В гостиной на втором этаже царил полумрак. Стол был сдвинут к стене, а кругом горели свечи. Прямо на полу был расстелен ковер, который Даша, видимо, притащила из комнаты Норда наверху. Я почувствовал движение за спиной, но нарочито громкое: моя подруга знала, что из-за издержек профессии рефлексы могут опередить разум, поэтому не стала проверять, кто из нас сильнее в рукопашной.

На Даше было нечто легкое черного цвета, на тонких лямочках и едва прикрывающее бедра. Контуры тела проступали сквозь прозрачную ткань, свет живого огня свечей делал знакомое уже во всех деталях более загадочным, манящим. Девушка вышла на середину комнаты, из дальнего угла полились первые аккорды тягучей красивой мелодии. Танец, казалось, длился вечность, но закончился в одно мгновение. Подруга уже снова была рядом, музыку я потом вспомнил – это был Вангелис, альбом назывался «Voices», по-моему. Тихая и спокойная музыка, очень подошедшая в качества обрамления сюрприза. Музыка стихла, а мы еще долго не отрывались друг от друга, пока не утомились. Живое тепло и хорошая усталость дали мне ощущение невероятного по своей полноте счастья. Возможно, со стороны это и покажется однообразным, но как описать то состояние, когда сливаешься с женщиной в единое целое и, как говорят индусы, любовники становятся «зверем о двух спинах». Когда открываешь человеку самые потаенные уголки своей души и сердца, момент духовного и физического единения настолько велик и всеобъемлющ, что словами этого не передать. Такое можно только пережить и ощутить самому…

Даша, положив голову на сгиб моей правой руки, смотрела в потолок и как бы случайно водила подошвой ступни по моей ноге. Потом повернулась, пытаясь поймать мой взгляд, и спросила:

– Сюрприз удался?

– Более чем. – Я легонько поцеловал подругу в губы. – Теперь я снова у тебя в долгу, красавица. Чего ты хочешь? Ну, кроме как пойти в рейд.

– Быть с тобой как можно дольше. С тобой я чувствую себя счастливой, Антон. Как бы долго это ни продлилось и как бы скоро ни закончилось, знай: ты мое счастье.

– Это взаимно. Мне тоже давно… нет, вру, никогда еще не было так… вот так. Извини, я не умею говорить в такой ситуации. Просто знай, что я счастлив. Видишь, как получилось: пришел сюда за комфортом, привычным образом жизни, а нашел…

– Что? – Девушка приподнялась на локте и заглянула своими огромными темно-серыми глазищами прямо мне в душу.

– Счастье. Ты тоже подарила его мне, и теперь оно всегда будет со мной, куда бы я ни отправился.

– Смешной… – Даша ткнулась носом куда-то в район моей подмышки, потом заворочалась, устраиваясь поудобнее, и уже в полусне пробормотала: – Давай спать, Васильев, вставать завтра рано.

Мне в дорогу, да и ты, наверное, не засидишься. Вернусь через неделю, буду ждать тебя… Только попробуй потеряться – убью… – Последние слова были сказаны полусонным шепотом, который сменило ровное и ставшее уже родным дыхание. Пусть все идет своим чередом, счастье – такая эфирная материя…

Привычка не заглядывать далеко вперед появилась у меня сразу после первой «горячей» командировки, когда взрывом своей же артиллерии накрыло нашу роту, выдвинувшуюся на замену сводной группы «вэвэшников» и «красноармейцев». Мы должны были развернуться и поэтапно поменять какой-то ОМОН. Вертолетная пара уже отвернула, закончив сопровождение, и мы двигались колонной на довольно приличной скорости, опасаясь засады. «Чехи» отлично пользовались своим знанием местности, и если их наблюдатели заметили, что «крокодилы» отвалили, то вполне была вероятность «горячей» встречи уже на подходе к блокпосту.

Меня и мою группу спасло то, что комроты поставил нас в походное головное охранение и наша БМП-3 с моими архаровцами на броне оторвалась довольно далеко от колонны. Роту накрыло артударом полковой артиллерии. Какой-то мудак в штабе артдивизиона неверно передал координаты на батарею, и вместо духовского кучмана накрыло мою роту. Что такое работа по площадям десяти мобильных артсистем типа «Акации», думаю, объяснять не надо – колонну раздолбали в пыль. А когда обстрел прекратился, мы уже мало что могли сделать: из восьмидесяти человек выжил едва ли каждый пятый. Погибло трое моих друзей, не осталось даже путных останков, по которым их можно было бы опознать. А мы строили планы, что по прибытии в ППД отметим день рождения самого младшего из нас – Вадима… Ему так и осталось девятнадцать. Навсегда.

Виновного тут же услали во Владикавказ, и так я до этой гниды и не добрался. Но с тех пор я никогда не строю далеко идущих планов – это стало плохой приметой. Бывшая жена не понимала истинной причины. Ошметки человечьего мяса ей не предъявишь, а просто сказать, что примета не позволяет… Так какой же штатский человек к этому серьезно отнесется? Это была одна из причин периодических скандалов и слезных сцен.

Даша ни разу не спросила меня о том, что будет после. Я не имею, конечно, в виду какое-то конкретное событие, а просто – «после». Мы оба понимали, в каком месте живем, постоянно сталкивались с одними и теми же проблемами, понимали, что смерть и кое-что похуже постоянно ходят рядом, неподалеку. И вот я впервые встретил женщину, которая жила на войне, знала все ее приметы и… понимала меня. Это понимание между нами было практически инстинктивным, не требующим слов. Научившись ценить то, что дает тебе судьба, легче потом относишься к тому, что она у тебя забирает. Поэтому такими яркими были те мгновения счастья. И так долго помнилось то хорошее, что происходило в эти редкие моменты, и приходило понимание – лучше уже не случится никогда. Возможно, потом, с другой женщиной, будет больше привязанности, расчет или уже привычка, но вот так уже не будет. Настоящее случилось только здесь и сейчас, а потом… Пыль и тлен. Но ни капли сожалений.

Легкий шорох вывел меня из состояния философической задумчивости, заставив мягко высвободиться из объятий подруги, и, прихватив с края тумбочки новое приобретение с навинченным «тихарем», я осторожно стал подниматься на первый этаж. Было тихо, и шорох повторился уже громче, звук шел из гостиной. Голый мужик с пистолетом – это уже неожиданность, поэтому я в полуприседе выглянул в проем так, что видна была вся комната. На ковре в центре комнаты стоял мой побратим.

То, что это был Охотник, не было никаких сомнений: фиолетовая шкура и дареный медальон на шее. Изменяющий заметил меня, и в мозг ударило волной эмоций (узнавание, насмешка, радость и некое волнение). Я опустил пистолет и чуток выдохнул.

– Что у вас за манера являться ночью, да еще в такие неподходящие моменты?

– Прости, Тридцать девятый. Время. Надо идти. Ты и я. Видящий Путь ждет. Сейчас. Торопись.

Это было странно. Видимо, некто, кто мог приказать моему, казалось, полностью автономному побратиму, тоже возымел желание побеседовать.

– Даша уходит на рассвете, а под вечер придут люди. Без обид, но времени в обрез. Как далеко место встречи?

– Нет расстояния. Есть проход, дыра. Войдем – река времени остановится, выйдем – и будет как раньше – волнение, беспокойство и… страх – вот что передал мне Охотник. Чтобы заставить волноваться такое существо, как эта машина для убийства, нужно сильно постараться. – Ты должен выстоять, Тридцать девятый. Нет победы – нет нас обоих.

– Дай оденусь, и пошли. Попробуют убить, будем драться. Вместе.

– Вместе (тепло, радость, сожаление). Ты поймешь. Нет битвы этим. – Изменяющий поднял перед собой руку, выпустил и убрал лезвия когтей. – Есть битва здесь. – Он поочередно прижал руку сначала к сердцу, а затем к голове. – Оружие оставь. Не поможет.

– Вопросов нет. Дай мне пять минут.

Одевшись в приготовленный с вечера легкий комбез, я все равно спрятал нож в шовной нише левого рукава. Ритуалы ритуалами, но страховка не повредит. Дар я всегда носил с собой, и поэтому его присутствие в нательном, специально сшитом кожаном мешочке даже не обсуждалось. Когда я дал понять, что готов, Охотник разжал левую ладонь и резко подбросил к потолку некий искрящийся предмет, похожий на начищенную до блеска десятирублевую монету. Затем, протянув другую руку, прижал меня к себе. Что-то хлопнуло негромко, и на нас с потолка стала осыпаться белесая, светящаяся пыль. Получалось нечто вроде кокона, внутри которого мы с побратимом оказались. Свет померк, все стало молочно-белым, словно плотный осенний туман. Повеяло холодом, потом стало невыносимо жарко и нечем дышать. Я отрубился.

Через мгновение, как мне показалось, я уже снова стоял на ногах. Мы перенеслись в какую-то пещеру с высокими сводами. Охотник придерживал меня под руку. Он повел за собой по широкому тоннелю, плавно уходящему под землю. Проход был довольно широким: в ряд могло пройти человека три в одну сторону. Скальная порода была того же цвета, что и шкура Охотника, поэтому тот мог просто прислониться к стене и перестать быть видимым. Скорее всего, место, где мы оказались, было на большой глубине – периодически начинало звенеть в ушах. Метров семьдесят или сто.

Наконец тоннель закончился и мы оказались на пороге большого зала. Это было квадратное помещение, вырубленное в скале, с абсолютно гладкими стенами и четкими гранями углов. В центре зала лежал плоский, полуметровой высоты широкий камень, на котором можно было сидеть. Точно такие же, но длинные, метров по пятнадцать, скамьи располагались вдоль западной и восточной стен зала.

Как только мы с побратимом переступили порог помещения, появился свет. Причем он именно появился: сначала мягким, сиреневым светом замерцали стены и потолок, а затем полумрак превратился в… описать это трудно, но скальная порода как бы сама излучала это мягкое, ровное свечение. Все предметы обрели четкость, но вместе с тем свет чуть скрадывал их очертания. Такое сочетание четкого и нечеткого давало чувство, которое испытываешь во сне. Вроде точно знаешь, что спишь, но в то же время ощущения полностью реальны: все можно потрогать и почувствовать. Мы прошли к центру помещения, оказавшись точно напротив плоского камня, на котором мог сидеть только один человек, но габаритами он должен был обладать, как у двух Изменяющих, если судить по моему побратиму. Может, это был алтарь, а может, и еще что-то. Охотник передал мне сигнал остановиться и ждать. Театрального эффекта не было: прямо из воздуха начали появляться кровохлебы – один, второй, третий… Всего их вышло пятнадцать. Ростом они все были примерно как и мой побратим, но различались по оттенку кожи. Некоторые были темнее, некоторые светлее Охотника. Но вот потом случилось то, что потрясло меня окончательно: когда все уселись по обе стороны вдоль стен, в зал вошел, тоже прямо из воздуха, самый большой кровохлеб в этом мире. По крайней мере, об экземплярах трехметрового роста я нигде не читал. От существа исходила мощная волна уверенности, силы и… усталости. Пройдя к плоскому камню, опираясь на чуть ли не четырехметровый посох, гигант сел. Посох был из материала, с виду похожего на голубовато-черную сталь. Один его конец венчала небольшая сфера, а вот основание было острым, как наконечник копья. Внешне эта штука напоминала бивень морского кита-нарвала. Существо подало некий сигнал, и мой побратим наклонил голову и сделал мне знак повторить этот жест. После этого он отступил на два шага, и мы с Видящим Путь (это точно был он) оказались один на один.

– Мы видим тебя, Тридцать девятый. Мы видим того, кто называется братом нашего брата.

Слова эти прозвучали не у меня в голове, Видящий произносил звуки, речь его была более похожа на человеческую, нежели речь побратима, чуть правильнее и связаннее что ли. При этом Видящий транслировал эмоциональную окраску своих слов, чтобы их смысл в точности доходил до меня.

– Нужно сказать, зачем я позвал тебя, человек. Прежде всего благодарю, что спас нашего брата. Такое будут помнить, пока жив последний из нас (признательность, толика удивления, уважение).

– Охотник, скорее всего, сам бы справился.

– Нет! Он поддался порыву. Пошел мстить, не рассчитав сил. Мозгоеды ждали его и еще двух наших братьев. К счастью, Охотник одумался. Дал остальным уйти, уводя мозгоеда и его свиту за собой, и непременно бы погиб (сожаление, отголоски ярости и досады). Ты, хотя это и не в особенностях вашего народа, ответил на Зов, услышав его (удивление, задумчивость). Вступил в неравный бой, скорее от незнания, нежели из храбрости (добрая насмешка, гордость). Охотник остался один из своей семьи. По нашим традициям, он должен был уйти. Но ты снова предложил ему помощь, назвав братом. Вы стали семьей, и Охотник снова получит право быть в племени, если ты пройдешь второе испытание (ожидание, надежда, сомнение).

– Почему второе?

– Первое уже пройдено: мозгоеду и Чужому не удалось сжечь тебя и поработить (удивление). Ты сделал это почти сам, Дар только чуть-чуть прикрыл твой разум в последние, критические моменты схваток (гордость). Теперь твою участь и участь Охотника решит поединок. Один из них придет сюда, и вы будете драться.

– Кто это?

– Мозгоед, истребивший семью Охотника. Ему дозволен Круг Арбитра. Вы двое и мозгоед со своим собратом. Кто кого подчинит, тот и уйдет из Круга. Проигравший будет выпит.

– У мозгоедов есть имена, прозвища?

– Нет. Они как одно существо – разум един, своей личности почти нет. Что знает один из них, то известно и остальным. Расстояний для мозгоедов не существует, они всегда вместе. Но ходят чаще парами. Прийти в Круг парой – это почти ничего не значит для пожирателей мозгов: просто они всегда слишком самоуверенны. И, кроме того, по-другому им до вас не добраться, им это хорошо известно (удовлетворение, гордость).

– В чем суть поединка?

– Вы войдете в круг и будете нападать. Но это будет только битва разума – так гласят правила Арбитра. Тот, кому бросили вызов, сражается оружием, предложенным ему вызывающей стороной, дабы доказать свое явное преимущество и силу.

– Иными словами, мозгоеда нужно превзойти в его же искусстве, иначе бой не допускается?

– Ты все верно понял, Тридцать девятый. Нет доблести в турнирном бою, если твое оружие совершеннее, а сам ты ничто без него. Возьми оружие врага. Овладей им и победи. Тогда в десять раз увеличится твоя сила в бою обычном. Таков закон племени Изменяющих. Итак, я спрашиваю тебя, Антон Васильев, старший прапорщик, позывной «Тридцать девятый», ты встанешь плечом к плечу с братом и сразишься в Круге Арбитра?

– Да.

– Твердость и мужество (удовлетворение). – Видящий повернулся к остальным, сидящим по обе стороны кровохлебам, намеренно говоря вслух, не пользуясь мыслеречью: – Перед нами необычный претендент. Он не был рожден в племени, его не обучал Ведающий искусство Охоты, но я считаю, что этот человек достоин схватки. Что думаете вы?

Промедлив не более пяти секунд, один за другим кровохлебы стали подниматься со своих мест. Каждый из них прошел мимо меня и, в зависимости от решения, смотрел на Видящего Путь. Потом все они снова заняли свои места на скамьях. Видящий снова заговорил:

– Двенадцать из пятнадцати сильнейших Охотников племени Изменяющих сочли тебя достойным, Тридцать девятый. Мой голос будет тринадцатым. Тринадцать – число темноты, когда все зависит от нитей вероятности и от самого испытуемого. Будущее твое темно, но и сила не мала. Сегодня будет бой. Пусть победа будет за достойным.

– Мне все понятно. Драться так драться.

А что вы хотели? Ситуация получилась пикантная, но выйти из нее можно было только одним способом – победить мозгоедов. Уверенности в том, что это получится, конечно, полной не было. Но с учетом, что я буду в паре с побратимом, шанс оставался. В книжках герою открывают некий секрет и у него все получается само собой. В реальности все несколько иначе.

Как сказал старый кровохлеб, все, что нужно, я знал и умел, осталось только правильно это применить. Так, нужно вспомнить свои ощущения там, на болоте. Прежде всего раскрыться и пропустить боль через себя, принять ее, как тяжелый, но вполне подъемный вес. Это прояснит мозги и позволит более-менее четко мыслить. Затем вспомнить ощущения возле портала. Тогда я пытался обращаться к непонятному мне, теплому по ощущениям предмету. Это был Дар. Ну-ка попробуем… Дар тут же отозвался, тело окатила волна живительного тепла, усталость и туман в голове исчезли. Сил ощутимо прибавилось. Значит, это резерв. Но вот как подчинить мозгоеда?… Ответ пришел от побратима:

– Нападай. Верни боль. Направь пожирателю мозгов его силу в ответ. Потом прикажи. Вырывается – снова пошли боль и снова прикажи. Так все время.

– Спасибо, брат. Ну, когда будем драться?

– Скоро. Они уже здесь. Чувствуешь?

Переключившись на ощущения, я действительно ощутил всех: племя, моего побратима, старого, как черт знает кто, Видящего Путь и нечто иное. Будто попал рукой в куль с гнилой картошкой: жижа и вонь. Сотни, тысячи загубленных жизней… Страх, желание поквитаться, ненависть ко мне и Охотнику. В северном конце зала появились две закутанные в пылевики низкорослые фигуры. Противники.

Неожиданно все вокруг подернулось непроницаемой белесой пеленой. Через пару секунд дымка рассеялась и мы с Охотником и мозгоедами очутились на небольшом, примерно десять на десять метров пятачке, напоминающем по форме правильный круг. Границами этого своеобразного ринга были огненные аномалии – «жарки». Факелы чистого, оранжевого пламени поднимались на шестиметровую высоту, но ни тепла, ни каких-либо звуков аномалии не издавали. Все было понятно и так: кто выйдет за пределы круга – прогорит до пепла. Мы встали друг против друга, мозгоеды откинули капюшоны, скрывавшие их лица. Ничего особенного: уродливые, шелушащиеся от радиации лица, белесые глазки да узкие, безгубые рты.

– Начинайте! – Голос Видящего донесся, казалось, со всех сторон.

Одновременно с этим нахлынула жуткая боль. На грани потери сознания. Держаться… Принять волнами накатывающее безумие. Рядом чувствую ответный удар. Охотник вступил в поединок с более сильным соперником. Холодная ярость, жажда мести и радость битвы – вот что слышалось в ответном отголоске боли и ужаса, посылаемых моим братом навстречу потоку волны безумия, исходящей от старшего мозгоеда.

Волна боли и ужаса прошла, и появилось ощущение некоего сгустка энергии, до которого я мог дотронуться и… Я собрал всю свою ярость, вспомнил то, что говорил Охотник, и ответная волна пошла от меня к противнику. Резкий крик боли, переходящий в визг, стал ответом, давление на психику исчезло. Мой визави не ожидал удара от человека: оба мозгоеда сконцентрировались на атаке Охотника, походя придавив меня чем-то вроде ментальной оплеухи. Они думали, что, подобно им самим, Охотник использует меня как источник силы, резерв. Не восприняв человека как полноценного бойца, мозгоеды просчитались.

Тактика врага тут же изменилась. Теперь уже большая часть их усилий была направлена на то, чтобы сломить волю более слабого противника, раздавить его. Боль и паника превратились из тоненького ручейка в глубокий океан. Я почувствовал, что падаю на колени. Предприняв отчаянное усилие, мне удалось дотянуться до Дара. Живительный поток силы снова наполнил тело и разум жизнью и энергией. Вот почему артефакт так хорошо впитывает радиацию, а кровохлебы не боятся излучения. Оно дает им силы не хуже какого-нибудь сочного кабанчика. Медленно, превозмогая боль, удалось встать на ноги и отправить ответную волну в источник боли и ужаса, щедрыми потоками изливающихся на меня.

Я почувствовал, как чья-то рука, ухватив меня под правый локоть, удерживает от падения. Охотник прикрыл снова: мощный, яростный поток энергии устремился в сторону двух грязно-коричневых пятен. Из-за тумана, застившего мне глаза, все вокруг было размыто. Снова послышался высокий, скрипучий визг мозгоеда. Напарник более старшего мозгоеда уже слабел, впрочем, как и я. Собрав все силы, мне удалось сконцентрироваться и послать сгусток паники в мозг твари. Получилось: мозгоед запаниковал. Его защита рухнула, и мой побратим тут же ударил в образовавшуюся брешь. Дикий, разрывающий перепонки крик прорезал тишину пещеры, где проходил наш почти безмолвный поединок. Боль ослабла, один из мозгоедов рухнул на пол. Но второй с удвоенной силой начал атаку, и тогда мне вспомнилась фраза Видящего Путь о победе врага его же оружием.

Собравшись с силами и зачерпнув энергию из почти опустевшего Дара, я решился на отчаянный ход: проникнуть в сознание упавшего мозгоеда. Мерзкая тварь была еще жива, хотя мозг ее уже был сожжен. Устремившись внутренним взором к поверженному противнику, прилагая дичайшие усилия, прорвался внутрь его сознания. Все окружающее вдруг потеряло свои цвета, поменяв их на всевозможные оттенки красного. Я понял, что получил контроль над сознанием и телом поверженного мозгоеда. Заставил его повернуть голову: ничего нет подходящего… Справа тоже ничего… Посмотрел на когтистые, тоненькие, но жилистые руки мозгоеда и, заставив его подняться, вцепился ими в горло старшего нападающей пары. Тот даже вздрогнул от неожиданности. Отчего и пропустил мощный удар Охотника.

Было понятно, что задушить мозгоеда вряд ли получится. Но вот отвлечь вполне возможно.

– Бей!.. Со всей силы бей его!.. – это я крикнул, но на самом деле только прошипел сквозь зубы. Кровь уже не переставая струилась из носа, пот градом катился со лба, слепя и выедая глаза.

Охотник услышал и, рыкнув нечто нечленораздельное, замолчал, но оставшийся мозгоед завизжал в голос. Я же все сильнее сжимал руки на его горле, попутно заставляя подконтрольное тело вцепиться в шею главного мозгоеда и грызть его тонкую шкуру мелкими острыми зубами, добираясь до кровеносных артерий. Черная жижа брызнула в лицо марионетки, а я перестал что-либо различать. Неожиданно все прекратилось: красный свет исчез, навалилась темнота.

Очнулся я все в том же зале с фиолетовыми стенами. Но на сей раз обнаружил себя сидящим на одной из скамей у восточной стены. Рядом, по правую руку, сидел Охотник, а слева – еще один кровохлеб, чья шкура была покрыта тонким узором застарелых шрамов. Ощущения были ниже среднего, как после серьезной контузии. Силы постепенно возвращались, но хуже, чем сейчас, мне еще никогда не было.

– Испытание пройдено. – Это заговорил Видящий Путь. – Тридцать девятый, теперь ты стал частью племени Изменяющих. Но знай: мы, свободные охотники, полагаемся только на свои силы и силы своей семьи. Нам чужда стадность. Поэтому нас осталось так мало. Собрания, подобные этому, – редкое исключение, такое случается не часто. Рассчитывать ты можешь только на себя и своего брата. Мы помогаем, если опасность угрожает Пути племени или если месть не может свершиться по причине смерти всех братьев семьи. Помни то, чему научился, и будь готов принять вызов или ответить на призыв Общего сбора. Теперь же ты вернешься туда, откуда был взят. Раны твои затянутся, но приобретенное знание и обретенная семья будут с тобой всегда (гордость, одобрение, надежда). Твой брат скажет то, что нужно сказать, но это уже только ваше дело. Мы приветствуем тебя, Тридцать девятый, ты – Охотник Изменяющий. Внутри племени мы будем звать тебя так. Любое существо на Осколке будет знать, кто ты теперь, и по-своему будет проверять, достойно ли тебя полученное сегодня звание. Прощай, мы увидимся в свое время. Сейчас же линии вероятности расходятся, возвращайся в свой дом.

Все снова померкло перед моими глазами, и я очутился в башне, где и рухнул бы на пол, не подхвати Охотник меня под руки. Взяв мою правую руку, побратим сделал небольшой надрез на бицепсе и впрыснул свою слюну. Обожгло холодом, по телу разлилось онемение и слабость.

– Час. Потом будешь как раньше. Молчи. Слушай. Часто захват делать нельзя – ты человек. Слабее Охотника, можешь умереть. Если пришлось – пей воду, очищенную Даром. Все пройдет. Быстро. Но надо отдыхать. Часто. Людей можешь читать так. Смотри, пошли Волну. Не сильно – люди глухие. Не чувствуют. Измененные – чувствуют. Осторожно с ними. Но ты сильнее. Будут знать. Остерегутся обмануть. Мозгоеды будут охотиться. Стерегись «серых плащей». Сильные мозгоеды – будут нападать. Если больше одного – зови. Сам с двумя не сражайся. Тогда я снова один. Тогда уйду совсем (сожаление). Серых предателей не бойся: прочитают метку – будут побегать. Попытаются напасть два или три – законная добыча, справишься сам. Шли Волну на всех. Хватит. Потом стреляй, не смогут сопротивляться. Потом – отдых и вода. Но серые – трусы. Не нападут, затаятся. Тоже почувствуешь. Бойся пустотелых и их хозяина. Близко к… В_ы_ж_и_г_а_т_е_л_ь (длинное и незнакомое слово далось кровохлебу с трудом) не ходи. Защиты нет. Другие места – можно. Хорошая охота всегда. Теперь пора. Наша охота еще впереди. Пока – сам. Солнышко – хорошая (теплота). Подарок ей. – Побратим протянул мне на ладони маленького котенка, тот не пищал, только смотрел на меня серебряными глазами. Это был «чернобыльский кот» – опасная, по слухам, тварь, тоже умеющая выжигать мозг всякой мелочи вроде крыс и тушканов – Не бойся. Это друг. Поможет ей, предупредит, если беда. Ест сам. Спит где хочет. Друзей защищает своей жизнью.

Котенок посмотрел на меня еще раз и… Я почувствовал мысленный контакт. Зверек согласился быть моим другом и присмотреть за Дашей. Мявкнув, спрыгнул с ладони Охотника и убежал в подвал. Там, как я чувствовал, начала просыпаться подруга. Поединок изменил меня. Нет, конечно, кожа не посинела, глаза были того же цвета, что и раньше, но изменилось нечто в восприятии. Я мог чувствовать всех, кто проходил в пяти метрах от башни, всех, кто внутри. Причем именно чувствовать. Все эти басни про чтение мыслей оказались неверны. Точные фразы и конкретные слова я читать не мог, а вот настроение, мыслеобразы, приходящие в виде разной четкости картин, – это да, это получалось. Интуиция у меня и раньше была неплохо натренирована многочисленными ситуациями на войне. Но раньше это было как далекий шепот, который в гуле толпы не всегда и расслышишь, скорее почувствуешь. Теперь это было совершенно доступное состояние, потянись к которому – и все станет более-менее читаемо. Даже крыс я чувствовал, спешно покидающих неизвестные мне доселе норы в подвале. Живучие твари почуяли кота и решили не рисковать.

Как и обещал Охотник, «клофелин отпустил» через час. Чувствовал я себя разбитым, но теперешнее состояние не шло ни в какое сравнение с тем, что было сразу после поединка.

Из подвала послышались шаги, потом с котенком на руках появилась Даша. Зверь был серый, в черную полоску и с виду от обычного кота ничем, кроме глаз, не отличался. Уютно устроившись у девушки на руках, он подхалимски мурчал.

– Васильев, как он здесь очутился? Даже запаха кошачьего нет. Славный… Твой?

– Нет. Это тебе в подарок прислал мой побратим Охотник. Он сказал, что этот кот немного не такой, как все. Сказал, что тебе должно пригодиться то, что этот зверь умеет. А что он умеет, я не знаю. Возьми его с собой. Охотник сказал, что это важно.

– Мрр.

Котенок потерся мордочкой о Дашину грудь. Я почувствовал, что он посылает мне образ солнечного зайчика, быстро прыгающего по дощатому полу. Кот хотел сказать свое имя.

– Его зовут Солнечный зайчик.

– Длинно, но забавно. Пусть будет так. Я в душ. А потом вещи паковать. – Присмотревшись ко мне, Даша подозрительно прищурилась: – Я буду меньше на тебя наседать, Васильев, всего два дня прошло, а ты уже на привидение похож.

– Укатала старика.

– Вот еще, старик нашелся! Бегать надо по утрам и витамины есть.

– Угу, виагру. Да я все время бегаю, прыгаю и поднимаю тяжести. С физнагрузками у меня все в порядке.

– Тапком кину, не нарывайся лучше. Просто поменьше шарься по всяким подвалам да…

Досказать я ей не дал. Подошел и, обняв, крепко поцеловал. Кот спрыгнул на пол и принялся вылизываться. Высвободившись из моего захвата с явной неохотой, подруга добавила, уже спускаясь в подвал:

– Рот он мне заткнул! Старый… Укатала… Вот посажу на диету…

Я посмотрел на свой комбез и понял, что белье и картриджи-поглотители надо менять. Несло от меня козлиным духом невыносимо. Будто в баню в полной выкладке ходил. Вот этим-то полезным делом я и занимался, попутно кумекая над снаряжением для рейда. Нужна была хорошая радиостанция. Я планировал на базе комплекса типа «Акведука» собрать систему, совместимую с ПДА. Цифровая карта с наложенной на нее сеткой радиоперехватов поможет отряду свободнее маневрировать и четче выполнять приказы. Следовало подумать над шифратором и поискать программы декодеров рабочих частот местных группировок. У Тары это должно быть: кредит алхимиков позволял мне заказать ему все, что нужно. Единственным неудобством было то, что парни Якоба экипированы на западный манер и в боестолкновении будет непросто отличить на звук своих от чужих. Но у меня была задумка заказать им всем фирменные «тихари». Тогда звука не будет совсем. Остается только несовместимость б/к, но с этим проблем быть не должно. Разберемся.

Сборы вместе с завтраком заняли около часа. Даша приготовила омлет с консервированными грибами, сама напилась кофе, а я по старой привычке побаловался чайком. Кот заявился точно к столу. Притащил крысу, которую запивал консервированным же молоком из банки, налитым специально для него в алюминиевую миску. Ели молча, но мысли были общими: и ей, и мне не хотелось расставаться. Только причины были у каждого свои. Меня больше волновали те неприятности, которые могли подстерегать подругу в ее походе с караваном. Знал, конечно, что все это ерунда, ведь Даша стала лучше стрелять и кое-что в бою сумеет показать. Тревога за близкого человека – штука иррациональная, мало зависящая от конкретики и фактического положения вещей. Мысли подруги были написаны у нее на лице аршинными буквами: ей страшно хотелось пойти со мной, быть рядом. Не из кровожадности и азарта, а лишь по причине глубокой привязанности. Высокие слова типа «любовь», «страсть» я произносить зарекся еще со времени последней женитьбы. Каждый раз, как доводилось произносить нечто подобное, чувств это не выражало, скорее опошляло их. Потом помыли посуду, каждый раз как бы невзначай касаясь друг друга, что было проявлением невыразимого словами чувства печали.

К западному блокпосту мы вышли вместе, а потом Даша в последний раз прикоснулась губами к моей чисто выбритой щеке и, не оглядываясь, пошла вслед за вьючными лошадьми, принадлежавшими караванщику. Караван состоял из пяти подвод с возчиками, трех вьючных лошадок, видимо с грузом для Лесника, да десятка «альфовцев», выполнявших функции охраны. Они водили караваны на Малый кордон. Огибая зоны враждебных группировок с северо-запада, тропа проходила частью по дикой территории, частью по окраинам Могильника. На пути было оборудовано несколько пунктов отдыха – держали их мелкие группировки «вольняг», взымающие с караванов небольшую плату за постой, а заодно затаривались всем необходимым, делая караванщикам заказы на те или иные припасы и снаряжение. Выгодно было всем: путешественники получали сравнительно безопасное место для ночлега и отдыха, а «вольняги» могли особо не напрягаться по поводу снабжения. Банды мародеров обычно пытались устраивать засады неподалеку от таких стоянок, но старатели постоянно патрулировали прилегающую местность и стычки с бандами происходили редко.

Прощальных слов не было, в нашем ремесле прощаться, желать удачи и, как тут некоторые придурки вечно голосят, «чистого неба», не стоит. Наоборот, кроме обычного «бывай», лучше ничего не говорить. Удача в подобных местах играет не последнюю скрипку, поэтому, пожелав ее на словах, вполне можно спугнуть эту капризную даму. Чистое небо я, как разведчик, тоже не приветствую по весьма очевидным причинам. Для моей работы предпочтительнее дождь, слякоть и холодрыга, когда врагу есть о чем подумать, кроме приятного осмотра окрестностей под ласковый, теплый ветерок и яркое солнышко, и сектора просматриваются аж на всю глубину. Я так вообще солнце не жалую, потому что вспышкой осветительной ракеты, пущенной пьяным «контрабасом» в угол комнаты отдыха, мне серьезно подпалило лицо. С тех пор я очень не люблю синее небо и яркое солнце. Дело здесь не в какой-то травме, просто не люблю, и все тут.

Дождавшись, когда Дашин караван скрылся за поворотом тропы, помеченной вешками после последней Волны, я направился в сторону «супермаркета» Тары, хотя это слово можно произносить и без кавычек: гигант местной спекуляции действительно развернулся в Зоне шире всех остальных. Само собой, были в этом и минусы: если, скажем, у Одессита можно найти нечто особенное, нигде более не встречающееся, то Тара ориентировался скорее на оптовиков, и товар у него был массовый, редкостей лучше было не спрашивать. Зато в плане последних новинок именно массового производства, будь то новейшие системы связи, боевые стрелковые комплексы, средства защиты и прочее, выбору в его подвале могли позавидовать армии в некоторых европейских странах. А за качеством торговец следил особенно тщательно, потому что жил в месте, где рекламации на бракованный или некондиционный товар могут последовать в весьма резкой форме, причем со смертельными для продавца последствиями.

Предстоявшая операция была чистой воды авантюрой, на которую без определенного рода давления я бы ни за какие пряники не подписался. Слишком мало информации по противнику, и ни минуты времени на выработку подходящего плана действий. Единственный плюс – отсутствие проблем со снабжением, что непременно следует использовать по максимуму. Если рассуждать здраво, то помочь в проведении рискованной, сверх всяких пределов, акции могло только четкое понимание обстановки. Спутники в этом «заколдованном королевстве» ничем помочь не могли, поэтому я придумал нечто уже виденное как-то раз. Если совместить трансивер «Акведука» с нашими ПДА, можно получать четкий рисунок обстановки, а в случае облавы появлялся реальный шанс сманеврировать на местности и уйти от преследования. Более того, можно включиться в радиоигру и сбить преследователей с толку. Преимущества трансивера были очевидны только для группы: лично мне вполне хватало семидесяти метров, которые обеспечивал довольно точный сканер ПДА. Но все поменяется, если придется, как раньше, выходить в рейд группой. Резко снизятся возможности к маневрированию и увеличится риск обнаружения противником. Но одному или тройкой идти тоже неприемлемо: в полноценной группе при обнаружении велик шанс отбиться и выполнить поручение, а втроем… Если засветимся, то «груз» придется бросить и будет кисло. И именно в группе есть возможность заполучить радиста. Андрон на эту роль вполне подходил. Таким образом, диапазон уверенного определения целей увеличится до пятикилометровой зоны, и, кто бы чего ни сказал, мы будем об этом знать. Кроме того, узел управления будет под полным моим контролем и в случае, если братья-подельнички из группы Буревестника задумают соскочить или что-либо переиграть, то останутся без связи. Замкну управление отрядом на себя, чисто проведу акцию – и разбежимся.

План был прост: пройдя внутрь периметра духовского лагеря, зачистить всех по-тихому, уничтожить следы пребывания «факелом» и постараться уйти с заложником как можно дальше. Нет гарантий, что духов уже не стало сорок или пятьдесят человек как минимум. Увидев фейерверк и поняв, что случилось, они непременно устроят погоню. И вот тут я за расклад не поручусь. Мы с Нордом и Буревестник со своими парнями в Зоне люди новые. Духи тоже не старожилы. Но болота они изучили лучше нас – это факт. Тихон как проводник становился незаменимым звеном. Почти ключом к успеху акции. Но… ставка на одну фигуру – это проигрыш. Поэтому нам нужны были «уши», чтобы сопоставлять информацию проводника со своими действиями. Нет гарантии, что Тихон не использует нас в каких-то своих целях. Не случайно этот хитрый бомжара будет находиться рядом со мной. Так гораздо меньше шансов нарваться на сюрприз. Во всем нужен контроль.

Пока я шел к «супермаркету», поступил входящий вызов по закрытому каналу от Норда. Свернув на пустырь за каким-то промышленным зданием, занятым под ночлежку и склад продовольствия, я отжал тангенту и ответил:

– Что у тебя, Второй?

– Вышел в точку «рандеву», точки проверены. «Зеленый» по квадратам.

– Отлично. Как там новичок?

– Парень знает все кругом лучше меня, сильно помог. Просится к нам в группу, если отец разрешит.

– Добро. Отправляй его на базу, сам остаешься с проводником. Присматривай за ним, но без враждебности. Помни второе правило.

– Доверяй, но не расслабляйся. Понял, все сделаю.

– Время встречи по основному варианту, ожидайте там.

– Понял. Отключаюсь.

– Отбой связи.

Андрон будет здесь к часу ночи завтрашнего дня. Группе представлю его позже, а пока следует затариться электроникой. Каламбур, однако: затариться у Тары. Выйдя снова на дорогу, подумал о том, что взять – наш «Акведук» или нечто импортное, вроде амеровского «Айкома», принятого на вооружение совсем недавно? Вроде все стандартно по набору функций, кроме того, есть возможность подключить ПДА. Посмотрим, что он предложит.

Тара принимал меня не сам, на этот раз я попал на верткого парня совершенно непримечательной внешности. Тот выслушал мою просьбу и предложил на выбор как наши, российские, «Акведуки», так и амеровские армейские комплекты «Military Bundle» на базе радиостанции IC-F43GS. Парень бесцветным голосом заметил, что «американская байда удобнее, но русский лучше переносит условия кипеша». Поэтому мы с ним остановились на «Акведуке» с замененной амеровской, более удобной гарнитурой «свободные руки». Ларингофонная схема позволяла регулировать голосовую активацию рации, не пользуясь руками, а миниатюрный наушник почти не мешал восприятию звуков окружения. Наши подобные устройства были чуть топорнее и часто выходили из строя: банально перетирались провода (а импортные были кевларовыми). В остальном я решил поддержать отечественного производителя, учитывая, что комплекс хорошо себя показал в экстремальных условиях.

Вернувшись в башню, сразу принялся за подключение, и вот на руках у меня было девять комплектов радиостанций и один относительно небольшой «короб» трансивера. Весил он около четырех с половиной кило, поэтому таскать его было не так обременительно. Выделив основной и пару резервных каналов, зафиксировал рабочие частоты и частоты сканирования. Синхронизировал трансивер со своим ПДА – удалось добиться передачи данных на его мини-карту, где тут же отобразились все точки шифрованного радиообмена и точно показался район последнего контакта с Нордом. Хитрый латыш вышел от точки «рандеву» километров на пять и только после этого начал разговор. Если кто-то заинтересуется, пусть ищет неприятности на свою пятую точку. Для встречи с наемниками все было готово, оставалось только подождать несколько часов.

Снова заработал ПДА, пришло сообщение от Норда, но это была карта примерного расположения секретов и расписание смен мобильных патрулей на духовской базе. Всего строений было шесть, и расположены они были грамотно: по периметру островка таким образом, чтобы смешиваться с низкорослым кустарником и затруднить обнаружение с воздуха и возвышенностей. Судя по всему, это были обычные двенадцатиместные палатки. Обложенные срезанным кустарником и затянутые маскировочной сетью, они вполне подходили в качестве укрытия от наблюдения. Но от Волны спасти не могли. Можно предположить, что на время данного неприятного явления боевики покидают лагерь и ищут убежища в Могильнике. Подвалов и всяких заброшенных коллекторов там – прячься не хочу. Имелось и еще одно сооружение в северо-восточной части острова, напоминавшее клетку. Там наверняка держали «бычков», не думаю, что алхимика будут так открыто демонстрировать всем желающим. Скорее как обычно: потеснили кого-то из младших братьев и засунули пленника с глаз долой. Болотистая местность не располагает к рытью зинданов, поэтому думается: это клетка для простых рабов. А парня держат в палатке, слишком уж ценен пока алхимик для духов.

Отсутствие убежища от Волны настораживало все больше. Срочно вызвал Норда:

– Второй, на связь. Ответь Тридцать девятому.

– Слушаю. Здесь Второй.

– Опроси проводника, уверен ли он, что на схеме указано все, что нужно. Нет ли укрытия от Волны где-либо поблизости от «места встречи»?

– Сейчас выясню. – Треск статики был почти не слышен: двойная обработка сигнала – это что-то. Через пару секунд Норд снова вышел в эфир: – Нет, он уверен, что в квадрате нет строений больше.

– Следи за ним, Второй. Отбой, все по плану.

– Отключаюсь, отбой связи.

Еще одно «белое пятно». Задание, и раньше казавшееся сложным, сейчас все более походило на ловко расставленные сети. Хорошо, допустим, что меня хотят вывести из игры, но почему столь дорогостоящим способом? Граната в окно или пуля в затылок – это логичнее и дешевле. Что-то я упускаю, но на сей раз упускаемое не лежит на поверхности: большая часть головоломки пока скрыта и недоступна для анализа. Меры предосторожности приняты, пути отхода и планы маневров продуманы. Теперь все решится в действии, именно действие сможет вскрыть замысел противника. Иногда размышления уже ничего не дают.

Себя как цель акции я исключил сразу – масштаб не тот. Значит, это мой «груз». По каким-то причинам алхимикам невыгодно, чтобы духи начали резать заложника на куски. Все яснее и вероятнее становилась версия, что в чемодане, который я должен передать пленнику, лежит нечто, способное решить все вопросы с пленником, и со мной, и с бойцами Буревестника. Эта мысль уже второй раз напрашивалась как нечто самоочевидное. Но это только вероятный сценарий…

Значит, решено: подстрахуемся и с этой стороны, не станем сразу отдавать чемоданчик и даже упоминать о нем не будем. Если все, что я про алхимиков слышал, верно, то жизнь они ценят не слишком дешево и возможно, если убедить пленника не распылять всех на атомы, то условия контракта будут соблюдены. В крайнем случае, его можно будет ликвидировать. Скажу, что скончался от счастья, не вынес разлуки, а чемодан можно и вернуть.

Снова последовал вызов на резервной частоте. На этот раз сам Буревестник объявил, что они уже у внешнего блокпоста «Альфы». Только из-за новых правил их пока держат в предбаннике, пробивая личности по базе данных. Снова с уважением подумал про Василя. Особист старался, как мог, и скоро агентам других кланов придется серьезно пересмотреть свое отношение к легкодоступности территории «альфовцев». Рейды с собаками и укрепление узловых точек обороны медленно, но верно давали свои результаты. Стрельба и разборки внутри периметра совсем прекратились, пьянь не шаталась по улицам, а драки стали достоянием Арены.

Наконец Якоб дал знать, что через двадцать минут он и пятеро его бойцов будут в баре. Я стал собираться, прихватив схему предстоящей операции и аванс для всей группы. Наемники должны увидеть деньги и понять, что я веду их не на смерть, а к прибыли, и поэтому меня выгоднее слушаться, тем более, что показать им я намерен солидный куш, который ждет их в одной из палаток духов. Другое дело, что помогать тащить наркоту я им не стану: если захотят забрать, то это будет только их ноша – не моя.

Кобура с новым пистолем была несравнимо легче. Нарабатывая привычку, я старался приучить тело к новому ощущению, чтобы чувство дискомфорта от легкости оружия не мешало восприятию ситуации в боевой обстановке. Как отвлекающий фактор это было немаловажно.

В баре было многолюдно: под вечер собирались компании, еще не ходившие в рейд, громко что-то обсуждали или, наоборот, перешептывались те, кто только что вернулся с уловом и без оного. Удача – штука капризная, везет не каждый день. Мои будущие подчиненные сидели на старом месте, в западном углу бара, в тени от потолочной балки, тянувшейся через весь зал. В карты никто не играл, все были предельно собранны и нервничали. Что же, общий фон вполне подходящий. Посмотрим, кого набрал Якоб себе в напарники. Серхио я уже знал; двое выглядели и говорили как соотечественники Зана; один то ли венгр, то ли румын, бритый наголо, плотный среднего роста мужик с обожженными руками (скорее всего, подрывник); пятый был русским – это я распознаю сразу, наших всегда узнаешь в любой толпе. Не могу сказать конкретно, по каким признакам, но сто к одному, что не ошибаюсь. Подойдя к столу, я кивнул всем, придвинул свободный табурет и начал знакомиться:

– Доброго всем вечера. Я – Антон, ваш командир в предстоящей операции. Предварительно с вами уже говорили. Кому-нибудь нужен переводчик или перейти на английский? – Никто не выразил желания, и я продолжил: – Дело непростое, но, если выгорит, сможете несколько лет ни в чем себе не отказывать, если опять же останетесь живы. Подумайте хорошо, прежде чем соглашаться. Когда разговор пойдет о деталях, отказываться будет поздно.

Приподнял опаленную руку только «румын», как я про себя окрестил наемника с обожженными руками. Говорил он по-русски чисто, с мягким неуловимым акцентом. Наверно или румын, или молдаванин.

– Якоб говорил только об оплате в двадцать тысяч евро каждому. Сейчас непростые времена. Сильно на эти деньги не пожируешь.

– Трофеи миссии оставляю вам. Поделите меж собой. Я не в доле. Поэтому хватит всем. Там, куда мы пойдем, есть что взять и не заморачиваться с правами собственности. Да и сбыт можно организовать прямо тут, оптом. Получите чистоганом и по домам – мечты осуществлять. Не пойдете же вы к Обелиску счастья просить, не даст – проверено на практике.

– Вопросов больше нет. Лично я согласен. – «Румын» расслабился и, откинувшись на табурете, подпер стену спиной, выпив сразу полкружки светлого пива.

– Тогда давайте знакомиться. Серхио я уже знаю. Как и его специальность. Ты хороший снайпер, только будь чуть наблюдательнее в карауле. Я сидел совсем рядом с тобой.

Лицо бородача стало бледным как пергамент, видимо, представил, как чуть было не расстался с жизнью. Я повернулся к Буревестнику:

– Якоб, представь мне своих соотечественников и вот этого молчаливого парня из Рязани.

Тот, на кого я показал кивком головы, вздрогнул, но ничего не сказал, уставившись отрешенным взглядом в экран телевизора. Мой приятель усмехнулся и кивнул:

– Это Карл и Юрген, а тот, кого ты безошибочно назвал рязанским парнем, – Николай. Карл у нас мастер на все руки, штурмовик и специалист по тяжелому вооружению. Юрген просто хорошо и быстро стреляет из всего на свете, что может стрелять. А вот Николай у нас пулеметчик. Знает об этих машинках все и из КПВ как-то на спор попал в пикового туза со ста метров, хотя бил короткой очередью и карта вообще уцелеть не должна была. Михай, как ты догадался, подрывник. И, смею уверить, не хуже твоего Крота.

– Думаю, Крот бы не согласился с тобой, брат. Но это мы проверим. Теперь, раз возражений нет, предлагаю перейти к плану операции и подгонке снаряжения. Времени у нас около сорока часов на все это.

– М-мужики! А вы слышали историю про полтергейста, что в Мертвом годе живет? – Приват был нарушен плюхнувшимся возле меня пьяненьким мужиком, которого все звали Валера Брехун.

Этот персонаж курсировал между Кордоном и территорией «Альфы», не отваживаясь ходить дальше этих сравнительно безопасных мест. Брехун зарабатывал тем, что крепко приседал на уши новичкам или компостировал мозги заезжим писакам и тележурналюгам. Ходил Валера от костра к костру и от стола к столу, пока не надирался до безбожного состояния и не засыпал где придется. Оружие он свое пропивал, а ПМ никогда не был заряжен и вынимался владельцем из кобуры только для открывания пивных бутылок. Новенький, но в многочисленных винных и пивных пятнах комбез местного «сказителя» придавал ему на редкость непрезентабельный вид. А пятна блевотины и резкий запах мочи не оставлял случайным соседям «фольклориста Зоны» инвариантности поведения – либо выгнать Брехуна вон, либо слушать его бредовые побасенки и тупые анекдоты. Чаще ставили выпивку и выгоняли, но иногда, если дым стоял коромыслом на мероприятии, куда Валеру заносило попутным ветром, многие даже слушали и смеялись.

– В-вы чего?! – возопил Валера – Да меня по ящику показывали и… и… афф-ф… афтрографы брали. Я теперь типа звезда! Ик!

Тут Валера не врал, была одна история. Тогда старателю, подрядившемуся к какой-то журналистке в проводники, не заплатили за риск. Парень выдернул барышню с телевидения, чуть не попавшую в «Бегловку». Дамочка визжала и требовала новых опасностей. Парень разозлился. Привел журналистку на Кордон и в «Тошниловке» сплавил на руки Валере, бывшему тогда почти трезвым и выложившему телерепортерше весь свой репертуар. Слушала она Брехуна часа два, все записала и уехала в Беларусь, где под озвученные профессиональным актером Балерины бредни и наложенный поверх видеоряд окрестностей Свалки «создала» двухчасовой фильм. Шумиха была колоссальная. Журналистке дали кучу премий и, чуть чего, приглашали во все передачи, так или иначе освещавшие события в Зоне отчуждения. Потом она издала книгу, и к Валере пришла кратковременная слава. Потом, само собой, пошли опровержения, журналистку стали шельмовать. Но народ уже не переубедишь. А Брехуна пару раз действительно показали по украинским и российским каналам. Но только мельком, потому что он на щедрые подношения почитателей пьянствовал месяц напролет и чаще дрых, бормоча нечто несуразное. Потом все как-то утихло, слава ушла, но Валера по старой памяти так и шлялся по маршруту Кордон – Свалка – «Приют старателя», перебиваясь случайными подачками. Где он раздобыл новый комбез, ума не приложу.

От назойливого болтуна нужно было тихо избавиться. Наемники уже напряглись, Николай как бы невзначай сместился чуть ближе к пьянчуге, намереваясь выкинуть его из-за стола. Многие в баре были уже навеселе, и пролетающий мимо Валера мог послужить поводом к началу заварухи. Этого нельзя было допускать. Я похлопал Брехуна по плечу и пообещал поставить ему выпивку, если он пойдет сейчас к барной стойке и перестанет бузить. Но Валера был не в себе, сбросил с плеча мою руку и обложил присутствующих последними словами. Наемники стали приподниматься со своих мест, писец уже показал зубы в прощальной улыбке, спецом для Брехуна. Положение стало угрожающим. Вспомнив ментальную оплеуху, которой меня угостил мозгоед, я применил этот же прием на Брехуне. Эффект был потрясающим: пьяницу отбросило метра на два назад, под чужой стол. Посланный мною импульс сильно прижег Балерины проспиртованные мозги, но вот что значит «общий наркоз» – он почти сразу поднялся и, выпучив глаза, заорал, перекрывая общий гул в зале:

– Кы… Кы… Кыотнролер! – И дрожащей рукой указал на меня.

Сразу стало тихо, а потом у кого-то не выдержали нервы и в меня пальнули из пистолета. Пули прошли над моей головой и впились в кирпичную кладку стены.

Положение спас Бунтарь. Он махнул рукой охраннику Лузге (парень обожал семечки) и, подойдя к Брехуну, громко сказал:

– Че палите? Не видите, Валере на плечо «белочка» присела. У-у, сволочь, стену из-за тебя попортили. Людей вон хороших обзываешь. Пшел вон! Лузга, выкинь эту тварь, раз слов нормальных не понимает. Проспись сначала, потом приходи, сказитель хренов!..

Лузга взял Брехуна за шиворот и поволок почти к выходу. Тот уже успокоился и только, тихо поскуливая, со страхом пялился в нашу сторону. Одной байкой в репертуаре у него точно прибавится, если мозги я ему не сильно подпалил. В баре все успокоились, стрелявший прислал на наш стол дюжину хорошего «Хайнекена», все вернулись к своим делам. Для приличия мы посидели еще немного, пришлось отклонить пару предложений Серхио сделать ставки на бои, которые без перерыва транслировали с Арены, и я предложил перейти в башню для детального обсуждения плана акции. Возле входа в куче сухих листьев и всяческой бытовой шелухи валялся Брехун. Забулдыга мирно похрапывал, прижав к щеке труп крысы. Буревестник усмехнулся, и мы пошли восвояси.

Разместившись на втором этаже, мы стали изучать район будущей операции. Как инициатор, я предложил высказаться всем, но желание выразил только Буревестник:

– Операция рискованная, Леший. Информации почти ноль целых, хрен десятых. Сам понимаешь, если нас засекут и возьмут в кольцо, это верная смерть. Мы должны знать, за что рискуем и кто нас поведет.

– Справедливо. Но если я скажу, что нас поведет некто, знающий эти болота, как нищий свою кружку, вас это вряд ли успокоит, верно?

Парни согласно закивали, но особого беспокойства я на их лицах не заметил, сказывалась репутация их вождя. Судя по всему, Буревестник водил их не первый год и наемники привыкли доверять чутью своего предводителя. Более того, я уверен, что на вакансии в группе был нешуточный конкурс. «Дикие гуси» чуяли прибыль, их мало что могло остановить.

– Итак, что мы имеем? По моим прикидкам, на острове нас не ждут. В момент появления в лагере будет дежурная смена, это двое дневальных и отдыхающая по палаткам смена – двадцать человек. Реально это только двое бодрствующих духов. Заходим со стороны восточного «секрета», если получается – обходим, если нет – убираем. Я знаю дари, если что, смогу ответить на вызов по перекличке, перехватим их частоту или поставим помехи. Потом забираем «груз», устанавливаем «факел», зачищаем бараки. Ставим мины на тропах. Почва топкая, но думаю, что поможет. Дело несложное. Если действовать быстро, никто ничего не услышит. Заорет кто-то – не беда, могут и не насторожиться.

– А если с других островов кто-то придет?

– Законный вопрос. Мина даст сигнал, троп, ведущих в лагерь с островов, всего три. Выставим половинную мощность фугаса, и помощь нарвется на ловушку, по шуму услышим. Кроме того, снайпера будут контролировать подходы к лагерю, страховка двойная. Радист засечет любые переговоры в радиусе трех километров с достаточной точностью – еще один плюс для нас. Теперь о призах. По моим данным, духи привезли в Зону четверть тонны героина. Чистого и неразбодяженного.

Кто-то из наемников присвистнул, прикинув долю каждого из них в таком солидном трофее, как двести пятьдесят килограмм чистого героина.

– Кроме того, есть вероятность, что удастся взять казну Халида, если хорошо поищем. Резюмирую: зачищаем лагерь, берем груз, трофеи и уходим. На все про все трое суток работы. Отходим к двадцать четвертому квадрату – это лесополоса, направление: юго-восток от Могильника. Поворачиваем на окраину, к недостроенной школе, прячемся в подвале. Там пережидаем Волну, каковая сама по себе отсекает погоню, если она будет иметь место. Потом разбегаемся. Вопросы?

– Я хочу спросить, – поднялся Николай. – А почему ты не в доле? Или брезгуешь?

– Резонный вопрос. Но лишний. Задашь его еще раз или косо посмотришь в мою сторону – убью. Понял меня, землячок?

Николай, привыкший, что его побаиваются, несколько опешил, но его порыв удержал Якоб:

– Ты еще краснеть за тебя заставь. Осади, Коля. Антон мне жизнь спас. Если призы его не интересуют, то подвоха для нас в этом нет. Я верю ему. Вопрос закрыт!

Николай тяжко, со скрипом сел на стул, явно недовольный.

– Еще вопросы?

– Я спросить хочу, – поднялся Михай. – Как мы наркоту потащим? Прятать-то негде.

– Есть одна задумка. Но об этом позже, когда встретимся с проводником, у него есть вещи, способные нам помочь в транспортировке. Унести сможем все, это я вам обещаю точно. Теперь у меня к вам настоятельная просьба, – я указал на ящик, куда положил собранные рации с гарнитурами и глушители для G36C, которыми были вооружены наемники, – подключите рации. Отрегулируйте гарнитуры. Синхронизируем частоты. Проверим картинку на ваших ПДА. Тогда мы сможем видеть дальше противника. А они нас вряд ли увидят и услышат. При изменениях в обстановке переключаемся на канал «три», общая частота «один».

Все поднялись со стульев, теперь все было им привычно и знакомо: калибровка связи и проверка оружия – успокоительные процедуры для солдат. Подготовка вступила в завершающую фазу. Когда придет Андрон, будем выступать.

После того, как формальности были улажены и аванс в размере двух тысяч рублей выдан каждому из наемников на руки, они отправились в бар, где сняли пару комнат. Мне не хотелось оставлять их в башне, да в этом и не было необходимости: размеры ожидаемой добычи перевешивали очевидные риски акции. Кроме того, мне понятны были намерения их командира, который жаждал свалить из Зоны в более понятную и простую Африку. Нет, безусловно, там стрельба, малярийные болота, СПИД и куча кровожадных, воинственных племен и безумно жадных до власти диктаторов. Но для наемника весь расклад понятен и прост: мины обезвредит сапер, с продажными властями договорится наниматель, а помощь всегда можно получить в ближайшей миссии Красного Креста, прикинувшись заблудившимися охотниками откуда-нибудь из Зальцбурга. Ни тебе «мутировавших» зверей и сжигающих мозг тварей, ни аномалий, ни непонятно по каким причинам не взрывающихся ракет и снарядов. Все как бывает обычно на войне, пусть и всех против всех. Иногда важна не фактическая безопасность, а наличие опасностей, от которых ты умеешь защищаться и которые не доставляют чувства растерянности и беспомощности. Поэтому, прикинув мотивацию Зана и его подчиненных, я не стал сильно натягивать поводок: ребята будут стараться не только за деньги. Успешная акция… Это будет их билет в нормальную и привычную жизнь, как бы странно это ни прозвучало применительно к сомалийской неразберихе. И каждый надеется, что этот билет достанется именно ему и это не его, полудохлого, бросят в аномалию подельники, не заморачиваясь с похоронами и лечением. Не его оставят подыхать среди трупов и слышать, как приближается нечто пришедшее закусить падалью. Когда надежда только на заветную, припасенную специально для подобного случая гранату.

В свое время я навидался наемников в разных интересных краях. Любое подразделение больше напоминало банду, где считали деньги убитых товарищей, прикидывая, сколько достанется на каждого, кто выжил. Были и случаи, когда работников «кидал» наниматель, выдавая малую часть обещанной суммы или вообще смываясь, не заплатив. Конечно, это все частности. Но именно такова обыденная жизнь этого сорта людей. Команды профессиональных «диких гусей» ушли в прошлое вместе со смертью самого знаменитого из них – Боба Денара. Сейчас данностью являлись две крайности: либо это большая корпорация, напоминающая армию на хозрасчете, или банды слабо организованных уголовников, подобно шакалам, рвущих слабых и избегающие сильного. Частные армии – это совсем другая песня: там почти все как и в обычной, государственной, только защищают они интересы транснациональных корпораций и действуют более бесцеремонно. Одиночки, такие, как мой приятель, – вымирающий вид, сохранившийся в единичных экземплярах, раскиданных по разным малоспокойным местам, вроде Зоны отчуждения.

До прихода Андрона оставалось еще несколько часов, использовать их на очередной анализ столь запутанной ситуации не было уже никаких сил: события сменяли друг друга слишком быстро, поэтому, совершив обычный «медитативный» ритуал с личным оружием, я сначала отправился в душ, а затем устроился на ставшей такой огромной кровати и уснул.

Отдых пролетел как одно мгновение, разбудил меня вызов по закрытому каналу на ПДА. Пошарив рукой по прикроватной тумбочке, я нашел прибор и ответил на вызов.

– Это Андрон, я у входа.

– Щас… – Быстро одевшись, спустился и открыл калитку в воротах.

Андрон мало изменился с нашей последней встречи. Только под глазами залегли темные тени. Парень шел без остановок да и за отца переживал сильно. Слону не становилось лучше, в сознание он приходил лишь на короткое время. Светлана говорила, что единственный шанс для раненого – это эвакуация за пределы Зоны, лучше в крупную больницу в Днепропетровске или Киеве. Положение осложнялось тем, что военные вертушки старателей только расстреливают, это было единственной «услугой», которую официальные власти могли оказать тем, кто варился в зоновском котле. Ученые тоже могли бы помочь, но их транспортники часто сбивали, поэтому стоимость поездки была равна стоимости самого вертолета. Оставалась миссия Красного Креста, расположенная в Бреднянске, маленьком городишке за третьей линией санитарного кордона. Но и они могли рискнуть только в крайнем случае: сбивать беззащитные транспортники находилось слишком много желающих. Военные через раз давали группу прикрытия, а натовские вертушки хоть и летали, но по очень большому блату, украинские власти еще не настолько отпустили вожжи в своей раздираемой на части стране, чтобы боевые вертолеты стран «дружеского» блока летали как у себя дома. Белые вертушки Красного креста, где, после того как машина рухнет, можно поживиться медикаментами и уцелевшим оборудованием, – это лакомый кусок. А если повезет, то можно взять в плен кого-то из докторов. Свой личный врач – мечта каждой мелкой группировки, и охота за наивными представителями этой профессии была излюбленным ремеслом уголовников и мародеров. Крупные сообщества, вроде «Альфы» и «ciчевых», держали довольно приличный штат медперсонала, остальным же приходилось туго, местная знаменитость, болотный Доктор, помогал не всем, да и найти его в тамошнем радиоактивном лабиринте было ой как непросто.

Требовался финт ушами, каковой уже пришел мне в голову примерно на последней ступени лестницы, ведущей на первый этаж, к воротам. Нужно было только связаться с нанимателем, предложить им свои условия и сделать это так, чтобы они согласились.

Проводив парня в гостиную и поставив перед ним тарелку с яичницей и остатками сала – гостинца Лесника, я удалился для завершения приготовлений к переговорам, а когда вернулся, сковорода уже сияла. Молодой пил кофе из алюминиевой кружки, видимо достал из рюкзака, который стоял в углу у входа в комнату.

– Спасибо, Антон Константинович. После холодной тушенки это просто блаженство.

– Рубай. Скоро снова перейдем на консервы. Если пойдешь со мной, конечно.

– Тут такое дело. – Парень замялся. – Отцу все хуже, надо его в Береднянск бы увезти, да только кто же возьмется? Думаю с караваном дойти.

– Не вариант. Тяжелого «трехсотого» с собой, даже под ответственность родственников, никто в конвой не возьмет. Шансов дойти нет.

На лице парня отразилось решительное упрямство.

– Попытаюсь хоть… Загнется он тут.

– И по дороге тоже загнется, даже еще быстрее. Есть вариант… Но пока я не поговорю с нужными людьми, ничего не обещаю.

– Антон, спаси батю.

– Ничего не обещаю, но попробую. Сам я вертушками не распоряжаюсь. Да и вдвоем с тобой мы безопасный коридор и площадку не организуем. Это надо по-хитрому взяться. Прорвемся. Времени до выхода осталось менее суток, через два часа рассвет. Пока иди отдыхай, гамак возьми, в углу стоит, возле каптерки. Ты ничего сделать не можешь, лучше поспи. – Видя, как парень заартачился, я сказал, чуть повысив тон: – Отдыхать иди. Проморгаешь опасность в рейде, мертвым точно отцу не поможешь. До рассвета твое задание – это отдых. Спать, я сказал!

Окрик подействовал, и парень, подобрав вещмешок, поплелся в подвал. Пискнул ПДА, пришло сообщение от алхимиков. Их представитель через час готов был встретиться на прежнем месте. Теперь предстоял еще один разговор, но уже более личного характера. Снова видеть Светлану не хотелось, между нами по-прежнему стояло горе, растоптанная надежда. Раньше я это чувствовал слабо. Но после инициации в племени побратима мыслеобразы людей читались гораздо легче. Нет, само собой, не все, а только наиболее яркие, лежащие на поверхности. Глубоко я проникнуть не мог, да и не хотел.

Собравшись с мыслями и попутно облачившись в комбез, вышел на воздух. Синие предрассветные сумерки и редкие огни костров – вот тот пейзаж, который помог мне собраться с силами и пойти в сторону КПП базы «альфовцев». Дежурный сержант, уже знавший меня в лицо, кивнул, принимая кобуру с пистолетом, и нажал кнопку, освобождавшую вертушку турникета. Миновав плац и здание комендатуры, я направился к медблоку. Там я тоже успел примелькаться, так как навещал Слона по мере возможности, принося заодно всякие мелочи медикам, чтобы не забывали моего раненого земляка.

Светлана вышла на крыльцо. Кивнула, грустно улыбнувшись, пригласила пройти в ординаторскую – маленькое подвальное помещение с низким потолком и крашенными в традиционный белый цвет стенами. Присев за старый, канцелярского вида стол с традиционной стеклиной на столешнице и завалом всяких бумаг, обменялись последними новостями. Девушка забывала горе тяжело, с головой уходила в работу, брала подменные дежурства и просто ночевала в госпитале. Под глазами залегли темные круги, лицо заострилось, приобретя мертвенно-бледный цвет, который еще более подчеркивали лампы дневного света, принятые в подобного рода учреждениях.

– Не порадую, Антон. Плох ваш земляк. Здесь мы ему уже ничем не поможем. Думаю, от силы неделю продержится. Потом…

– Есть шанс на спасение, если эвакуировать его, скажем, сегодня за пределы Зоны?

– Можно отправить в киевский военный госпиталь, но… Он же гражданский, да к тому же русский. Хотя за деньги можно все. Но вертолета нет.

– Света, сколько тяжелораненых есть у вас сейчас в стационаре и куда их эвакуируют в случае, буде такая возможность появляется?

Девушка оживилась, посмотрела на меня со слабой толикой надежды в глазах:

– Еще двенадцать человек, которых можно транспортировать и… у которых есть шанс.

– Отлично. Кто начальник госпиталя?

– Майор Остапчук, Татьяна Витальевна. Она сейчас в операционной, но…

– Я поговорю с Василем. Если найду…

– Он на территории, в последнее время натаскивает комендантский взвод. Поэтому всегда здесь. Я…

– Нет, я сам поговорю с ним. Как получите от меня сообщение – готовьте раненых, поговорите со своим начальством. Есть только одно условие: вы лично проследите, чтобы мой земляк получил место в вертушке. Без этого ничего не выйдет.

– Но…

– Света, я не бог, чудес творить не умею и делать их для ваших людей не собираюсь. Да, я прежде всего забочусь о своих людях. Ваше командование ничего сделать не может, такова жизнь: начальство есть у всех. Неформально я попытаюсь помочь вам, решив свои задачи. И расплачиваться за этот жест тоже придется мне и тем, кто мне доверился.

– Хорошо. – Понимания добиться не удалось. Девушке хотелось спасти всех, кто нуждался в помощи, ей казалось, что вот так, по мановению волшебной палочки, бывший прапор Васильев прикажет вертушке забрать дюжину умирающих людей, и он мог провернуть этот фокус, просто не хотел всех спасти и, значит, виноват в черствости и равнодушии. – Я все организую. Можете не сомневаться, вашего человека тут не оставят.

– Отлично. Ждите моего сообщения. После моего звонка замыкаю связь на Василя. Надеюсь, что эвакуацией будет руководить он. Вам нужно отдохнуть, Света. Поверьте, раненые от этого только выиграют.

– Потом. Может быть, потом отдохну. Спасибо, Антон. Снова вы делаете невозможное.

– Пока еще рано благодарить. Мне нужно уломать тех, кто вообще никому помогать не желает. До встречи, Света.

Девушка устало кивнула головой. Все ее мысли были заняты пациентами, меня она уже не замечала. Пройдя метров двадцать по коридору направо, я оказался возле дежурного поста, где сидел парень в белом халате, медбрат, очевидно. Его я еще не знал, но уговорить пройти к Слону труда не составило: блок хороших сигарет решил вопрос в пару секунд.

Слон лежал в крайней от дальней стены медблока палате, где кроме него разместилось еще пять человек, таких же тяжелых. Хотя палата и проветривалась, в комнате висела удушливая смесь запахов лекарств, человеческих выделений и хлорки. Люди лежали спокойно – видимо, на ночь всех «подгрузили» обезболивающим. Но дрема в таком состоянии – это скорее некая форма бодрствования: ты все слышишь и только временами проваливаешься в тяжелое забытье, из которого вырывают частые боли, прорывающиеся сквозь лекарственную блокаду. Храпел только парень без левой ноги, весь обмотанный бинтами, словно мумия.

Я взял табуретку и подсел к койке Слона. Старатель был прооперирован, но замотаны были только правая нога и торс до середины груди. Повязки были свежие, и сквозь них проступала желтизна антисептической дряни, специфический запах которой узнаваем из тысячи. Лицо раненого приобрело более живой оттенок бледно-синего, нежели во время нашей пробежки до блокпоста. Глаза ввалились, но, почувствовав мое присутствие, раненый открыл глаза и мутным от лекарств взором нашел то место, где я сидел.

– Землячок… – Голос Слона был хриплым, чуть слышным. Видно было, что слова даются ему с трудом и отзываются болью в простреленной грудине. – Не забываешь, спасибо. Сын где?

– Здорово, Слон. Рад, что узнал. С Андроном все в порядке, поел, сейчас спит у меня в башне. Завтра… нет, уже сегодня поутру придет тебя навестить.

– Хорошо… – Раненый перевел дух, вздохнув несколько раз со свистом, и его заколотило в приступе кашля.

Придерживая его голову, я взял с прикроватной тумбочки поилку из толстого фарфора и, прислонив носик сосуда к губам раненого, дал глотнуть пару раз.

Благодарно прикрыв глаза, Слон откинулся на подушку. Потом он снова медленно заговорил:

– Вынул ты нас тогда, да, видно, каюк мне все равно приходит. Медичка эта твоя… Хоть и суетится… Но вижу… Писец мне настает. Сына не оставь, парень он смышленый. А ты фартовый… Может, и он жить будет.

– У тебя тоже шанс есть. Я достану вертушку, вас вывезут в Бреднянск, а оттуда в Днепропетровск или Киев. Там военный госпиталь, думаю, что поставят на ноги. Денег тамошним «пилюлькиным» сколько надо дадим.

– Хе… Смеяться больно. – Слон поморщился и чуть повернулся ко мне: – Вертушку достать – это сложно даже Кашину. Видишь, как гниют ребята заживо здесь? Это проклятое место, «борта» сюда не летают.

– Я очень сильно попрошу. – Видимо, в этот момент я снова улыбнулся, потому что Слон слегка отстранился лицом. – Кончай хоронить себя, старый.

Никто в этот раз гнить не будет. Думаю, что найдутся такие, кто проникнется вашими страданиями. У меня дар есть: никто из моих людей еще не помер, пока я этого не разрешу. И ни разу так не получилось, чтобы я не выполнил обещанное, может, поэтому так редко что-то обещаю. Короче, так, Слон: давай ты завяжешь с трауром по себе, на Большой земле шансов у тебя по самую маковку, то есть завались. Держись покуда и готовься. Апельсинов, извини, не принес, а курево тебе еще рано. Держись. Все путем будет.

Раненый попытался что-то сказать, но я уже поднялся и жестом оборвал разговор. Что нужно, я уже сказал. А длить пустопорожний треп не хотелось. ПДА пискнул: через десять минут посредник алхимиков ждал меня на прежнем месте встречи в «комнате переговоров». Светлану по пути встретить не удалось, но все, что хотел, я уже ей сказал. Предстояло убедить алхимиков дать вертушку без дополнительных обязательств.

Пройдя через КПП и получив назад свое оружие, я почти на автомате прошел в башню. Сын Слона спал, несмотря на недавние заверения, что он-де хоть сейчас в поход. Собравшись с мыслями и заперев ворота, я пошел к заднему входу в бар. Охрана была предупреждена, и после обычных формальностей я снова очутился в знакомой уже комнате со скудной мебелировкой и будто и не уходившим никуда Посредником.

– Ты звал меня, воин. Что произошло?

– Думаю, что вынужден вернуть вам аванс и выплатить неустойку: спасение вашего сотрудника невозможно.

– Что случилось?

– Люди. Главная часть моего плана. Да, это надежные люди, но полагаться я могу только на троих из девяти, считая меня. Если один из них уйдет – ничего не получится.

– Я понял тебя, Тридцать девятый. – Возможно, мне показалось, но в голосе алхимика прозвучали ироничные нотки. – Что нужно от нас, чтобы этот человек остался? Раз уж его нельзя заменить… Ты прекрасно знаешь, что деньги не решат наших проблем.

– Но могут решить мою, это совершенно точно.

– Говори, время уходит.

– Нужен транспортный вертолет, который доставит раненых, и в том числе члена семьи моего бойца, в Бреднянск, а оттуда в киевский военный госпиталь. Борт нужен в течение суток, до нашего выхода в рейд.

– Почему мы должны вывезти и раненых «Альфы»? Они отказались спасать нашего сотрудника, когда мы к ним обращались.

– Они обезопасят место посадки и обеспечат наземное сопровождение вертолета над своей территорией. У меня нет стольких людей в команде. Это вынужденная мера, раненые «Альфы» пусть останутся на попечении того, кто будет их сопровождать. Мой же человек должен получить лучший уход и выжить.

– А если его уже нельзя спасти?

– Врач говорит, что в Киеве это не проблема, – с нажимом произнес я последнее слово.

– Хорошо. – Голос Посредника уже не дрожал, я чувствовал, что он мысленно с кем-то общается, как будто бы в воздухе проложили линию высоковольтных передач, ощущалось дикое напряжение. – Борт будет через пять часов. Опознавательные знаки Красного Креста, бортовой номер «028». Свяжись с нами по оговоренному каналу по крайней мере за час до того, как достигнешь взаимопонимания с Кашиным. Вопрос решен?

– Думаю, что да. Благодарю вас за понимание и поддержку.

– Мы пока, – голос Посредника снова принял ироничный оттенок, – в одной лодке, воин. Но так будет не всегда. Прощай.

– И вам всего хорошего.

Честно сказать, на такой быстрый положительный результат я не рассчитывал. Гонять вертушку из-за чужих раненых… Нужно очень сильно захотеть, чтобы именно я выполнил определенную задачу. И это настораживало. Как и предупреждал Охотник, прощупать Посредника незаметно и так же быстро, как простого человека, не получилось. Скорее всего, Измененный был готов к подобному повороту ситуации и выставил защиту. Подвох был, но какой именно, мне пока нащупать не удавалось. Работать с людьми, несомненно, проще, как я это уже и подмечал раньше. Тут же совсем другой расклад, иная, малопонятная мотивация, неизвестные цели, преследуемые нанимателем. Отступать было поздно, да и сомневаюсь, что вообще было возможно: так или иначе, меня бы принудили к рейду совместными усилиями. Вообще, довольно глупо ставить все на возможности одного исполнителя, не подготовив запасного варианта. Но местные – это не мистер Эдвардс, и за ними не стоит могущественная корпорация и правительственное лобби. А деньги – это еще не главное: древние римляне, хоть и разумно полагали, что ворота вражеского осажденного города можно открыть с помощью осла, груженного сумками с золотом, но не забывали и о силе власти. Которая всегда перемогает власть денег. Даже очень богатому человеку придется туго, если он восстанет против системы. Поэтому часть логики алхимиков мне была понятна и ясна: они вынуждены обратиться ко мне, потому что все, что есть у них на данный момент, это только деньги. Время и более могущественный и многочисленный противник брали клановцев за горло. С одной стороны, рано или поздно это должно было произойти из-за выбранной ими линии поведения. С другой же – занять такую позицию в их случае это единственно верное решение. И вот теперь алхимики находятся в двойственном положении, и другие кланы о сложностях самого таинственного из своей среды сообщества знать не должны. Репутация, выстраиваемая годами, рухнет в момент, и ослабевших любителей экспериментов над собой просто разорвут на части. Ручные химеры или, скажем, хитрые ловушки – это, безусловно, хорошо, но если «ciчевые», наемники и бандиты в лице местного положенца Борова решат, что пришла пора подвести баланс, – алхимикам не устоять. Значит, очевидного подвоха с целью сдать меня и группу нет. Но как только задача будет выполнена, возможны варианты, мы станем опасными свидетелями слабости клана, казавшегося таким несокрушимым и всесильным. Народ они тертый, поэтому, я думаю, подлянка будет, но только в тот момент, когда мы сдадим груз или я передам чемодан пленнику. Черт его знает, насколько сильна корпоративная солидарность у мутировавших и сдвинувшихся на экспериментах ученых. У одного из них достанет смелости и соображения уничтожить себя, нас и просчитавшихся духов одним движением руки. Впрочем, делать нечего: пора размышлений прошла, план разработан и все возможные последствия учтены. Остальное проявится только по ходу действий.

Я направился в сторону КПП и попросил дежурного сержанта вызвать Васи ля. Тот маленько поартачился, но, вспомнив, что чем меньше думаешь, тем легче служба, просто вызвал начальника караула. Начальник связался с комендатурой, и вскоре Василь рысью подошел ко мне. Похоже, со Светланой он уже успел переговорить, но лицо его радости не выражало. Подойдя, он вынул пачку «L amp;M» и, вытащив сигарету зубами, закурил. Я встал чуть в стороне, чтобы дым не несло в мою сторону: табачный запах – очень стойкая штука и тренированный человек может распознать его за десяток метров. Были случаи, когда я находил любителей ароматного дымка таким образом и убивал их, даже не видя. Запах распространяется на уровне грудь – голова – «рабочая» рука, поэтому смерть наступала почти всегда мгновенно. Многие принимали эту мою привычку за природную брезгливость, что не совсем верно: много раз приходилось сидеть в помойных и выгребных ямах сутками, вдыхая гораздо более пикантные ароматы. Просто наука побеждать состоит из малых и мельчайших деталей, пропустив одну, провалишь задание, проиграешь. А я этого не люблю.

– Слушай, кудесник сибирский. – В голосе «особиста» слышались бабьи надрывные нотки. Сказывалась усталость: я слышал, что Василь практически в одного ставил комплекс охранных мероприятий и подбирал людей. Понять его можно было, я только чуть улыбнулся. – Ты, говорят, вертушку для раненых добыть похвалялся?

– Вот рабочая частота координатора клана алхимиков. – Я протянул изумленному злому Василю спичечный коробок с цифрами. – Частота будет действительна только десять часов. На время, пока раненые не будут погружены и доставлены в Бреднянск. Там уже готовьте свой транспорт и сопровождение. Мой человек полетит вместе с вашими ранеными – это единственное условие. Если нет, все отменяется.

– Да ты понимаешь, что ради твоего…

Я поднял руку ладонью вверх в отстраняющем жесте. Особист есть особист, рассчитывая на то, что он заставит меня проговориться о деталях сделки, Василь несколько переоценил свои способности.

– Это ваши люди, а вы не в состоянии о них позаботиться. Могу подрядить десяток человек в баре перенести место посадки в другое место и обеспечить погрузку только моего человека. Ваши бойцы останутся гнить на базе, и что вы им скажете в оправдание своего отказа от помощи – это уже ваши проблемы.

– Ты… – Слова были скомбинированы в многоэтажную конструкцию и изобиловали образными сравнениями.

Я легонько ткнул особиста в район ключицы указательным и средним пальцами, «прямым мечом», как этот способ зовут китайцы, и забрал коробок с цифрами частот из онемевших пальцев парализованного болью Василя.

– Когда перестанешь грубить и паясничать, отдам. Я тебе не подчиненный, а ты для меня не командир, понял?

– По… понял. – Видимо, так с особистом давно никто не разговаривал, потому что он только сейчас осознал, что находился на волосок от смерти. Кроме того, придя в разум и прикинув, что по-другому все равно не случится, он примирился с положением вещей. Хоть и временно, конечно. – Давай коробок, договорились: двенадцать наших и один твой.

– Договорились. – Я вернул особисту коробок, хотя и понимал, что скорее всего тот уже запомнил частоту наизусть. – Лично прослежу за отправкой, без моего слова вертушка не взлетит. Чем бы ты ни грозил летунам, алхимиков они боятся больше, чем вас. Прими совет, брат: не финти и играй как договорились. Думаю, ты уже понял, что будет в случае изменения правил с твоей стороны. Так?

– Так. Васильев, мы просто в трудном положении, последнюю вертушку завалили месяц назад. Новых пока не дают, хохлы сильно дергаются, когда мы пытаемся протащить новую сюда и наладить снабжение по воздуху.

– Ваши проблемы меня не волнуют, Василь. Делайте, что хотите и считаете нужным, просто помните, что для своих нужно делать больше, чем возможно, и больше, нежели допустимо здравым смыслом. Иначе ты не вправе кого-либо за собой вести и что-то требовать от подчиненных. Это не мораль, так – наблюдение по жизни. До встречи через два часа. Я свяжусь и сообщу квадрат для посадки вертолета.

– До встречи. Ты не прав, Антон…

– Это как тебе угодно или, вернее, спокойней будет считать. А мне как-то боком: поступаю, как считаю правильным сам. Только сам, Василь.

– Смотри не ошибись. – Былой запал уже прошел, и особист спорил по инерции. Не желая признавать поражения.

Я ничего не ответил, пусть его. Мы сами выбираем дорогу, по которой идем, даже если кажется, что этот выбор делает за нас кто-то другой. Если принять как данность всю полноту и меру ответственности за свои действия, не остается сожаления о промахах. Зная всегда, кто виноват, реже оступаешься. Никогда не мучил себя умозаключениями, имеющими сослагательное наклонение.