Глава 22
Опять мы застоялись как породистые кони, а погода опять плохая, дождя нет, но небо серое. Едва пробившаяся молодая травка еще слишком редкая и маленькая. И мокрая — ночью-то дождь шел.
— Я обещал сегодня не летать, — предупредил я возможные поползновения.
— Угу, — принял к сведению Алекс, который считал себя самым виноватым в прошлом приключении.
Мы медленно бродили по дорожкам парка, как болящие на курорте, нельзя же бежать в спортзал сразу после обеда, да еще такого…
— А почему они все это терпят?! — спросил вдруг Гвидо, имея в виду кремонцев.
— Если бы я знал, уже бы сказал, как сделать, чтобы перестали, — ответил я.
— Мы еще даже не знаем, что они терпят, — заметил Лео, — только какие-то фрагменты. А почему — это уже второй вопрос.
Навстречу нам попался Геракл.
— Целая толпа грустных мальчиков, — промурлыкал он в моей голове, — всех кошечки покинули.
Мне стоило большого труда не расхохотаться и не выдать часть свято хранимой тайны Контакта.
— Ладно, пойдемте потренируемся, я только почту посмотрю — написал вчера одно глупое письмо.
Ребята пошли в зал, а я скачивать ответ от Верреса, если, конечно, он не обиделся настолько, чтобы вообще мне не отвечать.
Ответное письмо было. «Что случилось, Энрик? Можно подумать, ты решил, что я тебя все время обманывал. В.». Я написал ответ, извинился за свою резкость и объяснил, в чем дело.
В спортзале Лео с боккэном в руках отважно защищался от наседавшего на него Марио. Ох, совсем с ума сошел, будет потом хвастать синяками, полученными от чемпиона Палермо. Виктор смотрел на это представление раскрыв рот.
— Хм, — кашлянул я, — сенсей научил тебя разминаться?
— Угу.
— Вот и действуй.
Бедный мальчик послушался. Пропустил он из-за меня незабываемое зрелище, много потерял. Лео умеет поставить в тупик не только вопросами. Такое поражение стоит десяти побед. Изнывая от зеленой зависти, я тоже вышел против Марио — и получил свою порцию синяков.
— Зубастые волчата, — проворчал Марио.
— Клювастые ястребята, — ехидно поправил его Алекс.
Мы с Лео загнали в угол этого вредного типа и решили вытрясти из него душу, только не смогли решить, кто будет делать это первым. Пока мы сражались, выясняя этот вопрос, Алекс сбежал.
Когда мы прощались, Лео сказал, что им с Алексом наконец-то сделали общепалермские пропуска для элемобилей и завтра они гордо приедут сами, Гвидо Лео обещал захватить, благо по дороге.
— И сколько времени вам делали эти пропуска? — заинтересовался я.
— Месяца полтора, — протянул Алекс, — отец говорит, что при Алькамо было еще дольше.
— Безобразие, — возмутился я, — не буду заводить свой мобиль.
— Ну тебе-то быстро сделают, — легкомысленно заметил Лео.
Я надулся:
— Вот потому и не буду!
Двуглавые церберы! Не нужны мне никакие привилегии!
Вечером у всех ребят были назначены свидания, поэтому они уехали. О, черт, а я вчера не пошел гулять с Ларисой, хотя она очень прозрачно намекала. И на сегодняшний вечер я с ней тоже не договорился.
Я отправился к себе и позвонил ей на комм.
— Я не хочу с тобой разговаривать, — сухо сказала Лариса и прервала связь.
Летучие коты! Она на меня обиделась. На этот раз всерьез. И я сам виноват, почему я ей ничего не объяснил? Сначала сам убедил в том, что могу поделиться своими проблемами, не считаю ее красивой куклой, а потом сам же… Я ее оскорбил, хуже чем всякие типы вроде покойного Васто, с их «женщина — это тряпки, фигурка и мордашка», потому что подошел поближе. Что же делать?
Я побежал в караулку и попросил собиравшегося домой Марио подбросить меня в центр.
— Ты что, сам не можешь?
— Могу, но с утра обещал, что сегодня не буду, слишком уж был не в форме.
— А обратно ты как?
— На такси приеду или Рафаэля вызову, он еще здесь будет.
Я послал профу на комм сообщение, что уезжаю в центр и вернусь поздно. Ох, опять я нарываюсь на неприятности.
У выхода мы встретили Виктора.
— Ты уезжаешь?
— Да, в центр.
— Можно мне с тобой?
— Нет.
Виктор сник.
— Это не потому, что я сержусь, просто никак нельзя.
— Угу, — вздохнул он.
* * *
Все окна второго этажа особняка Арциньяно были темными. Ее нет дома? На всякий случай я позвонил в дверь. Мне открыла горничная: «Нет, синьориты нет дома. Она где-то гуляет».
Одна? Где? Ну из центральной зоны она не выйдет, размолвка со мной — не повод совершать самоубийство. В парке, наверное. Я побежал в парк. Физически ей ничего не грозит, драки драками, но девочек никто никогда не трогает, все знают, ничего ужаснее парень совершить не может, да и на девчоночий визг или крик «помогите» сбежится столько народу… Тем не менее к ней могут пристать, оскорбить или как-нибудь унизить словами. Золотое детство, когда она никого не интересовала, кончилось.
Субботний вечер, и народу в парке довольно много. Для Ларисы так безопаснее, но как я буду ее искать?
Стоп, не мельтеши, думай! Или она сидит за столиком в кафе, на террасе, растравляет душу, или бродит по темным аллеям, где меньше народу.
В нашем любимом кафе и в трех других, в которые мы иногда заходили, Ларисы не оказалось. А темных аллей в парке многовато, тем не менее я ее нашел. И вовремя.
Она шла по дорожке, и сидящий на скамейке парень подставил ей ногу, а потом поймал, когда она споткнулась и потеряла равновесие.
— Такая красивая, а гуляешь одна, — сделал он комплимент моей девушке.
Она попыталась отстраниться, он не отпускал:
— Ну чего? Давай вместе погуляем.
— Она не одна, — твердо произнес я, подходя к ним из темноты, — лапы убери.
— Энрик!
Парень отступил на шаг. Я осторожно обнял Ларису.
— Дурак ты, — констатировал парень, — я бы такую всю жизнь на руках носил.
— Согласен, может, ты исчезнешь, нам надо поговорить.
Парень ухмыльнулся и ушел.
— Не надо меня носить на руках, — попросила Лариса.
— Я так и понял. Но иногда можно? — спросил я, подхватывая ее на руки.
— Иногда можно, — согласилась Лариса, — но только в самом прямом смысле этого слова. Рассказывай.
Я сел на скамейку, Лариса устроилась у меня на коленях. И я рассказал.
— Как это может быть?
— Ты уже видела весь этот кошмар, на Джильо, — постарался я объяснить. — А я заживо сжег там больше ста человек.
— Да, — согласилась Лариса, прижавшись лицом к моему плечу, — а иначе они устроили бы там вторую Эльбу. Так что ты еще больше спас. И еще честь Верреса и жизнь.
— Не утешай меня. Тактика от противника не зависит, с солдатами Джела я бы обошелся так же.
— Что ты будешь с этим делать?
— Не скажу.
— Почему?
— Ну когда-то давно я прочитал один умный роман, кстати, продолжение другого, довольно дурацкого. В нем одна королева стала любовницей своего первого министра, а предыдущему первому министру она отказала. Так она там думает: «Я отказала человеку, который никогда не говорил „я сделаю“, он всегда говорил „я сделал“». Следующий уже таким не был.
— Понятно. И кто же твой новый идеал?
— У меня вообще нет идеалов.
— Ну да, как же. После встречи с синьором Мигелем ты по нескольку дней улыбаешься почти как он.
— Э-ээ, не замечал. Что, вправду? А в остальное время как?
— Обворожительно, — мечтательно проворковала Лариса. — Набиваешься на комплименты? — полувопросительно добавила она.
— Не-е, это случайно получилось, — краснея от удовольствия и обворожительно улыбаясь, ответил я. — А синьор Мигель тоже не бросается обещаниями, я, во всяком случае, ни разу не слышал.
— Ладно, но ты моришь голодом мое любопытство.
— Ужасно. Пойдем, я напою тебя кофе и накормлю мороженым, или просто поужинаем? — предложил я.
— И то и другое.
* * *
Домой я вернулся на такси, довольно поздно. Я и раньше так возвращался, и сегодня проф меня отпустил бы, стоило только попросить. А делать так, как сделал я, — это нарушение какого-то своеобразного этикета, но проф на нем настаивает. Поэтому я явился доложить о своем прибытии. Мне, конечно, не влетит — не настолько серьезно, но нотация светит.
В кабинете профа, забившись в кресло в дальнем углу, сидел Виктор. Что он тут делает?
— Вот, — наставительно произнес проф, — вернулся твой герой, у которого так болит голова, что он спит, как медведь в берлоге.
— Чего? — глупо спросил я, забыв поздороваться.
Виктор покраснел и опустил голову, проф смотрел на него с насмешкой. Тут до меня дошло: этот несчастный решил меня прикрыть! Глупое вранье, конечно, я же предупредил профессора, что уезжаю, но это не главное. Я был растроган.
— Только не вздумай срочно сочинять, что это ты во всем виноват, — велел мне проф.
— Боюсь, в данном случае это даже мне не под силу, — ответил я.
— И что мне с вами делать? — спросил проф.
— Отпустить спать — как медведей в берлогу, — предложил я.
Странно он себя ведет, не собирается же он ругать нас вместе!
— Ладно, — согласился проф. — Виктор, больше никогда не пытайся меня обмануть, понятно? Последствия будут самые тяжелые. Давай, топай.
Виктор ушел. Проф посмотрел на меня испытующе:
— Получается, что неделю назад ты меня плохо понял.
Десять тысяч летучих котов! Это называется цугцванг. Что бы ни решил проф, это будет неправильно, нарушение правил игры. Точнее, правила игры он нарушил неделю назад: каким бы замечательным летчиком и программистом я ни был, как бы он ни был рад, что я остался жив, ему не следовало прощать мне тот полет на Феррари. Но если бы я хоть месяц все время спрашивал разрешения, прежде чем куда-нибудь уехать, это не имело бы значения. Опять я во всем виноват.
— Сейчас ты, кажется, меня понял, — сказал проф помягче. — Ладно, как ты говоришь в таких случаях, проехали. Если ты не будешь специально нарываться, чтобы успокоить свою чуткую совесть.
— Не буду, — пробормотал я.
— Иди, медведь, в свою берлогу, — усмехнулся проф.
Виктор ждал меня в столовой, в темноте. Я тихо вошел и включил свет, он зажмурился.
— Я тебя не услышал, — признался он, — а ведь специально дожидался.
— Я так и понял. Тебе еще несколько лет надо заниматься, чтобы услышать меня и чтобы я не услышал тебя. Дышишь ты как Винни Пух, медведь в берлоге.
— Это все было так глупо, — всхлипнул он.
— Не бери в голову, — утешил его я, — зато профессор теперь держит тебя за человека. Только не нарывайся.
— А-а, понятно.
— Я серьезно говорю. Любопытство сгубило кошку.
Я подал ему руку, он ее пожал, хлипкая у него ладонь…
Пока хлипкая.
— Спокойной ночи.
