ГЛАВА 4
Как и предсказывалось, изменения, связанные с очередным демаршем победившей на выборах Партии Войны, произошли. Курсантам было объявлено, что следующий год обучения станет последним. А вот новый набор вообще переходил на двухгодичную программу.
— Взлёт — посадка! — энергично рубанул воздух рукой офицер-куратор в конце этого официального извещения.
Впоследствии выяснилось, что то же самое хотели проделать и со вторым курсом — за оставшиеся полгода посадить в истребители. Но эта затея не прошла. Даже с сокращением обучения на год возникло множество проблем, сплошь связанных с уже заданной прогрессией генных модификаторов. Офицеры-наставники радовались этой маленькой победе. Многие же курсанты восприняли всё как раз наоборот… Нашлись и такие, кто подавал рапорт за рапортом. «Прошу сократить срок обучения для перевода меня, нижеподписавшегося, в действующий истребительный флот». И так далее.
Куратор дождался, пока поток подобных заявлений иссякнет, собрал рапорта в одну стопку и опустил её в аппарат для уничтожения документов.
— Вы думаете, кто-то обрадуется вашему рвению? Героями стать захотелось? Посмертными! Нет? Тогда какого чёрта… Значит так. Кому не терпится поскорее стать пушечным мясом — подавайте рапорта о переводе в специальные группы переподготовки на корабли Большого Флота. Тех, у кого шило в одном месте — будем переводить на мониторы дальнего действия и линейные корабли А здесь останутся только те, кто хочет стать настоящими пилотами истребителей. Никаких сроков больше для вашего курса сокращать никто не будет. И так все кувырком… Сутки на размышления, после чего рапорта о переводе приниматься не будут. Это не моя затея — приказ комендантства Крепости. Будь моя воля . — Куратор оборвал речь и покинул зал построений
А курсанты потом долго гадали — какая муха его укусила? Таким несдержанным куратор не представал перед ними на протяжении всего времени обучения.
Нервозность посетила далеко не одного их наставника Инструктор по настольным играм тоже стал заметнее раздражительней. Выражалось это в том, что отработки для неуспевающих стали куда сложнее и продолжительнее. Чей-нибудь малейший просчёт за шахматным столом инструктор воспринимал теперь едва ли не как свой собственный В его речи чаще и чаще мелькали разные нелестные эпитеты, а занятия стали интенсивнее Время будто уплотнилось вокруг курсантов, и теперь за один и тот же его промежуток приходилось делать в два раза больше дел
— Быстрее! — прикрикивал инструктор сквозь какофонию прочих звуков при блиц-игре.
То же самое говорили на занятиях по маджонгу, после которых кружилась голова и в глазах долго не утихала рябь от бесчисленных чёрточек, крестиков, двойных точек, настолько утомительным стал для всех маджонг.
— Быстрее! — гремел в шлемофонах голос тренера по скоростному ралли.
И вскоре это «Быстрее1» стало определяющим для всего происходящего понятием Этакой постоянной установкой к любому действию.
Окончание второго курса и начало третьего для Джокарта было сумбурным Вся стройная система обучения вдруг оказалась сплошным хаосом, в котором лишь изредка происходило нечто значимое.
Так, оставаясь верным своему слову, он побывал в медблоке палубы Зет-14. Там, к огромному удивлению, его не заставили проходить никакие тесты или сдавать анализы. Психолог — пожилой, но молодящийся мужчина с расплывшимся лицом, выпяченными губами и в старомодных бесконтактных линзах, одетых в массивную оправу, терпеливо выслушал историю его трагедии, то и дело сочувственно кивая, а после прочёл длинную и интересную лекцию о комплексе вины
— Знаете, молодой человек, тут нет никакого секрета, — восхитительно картавя начал он, — люди, страдающие этим комплексом являются отличными исполнителями Таких историй сейчас много, очень много И, к сожалению, их становится всё больше. Дело ведь не в излишней сентиментальности или каком-то психическом отклонении. Наоборот — трудно ожидать, что после такой потери вы бы стали холодны и рассудительны, хотя, конечно, бывает и так. А то, что прошло два года… Поверьте, это еще не срок. Есть люди, которые всю жизнь мучаются осознанием своей мнимой или реальной виновности Я не буду пытаться вас переубедить, говоря, что вы ничего бы не смогли изменить даже если бы оказались в тот момент рядом со своей семьёй. Уверен, что если покопаться в спецификациях всех препаратов, которыми пичкают курсантов, — и особенно летунов! — то там обязательно можно найти разгадку всех ваших несчастий. Какое-нибудь соединение, какой-то активатор подкорки головного мозга, что необходим при современном обучении, так же постоянно заставляет реагировать вас одним и тем же образом…
Бессонница? Слёзы? Попытка суицида? Учтите, молодой человек, все эти неугасающие переживания могут привести ко всяческим неприятным болезням. Язва ещё не образовалась? Боли в эпигастрии… Э-э-э, в области солнечного сплетения не беспокоят?
Психолог говорил, говорил, говорил. При этом его глаза, увеличенные толстыми линзами очков, смешно таращились на Джокарта, а руки жили, казалось, своей, отдельной жизнью. За всё время консультации эти руки беспрерывно шарили по столу, ворошили какие-то бумаги, трогали клавиатуру компьютерного терминала. Честно говоря, у Джокарта создалось отчётливое впечатление, что психологу тоже необходима какая-нибудь помощь со стороны его коллег. Но тем не менее Джокарт слушал его, не отвлекаясь, смотря прямо в эти большие глаза.
— Ну и ладно. Язвы, гастриты, — от них лечение, к счастью, существует. Причем эффект может быть достигнут и без медицинского вмешательства. Нужны положительные эмоции и некоторый покой, — заметив усмешку на лице Джокарта, мужчина тоже хмыкнул и махнул руками, — я знаю, знаю… Учёба, занятия… Где же им взяться — покою и положительным эмоциям? Но всё же — вы молоды. У вас должны быть какие-то увлечения, да хоть чтение литературы. А полностью избавиться от комплекса вины вам поможет даже не время — жизнь! Когда-нибудь в ней появится человек, за которого вы будете нести ответственность, так же как и он перед вами. И тогда уже не вы, а само ваше внутреннее «Я», кстати, можете называть его хоть подсознанием, хоть ещё как-нибудь — всё равно не угадаете, и никто пока не знает, что это такое.. Так вот, это внутреннее «Я» само решит, когда оставить вас в покое. Причём — заметьте! — не ради вас, а ради того человека, который будет рядом. Но это вовсе не означает, что вам нужно броситься на шею первому встречному, объявляя себя его покровителем, или пытаться фантазировать, отыскивая в любом знаке внимания со стороны признаки желания нести ответственность за вас. Внутреннее «Я» не обманешь, уж поверьте. Так что пусть всё идёт, как идёт.
Предугадывая каким-то чутьём вопрос Джокарта о возможностях медикаментозного лечения, психолог продолжил словесный марафон.
— Вам могут помочь антидепрессанты, но это будет временной мерой. Краткие ремиссии, за которыми последует ещё более жестокий упадок. Так что если вы имеете под подушкой какие-то капсулы, советую срочно спустить их в унитаз. И ваше тело, и ваша душа, и ваше сознание — всё и так переполнено нагрузками. Генные модификаторы, все эти развёртыватели подсознания, процедуры, которым вы подвергались в начале обучения и будете подвержены в дальнейшем… Этого достаточно. Можно сказать, сейчас вы балансируете на грани, где слева и справа — пропасть. Нельзя усиливать амплитуду и делать эту грань ещё более узкой. Вы меня понимаете?
Джокарт понимал. С одной стороны — он ожидал и даже втайне надеялся на очередное медицинское вмешательство. На что угодно — вплоть до электрошока! Поэтому был слегка разочарован таким поворотом и наставлениями психолога. С другой — его слова были наполнены смыслом. Смыслом и надеждой, которая забрезжила и в самом Джокарте. Чёрт возьми, думал он сейчас, этот спец говорит не более, чем я сам бы мог рассказать любому! Но как цепляют его слова!
— Вы ни в коем случае не должны считать себя в чём-то ущербным. Для вас главное — усвоить программу обучения, правильно я говорю? Вот и думайте об этом. Думайте! Даже тогда, когда бегут слёзы, и хочется ринуться в шахту лифта или глотнуть какую-нибудь гадость. Мечтайте, чтоб все ваши действия служили конкретной цели, а не потусторонней печали. В любое время буду готов вас принять у себя, если…
Тут психолог, оборвав фразу, взглянул на часы, а после привстал, давая понять, что аудиенция окончена. Джокарт немедленно поблагодарил его за беседу и собрался уходить.
— Да, вот ещё что! — догнал его у двери окрик. — Можете считать мои рекомендации полноценным заключением специалиста. Файл, содержащий наш разговор, будет направлен в информаторий и приобщён к вашему личному делу. Так что в дальнейшем не переживайте, что вас отчислят только потому, что вы оказались самым обычным человеком с весьма и весьма распространенным в наше время комплексом. И не забудьте передать огромный привет вашему покровителю!
Джокарт понял, что речь идёт о Балу, лишний раз позавидовал такой популярности этого офицера и обещал передать, а также рассказать, как он тронут этим разговором.
— Всего хорошего!
— До свидания!
Теперь Джокарт действительно перестал ощущать свою ущербность. После простого, на первый взгляд, разговора с психологом штурмового отряда у него словно камень с души свалился. Немало помогло этому и другое событие.
…Он столкнулся с ней абсолютно случайно, на вечеринке по поводу завершения второго курса обучения.
Кругом было шумно, зал построений был превращен в банкетный. Везде туда-сюда сновали люди, и вначале Джокарт решил, что она его не заметит в толпе. Но вышло по-другому. Она заметила. Улыбнулась, положив руку на плечо, как старому и близкому знакомому. А вторую руку демонстративно спрятала за спину.
— Это чтоб ты не решил поцеловать её ещё раз! — сказала она и рассмеялась.
Потом Лиин пела блюз и после выступления, быстро обойдя все столы с офицерами курса, где её просили остаться для компании, подсела за стол к Джо-карту.
Когда это произошло, удивлению остальных курсантов не было предела. Джокарт, несомненно выросший в глазах сокурсников, показался самому себе чуть выше, чуть привлекательнее и мудрее, чем он есть на самом деле. Таким, впрочем, он и оставался на протяжении всего вечера.
Удивительное дело! В этот вечер ему удавались все шутки и реплики, а на любые её слова он находил правильные ответы и даже умудрился ни разу не ляпнуть какую-нибудь несуразицу, чем в то же самое время грешили остальные собеседники, пытаясь привлечь её внимание. Им, остальным, это не удалось. Даже офицер-куратор смешно вздёрнул брови и поспешил ретироваться, когда Лиин, отвечая на какой-то из его вопросов, неожиданно переспросила:
— Правда, Джокарт?
Постепенно вечер превратился в волшебную ночь. И пригодилась тайная комната в недрах Крепости, на двери которой Джокарту пришлось вывесить коричневый флажок. Даже то, как они вдвоём, шутя и одновременно срывая друг с друга одежды, искали его, не доставило никакой неловкости. Флажок действительно оказался в душевой, и на миг Джокарт услышал где-то рядом смех офицера-штурмовика.
Надо бы как-то повидать его, решил Джокарт. Но это была последняя посторонняя мысль, все остальные кружились вокруг Лиин. Вокруг её тела и взгляда, и спутанных волос, разметавшихся по дивану…
— Ты знаешь, а я ведь ждала тебя, — уже потом, когда первое насыщение друг другом прошло, сказала она. — Сначала всё думала — каков нахал! Потом думала, как буду ругать и кричать на тебя, когда мы встретимся. Потом… А ты не приходил. И я испугалась, что мы никогда не увидимся. И ревела, как дура, после выступлений. Это просто замечательно, что всё так произошло… Я ведь поняла, что ты не хотел меня обидеть, просто всё так получилось, но…
— Не надо, Лиин, — прервал её Джокарт, мысленно поражаясь правоте Балу, когда тот говорил о непредсказуемости женщин, — не говори ничего. Я полный осёл и дурак. Я ведь действительно не стал тебя искать, потому что… потому что боялся ..
— Теперь не боишься?
В её глазах мелькали карие искры. Руки, те самые, из-за которых всё произошло, упирались ему в грудь. И Джокарт решил, что он никогда её больше не потеряет.
Только в самом конце, когда бортовой оповещатель прервал их короткий утренний сон, глаза Лиин потемнели, она как-то по-особенному крепко обняла Джо-карта за шею и сказала:
— Ты не такой, Джокарт. Не такой, как все. Это трудно объяснить словами, но я чувствую… У меня были друзья, и все куда-то исчезали. Самый лучший мой друг… Он… Его сбили где-то далеко от Крепости, и я слышала запись боя с его голосом. Это было страшно! Он ушёл и больше не вернулся. Я не хочу, чтоб с тобой… чтоб тебя…
Неожиданно она расплакалась. Джокарт легонько высвободился из её объятий. Не потому, что ему было неприятно слышать о других её мужчинах, нет. Просто минуту назад он сам подумал о том же.
Как долго ему отмерено? Как долго? — Ему и его счастью?
— Лиин, — неожиданно охрипшим голосом сказал он, — не надо. Я здесь. Я — с тобой. Мы целый год сможем быть вместе…
— А что потом? Что будет, когда ты сядешь в свой летающий гроб?
— Потом я сделаю так, что буду всегда возвращаться. Слышишь? Всегда! Я сделаю. Я научусь…
— Год — это немного. Сначала он улетит вдаль, потом — ты. Я уже слышала такие слова, Джокарт. И уже ни во что не верю Не надо пытаться никого обмануть, ты знаешь, что рано или поздно происходит даже с лучшими пилотами. Надо искать выход, Джокарт… Надо искать.
Ушли немногие. Со всего курса — лишь восемнадцать человек. Те, кто решил использовать свой шанс поскорее отправиться к звёздам.
— Пассажиры! — презрительно отозвался о них Спенсер Янг Ли, когда Джокарт столкнулся с ним на предполётной подготовке и рассказал все свои последние новости. — Не знаю, кого эти сопляки собрались осчастливить там, на мониторах дальнего действия, скажу лишь одно: те, кто остался, сделали правильный выбор.
— Не понимаю, когда-то вы говорили об опасностях, подстерегающих пилотов истребителей, теперь вот…
— Опасность существует для всех, пока идёт война. Любые количественные сравнения здесь неуместны. Мониторы, конечно, гибнут не так часто, но это — одновременная гибель нескольких сотен человек. Истребители сражаются и умирают в одиночку. Что до пехоты КС, то с момента появления возможности орбитального обстрела их функции фактически свелись к вторичным: очистка территорий, выполнение прочих локальных задач. Причём — обязательно! — при участии космофлота. Что бы смогли сделать наши штурмовики без орбитального прикрытия? Что делали бы они без истребителей над головой? Представляешь картину — полумиллионный штурмовой корпус на какой-нибудь «родной» планете червей, а над ним — сплошь звездолёты бессмертных… Каково им будет? И что будут стоить тогда тысяча червей, которых они умудрятся прихлопнуть на поверхности, если им, конечно, повезёт?
— Но ведь без штурмовой пехоты Солнечной не удержать контроля над планетами, разве не так?
— Так, Джокарт, так. И без мониторов дальнего действия нам не справиться, и без прорывателей блокады. Всё так. Но я сейчас не об этом говорю. По боевым возможностям современный истребитель, тот же «Зигзаг», не уступает крейсерским станциям, а кое в чём даже превосходит их. Я имею в виду мобильность, тактическую самостоятельность. Не зря же у наших врагов тоже существует целый истребительный флот? Суммарная мощность полного бортового — это далеко не всё… Мой ведущий, — тут Спенсер сделал паузу и чуть склонил голову, — теперь он дослуживает второй срок… Он смог за два часа боя уничтожить сразу шесть кораблей врага. Три истребителя, крейсер прикрытая и вспомогательный звездолёт, а также лохань с грузами, которую вся эта свора прикрывала. Вот это был бой, скажу тебе!
— А… вы? — задал свой вопрос Джокарт.
— Что я? Я всё это время прикрывал ему хвост. И если тебя интересует кое-что другое, могу сообщить, что сбили его уже потом, когда я был переведён в другое звено. А мой бывший ведущий… Тогда ему пришлось прикрывать какой-то транспортник. Груз дошёл, а вот четыре истребителя прикрытия — нет. Но не будем сейчас об этом…
Так вот, единственное явное преимущество кораблей Большого флота — способность бить с большего расстояния и оставаться вне досягаемости вражеского оружия. Кстати, в бой на средних, и уж тем более на ближних дистанциях крейсера и линкоры предпочитают не ввязываться. Особенно если рядом не будут кружить хотя бы несколько истребителей.
— Как же тогда собственные истребители прикрытия кораблей Большого флота? Ведь линкор несёт на борту до двух десятков миниджетов? Как их там — «Блоха», «Вариор»…
— «Блохи» — они блохи и есть. Способны укусить, но не смертельно ужалить. «Вариоры» — джеты посерьёзней, но всё равно топчутся на коротком поводке… Ещё «Меркурии» — новинка для флота Солнечной и для врага. Всех их объединяет общий недостаток — привязанность к своему базовому кораблю. И цель у них самая простая — защитить линкор от близкой атаки. Кстати, вооружение у них-то слабенькое, больше всякой отвлекающей мишуры — ловушки-обманки, имитаторы цели, подавители связи и всё остальное… «Зигзаг» — вот машина законная! Ограничения радиуса действия — только по кислородному запасу. Вооружения — хватит, чтоб спалить к чертям малый планетоид, если никто не помешает предаться такому занятию. Маневренность — выше, чем у любого корабля бессмертных, а ведь черви — не новички в космосе! Что ещё нужно для полного счастья?
Джокарт, который на предполётной подготовке узнал достаточно много, если не всё, об основных характеристиках и возможностях «Зигзага», всё же нашёл, чем смутить пилота, так упоенно расхваливавшего сейчас свой истребитель.
— Защищенность и живучесть корабля…
— Ну вот. Думаешь — уел меня? Реакция пилота, его навыки и способности — это и есть защита. Подумай — выигрывая в силе, мы всегда проигрываем в расстоянии, то есть в размерах и прочих параметрах. «Зигзаг» в бою это всё равно, что зигзаг молнии — быстрый, неуловимый, яркий! Гашение инерции движения происходит практически без потери времени, малый радиус разворота — примерно половина длины лунной орбиты при максимальной скорости в 0,9 световой… Чувствительная автоматика, сверхточные оптико-электронные системы прицеливания… Связь — мгновенка! Эх, ты… Мало ты ещё знаешь о корабле, с которым скоро тебе придётся познакомиться.
Было видно, что Спенсер находится в очень и очень приподнятом настроении. Джокарт поинтересовался — не день ли его рождения сегодня? Пилот рассмеялся, утвердительно кивая:
— Можно сказать и так. Сегодня — день рождения. И не только у меня одного. Все двенадцать истребителей вернулись с рейда. Между прочим, сожгли пять «Кнопок» бессмертных и один «Бумеранг».
«Кнопки» — одна из разновидностей истребителей бессмертных, по форме напоминающие именно архаичных канцелярских тёзок, — массивные диски с выступающей в виде усеченного конуса боевой рубкой. Не исключено, что именно они посещали когда-то давно Землю, и были уже известны под названием «летающих тарелок». Бумерангами, насколько было известно Джокарту, звались V-образные малые десантные транспорты. А вообще всё это именовалось малой штурмовой группой. Ещё, правда, там полагалось находиться парочке крейсеров противника — «Букимэнам» или «Кросроудам», вся разница между которыми заключалась в том, что «Букимэны» являлись кораблями устаревших конструкций и оставляли за собой при движении неопрятный газопылевой шлейф. Джокарт поделился этим соображением с пилотом и Спенсер Янг Ли не преминул похвалить его.
— Ого! Из тебя в самом деле выйдет толк! Действительно, там было три «Букимэна» и один «Кросроуд». Но они ускользнули, не приняв боя.
— Как? Бросили свой транспорт?
— Даже не пытались ничего предпринять для его спасения. Истребители тоже, кстати, пытались улизнуть, только у них получилось хуже… Такая уж теперь у нас установка приоритетов — сначала истребители и транспортники, потом всё, что крупнее. Как видишь, даже в этом проявляется превосходство истребителей над крейсерами — в степени опасности и проникающей способности, потому и такие приоритеты. Ведь стайка «Кнопок», удачно замаскировавшись под астероидный рой или даже использующая настоящее скопление астероидов, может внезапно атаковать и так же внезапно скрыться, чего не скажешь о больших кораблях, как наших, так и вражеских. Их-то можно засечь ещё на подходе по возмущению гравитационной погоды. А если они вздумают заглушить движки, то…
— У них уйдёт время на стартовую процедуру, достаточную, чтоб обнаружить опасность!
— Вот-вот.
— Послушайте, а где происходил этот бой? Ведь малая штурмовая группа просто так не стала бы шастать по окрестностям.
— Ты и это просёк? Ну молодчага! Быть тебе, парень, ведущим тройки, а то и командиром соединения.
Джокарт смутился, тем более что, по его мнению, не стоило быть особо проницательным человеком, чтобы понять — штурмовая группа это не истребительное звено, которое может оказаться где угодно. У них был транспорт штурмовой пехоты. Пускай даже малый, но он всё равно перемещался с какой-то своей, особой, целью.
— До командира соединения мне, как до Земли — далеко. Быть ведущим в тройке… Ну что ж. Полетаю, наберу опыт…
— Вот это новость! Ты не знаешь, как формируют полётные тройки?
— Что вы имеете в виду?
— Разве тебе ещё не говорили, что ведущими и ведомыми становятся вовсе не после подсчёта полетного времени?
— Прямо до этой минуты было неизвестно. А кто же становится ведущим?
— Тот, кто умеет находить единственно верный выход из любой ситуации. «Глаз орла», слышал?
— Слышал. На занятиях в маджонг-классе. Так что же? «Глаз орла» — это и есть способность находить верные решения?
— Единственно так. Ты что же думаешь, дорогой? Уйти в полёт, выпустить боезапас и вернуться живым — в этом смысл работы пилота истребителя? Не-ет! Всё намного сложнее: разгадать схему боя, успеть подметить тактические новинки, найти уязвимое место в обороне врага и максимально эффективно использовать собственные преимущества… Даже изменить полётное задание в случае необходимости. Иначе всё стало бы какой-то тупой долбёжкой — взлетел, уничтожил, вернулся. Весело провёл время в эр-пэ-вэ, опять — взлетел — уничтожил — вернулся. Мы — их, они — нас… Конечно, первые несколько вылетов, — только не самый первый боевой! — будешь цепляться за хвост ведущему, пока не привыкнешь и не прочувствуешь свой истребитель. А потом…
— Странно. А почему — не самый первый боевой вылет? Где тут логика?
— Тут не логика, тут целая военная тайна скрыта. Которую я просто не имею права разглашать, да и тебе не советую с вопросами лезть к кураторам, их дело — обучить вас, а дальше… Ничего, скоро всё сам узнаешь. А насчёт маджонга… Вот что я скажу, почему-то многие не хотят понять одной очевидной вещи — не стали бы столько времени и внимания уделять на курсах этой игре, если бы оно того не стоило. «Глаз орла» даёт нашим пилотам неоспоримое преимущество в бою перед врагом, а знаешь, как выбирают ведущих и ведомых? Нет?
— Неужели и тут маджонг замешан?
— Угу, — вкрадчиво поощрил его фантазию пилот.
— Выкидывают, наверное, фишки. У кого драконы, или, там, времена года, тот и ведущий. Вроде как — зачем нам несчастливые ведущие? Только это проще было бы делать с покерной колодой. У кого джокер — тот и босс. Остальные — ведомые. Пока джокера не научатся вытягивать.
Спенсер расхохотался в очередной раз. Его позабавила шутка курсанта.
— Почти угадал!
— Как это? — опешил Джокарт, вконец запутавшись в откровениях пилота.
— А увидишь… Через три месяца, это по новой учебной программе, вы начнёте полёты. Это будут истребители, побывавшие в боях, с изношенными движками и отработавшими все ресурсы механизмами, переделанные под учебные. Советую выбрать машину с максимально возможным количеством дефектов.
— Зачем? — Глаза курсанта непроизвольно округлились.
— Чтобы потом полёт на нормальном, полностью отлаженном истребителе показался раем! Шутка.
— Тьфу, а я поверил, — прямодушно признался Джокарт.
— Выбирать вам не придётся, что дадут, то дадут. И это будут вполне нормальные «Зигзаги»… Разве что с некоторыми ограничениями возможностей, по скорости и вооружению.
— Почему же? Чтоб какой-нибудь дурак не разнёс случайно всю крепость?
— И это тоже. Хотя крепость мало чем прошибёшь. Тут действительно целая группа мониторов постараться должна. Как-то курсант решил полихачить на первом же вылете, забыл, идиот, взглянуть на бортовой грависканер, втопил сразу до половины световой и угодил в спорадический прилив.
— А что дальше?
— А ничего. Пеленг он тоже сразу не включил, поэтому и не нашелся. Так что первые полёты будете делать на учебных. Это займёт месяца два. Потом — первый боевой. Что это такое — не спрашивай. Не скажу, сам узнаешь. И только потом, за маджонг столом вас будут делить на ведомых и ведущих. Причем тоже ожидаются сюрпризы, не спрашивай какие.
— Ну ладно. Если вы считаете, что о некоторых вещах мне стоит узнать, когда придёт время — поверю вам на слово. Но всё же я не согласен, вернее, не понимаю, почему нас с первого дня не обучают полётам? Шахматы, ралли, вооружение, тактика, маджонг, другие прикладные предметы… Это понятно, а летать — в самом конце обучения. И это — по сокращенной программе!
— Мой дорогой! Ты сам не знаешь, о чём говоришь. Но это пока. Я тоже так размышлял, и не только я один. Но когда мне впервые довелось сесть в истребитель, и совершить самостоятельный вылет, то я понял, что — готов. Откуда нам знать, может быть, в той серии инъекций, прививок, вливаний в кровь всевозможных сывороток была и такая штука, что учит быть пилотом изнутри? По крайней мере, лично я так считаю. Здешние медики все, как один, исполнители. Дипломированные сиделки, которые используют то, что предписано и так, как предписано Все эти медикаменты готовят в сверхсекретных лабораториях Земли. Доставляют в крепость и другие места базирования флота и пехоты в условиях величайшей тайны. Их используют так, что никакой, даже самый тщательный анализ не сможет указать на все составляющие специнъекций и технологию их изготовления. Насчёт полётов с первого дня обучения — есть и такая программа. Для подготовки пилотов «карманных» истребителей Большого флота. Ведь для «Блох» и «Вариоров» достаточно пилота, который умеет носиться вблизи базового корабля и прикрывать его. Пилот «Зигзага» — это штучный товар. Дороже любого офицера-штурмовика или флотского офицера, проходящего службу на линкоре. Так что если говорить об оружии, мы и есть самое надёжное оружие Солнечной. Два в одном — тактика и стратегия. Все остальные корабли — чистая тактика. Их используют для решения каких-то конкретных задач, мы же — всепогодные.
— Ага. — Джокарту вспомнилась старая шутка: — Вольный народ, куда нас пошлют, туда мы и хотим.
— Хотим — не хотим. Зря ты так. — Похоже было, пилота задела небольшая доза язвительности в голосе курсанта. — Хотим мы все одного — жить и оставить после себя жизнь. Не мы полезли к червям войной, так что теперь выбирать не приходится… Да, кстати! — Решив свернуть тему и явно опаздывая на скромный банкет по поводу счастливого — нулевого, как называлось это на языке пилотов — вылета, Спенсер заговорил о другом: — Видался недавно с Балу, он тебя хорошо помнит и шлёт кучу приветов. Занят он сейчас всё время — гоняет молодое пополнение в СВЗ, до дрожи в коленках. А правду он мне сказал, что ты с Лиин… Что у тебя…
— У нас, — поправил его Джокарт, — правда. И спасибо ему огромное, даже не знаю, кого или что мне ещё благодарить за знакомство с Балу.
— Ну молодец. Смотри только, осторожнее с ней… Очень уж непредсказуемая тебе девушка досталась, все так считают.
— Это точно, что непредсказуемая, но…
— По самые уши? — спросил об очевидном пилот, одновременно выставляя перед собой обе руки, давая понять, что эта тема касается только Джокарта и Лиин.
— Ага, — улыбаясь во всю ширь покрасневшего лица, признался Джокарт.
— Ну тогда успеха тебе! То есть вам, — поправился Спенсер, пожал Джокарту руку и убежал.
Джокарт же так и остался стоять, улыбаясь. Ужесточенная программа обучения позволяла ему встречаться с Лиин только один день в неделю, и сегодня был именно такой день.
— С нулевым вылетом! — запоздало выкрикнул он поздравление удаляющемуся пилоту.
За прошедшее время из сознания как-то выветрились слова-предостережения относительно неизбежных потерь среди курсантов до окончания обучения. Загадочный первый боевой должен был произойти почти через полгода, и больше всего переживаний было именно по поводу этого вылета, травмы, случавшиеся с курсантами на занятиях с СВЗ и, ещё чаще, при вождении гравискутеров, как правило, не являлись фатальными. Трое курсантов получили баротравмы в «Чёрном колодце», но скоро их возвратили в строй.
Потом наступила «проклятая пятница», как окрестили её между собой курсанты. День, когда выбыло сразу двое. Безвозвратно.
Первое несчастье произошло во время огневой подготовки: бракованный заряд разорвался в стволе «Леборейтора». Один на миллиард, скажут позже специалисты-оружейники, а тогда, на огневом рубеже, Джокарт запомнил бьющееся в конвульсиях тело курсанта, которому куском металла пробило насквозь голову. Команда реаниматоров добиралась до стрельбища целую вечность, — у них оказалось много работы после принудительного возвращения сразу четырёх сбитых истребителей. Потом все скорбно качали головами, повторяя одно лишь слово: «Пантеон». Но старший среди реаниматоров махнул рукой: «Безнадёжно, уничтожены оба мозговых полушария…»
Как всё просто, отстранений думал Джокарт, который вполне мог оказаться на месте погибшего курсанта, — а ведь у него теперь нет никаких проблем с его внутренним «Я». Человеческий мозг! Вот где оно спрятано! — теперь он знал это точно.
Вторая безвозвратная потеря произвела на Джо-карта куда большее впечатление.
Пит. Последнее время он делил с Джокартом первенство в шахматных блиц-турнирах, потому что тоже владел теперь «эффектом дельфина». Поединки между Джокартом и Питом за шахматным столом, оборудованным теми самыми таймерами, что имитировали схему управления истребителем, привлекали внимание всей группы. Не зная, как всё выглядит снаружи, — скорее всего, обычной игрой двух сосредоточенных противников, — изнутри Джокарт представлял себя многоруким Шивой, одновременно делающим много дел. Ему доставляла удовольствие не столько сама игра, сколько всё остальное, ей сопутствующее. Инструктор запускал самые изощренные комбинации цветовых сочетаний фигур, к лязгу и грохоту, сквозь которые доносились слабые отголоски каких-то мелодий, добавлялись и прочие отвлекающие параметры. Такие, например, как жара и холод, изменяющееся давление воздуха в помещении. Тогда движения становились вялыми, а мысли пробивались словно сквозь слой ваты. Общее возбуждение и ломота в висках сменялись сонливостью и апатией.
Один раз Джокарт даже успел увидеть короткий, но выразительный сон прямо во время игры. Ему показалось, будто его руки лежат на джойстиках управления истребителем, а ноги жмут реальные педали скорости и тангажа, и ему нужно выйти на разворот с критическим зарыскиванием вправо, чтоб сбросить с хвоста вот-вот готовую дотянуться до его «Зигзага» плазменными нитями вражескую «Кнопку» и успеть поразить кажущийся невероятно огромным вблизи «Кросроуд», который заманчиво подставлялся под излучатели правого борта.
И было чувство досады, потому что ему не хватало доворота — совсем чуть-чуть! — красная точка захваченной цели ускользала из прицельной рамки. Уйди на вираж секундой раньше, и я бы успел, думал Джокарт. Но он не успел. Червь-пилот, управляющий «Кнопкой», оказался проворнее. Истребитель коротко и плавно толкнуло, и смертельный холод космоса протиснул корявые щупальца сквозь прореху в корпусе «Зигзага».
Почему я не в СВЗ? — вспыхнула и погасла последняя мысль. Потому что вслед за ней Джокарт с удивлением увидел собственную руку, переставляющую короля при рокировке.
— Ого! — вырвалось у него после того, как горло отпустил сильный, как от удушья, спазм, — настолько реальным оказалось это сновидение.
Со стороны никто не заметил ничего особенного, и партия вскоре была сведена вничью.
Сразу за ней последовала ещё одна партия, вот тут то всё и произошло!
Теперь Джокарт полностью сосредоточился на игре, предоставив рукам и ногам делать их дело самостоятельно.
«Никаких фантазий! Я просто не выспался, вот и всё! Но ночь с Лиин того стоила, а поэтому — чёрт с ними, с мелодиями! Пусть хоть Вивальди, хоть римейк для бензопилы под Лондонский королевский оркестр!» — командовал он сам себе.
Совершенно неожиданно лицо Пита расцвело в улыбке. Он начал часто открывать и закрывать рот, как рыба, выброшенная на берег. И Джокарт вдруг осознал, что Пит смеётся!
Вначале он попытался понять — чем вызван этот смех. Неужели тем, что положение на доске слагалось пока не в пользу Джокарта, и тут он услышал…
— Ха! Ха! Ха! Посмотрите! У меня восемь ферзей! Все смотрите! Плевать на СВЗ, дайте «Леборейтор» и мои восемь ферзей! Восемь ферзей и шесть «Зигзагов»! Им не поможет ничего! — при этом глаза Пита бешено вращались, а под столом что-то противно зажурчало.
Потом Пит взял в руки фигурку короля и стал целовать её, как святую реликвию, — Ваше величество! Солнечная будет спасена! — а после вскочил из-за стола и, не переставая нести всю эту белиберду, перемежая шахматные ферзи с «Зигзагами», маджонг и СВЗ, выскочил из класса.
Тут растерялся не только Джокарт, но даже сам инструктор. А Пит, невесть как разблокировавший дверь аудитории, мчался уже по коридору.
— Какое счастье, что в это время давление было нормальным, — сказал после всего инструктор, — нас всех могло просто размазать по стенкам!
Он сумел догнать Пита в переходнике, ведущем к ангарам боевых истребителей… И всё это произошло не просто в пятницу, а именно в пятницу 13-го числа!
Пит был водворён в изолятор, и надежды курсантов на то, что вскоре он придёт в себя, не оправдались. Курсант, который погиб на стрельбище, находился в патологоанатомической лаборатории. И Джокарт позабыл про свой странный сон, иначе бы он живо вспомнил слова Спенсера об уникальной методике обучения лётным навыкам «изнутри».
Поскольку оба происшествия являлись чрезвычайными, занятия были прерваны и к вечеру курсантов собрали в аудитории Ино-биологии, где уже расхаживал посреди фрагментов особей-бессмертных старший офицер-куратор курса и два психолога. Один из них не был известен Джокарту, — долговязый молодой человек, выглядевший едва ли старше собравшихся курсантов. А вот второй… О, как же можно забыть это громоздкое оптическое приспособление на лице и живые, выразительные глаза под ним!
— Руководство курсов и Комендантство Крепости выражает не только свои соболезнования в связи с теми событиями, что произошли сегодня, но и озабоченность, связанную с некоторыми суевериями, которые уже успели прийти многим из вас на ум! — начал свою речь старший офицер.
Впрочем, эта речь оказалась короткой, и суть её сводилась к тому, что действующего пилота истребителя поджидает куда как больше опасностей, чем курсантов. Ещё старший офицер сообщил об инициативе Комендантства Крепости, сводящейся к восстановлению прежних сроков обучения, так как консилиум врачей-психиатров и специалистов по внедрению генных модификаторов и модификаторов сознания пришёл к неутешительному выводу о повышении опасности для душевного и физического здоровья курсантов, связанной с сокращением срока обучения.
— Лучше меня вам всё объяснят приглашенные сюда специалисты: доктор Конте, — долговязый встал и чопорно склонил голову, — и профессор психиатрии, неврологии и прикладной психологии, полковник медслужбы Бар Аарон. — Давешний знакомый Джокарта, оказавшийся офицером в таком высоком чине, да ещё и в звании профессора, кивком не ограничился.
Он встал со своего места и картинно раскланялся перед аудиторией, чего никто и никак от него не ожидал.
Офицер-куратор продолжил.
— Эта инициатива должна быть одобрена Землёй, так что пока ничего конкретного сказать по этому поводу не могу. Но в любом случае, даже если возврат к прежним срокам окажется невозможен, прошу всех курсантов сохранять доверительное отношение к инструкторам курсов, поскольку ни в первом, ни во втором случае их вины в произошедшем не было. — Дальше он перешёл на патетику, повысив голос и придав лицу самое официальное из возможных выражение, — также прошу помнить о долге, возложенном на каждого из вас! Солнечная нуждается в пилотах! Можно сказать, миллиарды гражданского населения надеются на вас. Расправляйте же скорее крылья!
Офицер ушёл, а профессор Аарон, пользуясь своим старшинством среди оставшихся в аудитории, попросил удалиться и других наставников.
— Вас тут больше двухсот человек, поэтому прошу не шуметь, моим связкам за вашими уже не угнаться… — Он сел, опёршись грудью о край стола, при этом его очки стали самой значимой деталью его облика. — Мне грустно говорить об этом сейчас, но, видимо, придётся…
Тут он сделал знак своему коллеге, и тот услужливо подал на стол воду и широкий бокал.
— Итак, вам говорили всё это раньше, в самом начале обучения, и я теперь только повторюсь, но, как это ни печально, по планам Комендантства пилотами должны были бы стать из всех присутствующих около тридцати человек. А в связи с выработанной новой стратегией обучения, требования, предъявляемые к выпускникам, будут несколько смягчены, что позволит выбрать из вас половину, то есть сотню новых пилотов. И я вовсе не уверен, что это благо. Как для Солнечной, так и для вас!
Он неспешно налил в бокал воду и стал пить мелкими глотками, давая курсантам возможность самим обдумать смысл сказанного.
С одной стороны — какая же это грустная новость? Сотня пилотов, это в три с хвостиком раза больше, чем тридцать. С другой…
Курсантам демонстрировали, помимо прочих, несколько хроник реального боя уже не штурмовиков, а звездолётов в каком-то глухом уголке системы Персея. Вот она и пригодилась — все вспоминали сейчас эту хронику…
Вначале орава «Кнопок» и «Вельветов», названных так за частые ребристые обводы на корпусе, разметала усиленную группу, машин в пятьдесят, истребителей Земли. В углу демонстрационного экрана гасли окна состояния кораблей земной группы. И было страшно это видеть — тёмные квадраты там, где только что высвечивались наименование и порядковый номер каждого истребителя. Они гасли — один за другим… Вскоре почти все квадраты стали тёмными, те, кто уцелел, спешили выйти из боя и улепётывали, видимо, стремясь достичь зоны досягаемости орудий мониторов дальнего действия. Но сразу вслед за этим появилось узкое веретено — строй из пятнадцати других истребителей. Тут же в другом углу экрана вспыхнула строка состояния уже для этой новой группы, и курсанты ахнули — то были пилоты из отряда «Саламандр», элитного отряда, базирующегося на Земле, невесть как оказавшиеся у Хи Персея.
Казалось, веретено «саламандр» шло на верную смерть. «Кнопок» и «Вельветов» было порядка семидесяти штук, вдобавок они действовали при поддержке десятка «Букимэнов» и даже одного линкора гигантских размеров.
Вдруг из строя, один за другим, через неравные промежутки времени, начали отделяться «Зигзаги», каждый из которых совершал сложные эволюции, конечная цель которых была непонятна никому. Наконец группа, наполовину рассредоточенная, вышла на дистанцию запуска контактных торпед. Бессмертные ринулись навстречу. Что тут началось!
Каждый из «Зигзагов» сразу нашел себе цель, выпустив по две торпеды. Количественное преимущество бессмертных тут же превратилось в тактический недостаток, и пока враг рассредотачивался, тридцать его истребителей превратились в блуждающие кометы, чьё хаотичное движение явилось причиной гибели одного крейсера, навигатор которого не смог найти верную траекторию посреди ужё мёртвых, обезображенных разрушениями «Кнопок». Поэтому девять оставшихся «Букимэнов» поспешили укрыться за мощным торсом линкора, а истребители стали намного осторожней. Им это, правда, никак не помогло. Веретено продолжало пронизывать их ряды, и каждая новая партия вырывающихся из строя «Зигзагов» вновь и вновь наносила чувствительные удары. Меньше чем через две минуты боя строй вражеских истребителей поредел ещё вдвое. Крейсера пока не могли нанести удар, чтоб не уничтожить вместе с отчаянными землянами своих пилотов. Хотя если бы они могли знать, кто противостоит им на этот раз, возможно, они решились бы на такой шаг. Но они не разобрались
И даже тогда, когда «Кнопки» и «Вельветы», не выдержавшие натиска «саламандр» стали выходить из боя, теряя при этом машину за машиной, «Букимэны» были неподвижны. Потом какой-то самый мудрый, по-видимому, червь-командер понял, что бой превратился в избиение и что истребителям уже ничего не поможет, начал выводить на арену космической схватки крейсеры, а линкор опасно замигал фасетками импульсных орудий, очищая пространство для манёвра. Но «саламандры» наплевали на общепринятое мнение о том, что подходить к линкору на близкое расстояние — просто самоубийство. Напротив! Теперь они облепили огромную глыбу звездолёта со всех сторон, и сразу пять торпед, выпущенных в горячке с «Букимэнов», пронеслись в опасной близости от ходовой части линкора На одной из них, шедшей точно в корму, сработала система самоуничтожения, выполняя предписанную определителем «свой-чужой» команду. Для бессмертных лучше было бы, чтоб эта система не сработала. Попадание единственной торпеды в усиленный броневой обвод разгонных сопел не могло быть фатальным, тем более что активная оборона корпуса просто отстрелила бы за доли секунды до контакта часть брони, размером с пару диаметров торпеды. И эта оборона сработала, но как!
Разорванная самоликвидатором на множество мельчайших фрагментов, торпеда заставила активную защиту линкора выставить ей навстречу почти всю броню двигательной части. Вслед за этим лишенные обвода дюзы стали предметом атаки всех пятнадцати «Зигзагов», причем именно в этот момент все они оказались вновь собранными в веретено, нацеленное именно в корму линкора. Курсантам как-то не верилось в такой точный расчет, но и назвать всё произошедшее случайностью не поворачивался язык, хотя бы из чувства сопереживания за своих пилотов.
Тут же произошло ещё одно неприятное для врага событие: сразу после запуска злополучных торпед автоматика линкора запустила разгонные двигатели, чтобы вывести корабль из зоны их поражения.
— Странно, — прокомментировал этот момент инструктор, — но получается так, что бессмертные не вполне доверяют своей системе определения «свой-чужой»
Линкор дернулся, сразу же лопнула тяжелыми брызгами уничтоженная самоликвидатором торпеда, и «Зигзаги» всадили в проплешину, где отработала активная броня, по половине энергетических запасов. Поэтому вместо того, чтобы начать движение вперёд, линкор стал неуклюже разворачиваться на месте. Было видно, как из дыр в боковинах поврежденных разгонных сопел вырывается яркая плазма. Довершила все несчастия врага система синхронизации стрельбы и манёвра, рассчитывавшая на несколько иное положение корабля в пространстве. Из-за этого была нарушена прицельная сетка , и полный бортовой залп комендоров линкора накрыл сразу три крейсера и пять собственных истребителей, вернувшихся в квадрат боевых действий.
Финал схватки был настолько эффектным, что курсанты, не выдержав, повскакивали со своих мест.
«Зигзаги» совершили посадку прямо на корпус линкора! Коснувшись туши вражеского звездолёта на какой-то миг, они тут же взлетели и снова выстроились в знакомое веретено — будто бы имитируя наконечник разящего копья. Таким же походным ордером они и покинули квадрат.
Где-то позади них на корпусе линкора, в местах их короткой посадки, вспыхнули ослепительные точки, вспухая затем фиолетовыми фонтанами. И гигантский светящийся каньон в форме буквы S расколол линкор на две неровные половины, — боевой брэнд группы «Саламандра». Знак их победы.
— Орбитальные бомбы! Они вывесили на линкор орбитальные бомбы! — озвучил кто-то очевидное над самым ухом Джокарта.
Тогда же курсантам стало известно, что вместо обычной системы самоуничтожения корабли элитного отряда истребителей использовали именно орбитальные бомбы, чтоб любой из «саламандр» или «фениксов» мог даже своей смертью наводить ужас на врага.
— Ничего себе, полётная выучка! Как они их!
— Да, те первые пятьдесят пилотов, что начинали бой — младенцы перед «саламандрами»… А ведь и они — действительные пилоты… — такие примерно разговоры велись после этой видеохроники.
— А как они строй держали!
На покадровом воспроизведении было видно, что пять «Зигзагов» постоянно формировали строй веретена, давая общее направление атаки, а десять других выделывали такие пируэты, что даже замедленный просмотр не всегда позволял судить — что это были за фигуры пилотажа. Потом истребители по одному выходили из атаки, возвращаясь в строй и заменяя тех, кто только что был в стержневой пятерке.
— Знакомьтесь! Перед вами была седьмая группа отряда «Саламандра». Лидер группы — генерал Седых, — давал информацию о героях инструктор, — его личные ведомые — генерал Джаварлах Хусади и полковник Кай Ши. Все остальные пилоты отряда имеют звание майора, за этот бой они награждены знаками «Солнечная корона», а члены их семей получили на Земле привилегии второго класса на три поколения. Учитесь, курсанты! Учитесь побеждать! Мечтайте стать настоящими асами, чтоб рано или поздно вам довелось вот так же оставить свой личный знак на побежденном противнике…
Именно эту хронику вспоминали сейчас в аудитории Ино-биологии курсанты, вполне отдавая себе отчет, что в три раза больше — не означает в три раза лучше Тень сомнений и мрачных мыслей пробегала по лицам многих.
Покончив с водой в бокале, психолог продолжил:
— То, о чём я вам сообщил, — и вы должны понять верно, — это крайняя мера Из тех, кто пройдёт весь курс обучения и не сможет получить звание действующего пилота, всё равно выйдет толк. Пусть даже в чём-то другом. Навыки в обращении с системами корабельного оружия позволят многим стать комендорами станций планетарной обороны. Те, кто далеко продвинулся в освоении навигационной науки, но споткнулся в чём-то другом, обязательно будет принят в штурманскую группу линкора. Иные смогут стать командирами танковых отделений, которым требуется не меньше воли и мужества, чтоб вести в бой тяжелый «Шарк»… Это — не игра в войну. Это — война, где пилоты противника умеют убивать по настоящему и владеют выучкой и знаниями целых поколений. Поэтому получается так, что две трети выпускников рискуют стать мишенью для бессмертных там, где другая треть мишенью бы не стала. И я действительно говорю о таких вещах с грустью… С грустью и тревогой — за вашу судьбу и за тех, кого вы призваны защищать
— Меня, впрочем, попросили поговорить с вами не об этом, — изменил тему разговора психолог. — Конкретную тревогу у руководства курсов вызвала не столько потеря двух курсантов в один день, сколько домыслы и разговоры, распространившиеся после случившегося среди курсантов. Разговоры именно об этом дне…
Для начала я хотел бы поинтересоваться, известен ли кому-нибудь из присутствующих такой термин, как «трискайдекафобия»? Ну, давайте смелее, не бойтесь ошибиться… Так, правильно, это действительно боязнь Но боязнь чего? Нет? Никак? Да, не повезло этой фобии с вами. Никто о ней не знает. А другое название — «параскавидекатриафобия» — не слышали? Давайте я повторю по слогам…
Кто-то из сидящих в первом ряду уловил в трудновыговариваемом слове одну из составляющих.
— Что-то с пятницей связано?
— Верно, с пятницей. А теперь догадайтесь — с какой именно?
— Неужели с пятницей 13-го числа? — сразу несколько одновременных выкриков.
— Представьте себе, именно с ней. Это название болезни, которой подвержены люди, панически боящиеся числа 13 и тем более — 13-го, пятницы.
И профессор поведал слушателям обо всех суевериях, связанных с этим днём и этим числом.
— Если говорить о фактах, то когда-то именно в такой день — 13 апреля, в пятницу, войска великой империи уничтожили всех членов могущественного Ордена тамплиеров, и в дальнейшем монашеские военные ордена перестали играть какую-либо значительную роль в истории. Впрочем, тогдашних обывателей больше интересовало загадочное исчезновение несметных сокровищ тамплиеров, чем тот факт, что произошло это в пятницу, 13-го числа. Однако масса легенд о проклятье этого дня и этого числа существовала и до охоты на несчастных монахов, которые фактически пострадали, как это назвали бы сейчас, за сокрытие доходов и неуплату налогов. Легенды же относятся к началу становления одной из религий, когда-то довлевших над человечеством. Якобы один брат убил другого, и сделал это именно в пятницу, 13-го числа. Даже мифологические первые люди отведали запретное яблоко с Древа познания в такой же день. Л потом по тринадцатым пятницам ведьмы собирались на шабаш. Для тех, кто плохо знаком с исторической мифологией, поясню — ведьмы вовсе не вымышленные персонажи, а женщины, причем, как правило, рыжеволосые и зеленоглазые, совершавшие нудистские обряды Вымысел же заключался в том, что слетались они на шабаш на древних приспособлениях для уборки помещений. Так вот, впоследствии в архивах раскопали принципиальные схемы таких приспособлений, и эта деталь признана недостоверной, потому что расчётной мощности их примитивных электродвигателей и силы исходящей воздушной струи оказалось явно недостаточно для преодоления силы притяжения.
— Почему же такую пятницу нужно было бояться? Ну ночью… ну голые, — наоборот…
— Дело в том, что для этого обряда собиралось строго определенное число ведьм. Л именно — 12. Потом к ним присоединялся 13-й участник. Древнее злое божество…
— Вот хорошо он устроился! — позавидовал кто-то
— Осторожнее, молодые люди! — вмешался молчавший до сих пор другой приглашенный. — Речь идёт об очень древних и мстительных божествах и их антиподах. Спешу заметить, что упомянутый профессором фолиант, откуда и черпались все эти мифы, содержит даже упоминание о нашем сегодняшнем враге — о бессмертных червях. Конечно же, в аллегорической форме.
— А мы-то думали… — донеслось с последних рядов, — что там имелось полное руководство по борьбе с «Кнопками». Вот было бы здорово!
Шутка показалась удачной, и все рассмеялись.
После упразднения Глобальным экономическим советом Солнечной всех религий — официальных и неофициальных прошло достаточно времени, чтоб эта тема вызывала улыбку. Единственное, что осталось от религиозного исторического периода, это фраза последнего Папы Солнечной: «Теперь мы остались одни!»
А потом пришли бессмертные, и выяснилось, что это не так.
Молодой психолог продолжил.
— В любом случае, ни одно из событий, которые тут упоминались, не может и не должно служить поводом для суеверия. Потому что земной календарь неоднократно изменялся, и никаких увязок с историей либо мифологией по датам и дням недели не сохранилось. Тем более что несчастья, произошедшие сегодня с курсантами, могли случиться в любой другой день, а могли и не случиться вообще. Поэтому вас не должен посетить отрицательный настрой на этот случайный и, в общем-то, ни в чем не виновный день — пятницу, 13-го числа.
Профессор опустошил другой бокал, и выпитая вода немедленно выступила на его лице мелкими каплями пота. Теперь он снова взял слово.
— Как я уже говорил, люди, боящиеся пятниц и числа тринадцать — это больные люди. Больные той самой трискайдекатриа— и параскавидекатриафобией. Считаю, что вам не стоит становиться нашими клиентами по этому же поводу. Вы согласны? Вообще, плохие приметы — целая тема для диссертаций. В них верят почему-то все, даже я. К примеру, я заметил как-то, что если утром встать с левой ноги, то обязательно произойдёт сбой моего компьютерного терминала. И что самое удивительное, так оно и происходило раз за разом! Пока я не сменил терминал… Вот если кто-то из вас увидит, что на истребителе разболтаны кормовые турели — это действительно Очень Плохая Примета Или если не обновлен энергозапас СВЗ. Тоже не к добру.
Профессор иронизировал долго Каждый из слушателей воспринимал его слова по-своему, потому что многие имели известные только им плохие и хорошие приметы.
— Я вас не буду переубеждать насчёт всего сразу, попрошу только об одном — бойтесь бояться тринадцатых пятниц. Хорошо сказал? И четырнадцатых. И каких угодно. Разрешаю бояться любого дня недели, если он выпал на тридцать второе число месяца. Вот это уже будет поводом для беспокойства.. А если говорить серьёзно, — он стал вдруг сосредоточенным, даже снял с носа очки, — гибель первого курсанта уже расследована. Дело оказалось в недостаточной балансировке реактивной пули, совпавшей с промышленным дефектом, — микротрещиной, — оружейного ствола. Ответственный инженер — менеджер, исполнявший свои обязанности в день выпуска этой партии боеприпасов, будет скоро установлен. Второй случай сложнее и вызывает больше тревоги Но и он имеет своё объяснение. Курсант Пит Вальде очень хотел спасти Солнечную. Стать её героем. В какой-то момент, достигнув определенных успехов в обучении, он позволил эмоциям взять верх над сознанием, Винить его нельзя, как нельзя винить кого-нибудь другого. Теперь он достиг своей цели, правда — в другой, вымышленной реальности. Всё, что я могу рекомендовать по этому поводу вам, остальным, это постараться держать свои эмоции в узде. Подсознание — страшная штука, когда оно работает против вас. Почувствовав неожиданную, даже самую лёгкую эйфорию, сразу пытайтесь найти ответ — чем она вызвана? И если причин для таковой не найдётся — срочно принимайте стабилизаторы. Их уже готовят по нашим рекомендациям в лабораториях Крепости. Через педелю вы получите по комплекту стабилизаторов, которые будут безвредны при приёме в любое время, даже если вы и ошиблись в самооценке. Странно, как раньше о них никто не додумался…
Вот ещё что. Мне лично, а также моим коллегам приходится общаться с действительными пилотами и офицерами пехоты КС, многие из них регулярно обращаются к нам за помощью, так что не считайте зазорным и для себя подойти к психологу. Сейчас, ближе к концу обучения, для ваших организмов, и тем более — вашего сознания, настают тяжелые времена, учтите! Кстати, недавно один курсант, — Джокарт встрепенулся, поняв, о ком именно идёт речь, — я не хочу называть его имя. Так вот он имел со мной беседу. Думаю, это пошло ему на пользу. О нём я ничего, как уже предупредил, говорить не буду, но вкратце скажу о его проблемах, которые являются общими для всех вас.
И профессор сообщил аудитории то, что слышал от него раньше Джокарт — про воздействие спецпроцедур на организм и сознание курсантов, про опасность держать всё в себе и так далее.
Странно, подумал Джокарт, профессор меня не выдал, а я всё равно удостоился многих взглядов. Плохая эта штука — репутация! Потому что бывает разной.
Курсанты расходились шумно Все обсуждали встречу с психологами, но общее напряжение, связанное с произошедшим за день, было снято.
Потом выяснилось, что слова об опасности, возникающей к окончанию курсов — не просто слова. Через неделю свихнулись сразу трое курсантов.
Они так и не дотянули до «водяных матрешек», совсем чуть-чуть не дотянули. Джокарт наконец-то узнал, что это такое, потому что не переставал верить в свою счастливую примету по имени Лиин. Жаль, что встречи их были редкими, и во время них возникало все большее напряжение.
Его почему-то начинало злить, что она проводит много времени в офицерском обществе. Ведь рядом с ними он чувствовал себя неоперившимся птенцом. Ещё он понимал, что среди поклонников Лиин не все были такими же галантными, как Балу.
— Ты что? Ревнуешь? Значит — любишь! — дразнила его Лиин.
А когда он пытался протестовать, то понимал, что выглядит еще глупее. Потому что Лиии уже не раз доказывала свою порядочность по отношению к нему.
— Представляешь, как я буду выглядеть на сцене, если перед этим обзову свиньями тех, кто этого заслуживает?
— Кто?! Скажи мне, Лиин! — терял голову Джокарт.
Она смеялась.
— Дурак. Я же тебя люблю. Зачем мне другие? Если бы ты стал кидаться на всех таких горе-ухажёров, то скоро у тебя просто ни на что другое не хватило бы времени. Даже на меня…
Но он не хотел, чтоб ему на Лиин не хватало времени. И понимал всю беспочвенность и глупость своей горячности.
— Прости, Лиин. Пойми, мне тяжело даже думать о том, что ты с кем-то… что кто-то…
— А ты не думай. Это глупо. Я же не шлюха какая-то, а всем желающим клубнички весь спектр услуг оказывают в эр-пэ-вэ. Кстати, когда ты получишь право посещать это место, я напомню тебе эти разговоры
— Что ты, Лиин! Да я — никогда…
— Вот видишь? Ты — никогда. Почему же я обязательно должна оказаться хуже тебя? И вообще, ты не о том думаешь.
— А о чём же мне думать, кроме как о тебе?
— О том, куда ты устроишься в Крепости после окончания своих курсов.
— Как это — куда? Для чего я вообще стал курсантом? Конечно, чтобы быть пилотом истребителя! Ты же знаешь…
— За тебя сейчас говорит твоя молодость. Неужели ты думаешь, что без тебя не найдётся кому воевать? Торопишься погибнуть? А как же тогда я? И зачем мы с тобой…
В её глазах всё чаще появлялись слёзы, и Джокарту было тяжело это видеть.
— Лиин! Если ты меня любишь, то должна понять, что я попал сюда не случайно, и это действительно стало моей мечтой — летать! Я видел запись боя «саламандр»… Никто из них никогда не погибнет, потому что они — лучшие! И я обязательно стану таким, поверь, Лиин. Ты не потеряешь меня
— Теперь ты меня выслушай! Ты ещё мальчишка, и многого не понимаешь… А я регулярно вижу сытые рожи обвешанных наградами до пупа нахлебников этой войны. Как думаешь, за что им достались награды? А потому что вовремя во всём разобрались, и нашли себе неплохие местечки, которые есть не только на Земле, но и в этой проклятой Крепости!
— Не надо, Лиин. Я тоже это понимаю. Наверное, таковы правила жизни. Мне не светит стать интендантом или попасть в научный корпус…
— Почему? Ты же говорил, что учился в институте гравионики! Мы сможем попасть на Землю, где я найду себе место певицы в любом шикарном заведении. Как ты думаешь, зачем я торчу в этой дыре вот уже четвёртый год? Не знаешь? Так я тебе объясню. Таких, как я, певиц на Земле — что звёзд во Вселенной. В хорошее заведение, а не в какой-нибудь портовый кабак, можно попасть только имея влиятельных друзей или родителей… А если их нет, то нужно поспешить обзавестись ими — пока внешние данные позволяют. Угадай теперь — как? Родных у меня нет. Таких друзей — тоже. Одна надежда — стать известной здесь, в Крепости, чего я уже, думаю, достигла, а потом, попав на Землю, использовать эту известность, продавая свой голос под вывеской «Певица с форпоста Солнечной». И петь мне придётся вовсе не блюз. Мы с тобой похожи, Джокарт. У тебя ведь тоже никого нет, кроме меня. Мы очень похожи… Я — для тебя, ты — для меня. Только так мы будем счастливы.
— Ну хорошо… — продолжал оставаться непрошибаемым Джокарт, — ты сможешь петь на Земле. Пускай даже под вывеской. Л чем мне заняться?
— Ты окончишь обучение, получишь работу на военном заводе… А ещё лучше, я устрою так, что тебя переведут в какую-нибудь внутреннюю службу Крепости, и…
— И обвешают до пупа наградами, которых я не заслужу. И ты будешь меня за это любить?
— Буду!
Голова шла кругом от таких разговоров, а душа Джокарта разрывалась на части, и не было в ней покоя и радости, когда он возвращался в казарменный блок. Чем ближе был срок окончания учебы, тем чаще случались эти разговоры. И скоро любая их встреча оканчивалась одним и тем же её вопросом: решился ли он на что-то? Ради неё и её любви. И такая формулировка порождала в душе Джокарта внутреннее противодействие и дискомфорт. Но благодаря этим вопросам он всё сильнее желал исполнения другой своей мечты. Той, что появилась раньше, чем Лиин. Тем более что первые вылеты были уже близки.
Ему всё чаще теперь снились сны, в которых он, словно в реальности, управлял истребителем. В этих снах всё происходило по-разному. Он мог проснуться победителем, а мог — побежденным. Но всегда — с новыми знаниями! Детализация и информационная насыщенность снов ставила их на десять порядков выше тех, в которых люди просто испытывают ощущение полёта. Наяву же он, — наконец-то! — учился владеть «водяными матрёшками».
— Держать ровно! Руки согните, чтоб края находились примерно на уровне солнечного сплетения, в ширину ладони от туловища. Так, замечательно!
Почти все курсанты учебного отделения не смогли спрятать усмешку на первом занятии.
Круглая посудина, диаметром около тридцати сантиметров, глубиной сантиметров пять, до края наполненная водой. Её нужно было держать именно так, как объяснял инструктор. Казалось, нет ничего проще, ведь необходимо всего-навсего пройтись по аудитории, стараясь не допустить, чтобы вода пролилась через край.
Конечно, нести такую посудину приходилось осторожно, потому что вода реагировала на малейшее неуклюжее движение рук, на малейшую встряску при передвижении, никак не желала оставаться у края. Через десять минут усмешек стало меньше, как стало меньше и воды практически в каждой посудине, а руки начали дрожать с непривычки.
Нет, с мышцами и сухожилиями всё было в порядке! После двух лет непрерывных тренировок, стрельбищ и прочих радостей курсантской жизни их мышцы забыли, что такое усталость. Просто очень уж необычным оказалось для них новое упражнение.
— Это и есть «матрёшка»? — поинтересовался в самом начале занятия Джокарт. Изумленно и с долей разочарования.
— Нет. Это всего лишь одна часть. После вводного занятия вам предстоит пройти медпроцедуру, ничего особенного, по три дополнительных инъекции в день на протяжении недели, и тогда уже — будет вам «матрёшка».
Всем было известно, что это название старинной детской игрушки, где несколько деревянных фигурок, разных по размерам, вкладывались одна в другую. Про воду никто ничего не слышал.
К концу вводного занятия выяснилось, что вышагивать с посудиной, наполненной водой, не проливая её, — не такое уж простое дело. Никто не мог похвастаться тем, что ни единой капли не пролилось у него через кран.
Стоя на месте Джокарт ещё мог удерживать воду в назначенных ей пределах. Как только он начинал движение, — всё! — вода тоже теряла неподвижность.
— Ваше тело должно стать отлаженным комплексом гироскопов, способных сохранять такое вот равновесие. Потому что это очень важно во время полёта — чувствовать корабль, как часть себя самого…
Неделя медпроцедур пролетела быстро. Первые два дня инъекции делались в медблоке, потом эта функция была доверена ИндАпам — индивидуальным аптечкам, и четыре дня курсанты ходили, чертыхаясь трижды в течение суток.
Через неделю отделению вновь выдали уже знакомые посудины. Курсанты называли их блюдцами, а инструктор — Большими.
— Чтоб было проще понять, — пояснил он, — та ёмкость, что у вас в руках, имеет самый большой диаметр. В неё нужно будет поместить потом ещё одну ёмкость, поменьше размерами, она будет Средней. А уже в Среднюю помещается следующая — Малая матрёшка. При старых сроках подготовки этому упражнению отводилось больше времени, и матрёшек было не три, а — пять. Но вы особенно не радуйтесь, с вас и трёх хватит для начала, чтобы понять — что это такое.
Джокарт понял. Издевательство, помноженное на чьи-то мучения, навязываемые как целая учебная дисциплина. Вот что это такое. И бессильны были помочь все обретённые «эффекты». Тело должно было само научиться сохранять жидкость в матрёшках в равновесии. А делалось это так: в Большую наливалась уже не вода, а раствор, который оставлял ярко-синий след на внешней боковушке посудины Теперь любая оплошность становилась заметна сразу. Ходить приходилось в замкнутом, ограниченном пространстве небольшой прямоугольной комнаты, где уже троим тяжело разойтись, не задев друг друга локтями. Задеть — это означало… Ну понятно.
Кося одним глазом на прочих бесцельно движущихся курсантов и отдавая всё остальное внимание чёртовой жидкости, которая норовила оставить как можно больше синих следов, учащиеся пыхтели сквозь зубы, боясь даже дыханием потревожить строптивый раствор. И больше никто не смеялся.
Через какое-то время отделение могло свободно расхаживать взад-вперёд и даже переговариваться во время движения. Тогда задание усложнилось. Теперь нужно было, помимо ходьбы, совершать приседания, повороты, да и сама ходьба велась в быстром темпе.
Когда же и этот барьер был взят, настало время познакомиться со Средней матрёшкой.
Сосуд, на треть меньше в диаметре, с «плавучей» подушкой снизу и так же заполненный раствором, оставляющим следы, помещался в Большую, где мог свободно плавать. Порождая, естественно, и движение раствора в Большой.
Мало того, что раствор из второго сосуда мог оставлять след на боковушке. При попадании и смешивании его с раствором, находящимся в Большом сосуде, получались шикарные розовые кляксы. Теперь всё пришлось начинать сначала. Медленно ходить — ходить быстрее — приседать — поворачиваться… Так же бояться задеть чей-то локоть и думать, как бы не задели тебя.
Потом появилась третья матрёшка. Снова — синие потёки на боковушках и уже зелёные кляксы — при попадании в раствор второго сосуда. И опять: ходить — высунув от напряжения языки, ходить быстрее — к языку добавлялись выпученные глаза, потому что приходилось контролировать положение уровня и неподвижность раствора в трёх сосудах одновременно. Приседать — сходить с ума. Кружиться на месте — сдерживать нешуточное головокружение. Теперь прекратились и разговоры.
— Главное — плавность движений. Боевой истребитель должен всегда пребывать в равновесии и согласии с окружающим пространством. Любой рывок на вираже со скоростью выше первой космической — не принесёт ничего хорошего. Оплошность при скоростях в десятые доли световой — и от вас останется такая же клякса, как в матрёшке.
— Но там же есть автоматические компенсаторы манёвра! — умудрился произнести целую фразу Джо-карт.
— Есть. И даже автопилот имеется, для принудительного возврата в точку старта. И вы надеетесь с их помощью тягаться с бессмертными? Между прочим, их корабли-истребители не имеют таких устройств. Вот и думайте.
Увидев, что в его матрёшках расцвело уже достаточно клякс, — и розовых, и зелёных, и даже экзотичных розовато-зеленоватых, Джокарт понял, что терять ему уже нечего, всё равно отработка обеспечена. А ведь сегодня — встреча с Лиин!
Тут же он с ужасом понял и другое: что готов пожертвовать встречей ради овладения этим проклятым равновесием!
— Ком, нам говорили, что у бессмертных и вестибулярный аппарат действует как-то по-другому. Что они все — прирожденные воины и летуны.
— Как бы ни действовал их вестибулярный аппарат, но он у них есть. Значит, им тоже приходится работать над собой, ведь космос — не их среда обитания. Даже если бы это и было так, — рыба в воде, и та совершенствует свои способности. Черви должны были работать над собой, иначе не стали бы прирожденными воинами. Логично?
— Да, но у них имеется механизм генной памяти. Каждая вновь рожденная особь владеет практически всеми навыками родителя.
— Не так. Помнит о них. Знает. И только после получения собственного опыта — владеет. Есть разница?
— Да, ком. Но всё равно… Это даёт им преимущество. Если, например, родительская особь была отменным пилотом, значит, и у её потомства имеются все шансы стать такими же отменными пилотами. А у нас — что? — тридцать процентов со всего курса. Ну пусть теперь — половина. И в людских семьях у родителей-военнослужащих может родиться, например, дочь — певица. Кстати, а почему среди пилотов нет женщин?
— Вам на который вопрос ответить? Если на первый — шанс есть и у вас. И кто вам сказал, что где-то внутри вы тоже не несёте аналог «генной памяти»? Все эти «информативные» инъекции, сеансы гипноза, произведенные в начале обучения, о которых вы даже не помните. Пора хотя бы догадываться об этом. Потом вся информация, так сказать, выйдет наружу. Не переживайте за себя. А природная генная память у бессмертных… Что ж. В этом есть доля хорошего для нас. Потому что не все особи-пилоты, произведшие потомство, были Отличными пилотами. Дошло? Вы же, в отличие от них, получаете только лучшие знания и самую полезную информацию. Детально всё объяснить вам я не могу, и никто в Крепости не сможет, но вы имеете в памяти лучшие знания лучших пилотов. Именно поэтому, наверное, «саламандры» очень редко покидают Солнечную. «Фениксам» вообще запрещены вылеты дальше орбиты Юпитера. Конечно, главная их функция — оказаться под рукой в случае прорыва к Солнечной. Потому что Крепости хоть и контролируют все приливные точки, с помощью которых можно добраться до Солнечной, всегда остается возможность использования врагом спорадического прилива. Например…
— Я знаю, ком. Прорыв к Плутону. — Джокарт с неудовольствием отметил, что эти слова доставляют ему боль, и повторил тише. — Я это знаю…
— Верно, — благодарение Вселенной, инструктор не стал развивать дальше эту тему. — Теперь ответ на вопрос о женщинах. Бессмертные — существа когда-то двуполые. Так они были устроены изначально природой. Впоследствии они трансформировались в гермафродитов. Неизвестно, как именно они к этому пришли: вследствие мутаций или в связи с осознанной необходимостью…
— Какая же тут может быть осознанная необходимость?
— Может, курсант. Когда-то Земля пережила настоящий бум трансвестизма. Это, конечно, только условное сравнение. Одно дело — отдельные личности с изъянами в психике, другое — целая галактическая раса. Но всё же… Так что бессмертные — универсальны теперь по всем физиологическим показателям. Мы же, мужчины, во многом отличаемся от женщин. И существует ряд препятствий, скрытых в самих женщинах, которые не позволяют проводить их трансформацию в современных солдат. А ведь когда-то, во времена существования отдельных государств, женщины проходили военную службу. Но только война с бессмертными — совсем другое дело. Без генных модификаторов и модификаторов сознания никак не обойтись. Сознание женщины — это вовсе не то же самое, что и сознание мужчины. Мужской шовинизм тут ни при чём, но есть такое понятие — женщина с мужским складом ума. Правда, ум это ещё не всё. Есть разнящие нас черты характера, особенности психики, обусловленные гормональными процессами… Особенности поведения… Слышал шутку о том, что науке неизвестно, кого в природе больше: говорящих рыб или молчаливых женщин? Познакомишься с женщинами поближе, сам всё поймёшь. А теперь, чтоб наш разговор оказался для тебя полезным — объявляю два часа отработки в конце дня. На следующем занятии начинаем использовать дополнительные факторы — помехи…
Как-то ему приснился необычный сон. В нём перемешалось всё: и Лиин, и управление истребителем Пит, хохочущий в лицо. «У тебя есть восемь ферзей, Джокарт?»
Дурак, отвечал он ему, зачем ты пришёл? Ты же сошёл с ума из-за своих восьми ферзей. Чуть не угробил нас всех, вскрывая дверь учебного класса, что тебе сейчас от меня нужно? Твоё место — на Земле, в психушке, так что не мешай — видишь, чуть не пролил раствор из малой матрёшки в среднюю.
Но Пит не уходил. К чёрту матрёшки! Попробуй собрать восемь ферзей на одном поле! И вообще — следи за хвостом! Джокарт оборачивался и видел, что там, сзади, дела неладные — в атаку вышли сразу три «Кнопки». На панели вовсю мигает сигнализатор опасности — его «Зигзаг» в захвате! Педаль под правой ногой — до упора вниз. Правая рука готова кинуть истребитель в сторону. Но — нельзя, резко — нельзя. На обводах кабины сразу выступят синие потёки и появятся розовые кляксы. Главное — плавность!
Я же говорила, что все пилоты рано или поздно гибнут, — печальная Лиин обнимала какого-то офицера с сытой рожей, обвешанного до пупа наградами. Нагрудный карман его мундира набух от кредитных карт.
Не трогай мою Лиин! Это не я её трогаю, справедливо отвечает офицер и противно ухмыляется, но я всё-таки не против. Мне наплевать, кричит Джокарт, сначала разберусь с «Кнопками», потом займусь тобой, жирный боров! Вот-вот, я опять не против. Разбирайся со своими «Кнопками», а мы пока развлечёмся. Правда, Лиин? Ты сам виноват, Джокарт, видишь? Я снова плачу… Она обвивает шею офицера, пряча лицо.
А «Кнопки» всё ближе. Кормовые турели «Зигзага» дают залп, истребители врага отворачивают, теряя Джокарта из захвата. Сигнализатор успокаивается. Но положение всё равно тяжелое. Где же ведомые? Брось, ты ещё не сидел за маджонг-столом, и никому не известно — кто ты? — ведомый или ведущий… То ли дело я — со мной всё ясно. Восемь ферзей — это… Заткнись! Не сейчас!
Раствор выплеснулся из верхней матрёшки и стекает по боковушке… Опять бьют кормовые «Зигзаг» держит 0,98 световой, а бессмертные прут, словно приклеенные. Вот! Сейчас. Теперь раствор льётся каскадом — из верхней в среднюю, из средней — в Большую, из Большой — на форменные брюки. Почему — брюки? А где же… Ты хоть раз пробовал спать с девушкой в СВЗ? Теперь не скули. Кстати, Лиин — сладкая ягодка. Ух, какие мягкие губы! Да, девочка, да! Ещё! Ты видишь? Я всё равно плачу. Мы с тобой одинаковы, Джокарт. Я буду петь блюз под вывеской, почему ты не плачешь со мной? Ещё, девочка, ещё!
Скверно, согласен. Хочешь, я подарю тебе ферзя? Все восемь не могу, я так дорого за них заплатил, но даже один тебе сейчас не помешает. Спасибо, Пит, я не знал, что ты можешь быть хорошим другом, но уже поздно… Ты что, сопляк, сдался? Нам не нужны такие пилоты! А ведь тогда мне показалось, что ты можешь кусаться… Я могу! Но Лиин! Смотрите, что она делает! Да, девочка, да!
Да бог с ней, с Лиин, даже неудобно, что я вас познакомил. Выиграешь этот бой — сходим в эр-пэ-вэ. У меня всегда при себе две кредитки. Мы не будем заказывать апельсиновый сок-фреш, и ты прольёшь кофе на кого-нибудь другого…
Одна из «Кнопок» выпускает контактные торпеды. Губа закушена до крови, но кровь, попадая в раствор, становится зелёной. Значит, она течёт из его верхней матрёшки. Я думаю — значит я существую!
Бессмертные недавно переняли у нас идею использования контактных торпед, поэтому торпеды у них пока несовершенны. Правая кисть чуть вздрагивает, и они проходят под пилонами левого разгонного двигателя. Уже хорошо. Теперь — тангаж Разворот носа истребителя на сорок пять градусов относительно оси движения. Да знаю я, что кормовые турели остаются без работы… Погашение инерции! Снова ускорение! Без СВЗ тяжко. Компенсация инерции вышла чувствительной, и что-то с глазами. Наверное, лопнули сосуды. Кровь хлещет из глаз, чёрт, как не вовремя!
Наконец-то ты плачешь, Джокарт! Не стесняйся, я ведь тебя люблю! В СВЗ нам действительно было бы неудобно. Ещё, девочка! Да!
Да, жаль, что я вас познакомил. Балу! Прошу тебя! Ты же можешь, ты умеешь! Как я тебе завидую… Ладно, парень. Всё-таки меня летуны тогда пригласили… Хотя новости всё равно плохие, и скоро — на убой. Где твои лычки?
Лычки? Толстый офицер, сбитый подсечкой, падает на стул. Балу втыкает ему в рот сигарету и выливает за шиворот стакан водки, но не успевает поднести зажигалку, потому что — уход на вираж. Волной. «Кнопка» в захвате! Ты и без ферзя справился, жаль… А знаешь, Джокарт, ведь меня скоро выпустят из психушки. Дадут пособие. Я выберу любую девушку, какую захочу. А ты всю жизнь будешь тискать одну и ту же шлюху. Лиин не шлюха! Шлюха, шлюха! Посмотри, как у неё всё получается. Ещё, девочка, ещё! Я люблю, когда ты плачешь ВЕЗДЕ. — И плотоядный смех сквозь стон наслаждения.
— Прости, парень, тот червь, что уничтожил моих ребят и два танковых экипажа… В общем, я его нашёл, и сейчас покажу, что такое майор штурмовой пехоты КС! Вот и покинул тебя твой ферзь. А ведь точно! Майор — ферзь. Как же я сразу не догадался? Балу! Тресни напоследок этого гада… Извини, брат, есть Проблемы, которые ты должен научиться решать сам. Последний вдох. Теперь загубник можно выплюнуть, всё равно кислорода не осталось, а дно уже близко.. Отец, почему ты не сказал, что всё будет так?
— Джокарт, война когда-нибудь закончится, и Солнечной потребуются инженеры. Много инженеров. Почему бы тебе не поступить на учёбу в наш институт? И я, и мать, мы всегда будем рядом. Подумай хорошенько, Джокарт, а мы пока посмотрим «Дискавэр», странно, зачем это «Хванг» открывает грузовые люки? Не-ет!!
Ещё, девочка, ещё!
Прицелы пляшут, — какая ты сладкая! — «Кнопки» стегают пространство плазменными плетями… Главное — плавность. Чтоб не перелился раствор. Это — Вивальди. А это — ведьмы с зелёными глазами. Главное — плавность, даже если получил два попадания в разгонный двигатель и кормовую турель. Скорость падает сразу до 0,1 световой, хотя я не снимал ускорения, — какая-то чертовщина! Но враг не успевает погасить и компенсировать свою скорость! Проносится рядом, подставляясь с кормы. Ага! Они ещё не знают, что написано в моей строке состояния. Я — «саламандра»! Тебе это не поможет, Джокарт, видишь? — я плачу… Ещё, девочка…
Джокарт вскочил с койки. В ушах стоял постепенно затихающий голос отца. В висках стучала кровь. Бешеная, чёрная энергия сна продолжала толкать сердце: быстрей, быстрей, быстрей! Мозг всё ещё оставался многоквартирным домом, где за каждой дверью жила своя, отдельная от других мысль. Но сейчас во всех окнах этого дома спешно гас свет. «Ещё, детка!» — донеслось из-за последней открытой двери. Наконец захлопнулась и она, оставив Джокарта стоять — оглушенного, будто бы контуженного тяжелым ударом.
Едва оправившись от пережитого во сне, Джокарт поспешил к коммутационному терминалу и набрал номер Лиин. Окно вызова оставалось пустым, и он подумал: «Зачем она отключила свой терминал? Мы же договаривались…» Но вот пошёл вызов, обозначенный скудной надписью на экране — «Подождите соединения». Ну что же это она? Нельзя так крепко спать! Или — можно? Ведь, наверное, это тяжело — отстоять несколько часов на сцене…
Подождав, Джокарт снял вызов и вернулся к койке, пытаясь заснуть. Это у него не получилось, и отчего-то в груди начало сжиматься и разжиматься какое-то чужеродное тело. И снова в сознании опасно приоткрылась дверь с гадкими словами!
Нет! Я должен её услышать! Сейчас! — снова решился Джокарт и кинулся к терминалу.
Всё то же. «Подождите соединения». Он прочёл эту надпись пятьдесят пять раз и готов был довести эту цифру хоть до тысячи, но она так и не ответила. Пусть она обзовёт его, отругает за назойливость! И автоматика отключила вызов, потому что даже дураку было бы ясно, что ответа он не дождётся.
Наверное, она спит, накрыв подушкой голову! Или включила музыку, да так и заснула и теперь не слышит вызова. Громко включила, она же певица. Или видео. Она говорила, что любит смотреть перед сном какой-то интерактивный сериал, ещё говорила, что может променять его, Джокарта, только на этот сериал. Да, точно! И Джокарт представил включенное на полную громкость видео, оттого что в конце серии она пошла принимать душ, а потом не успела приглушить, как её сморил сон. Искать каких-нибудь других объяснений он побоялся.
На всякий случай Джокарт принял стабилизатор, но даже лекарство не помогло сразу. И было отчего-то так плохо и неуютно…
Последнее, что он открыл для себя с изумлением, было то, что Моджо перестал храпеть. А следующий сон оказался милосерден к нему, и в нём не оказалось ничего, что не умерло бы при пробуждении.
…Пока отделение спешило на построение, Джокарт, обычно стеснявшийся при всех звонить Лиин, торопил матовый прямоугольник терминала. Наконец соединение произошло.
— Это ты? Зачем в такую рань? Джокарт, ты рехнулся! Корабельное время — шесть утра!
— Лиин, ты… Извини, я звонил тебе ночью.
Слова, которые должны были прозвучать разоблачающим паролем, получились едва ли не просительными. Ну дай же, дай мне правильный ответ! — мысленно молил он её.
Заспанное, но всё же самое прекрасное лицо на свете, мелькнувшее в экране терминала, почему-то стало пунцовым. Ночные догадки и оправдания её молчанию, которыми он пытался оградить себя от ужасных, болезненных фантазий, сменились ясностью мышления. ИндАп уже сделал своё дело. И если бы Лиин сейчас сказала, что не услышала вызова, он бы не поверил. Но она так не сказала.
— Звонил ночью? И что же? Ты обещал встретиться со мной после занятий. Я как дура два часа проторчала в нашем кафе, — так они стали называть помещение, показанное Балу, — нашим кафе — я выпила с Хийси, наверное, весь кофе. А когда он ушёл, еле-еле отвязалась от двух незнакомых технарей И после этого ты ожидал, что я отвечу тебе посреди ночи, когда тебе захочется о чём-то поговорить со мной? И выслушивать твои глупые оправдания? Да! Я слышала! И не ответила нарочно! Плакала в подушку, разрываясь между желанием ответить и своей маленькой гордостью.. Скажи, я имею право на гордость?
Когда она говорила про то, что плакала, в Джокарте опять шевельнулось что-то скользкое, и тут же он почувствовал на шее укол инъектора.
— Имеешь, Лиин. Ты и должна быть гордой. Только такой я тебя и люблю. А ты? Ты любишь меня таким — опаздывающим, приходящим не вовремя на свидания и даже вовсе на них не приходящего? Ведь ты должна понять, опять эти проклятые отработки… Сейчас всё стало так жёстко. Скоро вылеты, все нервничают. Нам говорят, что мы не готовы, мы и сами понимаем. А сверху уже идут запросы — когда флот получит новых пилотов?
— Ты сам избрал для себя это, Джокарт. Но я тебя всё равно люблю. Беги, наверное ты опаздываешь. Хотела бы я, чтоб ты так торопился на встречу со мной.
От таких слов на спине будто начали прорастать крылья.
— Буду! Буду к тебе торопиться! И я тебя очень и очень люблю!
— Я тебя сильнее!
— Нет, я сильнее!
— А ты докажи. Попробуй сегодня не опоздать.
— Значит, как всегда — в девять?
— Как иногда — в девять. Это было бы вернее.
— Не будь жестокой, Лиин. Я не могу так закончить разговор, а если опоздаю на построение, то схлопочу отработку по тактике на вечер.
Беседа, которая вот-вот должна была закончиться, опять нашла своё продолжение.
— Ну а что? Разве я говорю неправду? Ты приходишь, когда у тебя это получается, то есть всё реже и реже…
— Когда я стану пилотом…
— А когда ты станешь пилотом, ты влюбишься в проклятый космос и забудешь про меня.
— Не говори так! Тебя невозможно забыть! Ведь я люблю тебя, Лиин!
— Ладно, не говорю. Я тоже тебя люблю.
С глупой улыбкой до ушей Джокарт едва-едва успел втиснуться в строй, и сразу в зал построений вошёл старший офицер-куратор.
— Смирно! — командует инструктор. — Офицер на палубе!
— Курсанты, через месяц начинаем полёты! Прошу удвоить старания!
Затем было объявлено расписание для отделений. Первое: маджонг — маджонг — предполётная. Второе: предполётная — маджонг — ралли. Третье…
Отделению Джокарта, седьмому, выпало целый день заниматься предполётной подготовкой, то есть «матрёшками» и тренировками на истребителе — тренажере. Джокарт, помня свои приключения во сне и выделяя те из них, где он уходил от «Кнопок», был Доволен таким расписанием.
