Как оказалось, со временем выхода в прошлое я погорячился. Сказались и трехчасовая разница между суточным временем, и то, что просто не успели подготовиться, поэтому экипированная по штурмовому варианту группа высадилась после пяти часов вечера, занимая оборону и пытаясь сориентироваться на местности.

Пока была возможность, вокруг точки выхода организовывалась временная оборона с рытьем стрелковых ячеек, организацией пулеметных позиций и постов воздушного наблюдения. Закрепившись на местности, вперед были высланы несколько разведгрупп, в задачу которых входила привязка к местности, поиск источников воды и населенных пунктов. Я в сопровождении уже привычного Егора Карева, переодевшись в форму сотрудника НКВД, перешел на ту сторону.

В общем-то, места были знакомые, невысокие холмы, заросшие кустарником, неширокие ущелья, вполне пригодные для проезда техники. Точка выхода была расположена не совсем удобно для выхода и спуска, но если провести определенные работы по сносу грунта и создать некоторое подобие ската, то вполне спокойно можно будет спустить бронетранспортер, танк или просто машину. До рассвета мы этим и занимались, создавая условия для спуска в долину переделанного джипа и бронетранспортера. К утру обе машины уже стояли внизу, готовые к выезду, и наша небольшая группка, состоящая из пяти человек: меня, Строгова, Карева, Саньки, который щеголял в форме старшего лейтенанта НКВД, и Короткова, — разместилась в джипе. В бронетранспортере, который по замыслу должен был идти на некотором удалении, шла группа силовой поддержки из шести человек в полной штурмовой экипировке.

Судя по оперативной сводке, переданной из Москвы, эта территория находилась под контролем Красной Армии, но прогноз был неутешительным, прорыв обороны Крыма был всего лишь делом времени, тем не менее, в отличие от нашей истории, к вопросу обороны Севастополя подошли серьезно. Город был буквально опоясан окопами, дотами, артиллерийскими позициями. Были созданы несколько резервных аэродромов, на которых в специальных укрытиях размещались крупные силы истребительной и штурмовой авиации. Советское командование решило, используя опыт, переданный потомками, создать некоторое подобие непотопляемого авианосца, с которого продолжались бомбардировки румынских нефтяных месторождений, поддерживая оборону осажденной Одессы. Это все как бы между прочим во время переписки мне сообщил Борисыч, который до этого передавал оперативную сводку по Крыму 1941 года.

По идее, мы сейчас находились недалеко от первой линии обороны Севастополя и при любом движении так или иначе должны были наткнуться на патрули, контролирующие режим секретности в районе.

Когда уже стало светло, наша небольшая группа неторопливо двинулась вперед, пытаясь определить местоположение. Мне эти места тоже казались знакомыми, хотя многое изменилось за семьдесят лет, что разделяли наши воспоминания о Крыме и реальность, которая была за бортом джипа. Другие деревья, другая растительность, и в наше время все было больше обжито. Пока мы видели только тропы, по которым выгоняли на пастбища домашний скот. Минут через тридцать осторожного движения выехали в большую долину, где разглядели несколько поселений.

Санька, разглядывающий раскинувшуюся картину через бинокль, спокойно констатировал:

— Командир, а деревенька-то татарская…

— И что? Ты их сейчас будешь штурмом брать? Так на данный момент они граждане СССР, еще себя не запятнавшие карательными акциями против славянского населения и сотрудничеством с фашистами. Тем более не все они скопом к немцам на поклон ломанулись. Вон известный летчик-истребитель Ахмет-Хан Султан как воевал, в двадцать пять лет дважды Герой Советского Союза…

— Он, между прочим, только по матери крымский татарин, а так дагестанец, будешь на базе, поройся в картотеке…

— Ладно, не та тема, кстати, будет возможность посмотреть, кого, как и за что депортировали. Сейчас основная задача — найти кого-то из наших, и, главное, в пятак пулю не отхватить, тут части необстрелянные, могут со страха и пальнуть… Значит, так, Артемьев, Карев, Коротков, метнулись в деревню, посмотрите, что там, а то как-то тихо, на улице холодно, а дома не топятся.

Мы остановились, замаскировав технику, ждали результатов разведки.

— Феникс, на связь.

— На связи, Бычок.

— А в деревне никого нет.

— Зачистили?

— Да непохоже. Народ уходил в порядке, без спешки.

— Давно?

— Похоже — да. Странно.

— А что тут странного? Сегодня Борисыч оперативную сводку скинул по Крыму, так татар вывезли из Крыма месяц назад…

— Это как?

— Да собрали всех, переписали, рассказали, что немцы никого не пощадят, и часть морем, часть сушей через Керчь вывезли из Крыма и равномерно распихали по всей стране, стараясь не создавать зон компактного проживания. Девушек практически поголовно определили в медсестры, призвав в армию и раскидав по фронтам. В Крыму территория, попадающая под оккупацию, очищена от заведомо лояльного к противнику населения, облегчив жизнь партизан, которых в нашей истории задавили при помощи крымских татар. Тут я преклоняюсь перед мудростью советского руководства. Моей фантазии хватило бы на организацию глобальной зачистки, а тут и закон соблюли, и граждан СССР не обидели. В общем, молодцы предки.

— Да что-то не верится, командир… Трудновато было бы их поднять, у них тут живности всякой навалом, козы, бараны… Как со всем этим табором через залив?

— Да я сам спросил, ответили, что всех обеспечили сухпаями, а живность всю выкупили за талоны на питание и отправили в Севастополь на убой, для кормежки гарнизона. Там сейчас чуть ли не все консервные заводы и коптильни работают на пределе мощностей.

— Хитро. Не ожидал такого изящного решения… Кстати, командир, а чего раньше не сказал, не порадовал?

«Блин, замотался, потому что и сам забыл», — подумал я про себя.

— Сюрприз приготовил.

— Хороший сюрприз, ну, в общем, все чисто, можно ехать, есть дорога, идет на юго-восток.

— Выдвигаетесь по дороге, держите связь.

— Вас понял.

«Очень элегантное решение. Семьи раскидали по Союзу и скорее всего после войны сделают так, чтоб они не смогли вернуться и ассимилировались в местах проживания. Молодых девчонок и бездетных женщин позабирали в армию и так же раскидают по фронтам. Учитывая уроки истории, большинство из них выйдет замуж и уже в Крым не вернется. Мужчин, которые встали под ружье, сожгут в ожесточенных боях начального этапа войны, обеспечив их лояльность тем, что родные вывезены. Политические и религиозные фигуры, старейшины, которые договаривались с немцами в нашей истории, эвакуировались морем, и корабли, естественно, попали под налет немецкой авиации, и никто не спасся… Снимаю шляпу, действительно элегантное и мудрое решение».

Мы довольно быстро миновали опустевшую деревню и выехали к наезженной дороге, которая шла параллельно небольшой горной речке вниз по ущелью. Разведка выдвинулась далеко вперед, выискивая возможные опасности или следы недавнего пребывания людей.

Все эти холмы очень напоминали район Мекензиевых гор, где мы неоднократно в свое время гоняли татарских боевиков, да и ущелье уже узнали, поэтому более смело стали спускаться вдоль речки. В наше время эта дорога уже была заасфальтирована, и, наложив в сознании воспоминания на имеющийся в наличии пейзаж, я сразу определил на карте наше местоположение.

Тут же связался с базой и дал команду сообщить в Москву наши точные координаты.

Таким темпом мы еще ехали минут двадцать. Но чувство опасности не давало покоя. Многие люди чувствуют обращенный на них взгляд. Тут была та же ситуация, не я один почувствовал. По лопаткам заструился неприятный холодок, но мы проехали метров триста, скрывшись за поворотом, и ощущение неприятного взгляда ушло. Я не экстрасенс и не шаман, но вот когда бегаешь в «зеленке», играя в догонялки с бандитами, поневоле станешь суеверным, да и многие на такие вещи начинают обращать внимание.

— Всем стоп. Занять оборону.

БТР заехал под деревья, и с него спрыгнули бойцы, занимая круговую оборону.

— Феникс, что там у вас?

— Не знаю, почудилось, что кто-то пасет нас с левого ската, ты ничего не видел?

— Видеть не видел, но чуйка была.

— Возвращайся, пройдись по верху, посмотри, а то не нравится мне эта возня недалеко от точки выхода.

— Вас понял, Феникс.

Мы затаились, ожидая результатов разведки. Ребята там подобрались опытные, проверенные, поэтому мы только рассредоточились, на всякий случай нацепив на себя бронежилеты, под прикрытием кустарника возвратились обратно по дороге и стали ожидать сигнала от Артемьева.

Просидели так минут двадцать, пока наверху не раздалось несколько выстрелов и не хлопнул взрыв.

— Феникс, есть гады, но уходят по верху. Нас заметили раньше, наверно, по-тихому хотели взять.

— Сколько их?

— Человек шесть, одного тащат на себе.

Наверху знакомо загрохотал немецкий пулемет.

— От сука…

Санька ругался в эфире, а я в сопровождении четырех бойцов несся по кустам вверх по склону, но скала была слишком крутая, поэтому пришлось заходить левее, теряя время.

Тяжело дыша, связался с Артемьевым.

— Бычок, что у вас там?

— Пулеметчика оставили, он нас тут к земле прижал, двинуться не можем.

— Кого-то зацепило?

— Кареву руку оцарапало. Сейчас его, гада, достанем.

Наверху почти синхронно хлопнули два подствольных гранатомета, с некоторой задержкой довольно глухо прозвучали взрывы и пулемет затих. Санька радостно прокомментировал в эфире:

— Все, спекся.

Когда мы поднялись на плато, там метрах в ста, недалеко от кустов в полный рост стояли наши разведчики. Подбежав к ним, увидели иссеченное осколками тело в немецком камуфляже, зажавшее в последнем хвате пулемет MG-34.

Санька обернулся, увидев нас.

— Товарищ майор, вот, завалили одного супостата, остальные вниз по ущелью на запад ушли, будем в догонялки играть?

— А на хрен они нам нужны. Сейчас сунемся в «зеленку», они еще засаду устроят. У них раненый, пусть местный СМЕРШ за ними бегает, у нас своя задача, главное — спугнули их и ладно. Тело забираем с собой, маршрут отхода противника отметить на карте. Все, спускаемся.

Завернув тело немца в брезент и разместив его на броне БТРа, в том же составе двинулись дальше, но, не проехав двухсот метров, практически на повороте столкнулись с полуторкой, забитой бойцами с обычными малиновыми петлицами, вооруженными винтовками. В кабине машины сидел человек в привычной для нас форме НКВД, он, увидев нашу маленькую колонну, широко раскрыл глаза и просто впал в ступор. Водитель дал по тормозам, да и наша машина что-то резковато затормозила. Я успел крикнуть в микрофон радиостанции:

— Всем к бою.

Мы уже по привычке вывалились из машины, а бойцы посыпались с брони БТР, занимая оборону. Но, к счастью, я додумался не снимать форменную фуражку, несмотря на гарнитуру радиостанции, и громко крикнул замершему в машине сотруднику НКВД:

— Стоять на месте! Старший, ко мне!

Но тот уже пришел в себя и начал отругиваться:

— Это вы представьтесь.

Я уже рассмотрел лейтенантские кубари, поэтому начал переть буром, понимая, что передо мной просто усиленная поисковая группа, которая либо движется на звук выстрелов, либо ищет немецкую разведывательно-диверсионную группу.

— Лейтенант, я майор государственной безопасности Кречетов, специальная группа НКВД. Вы кто такие?

— Лейтенант Лапоткин, отдельный истребительный батальон.

— Лейтенант, выходи, стрелять не будем. Я тебе как старший по званию приказываю.

Тот некоторое время колебался, но вышел из-за машины, в которой стояли бойцы, с удивлением наблюдая за спектаклем, как будто их это не касалось. Лейтенант нерешительно подошел к джипу, сжимая в правой руке ТТ, с интересом рассматривая нашу экипировку, автоматы и бронетранспортер на заднем плане, ствол пулемета которого смотрел в упор на машину с бойцами.

— Товарищ майор?

Я в сопровождении капитана Строгова вышел из-за машины. Лейтенант все еще с удивлением рассматривал нашу экипировку, особенно автоматы Калашникова с коллиматорными прицелами и подствольными гранатометами.

Пока он любовался нами, мы профессионально рассматривали его и его людей. Опыт и здоровая паранойя обязывали, поэтому, если и была хоть минимальная вероятность подставы, старались этого избежать. Но интуиция и опыт военной службы подсказывали, что они те, за кого себя выдают. Лейтенант молодой, без наигрыша, бойцы в машине тоже все как на подбор — молодняк. На диверсантов никак не тянут.

— Лейтенант, вы здесь по какому делу?

— Немецких диверсантов ловим. Вчера ночью выбросили в этом районе.

— Понятно. Вас оповещали о нашем прибытии? В смысле об особой группе НКВД?

— Никак нет.

— Давай документы.

Он нехотя показал свое удостоверение.

— Понятно. С вашими диверсантами мы тут уже успели познакомиться, они у меня человека ранили, пришлось в бой вступать, одного завалили, вон на бронетранспортере в брезент завернут. Давай карту, покажу, куда они ушли.

Вот тут он с готовностью раскрыл планшет. Строгов, стоящий рядом, чуть усмехнулся над торопливостью «зеленого» коллеги, быстро сориентировался и по карте показал, куда ушли немцы.

— Смотри, у них там один раненый, видимо командир. Быстро идти не смогут, но оторваться от преследования в ущельях им вполне по силам, так что спешите…

Когда он уже собирался уходить, я его решил напрячь нашими проблемами.

— Лейтенант, мы заблудились, нам нужны сопровождающие, чтоб максимально быстро добраться до ближайшего отдела НКВД. Тут, извини, ты гоняй диверсантов по горам, а у нас свои задачи: нужно срочно с Москвой связаться.

Он недоверчиво на нас глянул, но решил не спорить. Все-таки перевес в силе и броне был на нашей стороне.

— Санька, передай коллегам тело немца.

Артемьев, скривившись, кивнул лейтенанту:

— Ну давай пару бойцов, забирайте тело.

Лейтенант крикнул четверых бойцов. Они живенько спрыгнули и пошли за Санькой к БТРу, с которого наши штурмовики уже спускали тело, завернутое в брезент. В качестве подарка им отдали и пулемет с запасной лентой. Не думаю, что враги так просто бы отдали оружие, тем более пулеметы, количество которых в частях второго эшелона было явно недостаточным. Это произвело впечатление, и градус недоверия как-то понизился. Один из молодых солдат с уважением спросил, рассматривая иссеченное осколками тело:

— Чем это вы его так?

— Да гранатами закидали, до последнего отход прикрывал…

Я решил прервать вечер воспоминаний, поэтому просто прикрикнул:

— Хватит лясы точить. Лейтенант, давайте людей, и мы поехали. И так времени много потеряли.

Раненый Карев пересел на БТР, прихватив с собой одного из сопровождающих, второй сел с нами в джип.

Таким образом, мы через час неспешного движения выехали к Мекензиевым горам, где проходила вторая линия обороны города. Там нас встретили и сразу взяли в оборот, попытавшись разоружить, но мы тоже не простые люди, пришлось поругаться, пока не прибыл начальник особого отдела дивизии, который, как ни странно, уже был извещен об особой группе НКВД под руководством майора Кречетова. Изучив наши документы, он коротко отдал честь и сказал:

— Товарищ майор согласно полученной директиве мне приказано оказывать вам полное содействие.

— Тогда вот здесь на карте, — я показал ему точку выхода и маршрут к ней, — находится особое место. В экстренном порядке нужно обеспечить максимальную безопасность этого района и маршрута подъезда к нему, чуть позже вас сменят специальные части НКВД. Ни один человек без специального разрешения не должен быть допущен в этот район. Любой, даже праздный интерес со стороны заканчивается обязательным арестом. Понятно?

Он коротко кивнул. А то я не знаю, что пришедшая шифрограмма однозначно заставляла их становиться по стойке смирно и ждать приказов от неведомого майора Кречетова. На всякий случай он потребовал подтверждения полномочий, изолировав при этом меня и моих людей, прикрыв это все обедом, но приказ об охране особого района он стал выполнять, вызвав из Севастополя дополнительный отряд конвойных войск НКВД. Но, видимо, в городе подтверждение получили намного раньше, поэтому вместе с отрядом прибыл еще батальон краснофлотцев, которые деловито, в сопровождении дивизионного особиста, отправились по указанному маршруту.

Ситуация складывалась неординарная и вызывала много вопросов, но, учитывая авторитет организации, майором которой я представлялся, никто не проявлял лишнего интереса. К вечеру прибыла специальная группа из Москвы, командовал которой целый комиссар 2-го ранга, начальник хозяйственно-экономического управления, отвечающий за работу с нами, вместо погибшего недавно Морошко. Он сразу энергично взял все в свои руки, наглухо перекрыв район, организовав прочесывание района и поиск диверсионной группы, на которую мы недавно наткнулись. Немцев пока не уничтожили, но зажали в ущелье в двадцати километрах от точки выхода.

Мы с Лебедевым встретились в расположении дивизии, которая готовилась держать оборону на Мекензиевых горах. Учитывая сложившуюся ситуацию, Лебедев, будучи начальником нового хозяйственно-экономического управления, лично прилетел в Крым, чтобы организовать работу и проконтролировать соблюдение режима секретности. Новая точка на контролируемой советскими войсками территории давала больше возможностей для налаживания стабильной работы с потомками. Штаб и перевалочную базу решили разместить в самом Севастополе, куда мы после получения соответствующих пропусков отправились в сопровождении Лебедева на джипе. Несмотря на всю конспирацию, как-то не смог себя заставить залезть в легковушку из прошлого и трястись по разбитым дорогам. В качестве охраны за джипом шел бронетранспортер с моими бойцами и полуторка, забитая сотрудниками отдельного полка НКВД.

Судя по всему, Лебедев читал много докладов, справок, свидетельских показаний о технике потомков, видел кинофильмы на компьютерах и старался сохранять невозмутимость, но вот когда он в первый раз ехал на джипе, чувствовалась почти детская радость.

В тот момент, когда колонна выехала на горку перед Инкерманом и стало видно море, с которого дул пронзительный холодный ветер, машина остановилась, я дал команду остановить колонну, вызвав удивленный взгляд Лебедева. В нашем времени тут проходила трасса Симферополь-Севастополь, по которой не раз ездил каждый из нас, при этом не замечая красоты этих мест. Я вылез и подошел к обочине дороги, пристально рассматривая раскрывшуюся панораму и глубоко вдыхая воздух, пропитанный свежестью и запахами моря. Рядом стал Санька и вполголоса прокомментировал:

— Лепота, командир… Умеешь ты находить моменты для романтики. После вони бункера и потного противогаза… Наверно, ради этих минут и стоило воевать, жаль только, что Катьки с сыном рядом нет, такие моменты редко бывают…

— Считай прорвались, Санька. Сейчас все будет по-другому, у наших детей наконец-то появился шанс расти в нормальном мире без отравы и радиации, главное, не напортачить…

Со стороны залива, на берегу которого расположился легендарный Севастополь, слышались далекие выстрелы зенитной артиллерии, взрывы, и над городом в наступающих сумерках поднимался густой столб дыма…

Направленный взрыв заставил переделанный для путешествий по зараженному миру микроавтобус слегка подпрыгнуть и завалиться на бок. Заряд был тщательно рассчитан и искусно замаскирован на дороге подрывником группы, прапорщиком Елгазиным. Машину не должно было повредить, а только остановить и оглушить людей, находящихся в ней. Пыль, поднятая взрывом, еще не осела, а к машине уже неслись бойцы группы захвата. Специально заготовленным ломиком вскрыли дверь и вытащили из машины двух оглушенных людей, надели им на головы мешки и связали за спиной руки пластиковыми стяжками. Тут же из развалин дома выскочил джип, напоминающий машины из фильма «Безумный Макс», подъехал к лежащему на боку микроавтобусу. В него побросали пленных и несколько мешков с их вещами и быстро зацепили тросом подорванную машину. С некоторым трудом ее оттащили с дороги к развалинам, где на скорую руку закидали обломками шифера и тут же собранным мусором. Через пять минут только небольшая воронка и следы волочения могли рассказать о происшедших недавно тут событиях…

В заброшенном поселке под Симферополем, в подземном гараже большого дома, второй этаж которого был разрушен попаданием танкового снаряда, командир рейдовой группы Херсонского отряда территориальной обороны производил допрос пленных.

Они уже неделю работали в окрестностях города, отслеживая маршруты движения, систему охраны и численный состав нового русского отряда, который уничтожил несколько местных бандитских группировок, разгромил подразделение территориальной обороны и отряд морского спецназа, имевший неосторожность попасть под раздачу, и убил давнего знакомого — полковника Черненко. До этого с русскими старались не связываться, сказывались давние стереотипы о братских народах, но такой беспредел и жестокость должны быть однозначно наказаны. Оказалось, что опорная база — бункер сил территориальной обороны остатков полка внутренних войск Украины — уже был захвачен, поэтому пришлось искать временную базу, всячески скрывая свое присутствие. К сожалению, большая часть отряда, который, по идее, должен был оказывать полное содействие, перешла к противнику, поэтому приходилось работать в режиме полной автономности, соблюдая все меры маскировки.

Дом нашли быстро, привели его в порядок и стали следить за противником, силы которого оказались достаточно серьезными: несколько танков, бронетранспортеры, артиллерия, в том числе и зенитная, искусно оборудованные узлы обороны, вокруг которых натыкали множество камер слежения и минных ловушек. Сразу было видно, что люди не простые бандиты, пришли всерьез и надолго.

Майор Кириченко стоял в просторном помещении гаража, в котором поставили два стула и посадили на них пленных, с них порывали маски и гарнитуры радиостанций и снова надели на головы мешки. Они вроде как уже очухались, и через ткань были слышны шипение и тихие ругательства. Но начинать допрос он не спешил, хотя времени было не так уж и много, до того как обнаружат пропажу машины и людей. В общих чертах майор знал о том, что руководит всей этой группировкой бывший капитан российской морской пехоты, но вот ни фамилию, ни другую информацию его старый сослуживец еще по Национальной гвардии Украины, Мишка Черненко, не раскрывал. Что-то темнил старый друг, намекая на интересные обстоятельства, но ничего определенного сообщить не успел. Эти обстоятельства его же и прикончили. Он тогда только и намекнул, что появились люди, которые в состоянии помочь и продуктами, и горючим, причем люди серьезные.

Несмотря на то что Херсонская область не получила таких серьезных ударов, как Крым, обстановка снаружи была не лучше. Рядом, в Николаевской области, натовский крылатыми ракетами разнесли Южноукраинскую АЭС, и второй Чернобыль возник буквально под боком, при том, что никто и не думал устранять гигантскую утечку радиации. Поэтому, так же как и в Крыму, семьи оставшихся в живых офицеров ютились в бункерах, где дистрофия, эпидемии и повальная серия самоубийств были обычным явлением.

Когда группа в сокращенном составе прибыла в окрестности Симферополя, Кириченко не стал обращаться к контактам, которые ему передали из Киева, прямо из штаба Территориальной обороны, прекрасно понимая, что после такого разгрома и демонстрации силы любое появление новых людей может насторожить противника, тем более большинство агентов оказалось татарскими полевыми командирами, доверия к которым не было, учитывая недавний опыт гражданской войны. Поэтому решили сначала понаблюдать, потом взять «языка» и поподробнее расспросить. И вот только через неделю у них выдалась такая возможность, до этого любые перемещения сопровождались усиленной охраной с бронетранспортерами и танками, и одиночная машина с двумя пленными оказалась просто подарком. Пора начинать.

— Снимите с них мешки.

С пленных сорвали мешки, и они заморгали от яркого света светодиодных ламп, которыми их освещали, но, привыкнув к свету, они успокоились, сделав для себя какие-то выводы.

— Звание, должность… Надеюсь понимаете, что вы не в том положении, чтобы качать права? — устало спросил Кириченко.

Старший достаточно дерзко ответил:

— Капитан Васильев, командир танкового взвода. Это мой подчиненный, старший лейтенант Шестаков. Может, теперь представитесь сами?

Не обращая внимания на вопрос капитана, продолжил:

— Количество личного состава, количество техники, планы минирования подходов к бункерам в Перевальном, Симферополе, Молодежном. И отвечать быстро.

— Сейчас, разогнался. Ты, мил человек, скажи, кто ты такой?

— Зачем? Я, кажется, слышал про тебя от Черненко, танкист, из вояк, который перебежал к русским…

Второй пленный, старший лейтенант, услышав эти слова и рассмотрев трезубец на шевроне, когда один из бойцов расстегнул камуфлированный защитный костюм, буквально взбесился:

— Суки фашистские, бандеровцы, мало мы вас, нелюдей, били. Ничего, и до вас доберемся…

Его ненависть была настолько не наигранной, что майор буквально отшатнулся. Но, к его удивлению, Васильев отдал короткую команду:

— Шестаков, отставить. Это не те бандеровцы… Это наши, русифицированные…

— Все равно ненавижу…

Кириченко, помотавшийся по стране во время гражданской войны и насмотревшийся всякого, коротко кивнул, прекрасно понимая.

— Капитан, отвечайте, у нас и так мало времени. Не заставляйте нас применять меры экспресс-допроса.

— Это вы у своих дружков татарских научились, которые и Черненко завалить пытались, и наших ребят положили?

— Что значит пытались? Это ваши дружки Мишку Черненко завалили и морских спецов, а теперь на «зверьков» все списать хотите?

И тут, несмотря на всю серьезность ситуации, Васильев улыбнулся:

— А ведь мы вас ждем, ребята, вы из Херсона, правильно? Вас, идиотов, так же натравливают на нас, как и моряков. Кто вам сказал, что Черненко убит? Он жив, но тяжело ранен, и моряки не все погибли.

Кириченко не был склонен верить, точнее, вообще не верил, но вот сама постановка вопроса его заинтересовала. Их ждали и про них знали, это было очень плохо. То, как уверенно говорил этот капитан, тоже наводило на размышление. Из задумчивости его вывел все тот же неутомимый Елгазин, который рылся в вещах захваченных и достал оттуда пищевые контейнеры. И то, что он увидел, вызвало интерес не только у него одного…

Это были яблоки. Обычные, настоящие, ароматные яблоки, которых никто давно уже не видел. Но еще большее удивление вызвало пластиковое ведерко из-под майонеза, заполненное до краев натуральным молодым медом. Все замерли. В нынешнее время это было целое богатство. У каждого перед глазами встали убежища и бункеры, в которых жили, болели, мучились исхудавшие, практически прозрачные дети. Сняв перчатку, Кириенко взял яблоко в руку, ощущая его реальность, поднял к лицу и шумно втянул в себя воздух, ощущая запах осеннего сада. У него закружилась голова и задрожали руки. Он, едва сдерживая эмоции, спросил:

— Откуда у вас это?

Но ответа он не успел получить. Створка ворот чуть приоткрылась, и в помещение гаража, где допрашивали пленных, влетели сразу две светошумовые гранаты…

Густой, вязкий туман с утра накрыл Лондон, но сумрачная, гнетущая погода не могла испортить настроения директора секретной разведывательной службы Британии. Стюарт Мензис прошел в свой кабинет в неприметном доме недалеко от станции Чаринг-Кросс в Лондоне, кивнув угодливо вставшему при его появлении секретарю. Густой туман препятствовал налетам немецкой авиации, поэтому не было необходимости спускаться в душное подземное, хотя и комфортабельное убежище.

Мензис Стюарт, хорошо сложенный, со вкусом, но достаточно консервативно одетый мужчина, выделялся поразительной бледностью: бледное лицо, невыразительные глаза, серебристо-светлые, редеющие на макушке волосы. Но тем не менее он производил впечатление своей скрытой силой, которой он умел прекрасно управлять, когда этого требовало дело. В приемной сидел специальный курьер, который каждое утро привозил документы для личного ознакомления директором секретной разведывательной службы. Получив папку с документами, Мензис сел за свой стол и стал просматривать пришедшие за ночь сводки и донесения. Одним из последних его заинтересовал доклад аналитической службы, основывающийся на результатах перехвата и расшифровки сообщений вермахта, представленный специалистами из Блетчли-парк и агентурными данными.

То, что в Германии арестованы генералы Гудериан и фон Рундштедт, они уже знали давно, но при этом активно собирали информацию об обстоятельствах повальных арестов в высших эшелонах власти рейха. Нападение Гитлера на Россию было одним из самых лучших событий за последнее время, отвернувшее угрозу вторжения на Остров и уменьшившее давление на трещавшую по швам военную машину Британии, которая несколько последних столетий привыкла воевать чужими солдатами за свои интересы. Поэтому, потирая руки, с радостью воспринимали известия о кровопролитных сражениях на бескрайних просторах дикой большевистской России, в которых сгорали десятки дивизий с той и другой стороны. Но в последнее время темп немецкого наступления заметно замедлился, что не могло не настораживать, но вопрос о помощи России был уже решен, и сейчас от выводов и его службы зависел реальный объем и список этой помощи. Если русские будут проигрывать, то поставки будут иметь размер, достаточный для того, чтоб они нанесли Германии максимальный урон, при этом ослабив себя, но не более того.

Вчитываясь в аналитическую сводку, Мензис нахмурился и чуть-чуть пожал плечами, что вызывало высшую степень раздражения. Согласно полученной информации, у русских создано некое особо секретное подразделение стратегического воздействия, поисками которого занимались органы военной контрразведки абвера на всем участке Восточного фронта. Особое внимание немцев уделялось появлению специальных групп противника, применяющих комбинированное воздействие на части вермахта на стратегических направлениях, сопровождающееся мощными, стремительными ударами новых тяжелых скоростных танков, оснащенных длинными пушками калибра 120–130 мм, системами подавления радиосвязи и штурмовой пехоты, экипированной в легкие пуленепробиваемые доспехи, пятнистую нестандартную форму, и в масштабном порядке использующих эффективные ручные противотанковые реактивные системы. Всем сотрудникам абвера настоятельно рекомендовалось при появлении информации об этих подразделениях сообщать немедленно по команде. В донесениях фигурировала фамилия Зимина.

Буквально пару дней назад от московской агентуры стало известно о создании в центральном аппарате НКВД какого-то нового управления хозяйственной направленности, при этом подбор кадров осуществляется по особому списку. Интересным фактом была беспрецедентная попытка абвера проведения какой-то масштабной операции в районе Москвы, и там тоже фигурировала фамилия Зимина. Странное совпадение.

Кто-то в аналитической службе, обладающий феноменальной памятью, заметил эти совпадения, собрал дополнительную информацию и оформил в виде докладной записки.

В качестве допущений указывалось, что в аппарате НКВД есть специальное подразделение, которое занимается выработкой рекомендаций по модернизации боевой техники, изменению тактики, стратегии и перестановками командного состава. По косвенным данным, сообщалось, что в Генеральном Штабе РККА идут масштабные работы по корректировке оборонительной доктрины, и к этому тоже имеет непосредственное отношение специальное подразделение НКВД. Все попытки на уровне московской резидентуры прощупать или найти выходы закончились провалом нескольких агентов. Вывод: с достаточно большой вероятностью можно сказать, что вновь сформированное управление в центральном аппарате НКВД заслуживает самого пристального внимания. Новые секретные подразделения, наносящие эффективные точечные удары, имеют прямое отношение к новому управлению НКВД.

Мензис откинулся на спинку удобного, обшитого натуральной кожей кресла и задумался: «Русские меняют доктрину, быстро учатся, и вот теперь еще что-то новенькое: элитные ударные компактные части, наносящие разящие удары в нужном месте, в нужное время. Для такого нужна великолепная служба разведки, мобильность и согласованность. Русские не могли сами до такого додуматься и воплотить в жизнь, но тем не менее немцев они ударили и напугали, раз поднялась такая паника. В одной из бумаг фигурировало выражение „Лекарство от блицкрига“. Неужели эти варвары придумали что-то новенькое. Ведь и тактику танковых ударов у них придумали, а немцы взяли, доработали и воплотили в жизнь. Нужно срочно собирать всю информацию».

Тем же вечером военному атташе в Москве, одновременно являющемуся штатным сотрудником МИ-6, было отправлено сообщение: «…Собрать максимальную информацию о вновь сформированном в центральном аппарате НКВД управлении, руководящем составе, местах базирования. Обратить внимание на производство и применение в частях Красной Армии и НКВД новых тяжелых скоростных танков с крупнокалиберной длинноствольной пушкой, пехоты со специальной эффективной личной защитой, ручных противотанковых реактивных систем и комплексов подавления радиосвязи. Выяснить все обстоятельства немецкого десанта в районе Москвы, его разгрома и роли в этих событиях офицера НКВД Зимина…»

Через неделю неприметный сотрудник НКВД вроде бы случайно добавил в список затребованных личных дел для плановой проверки личное дело майора Зимина. В тот же день документы были пересняты на микропленку и вечером переданы секретарю военного атташе посольства Великобритании в Москве. Через три дня фотография и биографические данные майора Зимина лежали на столе у Старта Мензиса…

Десять дней спустя фотокорреспондент американского издания Филипп Мак-Ридер сумел добраться до Симферополя, который являлся на данный момент прифронтовым городом, и стал наводить справки про родившегося и выросшего там Сергея Ивановича Зимина. Днем, во время налета немецкой авиации на железнодорожный вокзал города, журналист погиб. Обгоревший труп был опознан дежурной по гостинице и сотрудником военной комендатуры, где отмечался приезжий. В тот же вечер во внутренней тюрьме Севастопольского городского отдела НКВД появился новый безымянный узник, которого допрашивали быстро и жестоко. Еще через три дня безымянное неопознанное тело было похоронено на городском кладбище. НКВД тоже умело беречь свои секреты. Американский фотожурналист стал одной из первых, но далеко не последних жертв со стороны «союзников» СССР, которые тоже вступили в войну за наследие потомков…