Глава 43
Осенний зов
Молодая девушка из Эдо, осиротев после смерти отца, не знала, чем платить за дом, подумав немного, она направилась к бывшему начальнику своего родителя и почтительнейшим образом попросила его зайти к ней и забрать подарок, оставленный покойным.
Заинтригованный начальник явился в дом к девушке, и та с таким искусством угостила его, была настолько почтительной, так красиво пела и играла на музыкальных инструментах, что он позабыл о подарке, а взял саму девушку себе в любовницы. Он снял для нее приличный дом, нанял слуг, купил дорогую одежду.
И все время, что посещал свою новую пассию, он забывал спросить, что же оставил ему покойный. Находясь у себя в доме, он думал о том, что не плохо было бы все же получить обещанное наследство.
А потом все забылось. Они жили долго и счастливо.
Женщины подчас намного умнее мужчин, потому как, был бы ее отец умен, он оставил бы ей хоть какое-нибудь состояние. Ум проявила девушка, заманившая к себе начальника отца, и начальник, согласившийся подчиниться чарам понравившейся ему девушки.
Из собрания историй Токугава-но Осибы
Только с виду Дзатаки казался спокойным и умиротворенным, на самом деле внутри него бушевали стихии. И если бы Алекс мог хотя бы на одну минуту нырнуть в мечущуюся, точно перепуганная птица, душу старого товарища, он, без сомнения, немедленно отдал бы приказ возвращаться в замок. Но Алекс ничего не знал, и Ким не спешил делать какие бы то ни было выводы. Хотя происходило что-то действительно из ряда вон, никогда прежде, даже будучи юнцом, Ким не испытывал таких острых эмоций. Никогда он не думал днем и ночью о том, как расквитается с Хаято, как прикажет отрубить ему голову или, еще лучше, отдаст тайный приказ, чтобы потом плакать вместе со всеми над изрубленным телом наследника.
Но что делать? Приказать кому-нибудь из самураев расквитаться с проклятым отпрыском настоящего Дзатаки, затем приказать тайно обезглавить убийцу, затем убить убийц убийцы. Зачистить всех с семьями и ближайшими друзьями, с соседями, которые могли подслушать тайну, с их семьями и друзьями.
Хаято должен умереть, чтобы не смел больше шляться к лесной деве. И это даже хорошо, что вместе с ним поляжет еще уйма народа. За горой трупов не так просто разглядеть единственный искомый, изначальный трупец, из-за которого собственно все и началось.
Дзатаки отер пот со лба, в который раз пытаясь отогнать от себя злобные мысли. Хаято не следовало убивать уже по этическим соображениям. Потому что, мало того что Ким без разрешения занял оболочку прежнего Дзатаки, по сути, лишил парня отца, так теперь еще и ищет гибели для сына и наследника. Потому как кто, если подумать, должен был бы после Дзатаки и Хаято наследовать земли Синано? Законная жена Осиба — ведьма и враг его лучшего друга Алекса Глюка, их дочь Юкки — хрен редьки не слаще, маленький Содзо, которому едва исполнился годик? Так его-то как раз первым и умертвят, если что. Остается еще приемный сын Кима-Дзатаки, агент ордена «Змеи», живущий сейчас в Эдо при особе сегуна.
Нет, кому-кому, а приемному при живых кровных точно уже ничего не светит, а стало быть, чтобы не оставить замок и земли Осибе и Юкки, придется как-то уживаться с Хаято.
Придется, но как вытерпеть его присутствие в замке? Как пережить, что от сына пахнет осенью, пожалуй, почище, чем от него самого? Молодость, молодость…
Ким потер рука об руку и тотчас же ощутил запах прелых листьев. Возможно, кожа Дзатаки давно уже пропиталась этим изысканным благовонием, или… или… Ким вдруг явственно различил, что запах идет откуда-то сбоку, причем не со стороны раскрытого окна, а… нет, этого не могло быть… запах шел из-за седзи, откуда-то с коридора, где должна была стоять стража.
Ким напрягся, пытаясь вновь визуализировать осенний запах, и после нескольких попыток это ему удалось. Человек, пропахший ароматом лесной девы, стоял за дверью, стоял и нагло подслушивал, как его господин втягивал ноздрями воздух!
Ким различил сверкающие из-за полупрозрачной рисовой бумаги блики аромата. Переливчатые на животе, розовые вокруг губ и желтоватые на руках и коленях.
Кто это? Стражник? Но почему слушает, что происходит в комнате, или, быть может, он, Ким-Дзатаки вдруг начал говорить вслух, и этим невольно привлек внимание охраны? Очень даже может быть.
Но если это не охрана, а вернувшийся от девы Хаято? Почему же стража позволила ему приблизиться к двери, за которой находится их господин?
Дзатаки оглянулся и, сделав шаг в сторону, прижался спиной к стене. Безусловно, свет из окна был за спиной князя, и в коридоре могли видеть его смутную тень на седзи, в то время как он не мог разглядеть, что происходило снаружи. Не мог нормальным зрением, а новым…
То есть видел только человека, от которого исходил ароматный зов, но не различал остальной стражи. Или их там не было?
Ступая как можно бесшумнее, Дзатаки добрался до подставки, на которой лежал меч, и, стараясь не шуметь, быстро обнажил его.
Теперь он хотя бы мог защитить себя, мог защищаться и умереть.
— Кто там шляется?! — гаркнул Дзатаки, сжимая в руках рукоять и на всякий случай принимая оборонительную позицию.
Пятна запаха слегка отстранились от дверей, а откуда-то из коридора раздался нарочито спокойный голос:
— Не извольте беспокоиться. Здесь только ваша охрана.
— А ну открой дверь! — Теперь Ким уже не сомневался в наличии заговора. Но что он мог сделать. Запереться? Это за бумажной-то дверью, которая одним пинком разваливается на части? Смешно. Или покричать в окно, чтобы пришли на помощь. Ну и долго ему так позволят кричать?
Оставалось одно — принять бой.
Дверь вздрогнула и медленно поползла вбок, Ким вздохнул, готовый встречать непрошеных гостей.
На пороге стоял Хаято.
Точнее, Ким не увидел сына, а ощутил идущий от него аромат. Причем аромат такой силы, что готовому отражать удары даймё на мгновение сделалось дурно, закружилась голова, ноги сделались предательски ватными.
— Добрый день, отец! — Пятна сдвинулись в сторону Кима, в центре сверкающих пятен определился острый белый луч, не иначе как меч.
— Добро пожаловать, наследничек. Сладко не спал этой ночью?
— Сладко не спал, — в тон ему ответствовал Хаято, за спиной которого появились новые лучи-мечи.
— Решил отблагодарить меня черной ненавистью? Сыновний долг отдать сверкающей сталью? Подарить своему старику долгожданный покой?
— Отчего же не подарить? — Пятна переливались всеми цветами радуги, так, словно готовились взорваться. — Отчего же не дать человеку отдохнуть от дел, а то уж слишком сильно вы перенапрягаетесь в последнее время, отец. Все дела княжества на вас. — Он сделал выпад мечом, но Ким поймал сверкающий луч на лезвие своего, отбив удар.
— И дела княжества на вас, и проблемы с синоби, да еще и молодая девица. Что бы вам, ваша милость, было не сидеть спокойненько в стороне, не нянчиться с моим младшим братом, не писать свои книги? Что, решили молодость вспомнить? — Новый выпад, белоснежный луч прошел по сверкающей диагонали, чуть было не зацепив выпирающий беззащитный живот Кима. Так что тот едва успел подвернуть под опасную заточку свой меч и рвануть в сторону, разоружая наглого наследника.
Меч со звоном упал на пол, пятна отступили в сторону, и тут же им на смену заступили еще два луча. На этот раз ситуация была сложнее, потому что Ким утратил способность видеть, реагируя только на сверкающие лезвия, которые, как маленькие молнии, полосовали пространство перед ним, обманчиво вертясь и норовя ужалить блестящими жалами.
Стараясь не выпустить из поля зрения блескучих пятен, Ким отражал удары, постепенно наступая и тесня невидимых противников.
— Одумайтесь, отец! Я не собираюсь сидеть до тридцати семи лет в офицерах, как это получилось с нынешним сегуном. — Интонация сына сделалась почти истерической, голос норовил сорваться, дав петуха.
Должно быть, Ким вылетел из комнаты, толкнул по дороге седзи, так что они заскрипели и затрещали, но до этого ли было князю?
Новый выпад сына, и новое отражение удара. Новая провокация, и новый достойный ответ. Позади остались убитыми или ранеными двое заговорщиков. Ким не мог, да и не хотел выяснять, что же на самом деле произошло с этими людьми.
Странная слепота по-прежнему не оставляла его, так что он мог только догадываться, в какие именно места ему удалось поразить мятежников своим мечом, обычно он свято верил в простую солдатскую истину о том, что в битве не стоит стремиться к тому, чтобы умертвить противника.
Нормальный человек, получивший рану в бедро и истекающий кровью, не будет биться с тобой, а постарается отползти в сторонку, дабы не быть затоптанным насмерть. Не будет кидаться на тебя воин с отрубленной кистью или временно обездвиженной рукой. А значит, нет никакого смысла целиться в защищенную панцирем грудь противника, ибо фиг ты ее достанешь за металлическими нашивками, бамбуковой броней или цельными латами, нет смысла пытаться нанести удар по голове. Потому что хорошо, если ошеломить противника ударом по шлему, а нет, сталь звякнет о сталь, и никакого положительного результата.
Поэтому самое милое дело — наносить противнику болезненный, но не смертельный удар и тотчас же идти дальше.
На этот раз Ким не понимал даже того, удалось ли ему убить заговорщиков, или кто-нибудь из них сейчас поднимется на ноги и бросится из последних сил на его незащищенную спину.
— Хаято?! — позвал он, беспомощно шаря перед собой мечом.
Темнота перед князем пульсировала и переливалась. Явно впереди готовили нападение.
Ким сжался, перекладывая меч из руки в руку.
— К вашим услугам, отец! — Новый выпад. Ким почувствовал, как сталь ужалила его в коленку, и заскрежетал от боли зубами. И тотчас сделал выпад вперед, крутанув в правой руке меч.
Нога жутко болела, но Ким запретил себе об этом думать. Без сомнения, скоро придет подмога, звон мечей не мог не достичь ушей придворных и слуг, еще немножко, и к нему на помощь придут его самураи. Хотя остались ли в замке его самураи, или все они перешли на сторону Хаято?
Дзатаки наконец почувствовал преграду, впереди пространство огласилось стоном, что-то рухнуло на пол.
И тут же князь услышал шаги на лестнице.
Не видя Хаято, Ким не имел возможности оценить причиненного сыну урона, но не спешил подходить к нему. Слепой — дивная мишень для зрячих. Впрочем, Ким был не просто слепцом, а слепцом с сюрпризом, с чем-то, отдаленно напоминающим прибор ночного видения. И на том спасибо!
Сразу же несколько человек ворвались в коридор замка за спиною Дзатаки, он обернулся, но, как и прежде, увидал лишь сверкающие мечи. Должно быть, следовало отступить от сына и встретить новых врагов, но он не спешил поворачиваться к предателю спиной.
— Бросай оружие! — послышался приказ, и тотчас открылась дверь с другого конца коридора, откуда, судя по топоту, вылетели еще несколько человек. Ким видел одни только мечи, но и этого было достаточно.
— Кто ты такой, чтобы приказывать самому даймё?! — вырвалось у него.
— Я приказываю вам обоим положить оружие на пол и не оказывать больше сопротивления, — сообщил тот же голос справа от Кима. В то же мгновение со стороны Хаято произошло какое-то шевеление, и один из мечей действительно грохнулся на пол, противно лязгнув.
Ким услышал обиженный стон Хаято и понял, что того только что обезоружили помимо его воли.
— Что ж. — Выходило, что пришельцы только что спасли ему жизнь. Ким вздохнул и с достоинством положил свой меч.
Тут же его окружили со всех сторон, сразу же несколько мечей метнулись к горлу князя. Ким был пленен.
Темнота уже не казалась такой непроницаемой, как вначале. Ким видел всполохи света со всех сторон и, разумеется, направленные на него хищные лучи-мечи, которые даже в такой ситуации невозможно было спутать ни с чем другим.
В общем, попал так попал. Ослепший и никому не нужный старик, у которого наследник уже, можно сказать, отобрал все, что тот имел. И еще не известно, как он поступит с его женой и наложницами, как воспитает, если, конечно, не побрезгует воспитывать, младшего брата.
Ох, об этом бы подумать заранее… а не играть в никому не нужное благородство.
Впрочем, ничего пока что более страшного не происходило, все так же в темноте сияли направленные на Кима мечи, но никто не пытался сделать шаг вперед, приблизив его смерть. Да и Хаято явно не настолько серьезно ранен, чтобы не покуражиться теперь над ним всласть. Ан, вот же, молчит.
То, что Хаято жив, было понятно уже из того, что его взяли в плен. Вряд ли сподвижники сына начали бы действовать против старого даймё в случае гибели или смертельного ранения своего предводителя. Уж точно что разбежались бы по щелям. Зачем разбежались? А чтобы молить Будду за здоровье великого Дзатаки было сподручнее, а то зачем? На коленях ведь и молиться, и клясться в верности во все времена сподручнее было.
Нет, что-то определенно было не то, что-то происходило не так, но что?
— Остановитесь, он же слепой, точно летучая мышь днем, — услышал Ким незнакомый голос, невольно порадовавшись сравнению. Летучая мышь — она на порядок симпатичнее крота и во всяком случае не такая беспомощная.
Кто-то провел по его лицу мокрой, неожиданно приятно пахнущей ладонью, Ким заморгал, впуская в себя дневной свет, льющийся сквозь полупрозрачную рисовую бумагу. Хорошо еще, что такой свет, несладко бы ему пришлось, прозрей он на залитом светом дворе.
Ким с благодарностью поднял глаза на стоящих перед ним синоби.
Синоби?! Инстинктивно рука рванулась к поясу, за которым уже не было меча. Впрочем, на полу его тоже не оказалось. У стены, зажимая рану на руке, сидел бледный Хаято, его лицо было неестественно белым, глаза глядели с ненавистью и испугом.
— Думаю, будет лучше, если мы переместимся в ваши личные покои, даймё, — сухо произнес из-под маски один из гостей, и, не дожидаясь разрешения Кима, его и Хаято поставили на ноги и, зажав с двух сторон, вернули в зал, в котором некоторое время до этого они бились.
Ким глянул на пол, с удовольствием отмечая, что оба напавших на него стражника мертвы.
Один из ниндзя, ростом ниже и телосложением крепче остальных, прошел в глубь комнаты и сел на чистое татами, в то время как его помощники живо оттащили в дальний угол тела убитых Кимом самураев и тут же заменили окровавленные татами.
Так что Ким невольно залюбовался слаженной работой. Единственное, что задело его, был сам факт, что для замены татами пришлось взять из коридора, где они изначально были на порядок грязнее, нежели в его личных апартаментах.
Впрочем, не все ли равно, быть может, сейчас его вынудят подписать какие-нибудь документы, а затем подарят быструю смерть. Да уж, лучше быструю. Во все времена синоби считались непревзойденнейшими мастерами пыток, и проверять это не хотелось.
— Присаживайтесь, князь, — дружелюбно попросил главный из синоби, указывая на татами напротив себя. — И вы, господин Хаято. Мои люди сейчас перевяжут вас, и рана уже не будет столь сильно болеть.
Киму показалось, что синоби улыбнулся, впрочем, это могло ему только показаться, так как никто из гостей пока не собирался открывать своего лица.
