Хидэёси родился в семье крестьянина Яэмона, в деревне Накамура, что в провинции Одавара, в конце зимы пятого или шестого года Тэнбун . Придворные льстецы убеждали Хидэёри в том, что его отец - отпрыск обедневшего самурайского рода, предки которого служили пехотинцами асигару, но Хидэёри знал наверняка, что у него крестьянские корни. Отец никогда не стеснялся признавать это. Признавать, что он, крестьянин из деревни Накамура, сумел поставить на колени всю Японию, в то время как сынки даймё были способны только сочинять стихи и переплетать ноги с женщинами.

Отец рассказывал, что после смерти его отца, деда Хидэёри, его мать вышла замуж во второй раз за злого, жестокого человека, ненавидящего пасынка.

- Отчим был хуже некуда! Я целыми днями ходил с синим опухшим лицом и разбитыми губами. Вот как он меня учил уму-разуму. Хороший был человек! - неожиданно подытоживал он, умиляясь тому, как маленький Хидэёри выпучивал на него глаза. - Отличный человек. Если бы он не бил меня каждый день, разве я додумался бы сбежать из дома и стать самураем? Так и крестьянствовал бы в деревне на нашем наделе, так бы и гнул спину на самураев. Какое-то время я нанимался то к нашему господину, то к его соседям. Соседи обычно более охотно берут к себе воинов, служащих до этого поблизости. Такие ребята отлично знают территорию предполагаемого противника, как пролезть туда незаметно, где стена в замке похуже, и друзья у них есть, и родители. Можно и в качестве шпиона послать, и если убить кого, они лучше сориентируются...

Потом в Суруге началась заварушка, а где воюют, всегда нужны новые самураи, и я, потолковав со своими ребятами, друзей к тому времени уже было с избытком, все такие же, как и я, сорвиголовы, пошли грязь дорожную месить в Суругу, под знамена клана Имагава. Правда, хозяева там больно чопорные были, как же - древний род, клан, свой герб, родственники при дворе спины гнут, крестьян не брали, брезговали. - Отец весело взъерошил челку Хидэёри. - И тебя бы не взяли. Ни за что бы не взяли, светик мой ясноглазый. Пришлось убить какого-то самурая и назваться его именем - Киносита Токитиро. Каково? - Отец смеется. - Вот под таким чудным именем и поступил я в десяток самурая Мацусита Наганори, вассала Имаґава.

- Это не тот самый Мацусита Наганори, из замка Кусано? - спрашивает Хидэёри.

- Он, - отец смеется, прикрыв щербатый рот ладонью, - ровно через пятьдесят лет я нашел и отблагодарил десятника Мацусита Наганори за доброту его и ласку. Это хорошо, когда тебя захочется поблагодарить спустя много лет, много смертей, много дорог... Я пришел к нему и сказал: помнишь меня, бывший десятник Мацусита Наганори? Помнишь желторотого юнца - самурая Киносита Токитиро?

- Помню, господин! - склонился он в поклоне. А сам дрожит - умора, зубы так и клацают. Видать, решил, бедолага, что я его покараю за былую строгость.

- Так вот, теперь, когда я стал тайку, я хотел бы отблагодарить тебя, подарив замок и земли. - Отец проникновенно смотрит в глаза Хидэёри и вдруг снова смеется, и велит выпить с ним как мужчина с мужчиной. Сладковатое саке слегка дымится, пить его горячо и прекрасно. Лицо отца раскраснелось над паром, рядом две женщины подливают саке отцу и сыну, Хидэери не видит их лиц, но да это и не важно.

- Потом в 23 году Тэнбун я ушел от Имагаву и примкнул к Ода Нобунага в ранге носителя сандалий. Я все время думал, как выслужиться перед своим новым сюзереном, как обратить на себя его взор. Подлинным самураем, детям даймё, было некуда расти, сын даймё и сам рано или поздно сделается даймё, а сын военачальника унаследует пост и самураев отца. К чему из кожи вон лезть, а я шел с самого низа, с низа, чтобы мои дети, чтобы мой сын мог наслаждаться вершиной. Знаешь, как приятно порой пописать на головы прохожих? - Отец подмигивает Хидэёри, женщины смеются. - А давай-ка вместе! - Они поднимаются и, выйдя на балкон замка, одновременно писают вниз. Золотистые струи сплетаются, и невозможно уже определить, где капли Хидэёси, а где моча Хидэёри. Все перемешалось, сделавшись единым золотым дождем кратковременного счастья.

- Я думал, как отличиться перед Нобунага, и придумал, моему сюзерену было необходимо срочно поставить замок, и я завершил строительные работы за три дня. Всего за три дня! Небывалое дело! Многие тогда посчитали, что я продал душу какому-нибудь злому божеству! Но в отличие от наших людей, я был крестьянином, хорошо разбирающимся в хозяйственных делах, так что... - Он машет рукой. - Нобунага высоко оценил мои труды и даже назначил меня управителем призамкового города Кийосу, поручив мне как управляющему осуществлять все финансовые операции рода Ода! Небывалое для крестьянина положение в обществе. Но это было еще только начало. В 7 году Эйроку господин одарил меня еще более щедро, разрешив вступить в брак с дочерью его вассала Асано Нагамаси. А еще через два года, в 9 году Эйроку, я за ночь возвел укрепление в болотистом районе Суномата, которое стало главным плацдармом для штурма вражеской цитадели. Я уже имел достаточно высокое положение в обществе и, проведя переговоры с рядом влиятельных генералов противника, переманил их на нашу сторону. Да. - Отец берет с подноса кусочек рыбки, вертит ее какое-то время перед собой, ухватив тонкими палочками хоси, отправляет в рот. - Когда они поверили мне и перешли на сторону Нобунага со всеми своими людьми, лошадьми, с сундуками, ?полными золота и серебра, и амбарами с зерном, ход войны изменился, мы начали побеждать!

В 11 году Эйроку мы пошли на Киото, где после победы я и Акэти Мицухидэ вдвоем были назначены соправителями столицы.

Позже, в 1570-м, или, как более привычнее, 1 году Генки, вместе с Ода Нобунага мы бились против рода Асакура, властителей северной провинции Этидзен. В это время наш союзник Адзаи Нагамаса перешел на сторону врага, и вместе с Асакурой они попытались взять нашу армию в тиски.

Тогда сюзерен принял решение уходить с основными силами, в то время как я со своим флангом должен был прикрывать их отступление с тыла. В Канагасаки это было, как сейчас помню. Никто не верил тогда, что мы уцелеем, но смерть - путь самурая, и мы дрались как чертовы покойники, для которых смерть уже в прошлом. И мы выжили! Странное дело, до сих пор не пойму как - но выжили. А еще через три года - 1 год Тенсё - мы покорили северную часть провинции Оме и вырезали род Адзаи. Всех, до грудных младенцев и беспомощной старой бабки, живущей в своей личной деревне. Всех! - Отец поморщился, отчего его обезьянье лицо сделалось похожим на старое-престарое дерево.

- В награду за доблесть я получил эти земли и замок Нагахама, в котором сейчас делается ремонт. В то время я еще не имел собственных вассалов, поэтому первое, что сделал, - принял на службу своих родственников из деревни и особо отличил отчима, само его присутствие делало меня злым! А самурай должен быть злым, точно собака. Бешеная собака, которая одна может броситься на целую армию противника, потому что одержима бесом и не думает о своей шкуре. Вот таким меня делал покойный отчим. Потом к замку начали приходить нищие ронины и бывшие вассалы рода Адзаи, оставшиеся без господ, но не пожелавшие покидать насиженные земли. Я принял их почти всех, всех, кто мог смотреть мне в глаза, не опуская головы. Это были сильные и умные люди.

- Но разве они не должны были быть верными роду Адзаи? Ты не боялся, что они отомстят тебе? - спросил Хидэёри.

- Могли, конечно, и отомстить, но я, глупый крестьянин, рассудил так - да, я уничтожил род Адзаи и сделал этих людей бездомными и бесхозными. Да, они могут сколько угодно оставаться верными мертвым, но могут и присягнуть на верность мне. Что возьмет верх - желание прослыть верным мертвым хозяевам? Или потребность содержать свои семьи? Жить в нормальных домах? Иметь жалованье и носить два меча. По сути, самурай - собака, которая не может без хозяина, и если один хозяин умрет, отчего не пойти к другому? Я принял присягу от этих людей и ни разу не пожалел об этом. В 3 год Тенсё состоялась битва при Нагасино, в которой аркебузиры Ода Нобунага покончили со славной и легендарной конницей рода Такеда. После этой победы, буквально через год, я стал помощником генерала Сибата Кацуие, командующего войсками Ода. Теперь против нас был поистине великий и непредсказуемый враг Уесуги Кенсина. При звуках его имени любой, даже самый сильный и опытный полководец, непременно накладывал себе в набедренную повязку или писал на ноги. Я понял, что против Уесуги мне не выстоять, и честно доложил об этом на совете. Но наш командующий поднял меня на смех, назвав подлым трусом. Это был упрямый и невежественный человек, он не понимал, что его упрямство способно положить целую армию и в конечном итоге погубить Ода-сан. Все было напрасно. Я ушел с совета оскорбленным, но не убил себя, как, должно быть, надеялись мои враги, а, забрав своих людей, без разрешения покинул поле боя. - Хидэёси вздохнул. Сидящая рядом с ним женщина, прикрывшись рукавом, украдкой смахнула прозрачную слезу.

- Как я и предсказывал, армия была разгромлена, Ода хотел казнить меня, но передумал, так как знал меня как отличного полководца и верного ему человека. В тот день я говорил с ним один на один в его походном шатре, я объяснил, что не желал гибели своих людей в битве, откуда их могли вынести только мертвыми. Я доказал ему, что бросился бы в бой за него не задумываясь, будь то хоть армия самого дьявола, но не хотел рисковать всем там, где не было ни одного шанса. Великий человек - он понял меня и простил. За свое 'предательство' я получил строгий выговор и почитание своих самураев, многие из которых живы до сих пор. - Он замолчал, отхлебывая из чашечки горячее саке. - Дал строгий выговор и назначил командующим войсками.

'Раз ты такой рачительный хозяин, что не хочешь рисковать простыми айсигару, которых можно набрать с избытком в любой провинции, будешь теперь беречь всех моих самураев'.

В то время мы должны были выступать против могущественного рода Море с Тюгоку. Потом мы воевали с кланами Акамацу, Бессё и Кодера, продвигаясь от одного завоеванного замка к другому. Когда мы разбивали какого-нибудь даймё, его люди просились служить к нам, и мы увеличивали армию. На отвоеванных землях мы сажали своих ставленников и управляющих, с тем, чтобы они собирали налоги для нужд армии. Одним из важнейших опорных пунктов после битвы с Кодера стал замок Химедзи. В 7 году Тенсё на нашу сторону добровольно перешел клан Укита, что прежде подчинялся Море. Но уже через год нам прищемили хвост в нашем собственном тылу, восстал род Бессё, и мы были вынуждены остановить свое наступление на запад и возвращаться. Почти сразу же мы окружили и осадили замок восставших. Хотя быстрого взятия замка не получилось - мы потеряли целый год на вытравление смутьянов! Только после этого мы смогли продолжить свой поход, покорив для начала Тадзима, что находилась под владычеством Ямана. Это был славный и весьма древний самурайский род, но, должно быть, их древняя кровь с годами сделалась жидкой, и глава рода все не мог решиться на решительные действия, чуть не уморив своих вассалов бездельем. В замке Тоттори они собрались на воинский совет, желая только одного, чтобы их сюзерен был мужчиной и самураем и принял наконец какое-то решение. Но тот молчал. Тогда обиженные подобным поведением вассалы постановили изгнать природного господина и все вместе перешли на сторону Море.

Они думали, что будут сидеть в замке Тоттори вечно, в то время как я и мои люди издохнем от голода и холода под его стенами. Ерунда! Природные аристократы просто не знали, с кем имеют дело, у меня было достаточно денег, чтобы направить своих людей во все прилегающие к замку деревни, где мы скупили весь провиант, после чего оставалось только расположиться лагерем вокруг замка, есть, пить, время от времени простреливать стены и ждать, когда защитники согласятся сдать нам цитадель. Так и произошло. - Хидэёси подмигнул сыну. - Хидэёри, дорогой мой, если когда-нибудь к тебе на службу будет наниматься безродный крестьянин или лукавый торговец, заклинаю тебя, не прогоняй его сразу, кто знает, может быть, именно его знания, знания, не доступные самураям, помогут тебе в решающем сражении.

Хидэёри чувствовал, как по телу разливается приятное тепло, комната ходила ходуном, лицо отца расплывалось в пьяной дымке.

- В десятом году Тенсё я перешел границу провинции Биттю, где осадил замок Такамацу... - Слова отца теперь раздавались точно из глубокого-преглубокого колодца, они дробились эхом, отскакивали от стен, в комнату внесли дополнительный свет, и пьяный Хидэёри разлегся напротив отца на циновке, положив голову на колени одной из придворных дам.

- Замок Такамацу - не простое местечко, очень неудобное для осады, кошмар для штурма, со всех сторон горы, которые закрывают замок так, точно он стоит в каменной чаше. Две реки, во время разлива которых обильно заливаются рисовые поля, и крестьяне каждый год с урожаем. Отличное место для жизни. Зато крайне сложно без разрешения хозяев замка переправиться на другой берег, все простреливается, замок-то на вершине, а вокруг - пустота, не спрячешься. - Хидэёси почесал затылок и, обняв сына, поднял его на руки и отнес на свою постель.

- Что же вы сделали, отец? - сквозь сон попытался продолжить увлекательный рассказ Хидэёри.

- Что-что... перекрыл воду, реки вышли из берегов и затопили долину. Замок оказался крошечным островком, со всех сторон окруженным водой. Правда, дожди еще помогли... - Он бережно уложил сына. - Утомил я тебя совсем, тоже совесть ведь нужно иметь, мальчик пьяненький, а я ему о сражениях толкую, право, совестно...

- Что же было дальше, отец? Как ты стал тайку? - Хидэёри задержал его за рукав, так что правителю, хочешь - не хочешь, пришлось присесть рядом.

- Как-как, Ода-сан был принужден совершить сэппуку. Вот как. В киотском храме Хоннодзи, окруженный десятью тысячами мятежника Акэти Мицухидэ, он покончил с жизнью. - Хидэёси вздохнул. - В то время я как раз штурмовал Такамацу с воды, когда из ставки прискакал гонец с печальным известием о том, что моего сюзерена больше нет в живых. Я зарубил гонца на месте, чтобы он не посмел болтать, ведь если люди узнают, что их командующего больше нет... в общем, от всех скрыл, от своих и тем более от чужих. От имени Ода-сан я заключил мир с родом Море и спешно погнал самураев в сторону Киото. Мы бежали, как черти в аду! Днем и ночью бежали, потому что не я один мог прийти в Киото и принять на себя полномочия, принадлежащие прежде Нобунага. С другого фронта спешил другой его близкий соратник - Токугава-но Иэясу, который, в отличие от меня, был из знаменитого самурайского рода и имел больше прав.

- Я знаю Токугава-сан, знаю, - сквозь сон кивнул Хидэёри. - Он мне кораблик смастерил из скорлупок, и вообще...

- И вообще, - передразнил его отец. - В Киото я явился на три дня раньше, чем твой корабельных дел мастер, славный Токугава! Кто встал раньше, сожрал больше! Слышал такую пословицу? Так вот, у меня было сорок тысяч самураев, и 12 июня 1582 года мы просто смяли войска Акэти Мицухидэ в битве при Ямадзаки. Мицухидэ попытался скрыться всего-то с несколькими десятками самураев. Я не преследовал его и был прав, славный воин был вскоре бесславно убит местными крестьянами, когда грабил их, чтобы раздобыть еды для себя и своих людей, а также найти корм для лошадей. Я не убивал Акэти Мицухидэ, больно надо, армию разбил, отчего же не разбить. Просто невозможно спокойно жить, когда за твоей задницей стоят несколько тысяч вооруженных убийц... вот и пришлось разбить и эту армию. Но народная молва назвала меня мстителем за жизнь Ода, я не возражал.

За эту победу на совете в замке Кийосу, где решался вопрос наследства рода Ода, на мою сторону встали генералы Нива Нагахиде и Икеди Тацуоки. Против меня были Токугава Иэясу и сын Ода - Ода Нобутака. Но с Токугава-сан я договорился, после чего мы вместе склонили Ода Нобутака добровольно уйти из жизни. К слову, мы не предоставили ему большого выбора. После смерти сына Ода остался его трехлетний внук Санбоси, который, понятное дело, не мог править территорией, завоеванной его дедом, поэтому совет отдал мне большую часть владений Ода, и я стал регентом-советником нового главы рода Ода - его маленького внука. Токугава тоже получил немало, и против нас теперь выступал только Сибата Кацуие. Мы сцепились в 1583 году в битве при Сидзугатаке, но у него не было никаких шансов, к тому ж на нашу сторону перешел его союзник Маэда Тосиие. Вместе мы оттеснили Сибату к провинции Етидзен, где он был окружен в замке Китаносё.

Взяв в кольцо крепость, мы недолго осаждали ее, вскоре сам Сибата и его жена совершили сэппуку, и крепость пала, а у меня уже не осталось таких влиятельных врагов.

Я продолжал дело Ода, объединяя разрозненные княжества под своей железной властью, карая неподчинившихся огнем и мечом. Но тут против меня неожиданно выступил мой же союзник Токугава. Мы сшиблись в 1584 году в битве при Нагакуте, где Токугава вдруг одержал верх над твоим стариком! - Хидэёси беззлобно рассмеялся. - Да, я проиграл Токугава-сан, и тот мог принудить меня к сэппуку или казнить, но Иэясу вдруг сам пошел на мирные переговоры, признав себя вновь моим союзником и даже передав мне в качестве заложника своего старшего сына! Все дело в моих крестьянских корнях, мой милый, - остановил он вопрос, готовый сорваться с языка сына, - даже если бы Токугава и убил меня, за моей спиной к тому времени были уже такие богатства, такая большая территория, на которой сидели мои люди, что ему было выгоднее не ввязываться в дальнейшие распри со мной. Я отверг сына Токугава-сан, требуя, чтобы он сам явился в Киото, где я тогда сидел. Пришел и признал свою зависимость лично. Я думал, что если он явится ко мне на поклон, все поймут, что он сдался уже окончательно. Но что ты тут будешь делать, проклятый аристократ решил потопить меня в своих письмах, удушить пустословием. Я выдал за него свою сестру Асахи и отправил к нему заложницей нашу престарелую мать, доказывая таким образом Иэясу, что не намерен убивать его в Киото. Разумеется, он не смог отвергнуть мою сестру - это было бы недопустимым оскорблением. Когда же он увидел мою мать, то понял, что за благо ему самому явиться ко мне, а не терпеть рядом с собой - утонченным аристократом - этих, прямо скажу, вздорных и сварливых крестьянок. После того как Токугава в 1586 году признал свой вассалитет - во, какими словами они выучили меня изъясняться! - я сделался единственным признанным наследником Ода Нобунага. Я стал Тайку!