Мелух Алон по кличке Левша

Часовые у Северных ворот оказались ничуть не ленивее остальных: несмотря на конец дежурства, они осматривали каждого желающего войти в Милхин или выйти из него с неиссякающим энтузиазмом. Причин подобной добросовестности было две. Слухи о том, что армия Иггера Завоевателя вот–вот перейдет границу Симинора, и лейтенант Императорской гвардии, покидающий свой пост под надвратной башней только по нужде. Последний слонялся около ворот не просто так: согласно положению о недопустимости паники в военное время выезжать из столицы позволялось только тем, кто получил разрешение в канцелярии дворца Милхина. То есть купцам, осуществляющим поставки продовольствия, оружия и строительных материалов, необходимых для укрепления городских стен. Ну и подразделениям армии Симинора, следующим к месту дислокации.

«М–да. И как отсюда свалить?» – «угодливо» поклонившись проходящему мимо горожанину, подумал Мелух, и, стараясь не выйти из роли нищего, затараторил набившую оскомину скороговорку:

– Помогите бедному соотечественнику, потерявшему здоровье и семью во время набега проклятых гошшарцев! Пара ваших медяков, и умирающий с голоду калека сможет купить корочку хлеба…

Желающих подать милостыню жертве недавних событий, как обычно, было немного – народ, перепуганный известиями о скорой войне, старался экономить на всем, чем мог. Тем более что цены на продукты за последние дней десять выросли как минимум вдвое.

– М–да… Валить надо было сразу, как очухался… – со вздохом отвернувшись от городских ворот, пробормотал себе под нос Левша и, не забывая хромать на «покалеченную» ногу, поплелся к «любимому» месту для размышления – к площади Большого Исхода. Как ни странно, лучше всего ему думалось именно там: созерцание стен Дворца Правосудия и Плиты Возмездия неизменно настраивало Алона на оптимистический лад. Ведь именно тут он смог вырваться из лап тюремщиков, уйти в иной мир, вернуться обратно и обрести свободу, о которой даже не мечтал…

…Несмотря на вечер, на площади было многолюдно – толпа просителей, появляющаяся на лестницах Дворца Правосудия задолго до рассвета, не собиралась рассасываться и сейчас. Каждый из просителей, пытающийся прорваться к чиновникам, старался ждать до последнего – место в живой очереди стоило бешеных денег, и терять его из–за таких мелочей, как желание поспать или поесть, было слишком расточительно. Поэтому многие из просителей даже ночевали на площади. Сидя прямо на ступеньках Дворца, правда, при этом стараясь делать вид, что не спят: патрули Гвардии не особенно жаловали тех, кто превращал столицу в бардак, и нещадно гоняли неудачников…

Бросив на каменную мостовую дощечку, обтянутую кожей, Левша опустил на нее свой костлявый зад и, скрючившись, как подобает попрошайке, выставил перед собой грязную, покрытую «мозолями» ладонь. И еле сдержался, чтобы не заорать: над Плитой Возмездия появились огоньки!

– Этого не может быть! – пробормотал Мелух и с трудом заставил себя успокоиться – внутренний голос истошно требовал немедленного бегства. Причем как можно скорее и дальше…

Вскоре огоньки заметили и другие, и на площади началась нездоровая суета: все, кто находился на ней, за исключением патруля Императорской Гвардии перепуганно отбегали подальше, при этом стараясь занять места, позволяющие наблюдать за процессом с наименьшим риском для здоровья. А вот поведение солдат Алона изрядно удивило: вместо того чтобы броситься к хранилищу решеток, которыми обычно отгораживали место казни, они построились в две шеренги, все как один сняли с себя шлемы и зачем–то поместили их на согнутую в локте левую руку! Правда, посыльного во Дворец Императора все–таки отправили.

«Интересно, появление сияния над Плитой Возмездия уменьшит внимательность стражи у городских ворот? – подумал Левша и вздохнул: – Вряд ли. После последнего мятежа они готовы умереть, но не покинуть свой пост. Так что можно расслабиться и посмотреть на происходящее. Все равно делать особенно и нечего…»

– Ой!!! – слитный вопль, раздавшийся над площадью, заставил Мелуха вздрогнуть, а сияние, появившееся над Плитой, резануло по глазам так, что из них тут же потекли слезы.

– Как–то слишком быстро… – вытерев лицо рукавом, он с трудом сфокусировал взгляд на Плите Возмездия и вздрогнул: из черного марева, возникшего над ней, один за другим возникали силуэты вооруженных воинов, как две капли воды похожих на тех, кто там, в мире за Сиянием, вырезал всех его товарищей по несчастью!

Тем временем солдаты патруля, дождавшись появления последней, восьмой по счету фигуры, вскинули над головами свои мечи и… с лязгом вложили их в ножны! А через мгновение, повинуясь команде офицера, одновременно встали на одно колено и положили на землю щиты!

– Н–не понял! – ошалело выдохнул стоящий рядом с Алоном горожанин. – Они что, их ждали?

– Видимо, да… – не отводя взгляда от одной из женских фигур, стоящих на Плите, буркнул Левша. Женщина, вооруженная полуторным мечом, очень уж сильно напоминала ту, что чуть было не зарубила его там, у камня, и почему–то не перешла со своими друзьями вслед за ним и Доходягой Эггом в Милхин!

– Ого! Сам Нодри пожаловал! – горожанин, справившись с первым удивлением и страхом, перестал вжиматься спиной в стену и сделал первый шаг поближе к замершим друг перед другом отрядам.

Десятка полтора всадников, влетевших на площадь, выглядели презабавно – добрая половина высших офицеров Гвардии, спешивающихся рядом со строем патруля, была в одних брюках, тренировочных куртках и сапогах, а сам начальник Императорской Гвардии к тому же и без куртки!

– Сорвались с занятий? – хохотнул мужичок и, повернувшись к Левше, довольно осклабился: – Первый раз вижу господина Нодри в таком виде! Расскажи кому – не поверят!

– Это точно! – поддакнул ему Алон. – Видимо, происходит что–то важное…

Тем временем Нодри, не обращающий никакого внимания на свой внешний вид, быстрым шагом обошел строй патрульных и, остановившись перед кряжистым, явно давно пережившим свое пятидесятилетие воином и зачем–то протянул ему правую руку! Воин вцепился в нее своей клешней и, пару раз встряхнув, что–то произнес. Нодри, пожав плечами, протянул руку к начальнику патруля, и подскочивший к начальству офицер тут же вложил в нее запечатанный свиток. А через пару мгновений послание было передано предводителю, и над площадью наступила мертвая тишина: один из спутников старого воина поднял руку, и из нее на свиток полился яркий белый свет!

– Колдовство! – тоненький женский вскрик, раздавшийся неподалеку, послужил сигналом для особо трусливых, и через пару мгновений добрая половина зрителей, вовсю орудуя локтями и сбивая с ног себе подобных, в панике неслась подальше от Плиты Возмездия…

– А Нодри даже не вздрогнул! – гордо прокомментировал происходящее сосед Алона. – Он настоящий воин! О, смотрите! Они договорились! Боя не будет! Эх, жалко… Я бы посмотрел, на что способны наши гвардейцы…

– Боюсь, что с ЭТИМИ воинами они бы не справились… – поежившись от нахлынувших воспоминаний, пробормотал Левша.

– Что это вдруг? – возмутился уязвленный в лучших чувствах мужичок. – Да наши гвардейцы кому угодно глотку вырвут!

– Даже Одержимым? – усмехнулся Алон.

– Н–ну… им вряд ли… Но это же не Одержимые!

– Насколько я понял, эти воины – друзья и соплеменники господ Ольгерда, Беаты, Эрика…

– …Оливии и Глаза? – округлив глаза, перебил Мелуха горожанин. – О, как же я сразу не догадался!!! Ура! Теперь конец войне! Иггер Завоеватель проклянет день, когда родился! Сколько их? Восемь? И наших – пять… Тринадцать таких же воинов, как Ольгерд – это… это…

– Это ужас… – буркнул Левша. – Других слов у меня нет.

– Именно! Здорово! Вовремя они… Кстати, женщины у них красивые… Эх, будь я помоложе…