке.
— Когда примете решение, звякните мне, пожалуйста.
— Непременно, сэр.
Петр Сухов заблокировал телефон, окончательно отрубив связь с внешним миром.
— Согласитесь, господа: не самое хреновое на свете — чувствовать себя чьей–то головной болью? — с улыбкой произнес старпом.
— Ничего нового мы не наблюдаем, господа офицеры. Так было во все времена, на всех войнах, где Россия участвовала в коалициях… Ну, напрягите если не свою, то память предков, — заговорил кондуктор Спиваков. — В одна тысяча девятьсот четырнадцатом русские спасли Париж, потеряв в Восточной Пруссии целую армию. Потом мы гробили ради Франции свой экспедиционный корпус. А в сорок пятом, когда союзников разбили в Арденнах, нам пришлось прервать подготовку наступления и положить в Польше десятки тысяч жизней.
— Разве у нас есть выбор, командир? — спросил начальник БЧ–пять Гурко.
— Не пытай людей, Петр Иванович, — буркнул Бульбиев. — Говори уж все.
— Пришло время действовать, — заговорил Сухов. — Мне сделали предложение… — командир «Котлина» не закончил фразу.
— Руки и сердца? — усмехнулся старпом.
— Почти… Весьма заманчивое предложение. Если я соглашусь, шансов выжить у меня будет не больше, чем у солдата, наступившего на мину–лягушку.
Офицеры переглянулись.
— Значит, ёшкин кот, надо соглашаться не раздумывая, — снова усмехнулся каплейт старпом. — А если серьезно, то с первой минуты возникает главный вопрос: в этой смертельной игре мы — игроки или марионетки?
— Я еще не сказал, что нам предлагают…
— И так ясно: офицерский мятеж.
Бульбиев смотрел на Сухова ясными серыми глазами — и взгляд его был невинней, чем у младенца.
— Ну вот мы согласились… и что? По мановению волшебной палочки Флот восстанет? — спросил начальник БЧ–два Хвостенко.
— Флот будет против нас. Русских кораблей в лучшем случае дюжина. Найдется еще полсотни, где наших — от одной десятой до трети экипажа. Корабли придется брать силой — отбивать у своих боевых товарищей. Мы к этому готовы?
— Наша естественная база — Старая Земля. Сначала нужно захватить оборонительную систему метрополии. Без этого нас раздавят за пару дней, — заговорил Спиваков.
— Это уже не стратегия — тактика, — прервал его кавторанг. — А нам сейчас надо принять принципиальное решение. План восстания разработан в деталях. И придуман он не нами. И давно выполняется — шаг за шагом. С нами или без нас…
— Не лукавь, Петр Иванович, — покачал головой старпом. — Без нас заговорщикам не видать Флота как своих ушей. А без Флота любой мятеж обречен. Твои… кхм… друзья сознательно принижают нашу роль в предстоящих событиях, чтобы мы ни на что не претендовали и позволили себя водить как бычка на веревочке.
— Все надо обмозговать заранее, — поддержал Бульбиева штурман Иванов–Третий. — Потом будет поздно извилины напрягать.
— Прежде чем вдаваться в детали, я обязан спросить: все ли согласны пойти со мной? Если кто–то против, пусть скажет сейчас. Он поклянется держать язык за зубами и уйдет с корабля. Ни за кем следить мы не будем. Предателей у нас нет.
— Я не уверен в успехе, — пробормотал начальник БЧ–три Ваня Чонг. — Но я пойду с вами, командир. До конца.
— А ты, старпом?
— Я всегда мечтал о чем–то таком… Умереть русским, а не юнитом.
— Красиво говоришь, Семен Петрович! — усмехнулся Сухов и крепко хлопнул его по плечу. — Быть тебе министром пропаганды.
Все рассмеялись.
— А вы, Аристарх Львович? — спросил Сухов кондуктора.
— Я вообще только жить начинаю… А какая жизнь без драки? Конечно, я — «за».
— Все думал, когда же встанет вопрос ребром? Когда к стенке прижмут и надо будет решать? Ну наконец–то… Сразу на душе легче стало, — пробасил Хвостенко. — Я с вами, командир.
Ни один офицер не сказал «нет». К заговорщикам присоединился и старший мичман Щепетнев. Командир «Котлина» протянул правую руку к центру стола. Старпом и все остальные сделали то же — и, пусть неловко, но сцепили руки в общем пожатии.
— Вот и ладно… — удовлетворенно выдохнул Сухов.
Военморы пойдут за своим командиром куда угодно, даже на верную смерть. И потому за их жизнь отвечает именно он, кавторанг Петр Сухов.
— Наверняка тебе понадобится выйти на командиров русских кораблей, — заговорил Бульбиев. — Требуй у своих друзей закрытый тахионный канал. Тебе придется говорить с каждым, но не беспокойся — особо уговаривать не придется. Ведь флаг уже будет поднят.
— Какой флаг?
— Государственный флаг Российской империи — черно–желто–белый. Корабль с поднятым флагом выйдет на траверз Парижа и передаст по флотским частотам призыв к восстанию.
— Красивая была бы картинка — спору нет. Для театральной постановки. А в реальной жизни нужна полная секретность. Мы должны подготовиться и выступить на всех флотах и базах одновременно, чтобы застать врага врасплох. Внезапность — вот второй из наших козырей.
— Как нам спасти одиночных русских, что раскиданы по сотням кораблей, военно–космических баз и батальонов морской пехоты? — спросил Хвостенко. — Они станут заложниками.
— А мы их поменяем, — сверкнув глазами, ответил старпом. — Надо взять в плен нужное количество юнитов — и желательно в золотых погонах.
— И верно! — подхватил мысль младший лейтенант Гурко. — У нас заложников будет не меньше — наоборот. И глупо отпускать их без пользы. Пусть хоть раз в жизни поработают на Россию.
«Какой–то детский лепет, — вдруг со стыдом ощутил Сухов. — Сидят пятнадцать взрослых дядек, боевых офицеров, и с превеликим удовольствием играют в бирюльки».
— Пора принести водки. И закуски. — Бульбиев дотронулся до его руки. — Твои друзья подскажут, что надо делать и в какой последовательности. Хватит нам впустую ломать голову. Все равно придумаем не то и не так. Они ведь профессионалы тайной войны.
— Вот опять посторонние дяди будут решать за нас…
Они не ушли из кают–компании, пока не допили водку. А водки хватило до пяти утра. Когда дверь закрылась за последним из военморов, Сухов произнес имя «Ригерт» и телефон сделал звонок. Колонель «поднял трубку», и кавторанг произнес одно слово: — Да.
