59
Своя рота перекуривала в перерыве между какими-то теоретическими занятиями. Блудного сына встретили с удивлением. Все, кроме Ксанки. На ее же лице была написана самая настоящая радость. Эту неприкрытую радость, разумеется, заметил Спиря, и у него она, разумеется, вызвала несколько противоположные чувства.
— А мы считали, что тебя в штрафроту загребли, — сказал тормозилло Витька Перевалов, колотя Кирилла по спине.
— Штрафроту мне не присудили, — сказал Кирилл. — Присудили неделю ареста, да и ту не просидел. Выпустили за примерное поведение.
— Примерное поведение? — Мишка Афонинцев явно не поверил такому объяснению. — Это ты-то отличился примерным поведением? После того, что учинил у зелени?
— А что я такое учинил у зелени? — фыркнул Кирилл. — Слушайте, я всего-навсего дал по зубам обрезку, который попробовал на меня крылья распустить. За это не отправляют в штрафроту, братцы. — Он огляделся по сторонам. — А где, кстати, прапор Оженков?
— Прапор? — Мишка Афонинцев рассмеялся. — Оженков у нас теперь ротой командует. Так что ищи его в капральской.
— Серьезно? — Кирилл почему-то не удивился. — Что ж, это будет не самый плохой капрал. А нашим взводом кто теперь командует? Кому докладываться?
— Пока никому.
— Ладно, тогда пойду доложусь новоиспеченному капралу. — Кирилл двинулся к двухэтажному зданию капральской, над которой висела сиреневая триконка «ГК — наш могучий щит».
«Как все изменилось, — подумал он, прочитав знакомое объявление над дверью капральской. — Я стал курсантом без вызова. Оказываются, такие бывают…»
Оженков сидел в бывшем кабинете Дога за его бывшим столом. Увидев Кирилла, он встал и крепко пожал подчиненному руку.
— Рад, что вы вернулись, Кентаринов! Было бы чертовски жаль вас потерять! Какие планы у вас после командировки?
Вряд ли он был посвящен в ту историю, главным героем которой Кирилл был в последние два дня. Но явно ожидал самых неожиданных решений.
— Планы у меня старые, — сказал Кирилл. — Сдать зачеты и благополучно выпуститься.
— Вот и отлично… — начал капрал, но Кирилл перебил:
— Простите, господин капрал!… Я бы хотел поблагодарить вас за те добрые слова, что вы сказали обо мне на суде. Если бы не вы, все могло бы закончиться совсем по-иному. И мы бы сейчас не разговаривали.
Оженков усмехнулся и погрозил пальцем:
— Уже начинаю жалеть, что сказал их. Возможно, в ином случае вы бы не перебивали старших по званию. Это не по уставу, курсант!
Кирилл вытянулся и гаркнул:
— Прошу прощения, господин капрал!
— Ладно-ладно, — проворчал добродушно Оженков. — В качестве наказания обновите триконку над капральской.
— Слушаюсь, господин капрал!
— Вольно, курсант! — Оженков встал из-за стола. — Вот что я хотел сказать, когда вы меня перебили. Поскольку я теперь командую ротой, мне нужен командир взвода. Не хочу, чтобы к вам пришел новый человек. Бессмысленно, даже познакомиться толком не успеет… Справишься, парень?
Вопрос был смешон. За ту неделю, что оставалась до конца занятий, не справиться мог только последний раздолбай, но того бы отчислили еще в первый месяц обучения.
— Так точно, господин капрал! Справлюсь! Беспокоит другое. Пропустил кое-что. Подогнать надо.
— Ну от зачетов я тебя освободить не могу. Обещаю достать «шайбы» с лекциями, будешь во сне учиться. Неделю, думаю, выдержишь. Кстати, те «шайбы» больше не требуются? — Оженков выделил слово «те».
— Не требуются, господин капрал.
— Я так и понял. Изменился ты, курсант, на мужика стал похож… Значит, справишься?
— Так точно! Справлюсь!
— Добро, Кентаринов. Сегодня же подам полковнику рапорт, чтобы тебе присвоили звание сержанта. — Оженков сел за стол. — Все, курсант! Вы свободны.
— Слушаюсь, господин капрал! — Кирилл повернулся через левое плечо и покинул капральскую.
«Вот так вот! — подумал он. — Здрас-сьте, вы не ждамши, а мы притопамши!»
Сколько неожиданностей меньше чем за месяц…
Не иначе, завтра Мишка Афонинцев скажет в курилке: «Как становятся сержантами, дамы и господа? Да запросто! Будь уволен со службы, набей морду зелени, отсиди пяток дней на губе, и вот вам сержантские погоны…»
Ну да ничего страшного, переживет Мишка. Тем более что он из второго взвода и подчиняется прапору Белоножкину.
Кирилл сдвинул берет на левое ухо, вышел на улицу и потопал к учебному корпусу. Теперь это для него самый главный корпус в лагере. Впереди неделя плотной учебы…
— Кир! — послышался знакомый голос.
Он обернулся.
Из-за толстенного клена, растущего неподалеку от капральской, вышла Ксанка. Сняла берет, пригладила ежик рыжих волос.
— Ты как тут очутилась? Занятия же…
— Сказала, что живот заболел. Отпустили в санчасть сбегать. Иначе от Артюшеньки не смотаешься.
«Ну вот, — подумал с неудовольствием Кирилл. — Сейчас начнется объяснение в любви. Дернул же меня черт тогда на нее забраться!»
Ксанка подошла к нему, заглянула в глаза.
Он изо всех сил постарался, чтобы ответный взгляд был сердечным и приветливым.
— Ты не думай, Кир, я не собираюсь предъявлять на тебя какие-то права… Спиря сказал мне, что у тебя среди зелени завелась одна… — Ксанка не договорила, сглотнула. — В общем, пусть все остается, как было. Но знай, я всегда буду рядом с тобой. Я под любого офицера лягу, чтобы оказаться рядом с тобой. Так и знай!
Кирилл хотел поморщиться, но сдержался.
В конце концов, разве девчонка в чем-то виновата? Любовь зла — полюбишь и козла! Была такая поговорка в древности, Спиря говорил… Вон его, Кирилла, как припекло, когда этот мудило Рик… как сказала Ксанка?… «предъявил права» на Светлану!… И неизвестно еще, что будет, если ситуация повторится…
— Я всегда буду рядом, — повторила Ксанка. — А больше мне ничего и не надо.
Однако глаза ее говорили совсем другое.
И было бы проще всего подойти к ней сейчас и обнять. И сделать вид, будто койка в «Сидонии» изменила в их отношениях все-все-все.
Но она не поверит. Она просто знает, что это не так.
— Слушай сюда, Ксанка, — сказал он. — Спасибо тебе за все! Ведь, в общем-то, это ты меня спасла! Как же ты догадалась посмотреть на триконку?
Она улыбнулась:
— А я почувствовала, что она изменилась. Потому и посмотрела. Я-то что?… А вот как тебе удалось трансформировать триконку на таком расстоянии?
— Не знаю. Наверное, очень жить хотелось.
— А кто тебя похитил, можешь сказать?
Она наверняка давала эсбэшникам подписку. А возможно, они ее тоже завербовали. И в их базе она теперь числится в качестве какой-нибудь Азалии. В общем, считай, своя. Но…
— Я не могу тебе этого сказать, Ксана. Извини!
Ксанка фыркнула, однако обиды в ее фырканье, похоже, не было.
— Можешь не говорить! Я и так догадываюсь, не дура! Иначе с какой бы стати тебя на это задание отправили! Клянусь, если вдруг окажемся на одном поле боя, и он и она у меня пулю в спину получат. Клянусь!
Кирилл вспомнил свои вчерашние желания, когда он находился там, в подвале ИВМа, с разбитым мужицким аппаратом. Ведь как в воду глядел!
Надо что-то делать… Такая ненависть, что рождается сейчас у метелки, до добра не доведет.
— У тебя закурить есть, Ксанка?
— Конечно! — Она достала из кармана пачку «Курсантских».
— Пойдем-ка в курилку!
— А если кто из начальства застукает?
— Отбрешемся. Скажем, что у тебя живот болит, а я тебя к медикам сопровождаю. А здесь пережидаем приступ боли.
Они прошли в ближайшую курилку. Закурили.
— Вот что я тебе хочу сказать… — Кирилл постарался, чтобы его голос звучал веско. — Его нет. Это понятно?
Ксанка сначала не поняла. А потом у нее расширились глаза.
— Так ты его?… — Метелка не договорила.
— Не я! Она! А иначе бы он меня!
Ксанка затянулась сигаретой. Лютая злоба в ее глазах исчезала. Будто магнитной стиралкой сводили…
— Так что я и ей жизнью обязан. И прошу тебя: никаких выстрелов в спину.
— Да-а-а! — Ксанка неприятно рассмеялась. — Ситуация… Бедный Кент, придется тебе за нами следить, если все вместе окажемся.
— Слушай, не надо, а! У меня и так проблем сейчас выше крыши. Занятий пропущено море, а я собираюсь сдавать зачеты вместе с ротой. Так что придется догонять.
— Хорошо, не буду. — Ксанка встала. — Ты очень изменился, Кир.
Кирилл встал тоже.
Она выбросила недокуренную сигарету, качнулась к нему, прильнула на мгновение и прошептала:
— Вот все и закончилось.
И не оглядываясь зашагала прочь, к учебному корпусу.
Кирилл последовал за ней не сразу. Он продолжал сидеть, докуривая. А когда вышел, в курилке осталась висеть триконка:
Рви сопло или не рви —
Лишь пистоны от любви.
Правда, сейчас она была невидима. И останется невидимой еще две недели, пока рота капрала Оженкова не разлетится по Приграничью. А подпитываться триконка будет о той видеоформы, что висит возле капральской и которую Кирилл сегодня должен подновить.
Если, конечно, не найдется второй кентаринов, который вычислит скрытое двустишие, и тогда курсанты узнают оставленную старшим товарищем «умную» мысль немного раньше.
— Вот все и закончилось, — сказал Кирилл сам себе. И улыбнулся.
Потому что ничего еще не закончилось.
Потому что самому последнему салабону в «Ледовом раю» было ясно, что все еще только начинается.
Конец первой книги
