Глава семнадцатая
Эндрюс перезвонил Дануорти только под вечер в Рождество. Колин, разумеется, вскочил ни свет ни заря, чтобы открыть свою скромную горку подарков.
— Вы что, собираетесь все Рождество проспать? — укорил он Дануорти, нащупывающего очки на тумбочке. — Уже почти восемь.
Четверть седьмого, если точнее. За окном кромешная тьма, даже не разберешь, идет дождь или кончился. Колин хотя бы лег пораньше Дануорти. После службы профессор отослал мальчика обратно в Баллиол, а сам отправился в лечебницу выяснять, что там с Латимером.
— У него жар, но легкие пока не затронуты, — сообщила Мэри. — Он поступил в пять, говорит, что головную боль и рассеянность почувствовал где-то в час. Сорок восемь часов, тютелька в тютельку. Расспрашивать его, чтобы выяснить, от кого он мог заразиться, думаю, смысла нет. А у тебя как самочувствие?
Мэри оставила его на анализ крови, потом привезли еще одного больного, и Дануорти пришлось ждать, пока того оформят, чтобы затем попробовать опознать. До кровати он добрался где-то к часу ночи.
Колин вручил Дануорти хлопушку, требуя немедленно ее хлопнуть. Внутри оказалась желтая бумажная корона, которую он сразу нахлобучил на Дануорти, и загадка, которую он тут же зачитал вслух: «Когда олень Санты вошел в дом? — Когда дверь была открыта».
Не забыв и свою собственную красную корону, Колин уселся на пол открывать подарки. Мыльные пастилки вызвали небывалый восторг.
— Видите? — высунув язык, продемонстрировал Колин. — Перекрашивающие!
Перекрашивали они не только язык, но и зубы, и уголки рта.
Книга тоже понравилась, хотя голограмм Колину явно не хватало. Он принялся листать картинки.
— Вот, смотрите! — Он ткнул книжку под нос полусонному Дануорти.
На иллюстрации виднелась могила рыцаря с типичной скульптурной фигурой в доспехах, являвшей воплощение безмятежности и вечного покоя, однако сбоку гробницу украшала декоративная накладка, будто окно внутрь, и на ней труп рыцаря корчился в гробу, отслаивалась кусками истлевшая плоть, костлявые пальцы сжимались уродливыми крючьями, а череп пялился жуткими пустыми глазницами. По ногам и мечу ползали черви. «Оксфордшир, около 1350 г., — гласила надпись под иллюстрацией. — Пример распространенного после бубонной чумы устрашающего надгробного изображения».
— Апокалиптично, да? — упивался зрелищем Колин.
Он даже к шарфу отнесся дипломатически.
— Главное ведь не подарок, а внимание, — рассудил мальчишка, вытаскивая шарф из коробки за кончик. — Наверное, можно надевать его к больным. Им все равно, какого он цвета.
— К больным? — не понял Дануорти.
Поднявшись с пола, Колин принялся копаться в сумке.
— Викарий вчера попросил меня помочь ему с разными делами — навещать людей в больнице, носить им лекарства и всякое разное.
Он выудил из сумки коричневый магазинный пакет.
— Вот, а это вам! Только не упакован. Финч сказал, что надо экономить бумагу.
В пакете оказалась плоская красная книжица.
— Ежедневник, — пояснил Колин. — Чтобы отмечать дни до возвращения вашей студентки. Вот, видите, — показал он, открывая первую страницу, — я специально выбрал такой, который начинается с декабря.
— Спасибо! — поблагодарил Дануорти, листая. Рождество. Избиение младенцев. Новый год. Крещение. — Очень кстати.
— Я сперва хотел подарить вам модель башни Карфакс, которая играет «Я слышал звон колоколов рождественских», но она целых двадцать фунтов стоила!
Зазвонил телефон, Дануорти с Колином бросились к нему одновременно.
— Это мама, точно! — воскликнул Колин.
Звонила Мэри, из лечебницы.
— Как ты себя чувствуешь?
— Еще не проснулся, — ответил Дануорти.
Колин растянул рот в улыбке.
— Как Латимер?
— Хорошо. — Лабораторный халат Мэри так и не сняла, но волосы пригладила и выглядела пободрее. — У него, кажется, в легкой форме. Мы нашли связь с Южной Каролиной.
— Латимер туда летал?
— Нет, один из студентов, которых ты расспрашивал вчера — то есть позавчера вечером. Боже мой, совсем счет времени потеряла. Из тех, которые ходили на танцы в Хедингтон. Он сперва соврал, потому что прогулял колледж, смывшись на встречу с какой-то девушкой, а друга попросил его прикрыть.
— В Южную Каролину успел слетать?
— Нет, в Лондон. Из Штатов была девушка. Прилетела из Техаса, пересаживалась в Чарльстоне, Южная Каролина. ЦКЗ сейчас выясняет, кто из их пациентов был в аэропорту. Дай мне Колина, пожалуйста. Поздравлю его с Рождеством.
Дануорти передал трубку, и Колин пустился в пространное перечисление своих подарков, вплоть до загадки из хлопушки.
— Мистер Дануорти подарил мне книжку про Средние века. — Он продемонстрировал обложку в экран. — Ты знала, что за воровство людям отрубали голову и насаживали на пики Лондонского моста?
— Скажи спасибо за шарф и молчи про поручения викария, — подсказал вполголоса Дануорти, но Колин уже протягивал трубку обратно: — Она просит вас опять.
— Я вижу, Колин там под хорошим присмотром, — сказала Мэри. — Спасибо, ты меня очень выручаешь! Я до сих пор дома не была — подумать страшно, как бы он остался на Рождество один. Обещанные подарки от матери так и не пришли, насколько я понимаю?
— Нет, — украдкой оглянувшись на Колина, который увлеченно рассматривал картинки в книге, ответил Дануорти.
— И позвонить не удосужилась! — возмутилась Мэри. — Есть в этой женщине хоть капля материнской крови? А вдруг Колин лежит в больнице с температурой под сорок?
— Как там Бадри? — перебил Дануорти.
— Утром жар немного спал, но с легкими пока дело плохо. Переводим на синтомицин. В Южной Каролине он хорошо помог. — Пообещав постараться прийти на рождественский обед, Мэри отключилась.
— А вы знали, что в Средние века людей сжигали на костре? — отрываясь от книги, спросил Колин.
Эндрюс не перезванивал. Дануорти отправил Колина в столовую завтракать и попытался сам позвонить оператору, но везде снова было занято наглухо «в связи с праздниками», как сообщил компьютерный голос, очевидно, не перепрограммированный после объявления карантина. Он же посоветовал отложить все несрочные звонки на завтра. Дануорти попытался еще раза два — бесполезно.
Потом явился Финч с подносом.
— Вы хорошо себя чувствуете, сэр? — обеспокоенно спросил он. — Не заболели?
— Не заболел. Жду междугородный звонок.
— Ох, слава богу. А то я уж заподозрил самое худшее, когда вы не пришли на завтрак. — Он снял с подноса залитую дождем крышку. — Боюсь, для рождественского завтрака бедновато, яйца почти все вышли. Как с обедом быть, ума не приложу. На всей карантинной территории ни одного гуся.
Завтрак на самом деле оказался вполне достойный — вареное яйцо, копченый лосось, оладьи с вареньем.
— Я пытался обеспечить рождественский пудинг, сэр, однако бренди почти на исходе, — извинился Финч, вытаскивая из-под подноса пластиковый конверт и вручая его Дануорти.
На самом верху в нем лежала директива от Госздрава под заголовком: «Начальные симптомы гриппа: 1) дезориентация 2) головная боль 3) ломота в мышцах. Избегайте заражения. Носите рекомендованную ГСЗ медицинскую маску не снимая».
— Маску? — удивился Дануорти.
— Утром привезли из Госздрава. Не представляю, как мы будем обеспечивать помывку рук. Мыло заканчивается.
Дальше шли еще четыре директивы в таком же духе и записка от Уильяма Гаддсона с прикрепленной распечаткой кредитного счета Бадри за понедельник, двадцатое декабря. Судя по всему, недостающие часы с полудня до половины третьего Бадри потратил на поиски подарков. Были куплены четыре книги (мягкая обложка) в «Блэкуэлле», шарф (красный) и электронная звонница (миниатюрная) — в «Дэбенхеме». Превосходно. Значит, еще не один десяток неизвестных контактов.
Пришел Колин с полной салфеткой оладий. На голове у него по-прежнему красовалась бумажная корона, правда, уже порядком раскисшая от дождя.
— Я передам, сэр, — заверил Финч, — что вы придете в столовую, как только дождетесь звонка. Миссис Гаддсон не сомневается, что вы подхватили вирус. Говорит, всему виной плохая вентиляция в общежитиях.
— Я покажусь, — пообещал Дануорти.
Уже у самой двери Финч обернулся.
— Да, сэр, насчет миссис Гаддсон. Она ведет себя отвратительно, ругает колледж и требует, чтобы ее поселили с сыном. Очень сильно подрывает боевой дух.
— Вот-вот, — согласился Колин, плюхая оладьи на стол. — Эта миссис Гадость сказала, что горячая выпечка вредит иммунитету.
— Что, если ей поручить какую-нибудь волонтерскую работу? В лечебнице, например? — предложил Финч. — Чтобы отвлечь от колледжа.
— Нет, нельзя натравливать ее на беспомощных больных, им и так несладко. А она их просто доконает. Может, обратиться к викарию? Ему нужны были помощники для разных мелких дел.
— К викарию? — встрепенулся Колин. — Нет, мистер Дануорти, вы что? У викария ведь уже я работаю.
— Тогда к священнику из реформистской, — предложил Дануорти. — Он любитель поднимать бодрость духа цитатами из «Мессы чумных времен», так что они с миссис Гаддсон найдут друг друга.
— Сейчас же ему позвоню, — пообещал Финч и удалился.
Дануорти съел завтрак, оставив оладью Колину, и пошел возвращать пустой поднос в столовую, велев мальчику немедленно бежать за ним, если позвонит оператор. Дождь не кончался, с темных веток капало, рождественские гирлянды промокли.
В столовой все еще доедали завтрак, за исключением звонарей, которые собрались в белых перчатках у дальнего стола, выставив на него ручные колокольчики. Финч показывал, как надевать медицинские маски, отлепляя липучки с обеих сторон и прижимая маску к щекам.
— Выглядите вы неважно, мистер Дануорти, — заявила миссис Гаддсон. — Еще бы. Условия в этом коллеже отвратительные. Странно, что эпидемия разразилась только сейчас. Кошмарная вентиляция и на редкость недружелюбный персонал. Ваш мистер Финч просто нагрубил мне, когда я высказала пожелание переселиться к сыну. Мол, я сама напросилась сюда на карантин, поэтому должна жить, где поместили.
В столовую, проехавшись подошвами по полу, влетел Колин.
— Вас кто-то к телефону!
Дануорти попытался разминуться с миссис Гаддсон, однако она решительно преградила ему дорогу.
— Я ответила мистеру Финчу, что он, может, и остался бы дома, бросив своего сына в беде, но я не такая.
— Простите, меня ждут.
— Потому что настоящая мать не станет бездействовать, когда ее сын лежит больной невесть где без ухода.
— Мистер Дануорти! — позвал Колин. — Идемте!
— Вам, конечно, невдомек, о чем я. Вы посмотрите только на этого ребенка! — Она схватила Колина за руку. — Бегает под проливным дождем раздетый.
Дануорти тут же протиснулся мимо нее.
— Вас не волнует, что мальчик подхватит индийский грипп. — Колин вывернулся из железной хватки. — Пичкаете его оладьями и гоняете туда-сюда насквозь промокшим.
Дануорти припустил через двор, Колин за ним.
— Я не удивлюсь, если выяснится, что в вашем колледже этот вирус и завелся, — крикнула им вдогонку миссис Гаддсон. — Вопиющее разгильдяйство, вот что у вас здесь творится! Вопиющее!
Дануорти ворвался в комнату и схватил трубку. Изображения не было.
— Эндрюс? — прокричал он. — Это вы? Я вас не вижу.
— Линии перегружены, — раздался в ответ голос Монтойи. — Видеосвязь отключили. Это Лупе Монтойя. Мистер Бейсингейм по лососю или по форели?
— Что? — недоуменно хмурясь на темный экран, переспросил Дануорти.
— Я все утро обзваниваю шотландских инструкторов-рыболовов. Когда удается пробиться. Говорят, что искать надо в зависимости от того, по лососю он или по форели. Может, через знакомых? Есть в университете кто-нибудь, кто рыбачит с ним и случайно в курсе?
— Не знаю. Мисс Монтойя, простите, я жду очень важный…
— Я все перебрала — отели, турбазы, лодочные станции, даже его парикмахера. Вышла на его жену в Торки — говорит, он ей не сообщил, куда поехал. Надеюсь, это не значит, что он с кем-то ей изменяет, а Шотландия нужна только для прикрытия.
— Вряд ли мистер Бейсингейм…
— Тогда почему никто не знает, где он? И почему сам не объявился, если про эпидемию трубят все газеты и визики?
— Мисс Монтойя, мне…
— Придется, видимо, обзванивать и лососей, и форель. Если отыщу его, дам знать.
Она наконец отключилась, и Дануорти, положив трубку, уставился на экран, не сомневаясь, что Эндрюс звонил как раз во время разговора с Монтойей.
— Вы ведь говорили, что в Средние века много было эпидемий? — подал голос Колин. Он сидел на окне с книжкой на коленях и жевал оладьи.
— Да.
— Что-то я ни одной не могу найти. Как они пишутся?
— Поищи на «чуму» или «черную смерть».
Промаявшись четверть часа у телефона, Дануорти решил сам позвонить Эндрюсу. По-прежнему занято.
— А вы знали, что в Оксфорде была чума? — Подъев все оладьи, Колин принялся за мыльные пастилки. — Под Рождество. Прямо как у нас.
— Гриппу до чумы далеко, — возразил Дануорти, гипнотизируя телефон. — Черная смерть выкосила от трети до половины всей Европы.
— Знаю. К тому же чума куда прикольнее. Ее разносили крысы, у людей вырастали громадные бумбоны…
— Бубоны.
— Бубоны под мышками, они чернели, раздувались до жутких размеров, а потом человек умирал! С гриппом ничего такого не бывает, — разочарованно закончил мальчик.
— Не бывает.
— И потом, грипп всегда одинаковый. А чума была трех видов. Бубонная — которая с бубонами, пневматическая — она поражала легкие, и человек кашлял кровью…
— Пневмоническая.
— Да, пневмоническая. И септическая — это когда чума проникала в кровь и убивала человека за три часа, а он делался весь черный! Апокалиптично, да?
— Да, — согласился Дануорти.
Телефон зазвонил только после одиннадцати, профессор поспешно схватил трубку, но это снова оказалась Мэри — хотела предупредить, что не сможет выбраться на обед.
— Утром еще пять человек поступило.
— Мы придем в лечебницу, как только дождусь межгорода, — пообещал Дануорти. — Должен позвонить оператор — пусть приедет и прочитает привязку.
— Ты с Гилкристом согласовывал? — осторожно поинтересовалась Мэри.
— С Гилкристом? Ему не до того, он строит планы, как отправить Киврин во времена чумы.
— И все равно, через его голову, мне кажется, не надо. Все-таки он исполняющий обязанности, не стоит с ним ссориться. Если действительно что-то сбилось и Эндрюсу придется прерывать переброску, лучше заручиться поддержкой Гилкриста. — Она улыбнулась. — Ладно, обсудим при встрече. И прививку заодно тебе сделаем.
— Я думал, ты ждешь аналог.
— Я ждала, но мне не нравится, как первичные реагируют на рекомендованный Атлантой курс лечения. Некоторым вроде стало получше, но Бадри точно хуже. Поэтому всем, кто в группе риска, нужно сделать Т-клеточное наращивание.
К полудню Эндрюс так и не позвонил. Дануорти послал Колина в лечебницу на прививку. Обратно мальчик вернулся разобиженный.
— Что, так плохо?
— Хуже. — Колин с размаху плюхнулся на подоконную лежанку. — Меня перехватила миссис Гаддсон. Увидела, как я потираю руку, и начала допытываться, где я был и почему это меня прививают, а Уильяма нет. — Он с упреком посмотрел на Дануорти. — Больно вообще-то! А она сказала, что Уилли первый в группе риска, и то, что меня укололи вместо него — это самый настоящий некрофилизм.
— Непотизм.
— Непотизм. Хоть бы ей священник какое-нибудь задание потруповознее придумал.
— Как там бабушка Мэри?
— Я ее не видел. Они там с ног все сбились, больных уже в коридорах приходится класть.
На рождественский обед в столовую Дануорти с Колином ходили по очереди. Колин примчался обратно минут через пятнадцать.
— Там звонари начали играть, — сообщил он. — Мистер Финч просил передать, что кончились сахар, масло и сливки. — Мальчик вытащил из кармана куртки пирожное корзиночку с конфитюром. — Почему, интересно, брюссельская капуста никогда не заканчивается?
Оставив Колину инструкцию немедленно доложить, если позвонит Эндрюс, а от остальных записать сообщения, Дануорти пошел обедать. Звонари старались вовсю, вызванивая моцартовский канон.
Финч подал Дануорти полную тарелку брюссельской капусты.
— Простите, сэр, индейки больше нет. Вы вовремя. Сейчас будет рождественское обращение королевы.
Звонари закончили Моцарта под бурные аплодисменты, и мисс Тейлор, не снимая белых перчаток, вышла к Дануорти.
— Вот вы где. Я вас не видела за завтраком, а мистер Финч сказал, что обращаться нужно к вам. Нам нужна репетиционная.
Подавив желание ответить: «Вы это еще и репетировали?», Дануорти прожевал брюссельскую капусту.
— Репетиционная?
— Да. Чтобы отработать «Чикагский сюрприз». Я договорилась с деканом Крайст-Чёрч, что мы сыграем у них на Новый год, но где-то надо репетировать. Идеально было бы в той большой комнате в Бирдовском корпусе…
— В профессорской?
— Но мистер Финч сказал, что сейчас там кладовая для припасов.
Каких припасов? Все ведь закончилось или на исходе — за исключением брюссельской капусты.
— А лекционные аудитории предназначены под лазарет. Нам нужно какое-нибудь тихое место, чтобы не отвлекаться. «Малый чикагский сюрприз» — очень сложное произведение. Чередование между положительными и отрицательными рядами и смена зазвонных требуют полной сосредоточенности. Плюс дополнительные развороты.
— Разумеется, — кивнул Дануорти.
— Не обязательно большую комнату, главное — уединенную. Мы пока репетируем здесь, в столовой, но тут все время люди, и тенор выбивается из ритма.
— Мы что-нибудь подыщем.
— Конечно, на семи колоколах надо бы играть трезвоны, однако в прошлом году Североамериканский совет уже исполнял здесь «Филадельфийский трезвон» — как я понимаю, из рук вон плохо. Тенор отставал на целый такт, и остальные совершенно не в лад. Репетиционная нам еще и поэтому нужна: слаженность движений — принципиальный момент.
— Конечно.
На пороге возникла миссис Гаддсон, во всей своей материнской непримиримости.
— Простите, у меня там межгород на проводе, очень важный звонок. — Дануорти поднялся, скрываясь за мисс Тейлор от миссис Гаддсон.
— Межгород на проводе? — Мисс Тейлор недоуменно покачала головой. — Вы, англичане, как сказанете иногда…
Дануорти ускользнул через дверь кладовой, пообещав найти репетиционную, где можно без помех отрабатывать всякие чередующиеся развороты, и отправился к себе. Эндрюс не звонил. Зато звонила Монтойя.
— Она просила передать: «Уже не важно», — сообщил Колин.
— И все? Больше ничего не сказала?
— Нет. «Передай мистеру Дануорти, что уже не важно».
Либо ей каким-то чудом удалось вычислить Бейсингейма и заполучить его подпись, либо она всего лишь выяснила, по лососю он или по форели. Дануорти подумал, не перезвонить ли ей с уточнением, но не стал — вдруг именно в этот момент линии освободятся и позвонит Эндрюс.
Не позвонил — или не освободились. До четырех вечера.
— Простите, пожалуйста, мне очень жаль, что не смог позвонить раньше. — Изображение так и не включили, но из трубки доносились фоном музыка и оживленные голоса. — До вчерашнего вечера был в отъезде, а потом никак не получалось пробиться. Занято и занято, сами понимаете — праздники. Я перепробовал все…
— Мне нужно, чтобы вы срочно приехали в Оксфорд, — перебил Дануорти. — Необходимо прочитать привязку.
— Конечно, сэр, — сразу согласился Эндрюс. — Когда?
— Как можно скорее. Сегодня к вечеру будете?
— К вечеру? — Готовности в голосе поубавилось. — А до завтра не терпит? Моя девушка приедет только сегодня к ночи, поэтому мы собирались праздновать Рождество завтра, но я могу приехать дневным поездом или вечерним. Так пойдет? Или там ограниченный срок привязки?
— Привязка уже установлена, но оператор свалился с вирусом, поэтому нужно, чтобы кто-то прочитал результаты, — объяснил Дануорти. В трубке послышался дружный хохот. Дануорти повысил голос: — Когда вы сможете приехать?
— Не знаю точно. Давайте я вам завтра позвоню и сообщу, когда буду садиться на метро?
— Хорошо, но на метро вы доедете только до Бартона. Оттуда до кордона придется на такси. Я договорюсь, чтобы вас пропустили. Согласны, Эндрюс?
Эндрюс не ответил, хотя музыка из трубки слышалась хорошо.
— Эндрюс? Вы там?
Отсутствие изображения очень мешало.
— Да, сэр. — В голосе появилась настороженность. — Можно еще раз — что от меня требуется?
— Прочитать привязку. Она уже сделана, только вот оператор…
— Нет, после. Про поезд до Бартона.
— На метро до Бартона, — громко и отчетливо повторил Дануорти. — Дальше поезд не пойдет. Оттуда на такси до карантинного кордона.
— Карантинного?
— Да. — Профессор начал раздражаться. — Я договорюсь, чтобы вас пропустили за оцепление.
— А почему карантин?
— Вирус. Вы что, ничего не слышали?
— Нет, сэр. Я работал на локалке во Флоренции. Только сегодня днем приехал. Что, все серьезно? — Эндрюс спрашивал без испуга, скорее, с интересом.
— Восемьдесят один человек госпитализирован, — ответил Дануорти.
— Восемьдесят два, — поправил Колин с подоконника.
— Но вирус уже идентифицировали, и вакцина скоро будет. Смертельных случаев пока нет.
— Однако есть куча бедолаг, которые наверняка хотели справить Рождество дома, — возразил Эндрюс. — В общем, я позвоню с утра, когда выяснится, к какому часу смогу приехать.
— Хорошо! — прокричал Дануорти, перекрывая шум на фоне. — Буду ждать.
— Договорились.
Раздался новый взрыв хохота, затем тишина — он повесил трубку.
— Приедет? — спросил Колин.
— Да. Завтра. — Дануорти набрал номер Гилкриста.
Исполняющий обязанности декана с воинственным видом восседал за письменным столом.
— Мистер Дануорти, если вы опять насчет того, чтобы вытаскивать мисс Энгл…
«Если бы это было в моих силах», — подумал Дануорти. Неужели Гилкрист действительно не догадывается, что Киврин давно ушла с переброски, и, даже открыв сеть, они ее там не обнаружат?
— Нет. Я нашел оператора, который может прочитать привязку.
— Мистер Дануорти, смею напомнить…
— Да, я целиком и полностью сознаю, что это ваша переброска, — стараясь держать себя в руках, ответил Дануорти. — Я просто пытаюсь помочь. Поскольку на каникулах оператора в университете отыскать проблематично, я вызвонил его из Ридинга. Он может приехать завтра.
Гилкрист неодобрительно поджал губы.
— Никаких поисков не понадобилось бы в принципе, если бы ваш оператор не заболел… Ладно, раз уж заболел, то ничего не попишешь. Пусть доложится мне сразу по прибытии.
Усилием воли Дануорти заставил себя вежливо попрощаться, но как только экран погас, в сердцах обрушил трубку на рычаг. Подняв ее снова, он принялся набирать номер. Он отыщет Бейсингейма, даже если на это уйдет весь день.
Компьютерный голос снова завел свою шарманку про занятые линии. Дануорти положил трубку и уставился на темный экран.
— Кто-то еще должен позвонить? — спросил Колин.
— Нет.
— Тогда можно мы сходим в лечебницу? У меня подарок для бабушки Мэри.
«А я поговорю насчет пропуска в карантин для Эндрюса».
— Отлично. Шарф не забудь.
Колин запихнул его в карман куртки.
— Надену, когда войдем, — ухмыльнулся он. — А то меня кто-нибудь в нем по дороге увидит.
Видеть его было некому. Улицы опустели полностью, даже велосипеды и такси исчезли. Дануорти вспомнил слова викария о том, что эпидемия разгоняет людей по домам. Либо эпидемия, либо карильон на Карфаксе, вызванивающий «Колядку колокольчиков», которая разносилась громким бренчанием по пустым улицам. А может, все отсыпаются после сытного рождественского обеда. Или не понимают, зачем вылезать под дождь.
До самой лечебницы им никто не встретился. Перед приемным покоем стояла в клетчатом дождевике женщина с транспарантом: «НЕТ ИНОСТРАННОЙ ЗАРАЗЕ!» Мужчина в медицинской маске, придерживая перед входящими дверь, вручил Дануорти отсыревшую листовку.
Дануорти взглянул на нее только после того, как спросил в регистратуре, где Мэри. Наверху жирными буквами значилось:
«НЕ СДАВАЙТЕСЬ ГРИППУ! ГОЛОСУЙТЕ ЗА ОТДЕЛЕНИЕ ОТ ЕС!» Дальше шел текст: «Почему вас разлучили с близкими на Рождество? Почему вы не можете выехать из Оксфорда? Почему вам грозит опасность заразиться или УМЕРЕТЬ? Потому что ЕС впускает в Англию заразных иностранцев, а Англия беспрекословно их принимает. Индийский иммигрант, принесший нам смертельно опасный вирус…»
Дальше Дануорти читать не стал. На обороте красовался лозунг: «ГОЛОСУЯ ЗА ОТДЕЛЕНИЕ, МЫ ГОЛОСУЕМ ЗА ЗДОРОВЬЕ! Комитет борьбы за независимость Великобритании».
Вошла Мэри, и Колин поспешно обмотал шею выхваченным из кармана шарфом.
— С Рождеством! Спасибо за шарф! Хлопнуть тебе хлопушку?
— Да, давай. — Мэри совсем забегалась. На ней был тот же лабораторный халат, что и два дня назад. Кто-то приколол к отвороту веточку остролиста.
Колин хлопнул.
— Вот, надевай. — Он развернул синюю бумажную корону.
— Ты хоть чуть-чуть отдохнула? — спросил Дануорти.
— Немного, — ответила Мэри, нахлобучивая корону на немытую седую голову. — С полудня поступило еще тридцать человек. Я все пытаюсь затребовать секвенирование из центра по гриппу, но линии заняты наглухо.
— Знаю. Можно мне к Бадри?
— Только на пару минут. — Мэри нахмурилась. — Синтомицин на него не действует, и на тех двоих с танцев в Хедингтоне тоже. Мисс Брин немного получше. — Она еще сильнее сдвинула брови. — Не нравится мне это. Тебе уже сделали прививку?
— Нет еще. А Колину — да.
— И она жутко болючая. — Мальчик вытянул из хлопушки бумажную полоску. — Загадку прочитать?
Мэри кивнула.
— Мне нужно завтра провести на карантинную территорию оператора, чтобы он расшифровал привязку, — сказал Дануорти. — Что для этого требуется?
— Да вроде ничего, насколько я знаю. Кордон работает на выезд, а не на въезд.
Регистрационная сестра отозвала Мэри в сторону и начала ей что-то настойчиво шептать.
— Мне надо идти. А ты не уходи, пока не сделаешь прививку. Спустись потом сюда, когда зайдешь к Бадри. Колин, жди мистера Дануорти здесь.
Дануорти поднялся в инфекционное. За стойкой никого не было, поэтому он сам облачился в комплект СЗК, вовремя вспомнив, что перчатки надо надевать в последнюю очередь, и прошел внутрь.
Симпатичная медсестра, которая так интересовалась Уильямом, мерила Бадри пульс, не сводя глаз с экранов. Дануорти встал в изножье койки.
Хоть Мэри и предупреждала, что лекарства не действуют, вид Бадри ужаснул профессора не на шутку. Лицо больного снова потемнело от жара, а синяки под глазами будто и впрямь кто-то поставил в драке. Правая рука висела на замысловатой конструкции и на сгибе локтя тоже расплылась иссиня-багровым. Другая рука была еще хуже — все предплечье баклажанного цвета.
— Бадри!
Сестра покачала головой.
— Только на секундочку, не больше, — предупредила она.
Дануорти кивнул.
Уложив безвольную руку Бадри вдоль тела, сестра что-то набрала на клавиатуре и вышла.
Дануорти сел рядом с койкой и посмотрел на экраны. Все по-прежнему: непонятные сокращения, графики, бегущие ломаные линии и цифры, которые ничего ему не говорили. Он перевел взгляд на измученного, будто через мясорубку пропущенного Бадри, и поднялся, похлопав его на прощание по руке.
— Крысы виноваты… — пробормотал вдруг Бадри.
— Бадри! — вполголоса позвал профессор. — Это мистер Дануорти.
— Мистер Дануорти, — безучастно повторил Бадри, не открывая глаз. — Я умираю, да?
— Нет, конечно, нет! — заверил его Дануорти, холодея. — С чего ты взял?
— Она не оставляет живых.
— Кто — она?
Бадри не ответил. Дануорти посидел с ним до прихода медсестры, но больше ничего не услышал.
— Ему нужно отдыхать, — сказала сестра.
— Да, знаю.
Уже в дверях он снова оглянулся на Бадри.
— Она всех погубила. Половину Европы, — пробормотал тот.
Спустившись, Дануорти обнаружил у регистратуры Колина, который рассказывал дежурной про рождественские подарки.
— Мамины не доехали из-за карантина. Почтальон не пропустил.
Дануорти спросил дежурную насчет Т-клеточного наращивания, и та кивнула: «Секундочку подождите, сейчас сделаем».
Они сели. «Она всех убила. Половину Европы», — повторил про себя Дануорти.
— А я так и не прочитал загадку, — вспомнил Колин. — Хотите, вам прочитаю? «Где был Санта-Клаус, когда погас свет?» — Он выжидающе посмотрел на Дануорти. Тот покачал головой. — «В темноте».
Колин вытащил из кармана леденец, развернул и сунул за щеку.
— Опять переживаете за свою девушку?
— Да.
Колин свернул обертку от леденца в крохотный конвертик.
— Я вот чего не понимаю: почему вы не можете ее забрать?
— Ее там нет. Надо ждать стыковки.
— Нет, я имею в виду, почему вы не можете отправиться в тот же момент, в который ее отправили, и забрать ее, пока она еще там? Пока ничего не случилось? Вам же все равно, в какой момент перемещаться?
— Нет, — ответил Дануорти. — Послать историка можно в любой момент, ты прав, но когда он уже там, сеть действует только в реальном времени. Вы в школе парадоксы проходили?
— Да, — ответил Колин без особой уверенности. — Это типа законов для путешествий во времени?
— Пространственно-временной континуум не допускает парадоксов, — объяснил Дануорти. — То есть он не даст Киврин совершить что-то такое, чего не случалось, или вызвать анахронизм.
Колин смотрел непонимающе.
— Человек не может быть одновременно в двух местах — иначе это тоже парадокс. Киврин в прошлом уже четыре дня. И теперь это не изменишь.
— А как же она тогда вернется?
— Когда она переместилась, оператор сделал такую штуку, называется «привязка». Во-первых, по ней ясно, где именно находится переброшенный, а во-вторых, она служит чем-то вроде… — Дануорти поискал подходящее сравнение. — Вроде перемычки. Соединяет два времени, чтобы сеть можно было открыть в нужный момент и забрать путешественника.
— То есть вроде «встретимся у церкви в полседьмого»?
— Именно. Это называется стыковка. У Киврин она через две недели. Двадцать восьмого декабря. В этот день оператор откроет сеть, и Киврин вернется обратно.
— Вы же вроде говорили, там такое же время? Почему тогда двадцать восьмое через две недели?
— В Средние века использовали другой календарь. Пока там еще только семнадцатое. По нашему календарю она придет на стыковку шестого января. — «Если она в правильном времени. Если я найду оператора, который откроет сеть».
Колин задумчиво уставился на извлеченный из-за щеки леденец. Тот своим синим в белую крапинку оттенком напоминал лунную карту. Мальчик засунул его обратно в рот.
— Значит, если я отправлюсь в 1320 год двадцать шестого декабря, у меня будут два Рождества?
— Да, получается так.
— Апокалиптично… — восхитился Колин. Он развернул обертку от леденца и свернул ее заново в еще более крошечный конвертик. — Кажется, они тут про вас забыли.
— Похоже.
Увидев проходящего мимо штатного врача, Дануорти остановил его и сказал, что ждет Т-клеточного наращивания.
— Да? — удивился врач. — Сейчас выясню. — Он скрылся в приемном покое.
Они с Колином остались ждать. «Крысы виноваты», — снова вспомнил Дануорти. А в первую ночь Бадри спрашивал, какой сейчас год. Но ведь он сам сказал, что сдвиг минимальный. И что стажер не ошибся в расчетах.
Колин вытащил леденец и повертел в пальцах, изучая, как изменился цвет.
— А если что-нибудь страшное случится, нельзя нарушить правила? — спросил он, щурясь на леденец. — Если ей руку отрубят, или она умрет, или подорвется на бомбе?
— Это не правила, Колин, это физические законы. Их нельзя нарушить при всем желании. Если мы попытаемся изменить то, что уже произошло, сеть не откроется.
Колин выплюнул леденец в обертку и осторожно закрутил края.
— Я думаю, что с вашей девушкой все в порядке. — Сунув завернутый леденец в карман куртки, он вытащил комковатый пакет. — Ой, забыл бабушке Мэри подарок отдать.
Вскочив, мальчик кинулся в приемный покой, прежде чем Дануорти успел его остановить, но у двери резко развернулся и помчался обратно.
— Нам кранты! Там миссис Гадость! Идет сюда.
Дануорти встал.
— Только ее здесь не хватало.
— Пойдемте, — позвал Колин. — Я первый раз сюда через заднюю дверь входил. — Он рванул в противоположном от входа направлении. — За мной!
Дануорти не мог припустить бегом, поэтому поспешил за Колином быстрым шагом по лабиринту из коридоров. Через служебный вход они вышли в переулок. Там под дождем стоял человек-бутерброд с плакатами на груди и на спине. «НАШИ СТРАХИ УЖЕ СБЫЛИСЬ», — на редкость точно подмечали лозунги.
— Пойду проверю обстановку, — сказал Колин, бросаясь за угол к главному входу.
Мужчина вручил Дануорти листовку. «КОНЕЦ СВЕТА БЛИЗОК!» — возвещала она крупными буквами. И дальше помельче: «Убойтесь Бога, ибо наступил час суда Его. Откр. 14:7».
Колин помахал Дануорти из-за угла.
Путь свободен, — слегка запыхавшись, объявил мальчик. — Она внутри, ругается на дежурную.
Дануорти отдал листовку обратно и пошел за Колином, который вел его через переулок на Вудсток-роуд. По дороге профессор тревожно оглянулся на вход в приемный покой, но там никого не было, даже пикетчики с плакатами за отделение от ЕС пропали.
Колин пробежал еще квартал, потом перешел на шаг. Вытащив из кармана пачку мыльных пастилок, он предложил одну Дануорти.
Тот отказался.
Тогда Колин сунул в рот розовую и промычал, жуя:
— Лучшее Рождество в моей жизни!
Дануорти размышлял над этим признанием несколько кварталов. Карильон терзал уши гимном «Той зимой морозной», тоже на редкость подходящим, и на улицах по-прежнему не было ни души, однако, свернув на Брод-стрит, они увидели одинокого прохожего, который, ссутулившись под дождем, торопился им навстречу.
— Это мистер Финч, — определил Колин.
— Господи! — содрогнулся Дануорти. — Что у нас еще закончилось?
— Надеюсь, брюссельская капуста.
При звуке знакомых голосов Финч поднял голову.
— Вы здесь, мистер Дануорти, какая удача! Я вас везде ищу.
— Что случилось? Я обещал мисс Тейлор что-нибудь придумать насчет репетиционной.
— Нет, сэр, я не за этим. Карантинные. Двое карантинных заболели.
Запись из «Книги Страшного суда»
(082631-084122)
21 декабря 1320 года (по старому стилю). Отец Рош не знает, где переброска. Я добилась, чтобы он отвел меня туда, где его встретил Гэвин, но даже там, на поляне, в памяти ничего не щелкнуло. Судя по всему, с Гэвином они столкнулись уже достаточно далеко от переброски, а к тому моменту у меня уже все перемешалось в голове.
Я поняла сегодня, что самой мне переброску не найти. Лес огромный, в нем уйма полян с дубами и ивняком, которые под снегом все «на одно лицо». Следовало оставить еще какую-нибудь примету, кроме ларчика.
Нужно дождаться Гэвина, чтобы он показал мне ту поляну. Розамунда говорит, что до Курси езды полдня, но он там скорее всего заночует из-за дождя.
Дождь льет не переставая с самого нашего возвращения. Мне бы радоваться — снег сойдет, — но из-за непогоды нельзя поехать поискать переброску, и в господском доме стоит собачий холод. Все кутаются в плащи и жмутся к огню.
Как справляются крестьяне, не представляю. Их лачуги продуваются насквозь, а в той, куда я заходила, даже одеяла не наблюдалось. Наверное, промерзли в прямом смысле до костей. А мажордом, по словам Розамунды, предрекает дождь до самого Рождества.
Розамунда извинилась за свое поведение во время поездки. «Я злилась на сестру», — сказала она.
Агнес, конечно, тут ни при чем, Розамунду расстраивает приезд жениха. Я улучила минутку с ней наедине и спросила напрямую, как она относится к предстоящему замужеству.
— Такова воля отца, — сказала она, вдевая нитку в иголку. — Нас обручили в Мартинов день . Поженят на Пасху.
— С твоего согласия? — уточнила я.
— Это хорошая партия. Сэр Блуэт — важная птица, и его земли примыкают к отцовским.
— Он тебе нравится?
Девочка с силой воткнула иголку в растянутое на пяльцах полотно.
— Отец не пожелает мне худого и не даст меня в обиду, — ответила она, протягивая длинную нитку.
Больше она ничего не сказала, а от Агнес я добилась только того, что сэр Блуэт хороший и подарил ей серебряную монетку — очевидно, в числе прочих гостинцев на помолвку.
Агнес было не до разговоров, ее донимало больное колено. Полдороги она хныкала и жаловалась, а во дворе принялась нарочито прихрамывать. Я сперва думала, она просто притворяется, чтобы ее пожалели, но когда осмотрела колено, увидела, что корочка содрана полностью. Вокруг все распухло и покраснело.
Я промыла ссадину, замотала самой чистой тканью, которую только смогла найти (боюсь, это какой-нибудь чепец Имейн — отыскала его в сундуке у изножья кровати), а потом усадила Агнес тихо играть со своим деревянным рыцарем у огня. Но мне все равно тревожно. Если попадет инфекция, дело плохо. В XIV веке еще не придумали антибиотиков.
Эливис тоже не находит себе места. Она явно ждала Гэвина обратно еще сегодня, поэтому весь день простаивает в сенях, выглядывая во двор. Я пока не пойму, как она относится к Гэвину. Иногда, как сегодня, мне кажется, что она его любит и боится последствий для них обоих. В глазах церкви прелюбодеяние — смертный грех, так что опасность велика. Хотя в основном у меня впечатление, что «амуры» Гэвина совершенно безответны, и Эливис настолько поглощена тревогами за супруга, что обожателя просто не замечает.
Дама сердца в рыцарских романах всегда образец чистоты и неприступности, но Гэвин, как я понимаю, тоже не ведает, любит его Эливис или нет. Меня он спасал и на разбойников охотился только затем, чтобы произвести на нее впечатление (и произвел бы, будь там на самом деле двадцать головорезов с мечами, секирами и булавами). Он пойдет на все, чтобы покорить ее сердце. Леди Имейн это прекрасно видит. Поэтому, думаю, и отослала его в Курси.
