Глава 1

Никогда не любил я заглядывать в личный кабинет Кристобаля Гутьере. Бывшего инквизитора, чуть не сподвижника самого Торквемады, а ныне главу стражи Запада, боялись, наверное, все, даже полковник Грим, по прозвищу Гренадер, хотя тот, скорее опасался его, как слишком опасного друга. Но лично меня больше всего нервировали ни прошлое бывшего инквизитора, ни его мрачная репутация, а чучело штандартенфюрера СС, стоящее в углу. Как шутил иногда сам Кристобаль, тот тоже был хорошим таксидермистом, но он добрался до него раньше.

— Проходи, сэр Галеас, — сказал мне Кристобаль, — да что вы коситесь так на фон Бока. Сколько лет он тут стоит, а все смотрят на него, будто в первый раз.

Похоже, Кристобаль был сегодня в отличном настроении. Нет, он не улыбался, а сидел с обыкновенным своим мрачным видом, как будто он прозрел все беды мира и теперь горевал по этому поводу. В общем, всё, как обычно.

— Для чего ты вызвал меня, Кристобаль? — спросил я, без приглашения садясь напротив него на простой деревянный табурет.

Кабинет Гутьере был обставлен воистину аскетически, единственным сомнительным украшением его можно было считать только чучело штандартенфюрера фон Бока.

— Я знаю, что ты, сэр Галеас, со своими людьми лишь три дня как вернулся из рейда, однако после того, как мы отправили пять рот на восточную границу, у нас осталось слишком мало солдат. Мы и так затыкаем дыры, кем можем.

— Я понимаю, Кристобаль, — кивнул я. — Трёх дней моим бродягам вполне довольно для отдыха. Куда теперь пойдём?

На самом деле, после недавнего рейда по приграничной с Основой смерти территории многих из моих людей приходилось ставить на ноги лекарям. Мы едва прорвались на обратном пути, только чудом не потеряв ни одного из товарищей. Хотя трое надолго выбыли из дела, ибо лишились конечностей. Ловкача Гимарта пришлось последние мили нести на руках, ногу его зацепило Облаком тлена, пришлось быстро ампутировать её на два пальца ниже колена.

— Вас меньше на три человека, — сказал Кристобаль, — а потому в рейд вам идти нельзя. Отправитесь теперь к Третьей крепости, встретитесь с такой же группой стражей оттуда, примите рапорты, передадите наши. Рутина, в общем.

— Спасибо, дон Кристобаль, — без иронии произнёс я. — Вот только скажи, для чего ты нас бережёшь? Ведь это задание займёт примерно столько времени, сколько нужно для того, чтобы восстановились мои люди. Значит, нас после этого ждёт серьёзная заварушка, верно?

— Ничего от тебя не скрыть, сэр Галеас, — кивнул Кристобаль, — может, в дознаватели перейдёшь? В пыточной тебе цены не будет.

И вот сам чёрт не разберёт, шутит сейчас дон Гутьере или нет. И ведь как ловко от темы ушёл. Ну да, мы сами с усами, если что зацепим, никто с крючка не сорвётся.

— И всё же, дон Кристобаль, — настаивал я, — что вы для меня готовите?

— Из ряда деревень приходят весьма странные вести, — ответил Гутьере. — Очень они мне не нравятся. Я рассчитывал на твой отряд, хотел отправить практически сразу по возвращении, однако сейчас такие времена, что ослабленного тебя я на проверку не отправлю.

— Но ведь может статься так, — задумчиво произнёс я, — что пока я буду мотаться к месту встречи с ребятами из Третьей, пройдёт время и проблема с деревнями станет такой, что одного отряда не хватит.

— Ты про Приграничную резню? — уточнил Кристобаль. — Там совсем другое дело. Тогда стали прибывать абсолютно идентичные рапорты, и я быстро поставил на уши всех, кого смог. А сейчас же рапорты даже не похожи друг на друга, просто стали более формальными, как будто они очередной оброк сдают.

— Значит, прямой угрозы нет, — сказал я. — Сколько времени дадите после возвращения из рейда к Третьей?

— Узнаю тебя, — как будто бы даже пошутил Кристобаль, — так же, как в этот раз — три дня. Больше дать не смогу, и так самый продолжительный отпуск в наше время.

— А известно хоть что-нибудь о ротах, что ушли на восточную границу? — спросил я на прощание.

— Ничего, — вздохнул Кристобаль, — рапорты из джунглей ходят очень плохо. Похоже, некогда им там писать, граница сильно сместилась в Основу жизни и теперь у них каждый день война с местной флорой и фауной.

— Ясно, — кивнул я, поднимаясь со стула. — Ждать их не стоит. Пойду я, отосплюсь перед рейдом.

— Всё-таки ты раздолбай, сэр Галеас, — сказал мне в спину Кристобаль. — Никакого понятия о воинской дисциплине.

— А чего ты от главаря раубриттеров? — пожал я плечами, открывая дверь кабинета. — К тому же раздолбай я только в мирное время, а на поле боя я — воплощение дисциплины и субординации.

Мои орлы ждали меня. Уже каким-то образом они узнали, что меня вызвал к себе Кристобаль, и теперь сидели в нашем углу общей казармы. Я, не смотря на то, что числился лейтенантом, не стал переезжать на офицерские квартиры, а остался в общей казарме со своими людьми. Как-то роднее мне эти стены из серого камня и тусклый свет из бойниц. Тем более, настоящим офицером меня, всё равно, ни за что не признают. Не смотря на относительную демократичность стражи, выбиться в ней из рядовых в настоящие офицеры было практически нереально. Ими были обыкновенно какие-нибудь аристократы или хотя бы рыцари или офицеры армии, а такие, как я, бывшие самозваные рыцари, выходившие с отрядами на большую дорогу, были не в чести. Считалось, что мы не можем толково командовать людьми, ибо никогда не учились этому и подлинного военного опыта до границы не имели. Да и, вообще, что это такое, капитан или полуполковник гвардии, по сути своей, ни кто иной, как беглый преступник, удравший на границу ни из каких-либо патриотических настроений, но лишь для того, чтобы скрыться от закона в приграничной глуши. А ведь вся стража по-прежнему числилась полком имперской гвардии, хотя и не являлась им по сути уже несколько тысяч лет. И империи никакой больше нет, вернее, слишком много стало в наше время этих империй, каждая, естественно, единственная и неповторимая Срединная империя, остальные же — дешёвка и подделка.

— Что такое, господа стражи? — спросил я у своих орлов. — Чего сидим? Чего ждём?

— Тебя, командир, — ответил за всех сержмен Шольц. — От Кристобаля никто без задания никто не уходит, верно?

— Именно. — Я сел на свою койку и принялся стягивать сапоги. — Рейд завтра лёгкий, к Третьей крепости, обмен рапортами. Покуда Гимарт, Хаиме и Глостер в лазарете валяются, на серьёзное дело рассчитывать не приходится.

— Славно, славно, — усмехнулся Шольц. — Давненько не поручали нашему отряду таких простых дел. Даже когда потери были много больше.

— Да что тебе не нравится, Шольц?! — рявкнул на него вахмистр Деребен, мой заместитель. — Не надоело ещё, что тебя Вороном все, кому не лень кличут.

— А не пошёл бы ты, вахмистр… — тут же привычно огрызнулся Шольц, роняя руку на оголовье меча.

— Равняйсь! — даже не сняв с ноги второго сапога, заорал я так, что с коек повскакивали и несколько стражей из других отрядов. — Смирно! — И уже в лицо своим орлам я продолжил: — Совсем распустились без меня. Вас на минуту оставить нельзя. Шольц, шагом марш к профосу, получить двадцать розог за неуважение к старшему по званию. Выполнять.

Спорить сержмен не стал. Он скорым шагом покинул казарму, ни сказав не слова, но я мог быть полностью уверенным, что он сейчас же явится к нашему ротному профосу и добровольно заявит о наказании. Хотя обычно приходилось к нему провинившихся доставлять под конвоем. Как говорил Василий Степаныч, капитан стрелков нашего батальона: "Совесть лучший контроллёр". Он до меня командовал этим отрядом, я, собственно говоря, у него начинал рядовым стражем. Именно Василий Степаныч воспитал солдат в таком духе и сделал из меня настоящего командира, после чего со спокойной душой ушёл на повышение.

— Деребен, — продолжил я разнос, — если не прекратишь свои идиотские подначки в сторону Шольца, отправишься на соседнюю с ним растяжку. — Растяжками в обиходе именовали приспособления, вроде дыбы, на которых подвешивали провинившихся для наказания. — Ты — вахмистр, человек, который примет отряд в том случае, если я погибну или выйду из строя. Ты должен быть уверен в каждом страже отряда. А Шольц за меч не просто так хватался. Он уже всерьёз готов пустить тебе кровь. Я тебя даже к профосу в следующий раз отправлять не стану. Просто в другой отряд переведу, причём с понижением в звании, до рядового стража. Всё понятно, вахмистр?

— Так точно, — ответил уставной фразой Деребен, даже побледневший от моих слов. Конечно, в вахмистры он выбивался не один год, потом и кровью, несколько раз его с того света вытаскивали, а тут — раз и снова в рядовые. Ну да, лучше лишиться одного стража, даже в условиях нынешнего дефицита кадров, нежели оставить бестолкового вахмистра, ведь он может угробить многих стражей из-за своей самоуверенности и недальновидности.

— Вольно, орлы, — сказал я, стягивая, наконец, с ноги сапог. — Рассаживайтесь. И всем отбой, не гулеванить. Завтра, всё-таки, на дело идём.

Подъём в крепости наступал всегда в одно и тоже время, вне зависимости от сезона. Ровно в семь утра на самую высокую башню поднимался дежурный офицер и трубил в большой рог. Усиленный магией звук разносился по округе, поднимая на ноги всех обитателей крепости. От дона Кристобаля, хотя тот обыкновенно в этот час уже не спал, до последнего мальчишки-слуги на кухне или в конюшне.

Командовать я ничего не стал — нужды не было. Вместе со всеми я подскочил с кровати и принялся быстро натягивать одежду. Натянув сапоги, я оглядел свой отряд. Все уже были одеты и готовы выступать, только Шольц слегка кривился, когда одежда касалась свежих следов вчерашней порки. Вот и отлично, будет помнить.

— На поднятие флага, — скомандовал я, — бегом марш!

И первым, задавая темп, побежал к выходу из казармы. Ворота её были распахнуты настежь, так что мы все легко, не задевая друг друга, покинули казарму и помчались к главному плацу крепости. Когда все выстроились в ровные квадраты рот и батальонов перед длинным шестом, рядом с которым уже стояли дон Кристобаль и офицер-знаменосец нашей крепости Гарланд, меня как обычно охватило горькое уныние. Плац был огромен и даже если поставить рядом с нами те три роты, что отправились на восточную границу, всё равно места останется довольно много. С каждым годом нас, стражей, становится всё меньше. После раскола Срединной империи регулярные поставки прекратились, и Граница жила, фактически, только за счёт деревень, расположенных вокруг крепостей. А люди оттуда редко уходили в стражу, там каждые пара рук на счету. С той же стороны гор люди почти и не приходили, смешно сказать, за то время, что я пробыл стражем — это без малого двадцать лет — из-за гор пришло меньше людей, чем занесло к нам из других миров.

— Равняйсь! — скомандовал дон Кристобаль, выхватывая тяжёлую шпагу из ножен. — Флагу честь отдать!

Следом за ним все обнажили оружие — самое разнообразное, мечи и топоры, копья и алебарды, луки и арбалеты, пистоли и карабины — и трижды отсалютовали им поднимающемуся знамени.

— Вольно, — Кристобаль спрятал шпагу в ножны, — разойтись.

У нас не было времени, чтобы заглянуть к своим раненным товарищам в лазарет. Мы быстрым шагом, настраиваясь на долгий пеший переход, направились к воротам. Ворота крепости заслуживают отдельного слова. Выращенные из семени, подаренного легендарным Пограничником, они, наверное, и тогда представляли собой живописное зрелище, а уж через пять тысяч лет, что простояли, после трудов многих поколений гномов и эльфов, укреплявших их день ото дня, не забывая и оставить по себе память разнообразными украшениями. Я каждый раз, как ребёнок, заглядывался на громадные створки в полтора человеческих роста высотой, покрытые узорами резьбы, в которой переплетались растительные мотивы со стилизованными изображениями батальных сцен, так что казалось, будто представители всех разумных рас сражались с нежитью в безумстве джунглей восточной границы. Поначалу мне даже кошмары на эту тему снились.

Конечно, ради выходящих из крепости рейдовых групп никто открывать ворота не стал. Нам отворили пару небольших калиток, замаскированных магией так, что, не зная слова-ключа, их увидеть-то нельзя, даже с внутренней стороны. Обычно в одну калитку входили, а из другой выходили, но сейчас все только покидали крепость, и нам отворили обе. Очередь перед ними двигалась быстро, и мы вышли через пять минут после того, как подошли к воротам. И снова перешли на скорый и экономный шаг, направились к Третьей крепости.

Коней и иных верховых животных использовали только ближние патрули да отряды быстрого реагирования — и, конечно, панцирная хоругвь, единственный отряд тяжёлой кавалерии, что был у нас на границе — остальные предпочитали передвигаться пешком. Местность, в основном, лесистая, часто приходится продираться через такие буреломы, где и пешком-то не всегда пройдёшь, а уж верхами — вовсе никак. К тому же, климат довольно холодный и ездовые животные далеко не всегда могут продержаться на подножном корме, а тащить с собой ещё и фураж, это было слишком. И без того нести на себе приходится достаточно много — по выходу из крепости шнобзаки трещали, есть-то всем хочется, и каждый день, и не по полсухаря.

Дни дороги до места рандеву со стражей Третьей крепости промелькнули единым мигом. Не было в них ничего примечательного, я давно заметил, что иногда даже счёт времени, проведённому в таких вот пеших переходах, сутки делились для меня на дневные переходы и отдых. Только хронометр и выручал. Хронометр у меня знатный — наградной. Показывает не только время, но и число, месяц, год и даже день недели. Мне его дон Кристобаль выдал за одну операцию, в которой я проявил некоторую неточность как раз из-за скверного хронометра, что едва не стало причиной провала. Он посоветовал мне выкинуть старый, но позже выяснилось, что это его хронометр был неисправен, и мне подарили этот — жуть какой точный.

Встреча с коллегами была назначена на вечер. Однако мы прибыли на место несколькими часами раньше, более по привычке, нежели из-за какой-то особой спешки. Примерно также, видимо, думали и стражи Третьей, ибо они уже ждали нас в точке рандеву. И немудрено, им-то досюда куда как ближе, чем нам. Они заняли небольшую полянку, в центре её горел костёр, совершенно не дающий дыма, около него сидел крепыш-гном в кольчуге с наплечниками и при секире на укороченной рукоятке. Открытый шлем лежал на траве рядом с ним. Больше никого видно не было, однако присутствие отряда выдавал котелок, висящий над огнём, в нём варева хватило бы на десяток самых прожорливых гномов. Принадлежность к страже выдавали наплечники, ловко пришнурованные к кольчуге гнома — на левом красовался символ нашей границы, на правом — стилизованная тройка. К тому же этого гнома я знал отлично — лейтенант Громли, уроженец Бегучих гор, всегда сопровождающих перемещающуюся границу. Слабый по тамошним меркам здоровьем он не смог нести службу в хирде или работать в шахте, ему светила только стезя писца или иного жреца какого-нибудь мирного божества. Однако Громли — потомок многих поколений подгорных воителей — хотел лишь одного, воевать, а потому покинул родные пещеры и отправился к стражам. Тяжёлым бойцом, как большинство гномов-стражей, конечно, не стал, зато выбился в лейтенанты рейдеров.

Команда его, естественно, уже рассеялась по окрестностям поляны, в ожидании появления возможного врага. Я, собственно, тоже вышел к нему один — бойцы мои заняли позиции, скорее всего, довольно близко от рейдеров Громли.

— Привет тебе, Громли, — сказал я ему, присаживаясь к костру и доставая из кармана шнобзака ложку. — Запах твоей стряпни всех упырей нам сюда соберёт. — Я протёр ложку тряпицей и без приглашения зачерпнул кулеша.

— И тебе не хворать, Галеас, — ответил гном, помешивая в котелке длинной свежеструганной палкой. — А упырей мы всех повывели отседова. Вона потом секиру чистить пришлось полчаса.

— Про упырей, ты это серьёзно? — спросил я, дуя на горячее варево в ложке. — Или так, ради красного словца.

— Да куда уж серьёзнее, — отбросил шутливый тон Громли, из речи его также пропала и показная деревенская неграмотность. — Были тут упыри. Два десятка с лишним. Мы только расположились, как вдруг Николаи — ефрейтор мой, сигналит. Упыри, мол, идут прямиком сюда. Мы, слава Сердцу, подготовиться успели. Подпустили почти в упор — да и постреляли из карабинов и арбалетов. Среди них ещё три вурдалака были, от стрел и болтов ушли, с ними-то мы и поговорили. Дрались твари, как всегда, жестоко, едва мне Танцора не порешили. Хорошо, он эльф, его никакая зараза упыриная не берёт, а то б уже охотился со своим Керуносом.

— Я из рода Владыки Ориона, — сообщил проявившийся, словно на негатив на плёнке, эльф в традиционной одежде боевых танцоров. — И после смерти отправлюсь в его Чертог битвы. — Правда, сейчас выглядел он далеко не лучшим образом. Одежда порвана во многих местах, из прорех видны следы перевязки, а правую часть лица и вовсе изуродована ударом вурдалачьей лапы. Раны были быстро залечены заклинанием, чтобы повязки не мешали сражаться. Это, на самом деле, говорит о многом, ведь наскоро залеченные раны оставляют на всю жизнь уродливые шрамы, вылечить которые нельзя уже никакой магией. А ведь эльфы всегда особенно гордятся своей безупречной красотой, и Кадаир Танцор исключением не был. — Оставьте ваши мысли, — глядя мне в глаза, заявил эльф, он также присел к костру и достал ложку. — Я пережил уже три переноса границы, и такие вопросы, как безупречная внешность или состояние костюма, меня давно уже не волнуют.

— Раз уж мы тут разоткровенничались, — неожиданно спросил у него я, — то почему ты, Кадаир, за столько лет в командиры так и не выбился?

— Я — хороший боец, — ответил тот, — и останусь им. — А затем как-то странно посмотрел в огонь и добавил: — А скверным командиром я уже побыл. Довольно.

— Хватит воспоминаниям предаваться, господа стража, — сказал Громли, — у нас в настоящем времени проблемы, а не в прошедшем.

— Ты о чём, Громли? — удивился я. — Упырей вы перебили, какие ещё могут быть проблемы?

— Да ты знаешь, Галеас, — покачал головой гном, — мы тут, пока тебя не было, подумали малость с Кадаиром, да ничего хорошего не придумали.

— Так до чего вы додумались такого скверного? — спросил я. Было видно, что и гном, и эльф совершенно не уверены в своих измышлениях, и делиться ими не очень-то хотят, но — надо.

— Да упыри эти с вурдалаками, — начал Громли, — как будто засаду готовились устроить. Пёрли прямиком на эту поляну.

— И что с того? — пожал плечами я. — Даже если нежить некромантом поднятая, он мог их просто к себе гнать. А коли спонтанная, так и вовсе. — Я развёл руками. — У тварей же мозгу нет, вот и чесали, куда буркалки глядят.

— Не проходит ни один довод, — покачал головой Кадаир. — Вурдалаки сами собой не возникают, не упыри, это с одной стороны. С другой же, никакой некромант не погонит тварей в сторону границы. Зачем? Если только засаду устроить не хотели.

— Параноики вы оба, господа стражи, — отмахнулся от их доводов я. — Какая, к чертям свинячьим, засада. Кой чёрт знает о нашей встрече тут. Или хотите сказать в нашей или вашей крепости предатель сидит, и нежити информацию сливает?

— Это вряд ли, хотя после фон Бока и этому не удивлюсь, — сказал Громли. — А, вообще, здоровая паранойя не раз нам жизнь спасала. Это уж ты мне поверь. А мне не веришь, вон, у Танцора спроси. Он на границе, наверное, с самого Основания.

— Ты пришёл на границу немногим позже, Громли, — ответил на это Кадаир.

— Это по вашим, эльфийским, меркам, — начал их обычную пикировку гном, но тут же оборвал себя. — И всё-таки я думаю, что на нас готовили засаду, но информацию сливали не стражи, потому что для засады на рейдеров они пришли слишком поздно. Значит, не знали о наших привычках предатели или кто бы там ни был.

— И что вы предлагаете, господа параноики? — спросил я, не ожидая в души ничего хорошего от их ответа.

— Да подождать тут, — просто сказал Громли, как будто это само собой разумелось, — отдохнуть у костра. Вдруг ещё кто заглянет на огонёк. Как ты на это смотришь?

— Не очень хорошо, — честно ответил я. — Нам в крепость возвращаться надо как можно скорее. У нас едва не каждый час на счету может быть.

— Но и с этим делом разобраться надо, — принялся давить Кадаир. — Что если это и не засада, а вдруг у нас в тылу формируют ударный отряд из таких вот упырей с вурдалаками. Личи твари хитрые, на такое вполне пойти могут.

— Значит, думаешь, скоро новая война? — поинтересовался я у него.

— Да, — решительно ответил один из самых опытных стражей, — война будет и скоро. Со времён переноса границы на нас только Лионель д'Арси войной ходил. Ты ведь не застал ещё этого, верно?

— Да, я позже на границу пришёл, — кивнул я. — Но следов войны с д'Арси я видел предостаточно. И деревень пустых навидался в первых рейдах, когда землю для новых поселенцев зачищали, и погостов разрытых — всего вдоволь.

— Вот видишь, — сказал Громли, — а мы повоевать успели тоже вдоволь. И до того тоже. И поверь, Галеас, давно не было у нас войны. Значит, враг с силами собирается.

— Погоди-погоди, — встрял я, — Громли, а как же Война личей. Тогда пять тварей из Медвежьего угла чуть друг друга не угробили. Отголоски её даже до нас докатились, а позже, когда я офицером стал, до нас доводили, доклады Ходоков. Там такая бойня между пятью личами произошла, что только пух и перья во все стороны. Их и спасло-то только, что в Угол так запросто не добраться.

Ходоками звали в просторечии стражей наделённых особым талантом ходить за границу, вглубь враждебных Основ. Это были самые редко встречающиеся стражи, реже только геоманты попадаются, тех, вообще, на все наши крепости пять человек. И на каждой Ходоки свои. На востоке, к примеру, их лёгкие перестаивались таким образом, что они могли спокойно дышать, как обычным воздухом, так и отравой глубоких джунглей. Северяне и южане обладали стойкостью к низкой и высокой температуре, соответственно. А вот Ходоки нашей границы были совершенно невидимы для нежити — всей и всяческой. Ни самый простенький скелет, поднявшийся из могилы спонтанно, ни самый сильный и глазастый лич не увидит их, ни обычным зрением, ни магическим. Было бы побольше Ходоков можно было немного проредить число высшей нежити, однако рисковать ни одним из них было нельзя, слишком уж ценную информацию приносят они.

— Было дело, — согласился Громли, — да только слишком давно это было. И на Медвежьем углу свет клином не сошёлся. Хотя он, конечно, стал ближе всего к нам, но и остальные личи тоже готовят козни против нас. Они без этого не могут.

— К тому же, — поддержал его Кадаир, — мы основательно приблизились к Пустошам Некеха. Слышал про такие?

— Только на древних картах видел, — сказал я. — Тех, на которых едва не весь наш мир со всеми Основами изображён.

Карты эти возникли вместе с крепостями и были даром Пограничника. Большая часть названий были взяты именно из них, хотя какие-то давали мы, вроде того же Медвежьего угла. А вот пустоши Некеха — это уже с карт.

— Во время второго на моей памяти переноса границы, — начал рассказывать эльф древнюю по моим меркам историю, — от Первой крепости тогда в Основу смерти выдался длинный язык, идущий вдоль изогнувшихся Бродячих гор почти и упирающийся в пустоши. Для охраны этого языка тогда перебросили по роте от каждой крепости, я входил в состав роты от нашей. На языке каждый день был жестоким боем, не чета нынешнему времени. Нежить сутками пёрла на нас из пустошей. И была среди неё такая, какой мне ни до, ни после видеть не приходилось. Костяные скорпионы, серпоносные колесницы, да и только Тёмные боги, — мы все осенили себя жестами, отгоняющими зло, — знают что ещё. А сами Пустоши Некеха — это полоса саванн от горизонта до горизонта, жара как на южной границе и почти никакой жизни. Только полоса распаханной земли около крепости и двух деревень.

Совершенно бесплодная земля Основы смерти с переносом границы превращалась в жирный чернозём, в который палку воткни — прорастёт.

— И хоть было то ещё до Раскола, — закончил свою речь эльф, — да только не смогли мы удержать тот кусок пустошей. Закрепились только у самой крепости, а потом граница снова скакнула, и нас унесло прочь от Пустошей Некеха. Но теперь мы снова опасно приближаемся к ним.

— Ништо, — снова взялся за шутливый тон Громли, поглаживая секиру на поясе, — отобьёмся. Не впервой! Ты лучше скажи, Галеас, погодишь с нами до завтрашнего утра, аль — нет.

— Погодим, — кивнул я. — На ночь глядя нечего в дорогу выступать. Деребен, — крикнул я за спину, — сними половину людей с вахты. Жрать пора.

— Белеф, — последовал моему примеру Громли, — снимай людей оттуда, где ребята Галеаса останутся.

Я оценил шутку старого гнома — мол, видим мы всех вас и знаем, где вы засели. Я усмехнулся, заворачивая ложку в тряпицу и пряча её. Тем временем из-за деревьев появились наши с Громли солдаты — и были это представители едва ли не всех разумных рас Срединного мира, кроме, пожалуй, таинственных насекомых, обитающих в самых глубоких подземельях под горами. Они были истинными обитателями этого мира, однако никаких интересов на поверхности у них не было, с ними и столкнулись-то, кажется, между вторым и третьим переносами границы. Я лишь раз видел их, в жутком рейде по самым глубоким подземельям в поисках месторождений редкого металла — чёрного магического сверхпроводника. Стоило нам тогда наткнуться на первые признаки близости богатой жилы, как из тьмы выросли три крупных фигуры, совершенно жуткого вида. Причём у двух из них было по две пары рук, в каждой они сжимали по коротком кривому клинку. На счастье, дон Кристобаль лично заведовал той экспедицией и с нами по его настоянию шёл один страж, знакомый с языков жестов, которым общались с представителями остальных раз насекомые. Диалог этот был загадочен и от этого страшен. С лёгким шелестом двигались лапы двурукого монстра, поблёскивал в свете наших алхимических фонарей тёмно-зелёный хитин. Наш человек отвечал короткими жестами, иногда даже прерывая поток излияний насекомого, что выглядело как короткий взмах руки, и тут же он начинал свою речь. Результатом этого немого диалога стало право на разработку чёрного металла, в обмен на поставки продовольствия для насекомых.

Без особого толка просидели мы у костра до самого утра следующего дня, неся дозор и будучи готовы к возможной атаке нежити. Но враг так и не пришёл, а с первыми лучами солнца мы, подняв отдыхающую смену, быстро уничтожили следы своего пребывания на поляне и собрались в обратный путь. Но перед расходом мы с Громли обменялись небольшими — с указательный палец размером — кристаллами, похожими на соляные кубики. Это были кристаллы памяти, хранящие отчёты о жизни крепости, за ними мы, собственно, и шли на это рандеву.

— Ну, бывай, Громли, — протянул я руку гному. — До лучших времён, как говорится.

— Бывай, Галеас, — крепко сжал мою ладонь в тисках своих пальцев Громли. — До них самых.

Обратная дорога промелькнула точно также, словно в забытьи. Переходы сменяли время отдыха, мы шагали и шагали по жухлой траве и вервям, полушли-полубежали, стараясь производить как можно меньше звука. Даже единственный в моей команде гном Снорри по прозвищу Кувалдометр топотал тише обычного. Обычного гнома, я имею в виду.

В общем, никаких эксцессов по дороге обратно не было. И, в общем, короткий рейд прошёл легко и спокойно, вот только история с упырями и вурдалаками не давала мне покоя. Не смотря на мою показную небрежность и тот факт, что паранойя старых пограничников не получила подтверждения.