Глава тридцать девятая
Осетр прибыл в резиденцию патриарха Светозара ближе к вечеру.
Владыка встретил властителя на пороге, подчеркнув свое уважение к помазаннику Божьему, и сопроводил императора в свой рабочий кабинет.
Прежде правители мирской и церковный здесь не встречались, и Осетр с любопытством осматривал кабинет патриарха.
Парча и золото. Масса икон, большей частью совершенно незнакомых. И только в углу… как его? кажется, красным называется… висела знакомая. Казанская Божья Матерь. У верующих – защитница всей земли Росской. А теперь, спустя века, – и пространства росского…
– Что привело вас ко мне, ваше императорское величество? – учтиво осведомился патриарх.
Сейчас на нем не было всего этого одеяния, что на службах в храме Христа-Спасителя или на государственных встречах – обычная черная ряса и белый куколь на голове.
Тем не менее в душе Осетра появилось какое-то торжественное чувство, перебившее изначальную тревогу.
– Совет ваш нужен, владыка… В сомнениях я.
– Присаживайтесь, ваше императорское величество.
Правители светский и церковный устроились в обитых парчой креслах.
– Слушаю вас.
– Грех я собираюсь взять на себя, владыка. Убить невинных.
– Серьезный грех, ваше императорское величество. – Светозар только это и сказал.
Он явно ждал продолжения.
Впрочем, по-иному и быть не могло.
В том, что правителю приходится убивать невинных, нет ничего удивительного. Воины, к примеру, часто идут на смерть с именем императора на устах…
– Да, мне приходилось убивать людей, владыка. Но всякий раз от них шла угроза либо моей жизни, либо безопасности Отечества. В данном же случае умрут люди и в том числе маленькие дети, которые пока ничем не угрожают нашей стране. И не факт, что станут угрожать в будущем. То есть они могут оказаться истинно невинными. Ни в помыслах, ни в поступках они мне – не враги. Но тем не менее я собираюсь убить их – тайно, подло, исподтишка.
Светозар мягко улыбнулся:
– А если я предложу вам подождать какое-то время, чтобы их сущность проявилась сильнее…
– Нет у меня времени ждать! – Осетр понял, что выкрикнул последние слова. И смягчил тон. – Нет времени ни у меня, ни у Отечества.
Улыбка стерлась с патриаршего лица.
– Однако я понимаю так, что вы, ваше императорское величество, идете на кровь невинных для того, чтобы не допустить еще большего кровопролития. Так ведь?
– Так, владыка… Я все это осознаю. Но душа моя не в порядке. И я не понимаю – почему. Нельзя сказать, что я белый и пушистый… что я не грешил в своей жизни… Однако не скажу, что меня это очень беспокоило. А тут…
– Вам нужно отпущение грехов, ваше императорское величество.
Осетр задумался на некоторое время.
– Нет, владыка… Вы сами знаете, что я всегда обращался к вам только с государственными проблемами. У меня не было просьб… личного свойства… Но тут что-то меня беспокоит.
– Вы боитесь совершить ошибку?
– Боюсь ли я совершить ошибку? Нет, пожалуй.
Осетр растерянно развел руками. Он и сам понимал, что с его стороны разговор напоминает детский лепет.
Тот еще «росомаха»!
Прежде все было бы проще. Пошел бы он к Железному Генералу, и Всеволод Андреич снял бы с его души все сомнения.
Твои думы, сынок, – не императора, а щенка-сосунка… Ты же – «росомаха»!
– Но ошибка эта неизбежна. Хотя бы отчасти… Среди приговоренных мною к смерти наверняка найдутся те, кто никогда не стал бы врагом моей страны…
Он уже знал, что зря предпринял этот визит. Слабость это… Обычная человеческая слабость.
– Сын мой… Я сейчас скажу тебе слова не священника, а политика. – Голос патриарха был несказанно будничным, но тем не менее имелась в нем некая торжественность. Будто торжественностью святой отец пытался прикрыть несвойственное служителю Христову намерение. К примеру, безжалостность… – Ты – император. Помазанник Божий. Но ты и человек. А потому ошибки твои неизбежны. Как у любого человека. Отличие одно. Ошибки обычного человека сказываются на нем самом. В крайнем случае – на близких. Твои ошибки сказываются на судьбах миллионов. Но это неизбежный груз. Это, если хочешь, твой крест. И тебе придется нести его. Тот, кому это не под силу, отрекся бы от престола. Но ты справишься. Помни об одном: причинив непоправимый вред двум десяткам человек, ты спасешь много больше. Помни, что иного пути у тебя нет. И да пребудет с тобой милость Божия.
Владыка осенил императора крестным знамением, и Осетр почувствовал, что сомнения… нет, не то чтобы совсем покинули его. Просто отошли на второй план. А на первый вернулись заботы о государственной пользе.
И началась подготовка к новой операции.
А когда она закончилась, «перевербованный агент» Найден отправил своему вербовщику донесение, в котором сообщалось, что в определенный день и в определенный час визиря будут ждать в определенном месте.
В качестве определенного места называлась столичная чайхана «Три верблюда».
* * *
Росский император отправился на Новый Эр-Риад в качестве туриста и под вымышленным именем.
Наверное, стоило бы прибыть на халифатскую территорию в теплой компании с экипажем «Святого Георгия Победоносца» и десантироваться на планету с помощью «шайбы»… Как уже не раз делалось…
Однако Осетр решил иначе.
Обеспечение собственной безопасности – это, разумеется, государственная мудрость, но это мудрость первого порядка. А вот если люди, связавшие с тобой свою жизнь, свою судьбу, обнаружат, к своему удивлению, что ты уверен в собственных силах и в собственной безопасности много больше, чем им представлялось… Это уже будет мудрость более высокого порядка. В такой ситуации в тебя поверят скорее! А ибн Аль-Масуду наверняка сейчас требуется дополнительная порция веры в росского императора, дополнительная порция уверенности, что росс не оставит бедняжку визиря один на один с правителем халифата.
Вот потому Осетр, оставив дома «Победоносец», прилетел на Новый Эр-Риад на борту того самого «Единорога», что чуть ранее переместил в обратном направлении Найдена; официально поселился в столичном караван-сарае «Ардашир»; в первый день посетил кое-какие столичные достопримечательности; а следующим полднем отправился в чайхану «Три верблюда».