Глава шестнадцатая
С отцом Рошем.
Киврин уронила поводья.
— С отцом Рошем?
— Я зашла на колокольню, но его там не было. Он стоял в церкви. А зачем злодей прятался в дедовой могиле, леди Киврин? — недоумевала Агнес.
Отец Рош. Нет, не может быть. Отец Рош читал над ней отходную. Он мазал миром ее виски и ладони.
— Злодей не обидит отца Роша? — беспокоилась Агнес.
Не может это быть отец Рош. Отец Рош держал ее за руку.
И уговаривал не бояться. Киврин попыталась вызвать в памяти лицо священника. Он наклонялся над ней, спрашивая, как ее зовут, и лицо терялось в дыму.
Но ведь она видела разбойника, когда отец Рош читал отходные молитвы, она испугалась, что его пустили в комнату, и пыталась от него отодвинуться. Значит, это был вовсе не разбойник. Это был отец Рош.
— Злодей сейчас выскочит? — испуганно оглядываясь на церковную дверь, спросила Агнес.
Все сходится. Разбойник, склоняющийся над ней на поляне, сажающий ее на лошадь. Киврин думала, это видение из лихорадочного бреда, а это был отец Рош, он помогал Гэвину перевезти ее в поместье.
— Не выскочит, — успокоила девочку Киврин. — Нет никакого злодея.
— Он еще прячется в церкви?
— Нет. Я обозналась. Злодея не было вовсе.
Агнес по-прежнему сомневалась.
— Но ты кричала.
Киврин представила, как Агнес заявляет бабушке: «Леди Катерина осталась с отцом Рошем в церкви и кричала». Леди Имейн с радостью пополнит список прегрешений отца Роша. И подозрительных оплошностей Киврин.
— Да, кричала, — подтвердила она. — В церкви было темно. Отец Рош неожиданно подошел, я испугалась.
— Но это же отец Рош, — удивилась Агнес, не понимая, как можно его бояться.
— А когда вы с Розамундой играете в прятки, и она выскакивает вдруг из-за дерева, ты ведь тоже вскрикиваешь. — Киврин не знала, как еще объяснить.
— Однажды Розамунда спряталась на чердаке, когда я пришла посмотреть своего песика, и выпрыгнула. И я с перепугу закричала. Вот так. — Агнес издала леденящий душу визг. — А в другой раз в зале было темно, и Гэвин выскочил из сеней и сказал: «Ух!», и я тоже вскрикнула, и еще…
— Да, именно так. В церкви темень, ничего не видно.
— Отец Рош тоже выпрыгнул и сказал: «Ух!»?
«Да. Он наклонился ко мне, и я приняла его за разбойника».
— Нет, он ничего такого не делал.
— А мы еще идем с отцом Рошем за остролистом?
«Если я его не перепугала. И если он не уехал, пока мы тут разговариваем».
Киврин сняла девочку с лошади.
— Пойдем. Надо его отыскать.
Как быть, если он и вправду ушел, Киврин не представляла. Отвезти Агнес обратно в поместье, чтобы она там рассказывала леди Имейн про крики в церкви, — немыслимо. И уехать, не объяснив все отцу Рошу, тоже невозможно. Только что объяснять? Что она приняла его за грабителя и насильника? Что считала его кошмаром из своего бреда?
— Нам точно надо опять в церковь? — с неохотой спросила Агнес.
— Все хорошо. Там только отец Рош, больше никого.
Уговоры не особенно помогли, Агнес явно опасалась заходить внутрь. Когда Киврин приоткрыла дверь, девочка спряталась за ее юбку.
— Все хорошо, — успокаивала ее Киврин, вглядываясь в темноту. У могилы никого уже не было. Дверь закрылась, и девушка постояла, дожидаясь, пока привыкнут глаза. Агнес продолжала цепляться за нее с опаской. — Не бойся.
«Он не разбойник, — твердила себе Киврин. — Бояться нечего. Он читал над тобой отходную. Он держал тебя за руку». Но сердце все равно колотилось.
— Злодей здесь? — прошептала Агнес.
— Нет никакого злодея, — ответила Киврин — и тут же увидела его. Наклонившись у статуи святой Катерины, священник ставил к каменным ногам оброненную Киврин свечку.
Надежда, что разбойничий облик ему придавала зловещая игра света и тени на озаренном снизу лице, не оправдалась. Он склонился над статуей так же, как склонялся над Киврин в лесу, где его тонзуру закрывал капюшон. Сердце снова начало гулко бухать в ребра.
— Где отец Рош? — спросила Агнес, выглядывая из-за юбки. — А, вот он. — И кинулась к статуе.
— Нет! — Киврин бросилась за ней. — Не надо…
— Отец Рош! — крикнула Агнес. — Отец Рош! Мы тебя ищем! — Про злодея она и думать забыла. — Мы и в церкви смотрели, и у тебя дома, а тебя нет и нет нигде!
Девочка бежала прямо на него. Обернувшись, священник наклонился и одним движением подхватил ее на руки.
— Я и на колокольне искала, а тебя и там нет, — продолжала перечислять Агнес без малейших признаков страха. — Розамунда сказала, ты уехал.
Киврин остановилась у последней колонны, унимая сердцебиение.
— Ты прятался? — доверительно обнимая священника за шею, предположила Агнес. — Однажды Розамунда спряталась в амбаре — и как выпрыгнет на меня! Я тогда громко закричала.
— Зачем ты меня искала, Агнес? — спросил священник. — Кто-нибудь заболел?
Он произносил ее имя как «Агнец», и выговор у него был почти такой же, как у цинготного мальчишки. Переводчик снова запнулся, и Киврин несказанно удивилась, что едва разбирает речь отца Роша. Ведь тогда, в полубреду, она отлично его понимала.
«Наверное, он тогда говорил по-латыни, потому что голос точно его». Тот самый голос, что читал отходную и просил не бояться. И она не боялась. При звуке этого голоса сердце сразу же стало биться ровнее.
— Нет, никто не заболел, — ответила Агнес. — Мы хотим пойти с тобой за плющом и остролистом для зала. Леди Киврин и Розамунда, и мы с Сарацином.
Услышав имя Киврин, отец Рош обернулся, увидел ее у колонны и спустил Агнес на пол.
Киврин ухватилась за колонну.
— Прошу простить меня, святой отец, за крики и бегство. Было темно, и я не узнала вас.
Переводчик, все еще запинающийся, перетолковал последнюю фразу как «Я вас не знаю».
— Она ничего не знает, — вмешалась Агнес. — Злодей стукнул ее по голове, и она теперь ничего не помнит, только как зовут.
— Да, я слышал, — сказал отец Рош, не сводя глаз с девушки. — Ты действительно запамятовала, какая надобность тебя сюда привела?
Киврин почувствовала такое же неодолимое желание признаться во всем, как тогда, когда он спрашивал ее имя. «Я историк. Прибыла наблюдать за вашей жизнью, но заболела и теперь не знаю, где переброска».
— Она ничего не помнит про себя, — подчеркнула Агнес. — Она даже разговаривать не умела. Пришлось ее учить.
— Ты ничего не помнишь о себе?
— Ничего.
— И о том, как сюда попала?
— Тоже. — Наконец-то можно не кривить душой. — Только то, что вы с Гэвином привезли меня в поместье.
— Можно мы уже поедем с тобой собирать остролист? — вмешалась Агнес, которой наскучили взрослые разговоры.
Отец Рош протянул руку, словно благословляя, но вместо этого коснулся виска Киврин, и она поняла наконец, зачем он наклонялся к ней тогда, у могилы.
— Раны нет.
— Она затянулась.
— Поедем, мы хотим уже ехать! — Агнес дернула священника за рукав.
Он снова потянулся к виску, но отвел руку.
— Тебе нечего страшиться. Господь послал тебя к нам на благое дело.
«Ничего подобного, — подумала Киврин. — Он меня вообще не посылал. Меня прислала кафедра медиевистики». Однако на душе стало легче.
— Спасибо.
— Поехали уже! — Теперь Агнес дернула за руку Киврин. — Ты иди за осликом, — велела девочка отцу Рошу, — а мы за Розамундой.
Агнес устремилась к выходу, и Киврин ничего не оставалось, как пуститься за ней, чтобы она не побежала. Прямо перед ними дверь со стуком распахнулась, и на пороге возникла моргающая Розамунда.
— Там дождь. Вы нашли отца Роша? — требовательно спросила она.
— А ты отвезла Черныша на конюшню? — не осталась в долгу Агнес.
— Да. Так что, вы с ним разминулись?
— Нет, он здесь, сейчас поедем. Он был в церкви, а леди Киврин…
— Он ушел за осликом, — перебила Киврин, пока Агнес не начала делиться впечатлениями.
— Я напугалась, когда ты спрыгнула с чердака, Розамунда, — сообщила Агнес, но сестра уже раздраженно топала к лошади.
В воздухе висел сырой туман. Киврин подсадила Агнес в седло, а сама забралась на рыжего, использовав погостную калитку в качестве подножки. Отец Рош вывел ослика, и они всей гурьбой отправились по дороге, огибающей церковь, через небольшую рощицу и вдоль заснеженного луга в лес.
— В лесу водятся волки, — заявила Агнес. — Гэвин убил одного мечом.
Киврин слушала краем уха, не сводя глаз с отца Роша, который вел ослика в поводу, и силясь восстановить в памяти тот вечер, когда ее привезли в поместье. Розамунда сказала, что Гэвин встретил священника по пути, и тот помог рыцарю довезти Киврин до господского дома, но девочка могла ошибаться.
Он склонялся над Киврин, когда она сидела привалившись к колесу. Она видела его лицо в пляшущих отблесках костра. Он что-то сказал ей; она не поняла и попросила: «Передайте мистеру Дануорти, чтобы он меня забрал».
— Розамунда ездит не так, как приличествует благородной девице, — чопорно заметила Агнес.
Старшая сестра умчалась далеко вперед и нетерпеливо поджидала остальных у поворота, почти скрывшись с глаз.
— Розамунда! — окликнула ее Киврин. Девочка прискакала обратно и резко осадила свою лошадь, чуть не задавив ослика.
— Быстрее нельзя? — Круто развернувшись, она снова погнала лошадь вперед. — Мы так до дождя не управимся.
Они ехали через густые заросли, тропка сузилась до пешей. Киврин вглядывалась в деревья, пытаясь увидеть что-нибудь знакомое. Вот показалась вербовая рощица, правда, слишком далеко от дороги, к тому же рядом струился ручей, обметанный по краям ледяной коркой.
По другую сторону тропки рос огромный явор. Он стоял особняком, весь опутанный омелой. За ним виднелся рябинник — ровнешенький, будто деревья по линейке сажали. Этих примет Киврин точно не помнила.
Она надеялась, что какой-нибудь знакомый ориентир всколыхнет ее память, раз в поместье ее везли этой дорогой, но в голове ничего не щелкало. Тогда было слишком темно, а она была слишком больна.
По-настоящему она запомнила только переброску, хотя та полянка теперь тоже расплывалась в памяти, как и дорога в поместье. Полянка, вербовая рощица и дуб. И лицо священника, склонившегося над ней, когда она сидела привалившись к колесу.
Значит, они нашли ее вдвоем с Гэвином, или Гэвин привел его туда, на полянку, чуть позже. Она ясно помнит его лицо в свете костра. А потом она свалилась с лошади на развилке.
Пока развилок не попадалось. Киврин вообще не видела никаких других дорог, хотя они явно должны быть — от деревни к деревне, к полям, к хижине больного коттера, за которым ходила ухаживать Эливис.
Они принялись взбираться на косогор, и отец Рош оглянулся с макушки — посмотреть, не отстают ли девочки. Он знает, где переброска, пришла к выводу Киврин, надеявшаяся, что Гэвин описал ему место или показал ведущую туда дорогу. Получается, в этом не было нужды. Отец Рош сам там побывал.
Доехав с Агнес до вершины пригорка, Киврин оглянулась. Вокруг стоял сплошной лес, наверняка Вичвудский, он раскинулся на сотню с лишним квадратных километров, и переброска может оказаться на любом из них. Она ни за что не нашла бы то место в одиночку. Сквозь густой подлесок тропка просматривалась едва ли метров на десять.
Спускаясь с пригорка в самую чащу, Киврин не уставала поражаться дремучести этих лесов. Здесь уже не было никаких тропок вообще. Деревья росли плотной стеной, а тесное пространство между ними заполняли кусты и сугробы.
Нет, она не права, считая этот лес незнакомым. Еще какой знакомый. Именно здесь заблудилась Белоснежка, и Гензель с Гретель, и всякие принцы. Здесь водятся волки и медведи и даже, наверное, пряничные домики. Ведь именно отсюда родом все сказки, верно? Отсюда, из Средневековья. Еще бы. Тут кто угодно заблудится.
Отец Рош остановился вместе со своим осликом, поджидая, пока Розамунда прискачет обратно, а Киврин с Агнес подтянутся. «Вот и заблудились», — подумала Киврин. Но нет, дождавшись остальных, священник снова двинулся вперед через заросли кустарника на еще более узкую тропку, не видную с дороги.
Теперь Розамунда, чтобы не спихнуть отца Роша с тропинки, вынуждена была ехать за ним, однако держалась так близко, что лошадь чуть не наступала на задние копыта ослика. Что же ее терзает? «У сэра Блуэта много влиятельных знакомых», — вспомнила Киврин. Леди Имейн называла Блуэта союзником, но вдруг на самом деле он им вовсе не помощник? Или отец рассказал Розамунде что-то, что заставляет ее теперь опасаться приезда сэра Блуэта в Ашенкот?
Они проехали мимо ивняка, очень похожего на тот, около переброски, затем свернули с тропы и, протиснувшись через ельник, очутились прямо перед падубом.
Киврин думала, он будет кустовой, как во дворе Брэйзноуза, здесь же падуб рос в виде дерева. Оно тянулось к небу, раскинув широкие лапы, и в блестящей зеленой листве краснели ягоды.
Отец Рош принялся снимать припасенные мешки, Агнес тоже не осталась в стороне. Розамунда, вытащив из-за пояса короткий нож с толстым лезвием, начала кромсать нижние ветки.
Киврин, увязая в снегу, обошла падуб с другой стороны. Там что-то белело сквозь деревья, и она надеялась увидеть ту самую березовую рощицу, но это оказалась просто застрявшая между стволами ветка, укутанная снегом.
Подошла Агнес, а за ней Рош с устрашающим разбойничьим ножом. Киврин думала, что теперь, когда выяснилось, кто он такой, наваждение пропадет. Как бы не так, священник, нависавший с ножом над Агнес, по-прежнему выглядел лиходеем.
Он подал девочке дерюжный мешок.
— Держи раскрытым, вот так. — Нагнувшись, он показал, как отвернуть края мешка, чтобы удобнее было держать. — А я буду складывать. — Не обращая внимания на колючие листья, он принялся срезать ветви. Киврин принимала их у него и осторожно, чтобы не поломать жесткую листву, опускала в мешок.
— Отец Рош, — начала она. — Я хотела вас поблагодарить за помощь во время моей хворобы и за то, что вы привезли меня в дом, когда…
— Когда ты упала, — закончил он за нее, перерубая неподатливую ветку.
Киврин, собиравшаяся сказать «когда на меня напали в лесу», удивилась такой неожиданной формулировке. Да, она действительно упала с коня. Может, именно тогда отец Рош и появился? К тому моменту они отъехали уже достаточно далеко от переброски, и он, получается, не знает нужное место? И все-таки она отчетливо запомнила его именно там, на поляне.
К чему попусту гадать?
— Вы знаете место, где Гэвин меня нашел? — затаив дыхание, спросила Киврин.
— Да. — Отец Рош перепиливал толстую ветку.
Киврин почувствовала, как слабеют колени от нахлынувшего облегчения. Он знает, где переброска!
— Это далеко?
— Нет. — Он отломил ветку рукой.
— Отведете меня туда?
— Зачем тебе? — полюбопытствовала Агнес, широко расставляя руки, чтобы не закрывался мешок. — Вдруг разбойники еще там?
Судя по взгляду Роша, он задавался тем же вопросом.
— Надеюсь, увидев то место, я смогу вспомнить, кто я и откуда.
Отец Рош осторожно, чтобы не поранить острыми листьями, вручил ей ветку.
— Я тебя отведу.
— Спасибо!
Как хорошо… Она уложила ветку к остальным, Рош завязал мешок и закинул его на плечо.
Показалась Розамунда, волоча по снегу свою добычу.
— Вы еще не закончили?
Подхватив и ее мешок, отец Рош навьючил их оба на ослика. Киврин посадила Агнес на пони, помогла взобраться Розамунде, а отец Рош, встав на колено, сцепил руки, делая подножку для Киврин.
Он усаживал ее тогда на белую лошадь, когда она свалилась.
Когда она упала. Она помнит, как его большие руки придерживали ее на спине коня. Но ведь они довольно далеко отъехали от переброски, зачем же Гэвин повез туда отца Роша заново? Она не помнит, чтобы они возвращались; впрочем, она вообще мало что помнит — все так зыбко и расплывчато. Наверное, в беспамятстве путь показался длиннее.
Рош вывел осла через ельник обратно на тропу и двинулся обратной дорогой. Розамунда пропустила его вперед, а потом сварливым голосом Имейн буркнула:
— И куда он теперь? Плющ в другой стороне.
— Мы едем смотреть то место, где напали на леди Киврин, — объяснила Агнес.
Розамунда оглянулась на Киврин с подозрением.
— Зачем вам туда? Ваши вещи и повозку уже доставили.
— Ей думается, что это место может пробудить память. Леди Киврин, а если ты вспомнишь, кто ты такая, тебе придется ехать домой? — сообразила Агнес.
— Конечно. У нее есть своя семья. Она ведь не может быть с нами вечно. — Розамунда говорила это, только чтобы досадить сестре, и ей удалось.
— Может! — возмутилась Агнес. — Она будет нас нянчить.
— Зачем ей оставаться с такой нюней? — поддразнила Розамунда, посылая свою лошадь рысью.
— Я не нюня! — крикнула ей вдогонку Агнес. — Это ты нюня! Останься, я не хочу, чтобы ты уезжала, — вернувшись к Киврин, заявила она.
— Не уеду. Отец Рош ждет, поскакали.
Он стоял у дороги и, дождавшись их, двинулся дальше. Розамунда уже умчалась далеко вперед, только снег летел из-под копыт.
Перебравшись через небольшой ручей, они подъехали к развилке — дорога загибала вправо, вторая еще метров сто тянулась прямо, а оттуда резко уходила влево. Розамунда стояла на развилке, не трудясь сдержать нетерпеливо бьющую копытом и мотающую головой лошадь.
«Я упала с белого коня на развилке». Киврин попыталась припомнить деревья, дорогу, ручей — хоть что-нибудь из окружающего пейзажа. На тропинках, пересекающих Вичвудский лес, должны быть десятки развилок, нет никакой гарантии, что это та самая. Но очевидно, это была она. Отец Рош поехал направо и, свернув с тропы, углубился в лес, ведя за собой ослика.
Там не было ни верб у дороги, ни холма. Наверное, он ведет их той дорогой, которой вез ее Гэвин. Киврин помнила, что до развилки они довольно долго ехали через лес.
Вслед за отцом Рошем девочки свернули в чащу, Розамунда оказалась замыкающей. Почти сразу им пришлось спешиться и вести коней в поводу. Рош двигался напролом, безо всякой тропы, увязая в снегу, подныривая под ветки, сыплющие снегом за шиворот, и огибая колючий терновник.
Киврин пыталась запоминать дорогу, чтобы потом вернуться, но все сливалось в однообразную череду. Правда, пока лежит снег, можно отыскать по следам. Надо будет добраться сюда одной, пока он не растаял, и пометить путь зарубками или тряпочками на ветках. Или хлебными крошками, по примеру Гензель и Гретель.
Теперь Киврин осознала, как легко было заблудиться в лесу и Белоснежке, и принцам. Уже через несколько сот метров Киврин перестала понимать, где осталась дорога, даже отпечатки ног и копыт не помогали. Гензель и Гретель могли проплутать в этом лесу хоть полгода, так и не выйдя домой. И к пряничному домику тоже.
Ослик остановился.
— Что такое? — спросила Киврин.
Отец Рош отвел его в сторону и привязал к ольхе.
— Пришли.
Нет, это не переброска. Даже не поляна, просто пятачок под кроной раскидистого дуба. Под шатром из голых веток темнела чуть припорошенная снегом земля.
— Можно мы разведем костер? — спросила Агнес, подбираясь под низко нависшими ветками к кострищу, поперек которого лежало упавшее бревно. Девочка уселась прямо на него. — Я замерзла. — Она поворошила ногой закопченные камни.
Видно было, что костер горел недолго, сучья едва обуглились. Тушили костер землей. Киврин снова увидела присевшего на корточки отца Роша, на лице которого плясали отблески огня.
— Ну? — не утерпела Розамунда. — Вы что-нибудь вспомнили?
Она была здесь. Она помнит этот костер. Она думала, его разожгли, чтобы казнить ее. Но как же так? Ведь Рош приходил на поляну переброски. Он склонялся над Киврин, когда она сидела у колеса.
— Это точно то место, где меня нашел Гэвин?
— Да, — хмуря брови, подтвердил Рош.
— Если придет злодей, я вонзю в него свой кинжал! — Агнес отломила обуглившийся сучок и занесла его над головой. Почерневший кончик отвалился. Агнес присела на корточки у кострища, вытащила еще одну палку, потом села прямо на землю, опираясь спиной на бревно, и стукнула палками друг о друга. Горелые ошметки разлетелись в стороны.
Киврин посмотрела на Агнес. Она сама сидела так же, привалившись спиной к бревну, когда разводили костер, и Гэвин склонился над ней, рыжеволосый в свете огня, и что-то произнес. А потом раскидал костер ногами, и глаза застлал дым.
— Ну как, ты вспомнила себя? — спросила Агнес, забрасывая сучья обратно в кострище.
— Тебе нездоровится, леди Катерина? — все еще хмурясь, спросил Рош.
— Нет. — Она выдавила улыбку. — Просто… Я надеялась, что увижу то место и вспомню…
Рош посмотрел на нее исподлобья, как тогда, в церкви, а потом, развернувшись, пошел к ослику.
— Едем.
— Вспомнила? — допытывалась Агнес, хлопая меховыми рукавицами, перемазанными в саже.
— Агнес! — ахнула Розамунда. — Посмотри, как ты рукавицы перепачкала. И плащ весь в снегу! Вот неслух!
Киврин растащила сестер.
— Розамунда, пойди отвяжи пони. Надо ехать за плющом. — Она отряхнула накидку Агнес от снега и попыталась оттереть белый мех.
Отец Рош поджидал их, стоя рядом с осликом. С лица у него не сходила мрачная сосредоточенность.
— Отчистим рукавицы, когда вернемся, — заторопилась Киврин. — Пойдем, отец Рош ждет.
Подхватив кобылу под уздцы, Киврин зашагала вслед за девочками и священником. Пройдя несколько метров в обратном от полянки направлении, они резко вывернули на дорогу. Развилки отсюда видно не было — то ли они вышли дальше, то ли это просто совсем другая дорога. Как тут различить, если кругом одни вербы и полянки с дубами?
Теперь понятно. Гэвин повез ее в поместье, но она от слабости не удержалась на лошади. Тогда он принес ее на полянку, развел костер и оставил, усадив к поваленному стволу, а сам поехал за подмогой.
Или он развел костер, собираясь охранять Киврин до утра, а отец Рош, увидев огонь, подоспел на помощь, и вдвоем они отвезли ее в поместье. Отец Рош не знает, где переброска. Он думает, что Гэвин нашел Киврин тут, под этим дубом.
А то, как Рош склонялся над ней, когда она сидела у колеса, — это все лихорадочный бред. Ей это привиделось уже в поместье, в светлице, как привиделся колокольный звон, костер и белый конь.
— Ну куда его опять понесло? — сварливо протянула Розамунда, и Киврин захотелось ее шлепнуть. — Плющ растет ближе к дому. Дождь начинается.
Промозглая серость действительно начала превращаться в морось.
— Мы бы уже давно все собрали и вернулись домой, если бы нюня Агнес не притащила своего щенка! — Розамунда вновь умчалась вперед. Киврин даже не пыталась ее остановить.
— Розамунда — грубиянка! — обиделась Агнес.
— Да, — согласилась Киврин. — Ты не знаешь, что с ней такое?
— Это из-за сэра Блуэта. Она за него сосватана.
— Что? — оторопела Киврин. Она слышала от леди Имейн про свадьбу, но подумала, что речь идет о дочери сэра Блуэта и каком-нибудь из сыновей лорда Гийома. — Как могли Розамунду просватать за сэра Блуэта? Разве он не женат уже на леди Ивольде?
— Не-е-ет! — изумилась Агнес. — Леди Ивольда — его сестра.
— Но ведь Розамунда еще не доросла… — начала Киврин и поняла, что ошибается. В XIV веке девочек часто сватали задолго до замужнего возраста, иногда чуть ли не с рождения. Женитьба в Средние века — это сделка, способ породниться и упрочить социальное положение. Розамунду наверняка сызмальства готовили к тому, чтобы выйти замуж за такого вот сэра Блуэта. Однако перед глазами Киврин плыли хороводом несчастные девственницы, выданные силком за отвратительных беззубых старикашек.
— Розамунде нравится сэр Блуэт? — спросила Киврин. Нравится, как же. Она ведь именно поэтому злится, срывается и истерит с того момента, как услышала о его приезде.
— Мне, — подчеркнула Агнес, — нравится. Он подарит мне серебряную уздечку, когда они поженятся.
Киврин посмотрела на Розамунду, поджидающую далеко впереди. Почему сэр Блуэт обязательно должен оказаться беззубым старикашкой? Это все беспочвенные домыслы, как про то, что он женат на леди Ивольде. Может, он молодой, а Розамунда просто нервничает, потому и не в духе. Или, пока дело дойдет до свадьбы, она еще передумает. Девочек обычно вели под венец лет в четырнадцать-пятнадцать, когда уже появятся хоть какие-то признаки зрелости.
— Когда свадьба? — спросила Киврин.
— После Пасхи.
Они доехали до следующей развилки. Эта была поуже, две дороги метров сто тянулись почти параллельно, потом одна из них, та, которую выбрала Розамунда, карабкалась на очередной пригорок.
Двенадцать лет — и через три месяца к алтарю… Понятно, почему леди Эливис так старалась, чтобы сэр Блуэт не узнал об их переезде. Может быть, ей совсем не хочется выдавать дочь замуж такой юной, и девочку обручили только для того, чтобы вызволить ее отца из беды?
Доскакав до гребня пригорка, Розамунда галопом вернулась к отцу Рошу.
— Куда вы нас ведете? Там скоро пустошь.
— Почти приехали, — успокоил священник.
Девочка круто развернула лошадь и скрылась за гребнем, затем появилась вновь, на полпути до отставших Киврин с Агнес резко осадила кобылу и опять понеслась вперед. «Будто крыса в крысоловке, — подумала Киврин. — Мечется в поисках выхода».
Морось превращалась в снег с дождем. Отец Рош натянул капюшон на тонзуру и повел ослика по тропке, взбирающейся на пригорок. Тот безропотно доплелся до вершины — и встал. Отец Рош дернул повод, но ослик стоял как вкопанный.
— Что случилось? — спросила Киврин, подъезжая к ним вместе с Агнес.
— Идем, Валаам, — уговаривал отец Рош, натягивая повод обеими ручищами. Ослик не шелохнулся. Упершись задними копытами, упрямец тянул повод на себя, почти усаживаясь на землю.
— Может, ему дождь не нравится? — предположила Агнес.
— Помочь? — вызвалась Киврин.
— Не надо. — Отец Рош жестом пропустил их вперед. — Езжайте. Авось присмиреет, когда лошади уйдут.
Накрутив повод на руку, он подошел к ослику сзади, будто собираясь подтолкнуть. Въехав вместе с Агнес на гребень, Киврин на всякий случай оглянулась и, убедившись, что ослик не лягнул священника в лоб копытом, начала спускаться с другой стороны.
Лес у подножия застилала пелена дождя. Снег на дороге уже начал таять, и под пригорком образовалось грязное болото, по обеим сторонам которого росли густые укрытые снегом кусты. Розамунда стояла на соседнем косогоре. Лес покрывал его только наполовину, выше белел снег. «А за ним, — мелькнуло у Киврин, — открытая равнина, и дорога вдали, и видно Оксфорд».
— Ты куда, Киврин, подожди! — закричала Агнес, но Киврин уже гнала рыжего конька к подножию и, соскочив, принялась отряхивать укрытые снегом кусты, проверяя, не верба ли это. Да, это была она, красная верба, краснотал, за которым темнела крона раскидистого дуба. Бросив поводья в куст, Киврин полезла в чащу. Ветви смерзлись от снега. Она рубанула по ним рукой, и снег посыпался за шиворот. В воздух с пронзительным щебетом поднялась стайка птиц. Сквозь заснеженные заросли Киврин продиралась на полянку, которая непременно должна была там быть. И она была.
И дуб тоже. А за ним, чуть поодаль от дороги, белоствольный березняк, который она тогда приняла за просвет. Это переброска. Точно.
Но что-то Киврин смущало. Та полянка была как будто потеснее. А крона у дуба погуще, и гнезд на нем больше. Вот здесь на краю растет терновник, между шипастыми ветвями проглядывают иссиня-черные ягоды. А на той поляне его не было, она бы запомнила.
Это все снег, уверяла себя Киврин. Из-за него поляна кажется просторнее. Снега намело где-то полметра, он лежал нетронутый, ровный. Непохоже, чтобы сюда кто-то наведывался.
— Сюда нас отец Рош вел? — пробираясь через заросли ивняка, спросила Розамунда. Уперев руки в боки, она окинула взглядом поляну. — Здесь нет плюща.
А там был. Обвивался вокруг толстого дубового ствола. И грибы росли.
Это все снег, снова начала уговаривать себя Киврин. Снег скрыл все приметы. И следы повозки, которую тащил Гэвин.
Ларчик… Ларчика она в поместье не видела. Гэвин просто не нашел его в придорожной траве.
Киврин протиснулась мимо Розамунды сквозь заросли, уже не обращая внимания на снежный душ. Даже если ларчик погребен под снегом, он все равно будет торчать, потому что на обочине сугробов почти нет.
— Леди Катерина! — крикнула почти над ухом Розамунда. — Ну куда же вы?
— Киврин! — жалобно вторила ей Агнес. Она попыталась слезть с пони на полдороге, но запуталась в стремени. — Леди Киврин, иди сюда!
Киврин заметалась взглядом от нее к вершине пригорка. Отец Рош все еще сражался с осликом. Нужно найти ларчик до того, как он придет сюда.
— Агнес, не слезай с пони! — велела она и принялась раскидывать руками снег под ивняком.
— Что вы ищете? — недоумевала Розамунда. — Здесь нет плюща.
— Леди Киврин, иди сюда! — надрывалась Агнес.
Может, кусты вербы согнулись под тяжестью снега, и ларчик где-то дальше в глубине? Киврин наклонилась, хватаясь за тонкие хрупкие прутья, и попыталась сгрести снежный слой. Ларчика там не было. Она поняла это сразу, как только начала копать, — землю и траву под кустами едва припорошило, весь снег лег на ветки. Но ведь, если она не ошиблась с местом, ларчик должен быть. Если она не ошиблась…
— Леди Киврин!
Она обернулась на крик Агнес. Девочка умудрилась сама слезть с пони и теперь бежала к ней.
— Не беги, — хотела предостеречь Киврин, но не успела договорить, как Агнес споткнулась о корень и со всего размаху упала плашмя.
Задохнувшись от удара, девочка даже не заревела. Подбежавшая вместе с Розамундой Киврин подхватила ее и надавила ладонью на грудь, чтобы разогнуть и заставить сделать вдох. Агнес икнула, втянула воздух и разразилась плачем.
— Приведи отца Роша, — велела Киврин Розамунде. — Он с той стороны холма, ослик заупрямился.
— Он уже идет, — ответила Розамунда.
Киврин повернула голову. Священник неуклюже спешил по склону, оставив ослика наверху, и Киврин едва удержалась, чтобы не закричать «Не бегите!» и ему, но за плачем Агнес он все равно бы ее не услышал.
— Ш-ш-ш, — успокаивала девочку Киврин. — Ничего страшного, ты просто ушиблась.
Подоспел отец Рош, и Агнес немедленно метнулась ему на шею. Он прижал ее к себе и принялся приговаривать своим убаюкивающим голосом: «Ш-ш-ш, Агнец. Ну, будет. Ш-ш-ш». Плач сменился всхлипываниями.
— Где больно? — отряхивая накидку Агнес от снега, допытывалась тем временем Киврин. — Руки ссадила?
Отец Рош развернул девочку, чтобы Киврин сняла меховые рукавицы. Ладони под ними оказались покрасневшими, но не поцарапанными.
— Ну, где больно?
— Не больно ей нигде! — вмешалась Розамунда. — А плачет, потому что нюня!
— Я не нюня! — с такой яростью закричала Агнес, что чуть не вывернулась из рук отца Роша. — Я ударилась коленкой.
— Какой? — спросила Киврин. — Ушибленной?
— Да! Не смотри! — загородилась она, увидев, что Киврин хочет взглянуть.
— Хорошо, не буду.
На ушибленном колене наросла корочка из струпьев, наверное, Агнес ее и содрала, когда упала. Раз кровь через кожаный чулок не проступила, нет смысла раздевать девочку на холоде.
— Дома посмотрю, хорошо?
— Тогда поедем уже домой, — попросила Агнес.
Киврин беспомощно оглянулась на заросли вербы. Это наверняка то самое место. Вербы, поляна, голый холм. Наверняка оно. Может, она запихнула ларчик дальше под ветви, чем предполагала, и из-за снега…
— Я хочу домой! — захлюпала носом Агнес. — Я замерзла!
— Хорошо, — кивнула Киврин. Натягивать обратно промокшие белые рукавицы не стоило, поэтому она сняла свои и надела их на Агнес. Они оказались малышке почти до локтя — чем привели ее в несказанный восторг, и Киврин уже решила, что Агнес забудет про больную коленку. Но когда отец Рош хотел посадить Агнес на пони, девочка снова захныкала.
— Я с тобой!
Киврин снова кивнула и забралась на своего рыжего. Отец Рош передал ей Агнес, а сам повел пони на холм. Ослик стоял там, на вершине, пощипывая придорожную траву, проглядывавшую из-под снега.
Киврин оглянулась сквозь завесу дождя на рощицу, силясь разглядеть поляну. «Это точно переброска», — уверяла она себя, однако уверенности не прибавлялось. Даже холм казался отсюда каким-то не таким.
Отец Рош подхватил ослика под уздцы, тот моментально бросил жевать и уперся копытами в землю, но когда священник развернул его головой в сторону дальнего склона и двинулся туда вместе с пони, ослик покорно зашагал.
Снег раскисал под дождем, и лошадь Розамунды чуть не поскользнулась, скача галопом обратно к развилке. Розамунде пришлось перейти на рысь.
На следующей развилке отец Рош взял влево. Там вдоль всей дороги росли вербы и дубы, и у подножия каждого пригорка виднелось по грязной колее.
— Мы уже домой, Киврин? — спросила Агнес, дрожа в ее объятиях.
— Да. — Она закутала девочку полой своего плаща. — Коленка еще болит?
— Нет. Мы не собрали плющ… — выпрямившись, она развернулась к Киврин вполоборота. — Ты вспомнила себя на том месте?
— Нет.
— Хорошо, — обрадованно прижимаясь к ней спиной, заявила Агнес. — Теперь ты никогда от нас не уйдешь.
