Глава 3
Планета Рамина. Княжество Переяславское. Изборск. 14.06.1804 год от Исхода

Ратмир подал сигнал.

Воины Четвертой Волчьей сотни, озираясь, опустились на корточки в глубине оврага, занимая заранее оговоренные позиции. Богдан Рык, первый десятник, подал знак с дальнего конца линии, и Ратмир кивнул. Каждый его боец знал, что делать. Степняки остановились на ночной привал. Приблизительно в десяти километрах отсюда был небольшой, но богатый городок Изборск — главная цель находников.

От росских княжеств эти земли отделяло несколько горных перевалов и семьдесят километров лесных дорог. Если смотреть на карту, то это было похоже на язык леса, глубоко выдававшийся в степь. Вот на кончике этого языка и находился Изборск, торговый форпост росских земель.

Небесное коло уже садилось, и Ратмир не сомневался, что вонючки собираются налететь на беззащитный городок перед самым рассветом. Пока он наблюдал, прикидывая, что делать дальше, степняки закончили разбивать лагерь. Смотря на них, сотник убедился, что, как он и предполагал, в набег пошел молодняк непуганный. Посты расположены как попало, а часовым явно недостает дисциплины. Вместо того чтобы следить за округой, они в основном болтали друг с другом и шатались от поста к посту, передавая друг другу бурдюки с бузой. Понаблюдав за ними еще некоторое время, Ратмир пришел к выводу, что нужно атаковать первым. Хотя врагов было втрое больше, он рассчитывал на преимущество внезапности и выучку своих воинов — во всяком случае, надеялся, что росские воины окажутся лучше.

Для восемнадцатилетнего княжича Ратмира Переяславского, четвертого сына князя Ярослава, этот бой должен был стать первым. В начале весны, три месяца тому назад, его выдернули из своей деревеньки, в которой он занимался чтением научных трактатов и валянием с девками на сеновалах, доставили в Переяславль пред суровые отцовские очи и дали под командование сотню пеших воинов из родового отцовского клана. Сказали «служи честно, будешь наместником Изборска» и отправили на границу. Сотня Волков — сила немалая, но командовать ею тоже уметь надо, поэтому молодой сотник в основном учился, а заправлял всем опытный первый десятник Богдан. Прочие вопросы решал городской Торговый совет, и все дела наместника ограничивались собиранием налогов раз в год.

Всю весну и часть лета сотня молодых парней бродила пешим порядком вдоль границы, нарезая круги в районе Изборска. Однако степнякам было не до набегов, с востока на них самих второй год подряд шло вторжение. Купцы баяли, что идет племя неведомое, в силах тяжких, грабят и убивают всех подряд, а трупы убитых едят. Помнится, отцовский боярин — Первак Серебристый Лис, который отвечал в Переяславском княжестве за разведку, — в этом случае только посмеивался. После чего делал князю подробный доклад, сколько воинов в племенах степных, а сколько у захватчиков, каковы тактика у них и вооружение, кто первые воители и каков прогноз на будущее. По всем признакам и разведданным выходило, что завоеватели из племенного союза кублат в этом году добьют все-таки тарков, после чего осядут в их землях и пару лет будут восстанавливать свои потери. В то, что кублаты начнут совершать набеги на земли росских княжеств, сомнений не было, но до этого времени было как минимум года три. Для начала это будут небольшие партии разведчиков, которые попробуют россов на крепость и осмотрятся, где и чего можно хапнуть.

Вот с такой партией в три сотни сабель и столкнулась Четвертая Волчья, но не через три года, как давала прогноз разведка боярина Первака, а в первый же. Находники перли внаглую, не прячась и никого не боясь, уверовав после победы над тарками в свою непобедимость. Первую кровь на землях россов они уже пустили — вырезали рыбацкую артель в семь человек на Омутном озере. Вот по дымам от сожженных рыбацких промыслов и вышла на них сотня, так что этой ночью все убийцы должны были сами умереть.

Прошло пару часов, и после неслабых возлияний и сытного ужина степняки затихли. Ратмир еще раз посмотрел на их лагерь и убедился, что часовые еще больше расслабились. Он соскользнул на дно оврага и отдал приказание своим воинам. Вся сотня, как один человек, в полной тишине поднялась и пошла к стоянке будущих трупов. Ратмир подобрался на расстояние вытянутой руки к осоловевшему часовому и бросил ему за спину маленький камешек. Тот непроизвольно обернулся в сторону лагеря, и свет ближайшего костра на мгновение ослепил его.

Сидящий возле костра кочевник спросил:

— Вот хой, Салхат?

— Нитхой, — ответил часовой. Повернулся опять, но лишь для того, чтобы увидеть перед собой Ратмира. Поднять тревогу он не успел, ударом кулака в кадык Ратмир сшиб его с ног и, подхватив падающее тело, аккуратно уложил на землю.

— Салхат? — спросил степняк у костра и привстал, безуспешно пытаясь разглядеть что-нибудь в темноте.

Ратмир сделал попытку подражать голосу часового:

— Нитхой.

Попытка оказалась неудачной, степняк вскочил и что-то закричал. Прежде чем он успел вынуть из ножен саблю, Ратмир прыгнул на него, как рысь на зайца, ухватил за халат и опрокинул на землю. Приставив кинжал к его горлу, резко надавил и, оставив бьющееся в предсмертной агонии тело, быстро вскочил на ноги.

Обойдя костер, молодой сотник прирезал еще одного, который лишь недоуменно моргал, не понимая, что смерть уже пришла за ним. По всему лагерю раздавались крики и стоны — росская сотня вступила в бой. Рядом с Ратмиром раздались характерные звуки ударов стали о сталь, и он, выхватив из-за спины меч, рванулся туда. Два молодых росса рубились с одним степняком, а еще один росс валялся на земле с разрубленным плечом. Степняк был явно не из простых: халат шелковый, дорогой, да и рубился красиво. При этом он постоянно что-то громко выкрикивал, и на его зов сбегались рядовые находники. Подскочив к степному батыру сзади, Ратмир без всяких сомнений и терзаний рубанул того по неприкрытой голове. Резко развернувшись, он принял на клинок саблю другого подбегавшего степняка. Этот противник был слабеньким, и он одолел его один на один довольно быстро. Когда и этот степняк упал на траву, Ратмир огляделся. Бой заканчивался, кублаты в ночном бою, да еще без своих коней, мало что могли противопоставить Волчьей сотне. Молодые воины не щадили никого, понимая простую истину, что каждый уцелевший степняк сейчас — это еще одна вражеская сабля завтра.

К Ратмиру подошел десятник Богдан, вытирающий куском рваной холстины свой меч от крови.

— С почином тебя, княжич. Пяток вонючек все же сбегли, но далеко не уйдут, все охотники окрест еще с вечера оповещены, да и стража городская поутру подойдет на конях. Двоих кублатов повязали, но никто по-ихнему не понимает, купцов надо спрашивать, наверняка найдется толмач. Как ты, сотник, от крови не тошнит?

— Нормально, Богдан, нормально. Телка когда режешь, тогда жаль, а эту погань чего жалеть? Шли за добычей, а сами ею и оказались, — ответил Ратмир. — Сколько наших полегло?

Десятник чуть помедлил.

— Наших пятеро насмерть, четверо тяжелых и полтора десятка легких. Для первого боя потери никакие, легко отделались. Пятеро за неполные три сотни — такого давно уже не было, хоть былины слагай. И еще, сотник, что сказать хочу, ты себя за погибших не кори, а то всякое поначалу бывает. Наши парни сейчас уже в Ирии, с Перуном за одним столом про дела наши сказ ведут.

— Нет, десятник, не об этом я задумался. Ты ведь опытный вояка, в войсках второй десяток лет. Вот сам и посуди — почему мы? Почему мы, новобранцы, на границе? Где дружинные конные сотни, которые здесь до нас стояли и тарков гоняли по степи? Почему ополченцев в полки сколачивают и гонят не к восточной границе, а к южной? Где восемь тысяч варяжской пехоты, нанятой зимой за золото? Вопросов много, а ответ вырисовывается один. Ладно, нам никто ничего не говорит, наш городок на отшибе, но и мы ведь не дурачки. Понял, про что я речь веду, Богдан? — спросил Ратмир старшего десятника.

Тот нахмурился и ответил:

— Сам про это думку думал и ответ, княжич, загадке твоей знаю наверное. Империя Хун опять на романцев пошла — все наши войска там. К чему разговор этот подвести хочешь?

— Да все просто, дядька Богдан. Пока хуны романцев бьют, а наши князья полки туда отправляют, как бы нам самим тут не сгинуть. Нам говорили, что кублатов не будет, единственное, что может быть, так это тарки разбитые на нас выйдут. Мы с нашей сотней — на отшибе, на нас первых кублаты наедут, сегодня их три сотни было, а в следующий раз, может, и три тысячи будет. Да и не за пастбищами они в эти степи пришли. Всех мужей старше восемнадцати зим не сегодня, так завтра в войска заберут, а нас здесь сотня только, неполная уже. Наши князья за хунской великой бедой про степную забыли, и земли эти потерять мы можем очень быстро. В лесах укрепрайоны из сети засек строить надо, и так, чтоб дороги через перевалы прикрыть. Говорю тебе это, так как понимаю, что не только науке воинской обучать меня ты приставлен, но и приглядываешь, чтоб измены я не сделал. Все же хоть я и четвертый сын, но княжеский. Поддержишь меня, дядька?

Богдан ухмыльнулся и ответил:

— Хм, вишь ты, «дядька», а позавчера старым жлобом называл. Поддержу тебя, княжич, дадены мне полномочия, чтоб все вопросы решать быстро.

Понимаю, что не за власть ты биться будешь, а за землю нашу. Помощь из княжества подойдет, но пока гонцы или даже голуби до Переяславля доберутся, времени немало пройдет. Да пока хоть какие-то войска соберут из оставшихся и молодняка, месяц, а то и два минет. Надо пленных трусить, определиться, что это было. Если набег, то одно, а если разведка, то другое.

Тем временем наступил рассвет, и из города примчались два десятка стражников, а чуть позже появились местные охотники. Проблема с убежавшими степняками была решена — все они нашли свою смерть на лесных тропах, ни один не ушел. Трупы степняков стаскивали к оврагу, в котором ночью сидели россы, и скидывали туда. Всех лошадей и трофеи отправляли в Изборск, на наместничий двор.

К полудню нашли купца, который в своих странствиях сталкивался с кублатами и мог мало-мальски балакать на их наречии. Приволокли одного из пленников, который оказался десятником из свиты большого хана Бурытая, и начали допрос. Тот долго не ломался и выдал не только все, что знал, но и о чем только догадывался, а знал он немало. Второй был рядовым и мог рассказать меньше, чем предыдущий, но он подтвердил слова своего десятника.

После слов пленных начала вырисовываться картина событий, происходящих в степи, и была она для россов отнюдь не радостной. Семь лет назад союзные хунам восточные степные племена касмаков напали на кублатов, и те под страхом полного уничтожения стали отходить на запад, так как только в той стороне остались свободные дороги. В итоге кублаты, увлекая или уничтожая другие народы, дошли до реки Герон и столкнулись в этих местах с тарками. Этим летом тарки потерпели сокрушительное поражение, и к кублатам прибыло посольство империи Хун. Они выставили требование: пропустить их войска через степи, предоставить продовольствие, лошадей и проводников на землю росских княжеств. Кублаты приняли эти условия, не раздумывая долго, теперь это был народ грабителей, а не пастухов и скотоводов. За годы скитаний выросло целое поколение, мечтавшее лишь о сражениях и победах. Так что предложения хунов встретили горячую поддержку у большинства ханов и батыров. Голоса стариков и противников новой войны после небольшой и быстрой резни стихли навсегда.

Во все стороны к росским границам были отправлены десятки отрядов, и эти три сотни оказались одним из таких. У каждого отряда были проводники из тарков, и у них они также имелись, целых три человека. Но, видно, проводники оказались ловкими парнями и пару дней назад смогли удрать. Старшим в отряде считался сын хана Бурытая, сотник-батыр Улугер, и он приказал двигаться дальше. Именно он задавил двух других сотников авторитетом и убедил их в слабости местных людей. Всего, по показаниям пленных, кублаты могли выставить семь туменов конницы, что само по себе сила не малая, а еще были тридцать туменов хунских войск, которые должны были подойти в ближайшее время.

Узнав, что хотел, Ратмир отправил пленников в город на конях. В сопровождение выделил десяток стражников и наказал купцу известить Городской совет о полученных сведениях. Также ему надлежало взять писаря и более подробно записать все, о чем говорили кублаты. Причем записывать следовало любую информацию, от военных хитростей и имен правящих ханов до обычаев и жизни в быту. Новое племя, иные нравы — кто знает, что может быть полезным.

— Наместник! — окликнул его один из охотников, подтаскивая и бросая под ноги грязного и исцарапанного человека. — Вот, в лесу отловили, говорит, что тарк, из проводников. Чего делать-то с ним?

Ратмир развернулся, посмотрел на пленника и спросил лесовика:

— А сам он чего хочет?

— Да плачется на судьбину свою горькую и хочет служить верой-правдой тебе, наместник. Ты за его род убийцам отомстил, так что он теперь себя рабом твоим верным считает.

— Пусть будет так, отведи его к десятнику Зимогору и скажи, что это его новый воин, взамен павшего Бравлина.

Пока сотня шла к городу, весть о первой победе Четвертой Волчьей разнеслась по всему Изборску, окрестным деревушкам и промыслам. Поэтому торжественная встреча победителей Ратмира не удивила, но количество встречающих впечатлило. Не менее пяти тысяч человек собрались на торговом поле подле стен. Поскольку торжище было большим — ведь степняки-тарки пригоняли порой по несколько тысяч лошадей зараз, — то мест хватило для всех, да еще и осталось. Впереди людского моря, на дороге, стояли пять самых тороватых и уважаемых городских купцов — весь местный совет. Это было признание пусть не главенства молодого наместника, но равенства уж точно. Теперь с советом можно было не только обсудить возникшие проблемы, но и пытаться их решать.

Встреча прошла как и положено. Официальные лица соблюдали солидность, серьезность и сдержанность. Простой люд радовался жизни и, разумеется, вытаскивал на торжище столы и лавки, на которые тут же ставились лучшие запасы из погребов, а рядышком — бочонки с хмельным. Проявив вежество, Ратмир посидел с торговцами, горожанами, крестьянами, охотниками и своими воинами за общим столом. Опрокинув не одну чару меда за славную победу, он почувствовал огромную усталость, скопившуюся за эти два дня, и отправился отдыхать.