Книга: Всегда война (сборник)
Назад: Глава 27
Дальше: 1

Эпилог

Только когда меня обходительно взял в оборот Лебедев, новый начальник свежесформированного управления НКВД, я понял, что у нас в жизни наступают серьезные перемены. Этот человек, в отличие от Морошко, практически прямым текстом заявил о прекращении всякой партизанщины в их времени с нашей стороны и обязательном согласовании всех наших действий и контактов. Он не отчитывал, не кричал, не ругался, а спокойно, полунамеками все разъяснил, при этом так виртуозно, что у меня даже не осталось ни обиды, ни сожаления. Теперь было понятно, что с нами работают серьезно, и количество неприятных случайностей в ближайшее время будет стремиться к бесконечно малой величине.
В тот момент, когда мы любовались видами на море и вдыхали чистый воздух, со стороны города на максимальной скорости к нашей группе подлетела «эмка», выкрашенная в защитный цвет, и из нее молодцевато выскочил майор, один из людей Лебедева. Они недолго разговаривали, но лицо комиссара посуровело и немного осунулось. У меня неприятно засосало под ложечкой, предвещая неприятные новости, но наш новый куратор взял себя в руки, подошел к нам и коротко представил своего сотрудника, невысокого, чернявого и гибкого субъекта с иссиня-черной гривой аккуратно подстриженных волос и наглыми насмешливыми глазами, в глубине которых таился какой-то непонятный азарт.
— Майор Ивакян. Он вас сопроводит к временной базе, а мне нужно срочно отлучиться в штаб флота.
— Что-то случилось?
— Пока неясно, хотелось бы уточнить, прежде чем делать выводы. Ситуация непонятная складывается.
Посмотрев на этого майора, мне как-то не очень хотелось с ним долго и плодотворно общаться: бывают такие люди, что с первого взгляда сразу вызывают антипатию. Я, взглянув на БТР, на котором расположился Артемьев, встретился с ним взглядом и буквально на мгновение скорчил лицо, как будто съел лимон. Саньке этого было достаточно — он сразу понял, что мне очень не нравится складывающаяся ситуация.
Я предполагал, что с майором будут неприятности, но, к моему удивлению, изменения в отношении начались практически сразу, как только проехали посты и въехали на территорию Инкерманского завода марочных вин и, как ни странно, совершенно не в ту сторону, в которую я рассчитывал: мне настоятельно рекомендовали не разгуливать в форме, не соответствующей времени, использовать наш транспорт и воздержаться от прогулок без сопровождения. Все эти наезды проходили во временном командном пункте в одном из дальних закутков в Инкерманских штольнях, который Ивакян волевым решением буквально выдрал у руководства Севастопольского оборонительного района. Когда мы туда приехали, наш бронетранспортер и джип сразу загнали в каменное убежище и ограничили перемещение бойцов, разрешив находиться только возле машин. Естественно, ни мне, ни моим бойцам такое отношение не понравилось. Я пока дал команду не качать права, но и не терять бдительности, возможно, для таких мер есть особые причины, которые до меня, вероятно, будут доведены. Такое впечатление, что майор в привычной для него хамской манере решил прощупать меня на сговорчивость, но, нарвавшись на отпор, ограничился только рекомендациями в виде завуалированных приказов, поэтому, чтобы не остаться пассивным наблюдателем, пришлось показывать характер и идти на конфронтацию.
Мы сидели в комнате, отделенной каменной кладкой от основного туннеля, куда уже было проведено электричество, стояли стол, два стула и полевой телефон. Небольшой занавеской был отделен закуток, в котором стояла походная кровать и тумбочка. За дверьми, на расстоянии метров пяти, находился усиленный караул из бойцов ОСНАЗа прибывших вместе с Лебедевым из Москвы.
— Товарищ Ивакян, какие у нас будут дальнейшие действия? Хочу обратить ваше внимание, что у нас время тоже ограничено, поэтому я жду ваших пояснений.
— Пока ждем распоряжений из Москвы и соответствующих полномочий. Вы со своими людьми остаетесь здесь до особого распоряжения. Сил обеспечить полную безопасность точки выхода пока нет.
— И что, мне тут сидеть ждать, пока Москва разродится идеями и командами? Вы же сами знаете, что, пока из Одессы не будет переброшена Приморская армия, в Севастопольском оборонительном районе будет ощущаться нехватка сил, несмотря на знание будущего. Нет, так дело не пойдет. Не можете решиться или не хотите, это ваши проблемы, у нас и в своем времени куча работы, которая требует моего личного участия. Прошу вас обеспечить моей группе незамедлительный возврат. Когда будет решена проблема безопасности, будем с вами разговаривать.
Глаза моего собеседника буквально изменили свой цвет: из серого превратившись в черный, такой черный, что стало жутко. Он, видимо, знал о том, какое впечатление производит на людей в таком состоянии, поэтому спокойно, с металлическими интонациями в голосе буквально выдавил из себя:
— Товарищ майор, хочу напомнить, что вы являетесь сотрудником органов государственной безопасности и обязаны выполнять приказы вышестоящего руководства со всеми вытекающими последствиями в случае неподчинения. Также это касается и ваших людей.
О как, нас уже строить и пугать пытаются. Ничего себе заходики в порт. Надо срочно валить отсюда и узнавать, что это за танцы с саблями. Тут меня поразила интересная мысль. А ведь они не зря нас распихали по туннелям, где радиостанции не работают. Сейчас и мои бойцы под контролем, и даже если я подам сигнал, их всех положат в этих катакомбах, и база не узнает. Неужели они решили захватить портал и только ждали, когда он окажется на контролируемой советскими войсками территории, чтоб можно было привлечь побольше сил. Я запаниковал, и он это увидел, и в его глазах появился неприятный блеск. Ах ты, тварь, будет тебе отрубленный хвост на завтрак. Как в былые времена, злость подстегнула мои мыслительные процессы, особенно когда это касается придумывания гадостей своим оппонентам. Вот теперь точно будем доигрывать до конца. Успокоившись, с некоторой ленцой уже продолжил, свято веря, что теперь передо мной сидит враг.
— С чем связано такое необдуманное решение? Вам не кажется, что ситуация может выйти из-под контроля и вы ее только обостряете? Мне хотелось бы знать, на каком основании устроен этот практически не прикрытый арест?
Ивакян несколько удивленно меня рассматривал, сразу ощутив изменение манеры разговора. Видимо, он не привык к такому отпору от практически сломленных, по его мнению, людей.
— Товарищ майор, вам угрожает опасность. Буквально позавчера в Симферополе был задержан американский журналист, который наводил справки о Зимине, что говорит об определенном интересе к вашей персоне со стороны союзников. Пока ситуация не прояснится, вы будете моим гостем.
— А вам не кажется, что вы слишком много на себя берете? У вас нет полномочий задерживать ни меня, ни моих людей.
По тому, как почти сразу открылась дверь и в комнату вошли два человека Ивакяна, я понял, что веселье только начинается. Это было отрепетировано заранее, и значит, они готовились к такому развитию ситуации. Один из них встал у меня за спиной, второй сбоку, как бы блокируя правую ударную руку, которой, как правило, хватаются за пистолет. Такие действия однозначно показывали мой статус и возможные последствия для несогласной стороны. То, что Лебедев тут ни при чем, я как-то уже и не сомневался, очень не верилось, что на такой пост назначат случайного человека с темными пятнами в биографии. Да тут простым взглядом было видно, что этот майор работает на грани фола и, балансируя над пропастью, прекрасно понимает это. Видимо, все происходящее вызывает у него особый азарт, доставляющий ему удовольствие.
— Сергей Иванович, что вы кипятитесь? Да, у нас есть причины не доверять вам, и мы бы срочно хотели получить ответы на определенные вопросы. Вы сейчас не в том положении, чтобы диктовать условия. Будьте добры, добровольно отдайте оружие. Не создавайте ни себе, ни нам трудностей.
Я лихорадочно думал. С чего бы это мог произойти такой коренной перелом в отношениях, неужели опять кремлевские интриги или немецкая агентура? Под Киевом загибается восьмидесятитысячная группировка, которую нужно срочно перетаскивать к Севастополю со всеми средствами усиления, а тут у нас такие интересные непонятки пошли. А ведь этого наглого гаденыша интересует нечто иное, нежели военная информация. Я же им передал все, что смог собрать по Второй мировой войне. И Ивакян как доверенное лицо начальника нового управления должен был ознакомиться с полученными данными, значит, их интересует нечто другое. А другое я частично сообщил Берии и в полной мере Сталину. Попробуем выстрелить наугад. Я чуть попытался изменить позу, сидя на стуле, но мне сразу зажали шею и вывернули правую руку, не давая возможности дотянуться до кобуры. Через силу я прошипел:
— Интересное развитие ситуации. Хочу сказать сразу, что портал вам не захватить, даже взяв нас в заложники. После каждого перехода автоматически в режиме генератора случайных чисел меняются пароли доступа к запуску системы, плюс к этому всему еще куча интересных сюрпризов, вплоть до боевого отравляющего вещества, против которого ваши средства химической защиты не спасут. В техническом плане вы проигрываете, и Сталин, и Берия это знают, и вряд ли бы они отдали вам такой приказ о захвате бункера. Зачем вам это нужно, майор? Или вы очень хотите узнать, что я такого интересного рассказал товарищу Сталину наедине?
А оппонент усмехнулся, глядя в глаза. И эта усмешка, похожая на оскал, выдала его с потрохами. О как, неужели попал, и он это понял.
— Хочу, и не только я.
А вот это уже приговор мне.
— А харя не треснет? Значит, кто-то из кремлевских небожителей вас держит на крючке и ему срочно нужна информация, раз вы пошли на такие шаги. Не на того поставили, товарищ комиссар второго ранга, ой не на того. Трудно было понять, что мы, информированные потомки, знали с кем общаться, а кто уже труп. Глупо.
Он спокойно смотрел на меня, откинувшись на спинку стула, и молчал, но я понимал, что Ивакян сейчас в уме просчитывает многочисленные варианты выхода из этой ситуации. Да, он немного, но дернулся, когда я заговорил про захват бункера, значит, и такой вариант рассматривался. Посмотрев ему в глаза, я понял, что уже приговорен. Меня выпотрошат и по-тихому удавят, списав все на несчастный случай, или какую-нибудь бомбежку, или артобстрел. Поняв это, я усиленно начал тереть каблуки сапог друг о друга и с радостью почувствовал, как левую пятку буквально опалило огнем и в воздухе запахло паленым. Ивакян коротко бросил своим «волкодавам»:
— Обыщите его, особое внимание — на необычные технические штучки.
Меня грубо подняли и с завидной сноровкой вытащили из кобуры простой офицерский ТТ, который я таскал для вида. Тут же на столе оказались радиостанция, немного доработанная и при необходимости являющаяся маячком, светодиодный фонарик, граната и всякие мелочи, которые мужчина носит в карманах. Ощупывая ноги, один из них вытащил из-за голенища нож, который со мной еще с гражданской войны в нашем времени. Все это время я с трудом сдерживал крик от боли в левой ноге. В подошве левого сапога был вмонтирован тревожный передатчик, предусмотренный для одной единственной задачи: послать короткий сигнал бедствия. Буквально за три-четыре секунды разряжались весьма вместительные батареи, которые находились в правом сапоге, отдавая всю накопленную энергию простому радиопередатчику, который, сгорая от перегрузки, выплескивал в эфир крик о помощи. Запах паленого стал настолько явственным, что не только я, подземный житель, приученный чувствовать любые посторонние запахи, но и боевики Ивакяна это почувствовали. Один из них, с фигурой борца и плавными движениями балерины, пожал широкими плечами и коротко доложил. Я не дергался, стараясь протянуть время и дать возможность действовать моим людям. То, что Санька не останется в стороне и выкинет какую-нибудь убойную глупость, не сомневался. Этот баламут всегда готов кому-то наделать гадостей.
— Пахнет паленым. Кажется, от него…
Ивакян буквально взревел.
— Быстро искать, идиоты!
Меня коротким ударом повалили на пол и стали стаскивать сапоги. Вот дураки, попросили, я бы и сам с удовольствием снял бы — печет так, что еле сдерживаю крик. Для приличия и чтоб потянуть время, попытался в ответ их пнуть ногами и вывернуться, но стоящие рядом люди вполне профессионально мне помешали. Получив несколько ощутимых ударов и оказавшись прижатым к земле с вывернутыми за спину руками, я буквально завыл от безысходности и глупости положения.
Моим же ножом они расковыряли дымящийся каблук и выкинули из него оплавленное устройство. Меня подняли на ноги и несколько раз ударили по лицу так, что на некоторое время я потерял ориентацию и сквозь шум в ушах и боль в незалеченных ребрах, по которым прошлись сапогами, услышал яростный крик:
— Что это за устройство?
Еле сдерживая крик, мстительно прохрипел:
— Маяк бедствия. По сигналу запускается особый протокол безопасности… Теперь и Москва знает… так что попал ты, дядя… Готовь вазелин, сучонок.
От очередного удара тело пронзила такая боль, что дышать, тем более говорить уже не мог. Один из «волкодавов» начал опять бить ногами по ребрам. Я уже ничего не чувствовал, только понял, что захлебываюсь чем-то горячим. Сквозь последние проблески сознания услышал:
— Кулькин, ты что, сука, сделал? Ты же его забил до смерти… Хозяин же нас порвет.
Через некоторое время за дверью раздался сильный взрыв и раскатисто так, знакомо загрохотал ПКМ… «Как знакомо…» — автоматически отметило затухающее сознание.

notes

Назад: Глава 27
Дальше: 1