56
Госпиталь поражал своей чистотой, особенно после долгих месяцев службы на точке и последних нелегких дней. Единственное, что портило впечатление, так это практическое отсутствие женщин среди медперсонала: их было очень мало, и они все были заняты, так что особо не побалуешь. От нечего делать Миха бродил по госпиталю и в одном из отделений нашел несколько своих сослуживцев, попавших вместе с ним в засаду в той злополучной колонне.
— Здорово, капрал, как поживаешь? — спросил Миха у Барбоса.
Капрал был весь обмотан бинтами.
— Нормально, — хрипло ответил он.
— Что с тобой? Ты больше на мумию похож.
— Верно подмечено. Обгорел я. Плюс ко всему какой-то псих прострелил мне ногу из станкового пулемета, пробил бак машины, из-за чего я, собственно, и подкоптился. Мне сказали, что это был один из наших, а кто, не знают. Башку бы ему оторвал…
— Э-э… в общем, это был я.
— Что я? — не понял Барбос.
— Это я стрелял из пулемета…
— Ты двоих из нашего взвода положил.
— Я не знал, мне жаль.
— Забудь, это было правильное решение.
— Сколько наших?
— Осталось не так уж и много.
Дальше разговор не клеился, и, неловко потоптавшись на месте, Миха пошел к себе, где его уже ждали.
— Привет, — поздоровался человек в черном. — Не ждали?
— Здравствуйте, сэр.
— Вы знаете этого человека? — Чекист показал фотографию старика в белом тюрбане.
— Конечно, это Первый, или Бин Лашен. Террорист. Двойника которого убили.
— Откуда ты знаешь, что это был двойник?! — Разведчик даже встрепенулся и подозрительно взглянул на Кемпла.
— Так вы сами сказали лейтенанту Джереми, что он с вероятностью семьдесят процентов — двойник. А я тогда неподалеку был.
— И правда. Теперь я вспоминаю, что валялся там какой-то оборванец… так это был ты?
— Так точно.
— Ну и ладно. Продолжим…
Человек из военной разведки еще долго задавал Михе Кемплу различные вопросы, в том числе и о том, при каких обстоятельствах состоялось их знакомство с артиллеристом. Пытался проводить какие-то не совсем понятные параллели, пытаясь запутать и сбить Миху с толку. К концу беседы Миха начал сомневаться уже в том, что его действительно зовут Михой Кемплом, а не, скажем, Мусой Кимберджиевым и что он не шпион сепаратистов, затесавшийся в ряды вооруженных сил Северного Союза и изнутри вынюхивающий важнейшие тайны.
После допроса Миха чувствовал себя выжатым как лимон. Разведчик вроде бы и не курил, но после него в палате еще долго оставался прогорклый табачный запах, который Кемпл не выносил, и снова решил прогуляться.
На этот раз ноги принесли его в отделение интенсивной терапии, где он увидел солдата, что помог ему навести на базу сепаратистов удар орбитальной артиллерии. Ноги раненого были загипсованы и через специальные крепления на гипсе удерживались тросами на весу.
— Ну как он? — спросил Миха у дежурного доктора, делавшего обход.
— Жить будет, а вот служить — уже нет. Доктор ушел, а сзади раздался голос:
— Его обратно отправят.
— Куда?
— В тюрьму.
— Но почему? Он же проявил смелость, находчивость, пожертвовал своей жизнью, наконец. Могли бы за это и выселить на свободное поселение вне федеральной зоны.
— За перечисленные заслуги ему, может быть, и скинут пару лет, но не отпустят.
— Понятно.
Миха ушел. Теперь он не хотел отвечать на ежедневный вопрос доктора: «На что жалуетесь?». Кемпл раньше подумывал рассказать о мучившем его «белом сне», когда он отключался и оказывался в белой комнате, кстати, очень похожей на ту больничную палату, где лежал наводчик. Но теперь решил этого не делать, понимая, что вдумчиво им заниматься не станут. «А вот хрен вам, — с неожиданной злостью подумал Миха, — ничего не расскажу! А то комиссуете меня по состоянию здоровья, и сидеть мне оставшийся срок в той чертовой тюрьме».
Миха шел по коридору, когда услышал знакомый голос: говорившие спускались по лестнице.
— Сдается мне, Крэг, что нам подсунули этого гада, как на блюдечке. Окурок на дороге, уж больно это непрофессионально. Подставой за километр воняет.
— Но зачем им это, Ник?
— А поди разбери, что у них там на уме: может, отвлечь от чего-то более крупного хотели.
— Взрыва шахты?
— Я думаю, что нет, и взрыв шахты тоже отвлекающий маневр. От чего-то еще более крупного. Больше, чем простая шахта.
— Но от чего?
— Не знаю. Но нутром чую, дело нечисто.
— Может, и так, сержант. Но лучше, чтобы ты ошибался.
— Тут вы правы, лейтенант.
Миха увидел спустившихся и понял, что не ошибся, память не подвела.
— Сэр, лейтенант Джереми, — позвал Миха.
— Что тебе, солдат? А, это ты. — Лейтенант узнал Кемпла. — Слушай, все хочу спросить, что это за сигары такие, «Укус барракуды»? Попробовать хочу, люблю хороший табак, знаешь ли.
— Лучше не стоит, сэр.
— Почему? Курение опасно для здоровья? — Лейтенант с сержантом засмеялись.
— Для жизни, сэр. От одной пачки таких сигар загнулись больше ста пятидесяти бородачей и рухнула целая скала.
У Джереми с Борисовым округлились глаза: до них с трудом, но стало доходить. Наконец лейтенант сказал:
— Крейсер «Барракуда»?
— Вы правы, сэр.
— Как же я раньше не догадался! — воскликнул лейтенант и хлопнул себя по колену. — Ладно, солдат, что ты хотел?
— Я хочу стать «берсерком».
Сержант с сомнением посмотрел на Кемпла… впрочем, лейтенант глянул так же, но не стал отговаривать или пугать: наверное, вспоминал, как сам вербовался в этот элитный отряд. Он просто сказал:
— Пиши рапорт в штаб, там посмотрим; может, я тебя даже в свою группу возьму. Если, конечно, выдержишь обучение.
— Спасибо, сэр.
— Пустяки.
Миха почти бегом вернулся в палату и принялся писать рапорт.
— Ты чего пишешь? — спросил Медведь. Он быстро шел на поправку.
— Пишу рапорт о переводе.
— Ни черта себе перевод! — воскликнул Медведь, вырвав лист бумаги из-под ручки Кемпла. — Отряд «Берсерк». Лихо!
— Отдай!
— Держи. — Медведь протянул лист обратно. — У тебя не найдется еще один листок?
— Зачем?
— С тобой пойду.
