Часть третья. Малыш
1
Местер Санди ничего больше не напишет. Его убили, а кости его ррит пустили на украшения. Им безразлично, кем был ненавистный х’манк. И их за это не упрекнешь. Теперь работы А.М. Дарикки еще больше прибавят в цене. Хоть он и так был живым классиком. Невесть чьи картины в холле Мраморного дома не вешают.
Это потеря.
Но нелегальных туроператоров и охотников за кемайлом мне почему-то не жаль. Пусть среди них были вполне обаятельные люди, вроде хозяина моего ангара. Они знали, где находятся. Не думаю, что одному местеру Хейнрри лезли в голову мысли о реванше. Редкий фронтирский колонист заявил бы, что не боится ррит, это отнюдь не считалось постыдным.
Деньги сильнее страха. И все.
Я думала об этом, пытаясь отвлечься от того, что у меня жутко чешется шея. Сквозь длинные прямоугольные окна под самым потолком, забранные толстой решеткой, пробивался дневной свет. Честное слово, лучше бы лампы были. Гнойно-зеленые стены палаты превращали естественные лучи во что-то омерзительное.
Не знаю, почему это все напоминало мне больницу. Может, потому, что я лежала на спецкушетке в фиксаторах, как буйнопомешанная.
Меня прохватил смешок.
Да, вот на это ума у них хватило. Увы. Хорошие, мощные фиксаторы, они бы и нукту удержали. Если б меня просто заперли, я бы могла раскурочить замок с помощью биопластика. А там, чем не шутит судьба, и выбраться на волю. С охапкой боевых лент это не такое уж фантастическое допущение.
В этот раз тем, кто пытался меня схватить, повезло меньше, чем в прошлый. Хотя больше, чем в позапрошлый. Я не успела выделить боевую ленту из общей массы пластика на моем теле. А то бы появились трупы. Пластик даже в защитной роли весьма эффективен.
Конечно, экстрим-операторов учат драться. Хотя мы никоим образом не мастера боя. Разработанный для нас специалистами комплекс приемов, строго говоря, не воинский, он больше для диверсионной деятельности. Но кое-что я умею, а пластик удесятерял мою невеликую силу. Одному парню я вырвала руку из сустава, второму теперь придется вставлять новые глаза.
Третий прыснул мне в лицо из баллончика. И очнулась я уже в кандалах.
Но они не сумели снять с меня биопластик.
Было над чем поглумиться. Они еще раз пытались, когда я пришла в себя. Хрен им. Я на удивление нервно устойчива. Я сохраняла спокойствие. И пластик оставался единым целым с моим эпидермисом. Разве что эффект увлажняющего крема производил. Они бы сумели выделить его, только содрав с меня кожу.
Но это в их планы не входило.
Пока.
Пока что я лежала в синтетических петлях, которые не могла порвать даже искусственно усиленными руками. И ждала. Когда ко мне придут, и поведут, и покажут Лучшего Самца Человечества. Ха! Все повторяется. К несчастью, трагедия снова повторяется как трагедия, и посмеяться над ней выйдет только сквозь слезы.
А ррит, между прочим, спели лебединую песню. Последний великолепный удар самой воинственной расы Галактики. Им можно восхититься. Потому что все, чего они на самом деле добились — так это того, что Совет больше не будет жалеть денег на бомбардировки. Несчастный Фронтир, ненадолго вернувший гордое имя Ррит Кадары, бомбить будут так, что распылят литосферу на километр в глубину. И все. И жалкие остатки наших самых страшных врагов вымрут на очень удаленных планетах.
Огромный ядерный запас, накопленный для междоусобиц, во время войны пустили на благородное дело. Лежи у Совета в закромах наследие предков, он бы не жался.
Я думала о всяких посторонних и совершенно неважных вещах. Гадать и томиться в неведении как-то не выходило. Даю зуб нынешнего главы Совета, что похитили меня приятели покойного Экмена. Язви его в задницу на том свете. Сколько еще меня будет преследовать Фронтир? Я устала. Я чувствую, как старею, это неописуемо мерзкое чувство. А ведь биопластиковый контур еще замедляет процесс… Мне уже тридцать, а у меня так мало хороших воспоминаний. Я часто ныряла в них, когда мне было совсем плохо, и они уже стерлись. За полгода без Аджи я устала смертельно, я только сейчас начала понимать, чем он на самом деле был для меня. Батарейкой. Энергоблоком. Нукта-воин, готовый без устали убивать и любить до гроба. А я еще думала, почему же мне так нравится его тормошить. Мне причиталась часть его силы. Как его самке.
И пусть сдохнет тот, кто плохо об этом подумает.
Я еще раз дернулась в фиксаторах. Без особой надежды, просто от злости. Сейчас биопластик не питал меня, а наоборот, забирал лишнюю энергию. Вот и хорошо. Такие минуты у меня случаются редко.
Дверь отворилась.
Меня не осмелились освободить. Так и везли по коридору, в фиксаторах, поставив кушетку на колеса. Точно на операцию. Тайное общество врачей-убийц. Я думала, о чем меня будут спрашивать. В смысле, зададут ли какой-нибудь новый вопрос. И убьют ли, получив ответы. Или не получив.
Меня казнили. Я давно мертва. Даже несколько раз. Можно мне спокойно полежать в могиле?
Я была зла. В груди кипел нервный смех. Но я совершенно не испытывала страха.
Я не допускала этого. Потеряй я контроль над собой, биопластик немедленно выделился бы из кожи. И его могли бы снять. Поэтому я смеялась про себя, ядовито и гнусно. Издевка помогала держать нервы. Это снимают кино. Глупое, банальное и бездарное.
Неведомые «они» отнюдь не были дураками. И знали всю опасность квазиживого вещества, покрывавшего мое тело. Подумалось, что я бы могла выделить ленты и пустить их в бой, когда увижу допросчиков. Но в тот же момент между мной и тремя пустовавшими пока креслами опустилась прозрачная стена. Наглухо. Неприятно иметь дело с умным человеком.
Стена потемнела, а в лицо мне ударил свет. Вот это бессмысленный ход. Пластик аккуратно родил мне тончайшую корректирующую пластину, и я сполна наслаждалась лицезрением врага. Язви их тридцать раз.
Вошло четверо. Даже при всех мерах предосторожности они не смогли отказаться от секьюрити. Пара бугаев осталась стоять у стены. Двое сели. Одно кресло осталось пустым.
Сквозь пластину я прекрасно различила их лица.
Мне стоило огромных трудов сохранить спокойствие. Еще немного, и биопластик снова проявится в экзоскелет. Нельзя допустить такого. Станет намного хуже.
Рядом с незнакомым мне рыжеватым мужчиной средних лет сидела местра Арис.
Модница. Туристка. Шикарная дама.
В этот раз на ней не оказалось косметики. Стало видно, что она гораздо старше, чем выглядела. Возможно, старше меня.
Ее глаза были как две оскаленные пасти.
Так она, выходит…
Холод у меня в груди затвердел. Кусок льда. Местра Арис смотрела на меня. И никакого гламура не было в ней. Я знала, что не изменилась в лице. Вот не думала, что от своей атрофии смогу получить какие-то положительные эмоции.
Выходит, мой паззл куда больше и сложнее, чем казался.
Неужели все это было просчитано?
Что — «все»?
Не могу. Даже предположить не могу, что это за план. Сколько у него уровней. Мозгов не хватает. И обстановка как-то не та, чтобы спокойно поразмышлять…
— Здравствуйте, местра Лорцинг.
Стекло, или что там его заменяло, оказалось звуконепроницаемым. Я видела, как двигаются губы рыжей личности, но звук втыкался мне в затылок из динамиков на стене. Виски немедленно заныли.
— Вы не представляете, как я рад вас видеть.
Еще бы. Блондинка в цепях. Эротичнейшее зрелище.
Он сказал «Лорцинг»? Док Андерс знал, что я Хенце… Этот не из их компании? Или просто так языком болтает?
— Я польщен, — донеслось из динамиков, и рыжеватый улыбнулся.
Одно из двух. Либо это исполнитель низшего ранга, которому так мало платят, что он не может сделать себе нормальные зубы. Либо это настолько большой босс, что ему плевать на собственный имидж. За него скалятся публике профессиональные юристы и дублеры, мишени для киллеров.
Ни то, ни другое в сложившихся обстоятельствах не тянет на истину.
— Мне льстит, что вы позволили мне выиграть этот матч.
Он меня с кем-то путает? Не похоже, что у него ушиб мозга.
— Прошу прощения, но мы вынуждены были так поступить с вами. Вы сами отказались гарантировать нам безопасность.
Я? Им? Гарантировать безопасность?!
— На вас находится живое оружие, — менторским тоном разъяснил рыжий. — Многочисленные несчастные случаи дали основание утверждать, что человек не в состоянии контролировать подобные элементы вооружения с достаточной степенью надежности.
Арис скосила взгляд. Похоже, рыжий местер ее утомляет.
Меня тоже.
— Думаю, вас интересует, зачем и почему вы здесь.
Он выдержал паузу. Это было лишним. Потому что я успела ответить:
— Нет.
Так-то, парень. Ты очень хорошо моргнул, растерянно. Первое дело — оборвать словесные излияния. Теперь ты еще подумаешь, что дальше. А я тем временем соберусь с духом. Что-то у меня в груди нехорошая дрожь…
— Не интересует? — с нелепой улыбкой переспросил он.
— Все возможные причины известны мне лучше, чем вам.
Он откинулся на спинку кресла и сощурился.
— Вы великолепны.
У рыжего плохо получалось изображать Лучшего Самца. Тестостерона маловато. Вот и Арис со мной согласна.
— Вы тоже, — я улыбнулась. — Могу я узнать, с кем имею дело?
— Пауль.
Врешь, рыжий. Никакой ты не Пауль. Это и ребенок бы понял. Впрочем, неважно.
— Я желал бы, — ласково сказал лже-Пауль, — все-таки услышать от вас кое-какие ответы. Для начала. Ничего личного. Мое маленькое хобби — разгадывать головоломки. Вашу я почти разгадал, как вы сами видите… и физически ощущаете. Но меня просто-таки терзают некоторые детали, оставшиеся в тени. Окажите любезность, очаровательнейшая местра Янина.
Дешевый фильм. Лже-Пауль и говорит-то в точности как Главный Злодей. Только по сценарию сейчас бы следовало ворваться супергерою или лопнуть кандалам. Чего, к сожалению, не случится. Бред. Это какой-то бред. Я ничего не понимаю. Психбольница с усиленным режимом. Пауль точно приходится Хейнрри Андерсу не то кузеном, не то племянником. Уж очень методы схожие.
Выпустите меня. Я ничего не знаю. Мне очень плохо…
Полное непонимание. Шок. Еще чуть-чуть, и схваченный фиксаторами ужас вырвется. И сожрет меня. И это уже буду не я, а липкий комок страха. Бьющийся в истерике, третьей в жизни. Ничего не соображающий, а стало быть, уже мертвый.
Я попыталась думать о другом. О веселом и легком. Несуразном. Потешном. Это всего лишь плохое кино, а я не могу выйти из кинозала. Надо скоротать время.
…вот Эльса с радостным воплем «Хво-о-ост!!» дергает Ирлихта за названную часть тела. Нукта оборачивается, на морде у него ясно светится «Не понял». А на шее блестит золотая косичка эльсиного аксельбанта.
Они оба погибли. Грузовозы еще даже не вышли за пределы Солнечной системы, к ним не успел присоединиться конвой.
Еще! Другое!
— Я не могу понять, — доверительно вещал Пауль, — почему Особое управление с такой легкостью вас сдало. Вы чем-то разозлили босса? Или это очередной план? Или ваши уникальные возможности уже не столь уникальны?
О чем он?
…когда «стратегические» на Таинриэ впервые садились пить, дядя Гена объяснил нам, как положено начинать застолье в войсках молчаливого доминирования. Первый тост такой: «Выпьем же за одну маленькую планету, которая е**т всю большую Галактику». Второй: «Выпьем же за ее могучий космический флот, посредством которого она это делает». И третий: «Выпьем же за нас, неустрашимых хуманов!»
Неустрашимый русский мертв. Как и предполагал, не от выстрела. Метательный нож пришпилил его горло к переборке.
Другое! Неужели у меня нет ни одного веселого воспоминания?!
— Может быть, вы расскажете мне свою версию событий?
— Расскажу, — согласилась я. — Боюсь, она вам не понравится.
Пауль заулыбался.
— Значит, так и было задумано? — осведомился он. — А Центр не позаботился о том, что вы смертны?
— Я уже казнена. Центру я безразлична.
— Второе — ложь, — с удовольствием опроверг Пауль. — Суперагент не может быть безразличен командованию, казнен он официально или нет.
Ах вот как… кто-то принял меня за суперагента.
То ли они совсем идиоты и не понимают разницы между работой агента, работой коммандо и работой экстрим-оператора. То ли это действительно очень плохая, очень опасная для меня ошибка.
— Я экстрим-оператор. Вы знаете, что это значит? И не более того.
Пауль грустно вздохнул.
— Милая Янина. Казалось бы, здесь, в таком положении, вам не стоит придерживаться такой примитивной легенды. Придумали бы что-нибудь посерьезней.
Я бы придумала, Пауль, честно. Понять бы только, чего тебе от меня надо.
— Хватит, — сварливо сказала Арис. — Вы собираетесь до вечера пикироваться? Лорцинг! Тип задания! Режим! Категория!
Какого задания? Фронтирского? Так оно уже месяца три как закрыто…
— Не злите меня, — выдохнула Арис.
— Тип — точечная аннигиляция, — скучно сказала я. — Режим стандартный. Категория — особая.
— Вы много узнали, — подколол Пауль.
Не злил бы ты ее, в самом деле, а?
— Заткнись, — сквозь зубы сказала Арис.
Милая местра, почему вы такая злая? В вас что-то не то вставили?
Издевательства. Я держалась на том, что осмеивала их про себя. Пока что держалась. А если им надоедят разговоры? У меня относительно высокий болевой порог. Но это ничего не значит. Люди даже ррит умеют сводить с ума пытками…
Не думать!
— Имя.
— Янина.
Арис зашипела.
— Имя человека, которого вы должны устранить.
— Генри Андерс.
— Не прошлое задание. Это.
Язви тебя…
— Арис, — мирно сказал Пауль, — она имела в виду прошлое задание. Сейчас может быть другое.
— Тип, режим, категория?
Правда, что ли, придумать, как Пауль просил?
— Информационный, — наобум сказала я. — Секретный. Стандартная.
Лицо Арис так замысловато поиграло чертами, что я почувствовала зависть.
— Как вы относитесь к электрошоку? — мягко спросила туристка.
Пауль поморщился. Арис перевела дух и продолжила:
— Пока мы попрощаемся с вами. А вы обдумайте на досуге ответ. И еще подумайте о тупых тяжелых предметах. И ограничении дыхательной свободы… увезите.
Твою мать. Догадайся я на Фронтире, кто такая местра Арис, Аджи тут же узнал бы, кому откусывать голову. Может, еще и не случилось бы ничего плохого. И я шла бы сейчас на очередной «смертный» заброс. Это отчаянно страшно и тяжело, но с Аджи все-таки не так тяжело и страшно, как одной… Самка-Аджи даже не успела поднять первый выводок. Она была оружием ближнего боя, бессильным против бортовых пушек линейных кораблей. Наших же линкоров. Захваченных ррит благодаря глупости и халатности каких-то неведомых мне людей. Надеюсь, их убили.
Между прочим, прошло уже много часов. И мне очень нужно встать и кое-куда сходить. Охраны не слышно, камер не видно. Стало быть, здесь тоже сенсорные камеры, дорогие, но мультифункциональные.
Я дернулась и заорала.
Может, конечно, они решили таким образом начать воздействие…
— Какого…? — искусственным голосом спросил невидимый динамик сенс-камеры.
Я сообщила.
Динамик похрустел, смутно выругался, почему-то по-французски, и сказал: «Щас». Я немного повеселела. Человек явно костерит не меня, а обстоятельства. Это хорошо. Показатель.
Минут через десять дверь распахнулась на полную ширину. В комнатушку въехало сооружение, больше всего похожее на холодильник.
— На, — сказал угрюмый мужик неопределенного возраста, придвинув коробку к стене. — Цивильно, как в лучших домах. Чтоб не вопила, что камеры. А просачиваться все равно некуда, — он хохотнул и удалился.
Элементарно, Ватсон. Вы никак в холодильник…
Какая разница сенсорной камере, есть визуальный контакт, или нет? Все равно она пишет не столько картинку, сколько мои биоритмы. Но странно: то заводят речь об электрошоке, то берегут естественную стыдливость.
А снимать с меня цепи они не собираются?
Пришлось снова заорать.
— Подергаться лень? — спросил невидимка. Как к дитю малому обращался. Словно даже школьник знает — как только за тюремщиком закрылась дверь, зэк должен подергаться.
— Замок открывается не ключом, а с пульта, — сообщил динамик. — И давно открыт.
Я пошевелилась. Петли соскользнули.
