2
Вот как он будет обратно прицеплять меня к кушетке, милейший местер не подумал. А может, забыл. Выключить связь он тоже забыл, и я с начала до конца насладилась тирадой начальства. Ругалось начальство виртуозно. Кажется, это был Пауль.
А потом я поняла, что ко мне идут.
Сколько их? Сколько войдёт? Я не могу подготовить ленты заранее, сенсорная камера это обнаружит. Не меньше секунды уйдёт на каждую. Очень много. Можно и быстрее, но этому надо учиться у специалистов… Я села спокойно. Замедлила дыхание. Попробуем.
Грохот. Как будто что-то упало. Гневный крик. Не разобрать слов.
Щелчок замка. Дверь. Шорох тяжелой стали по бетону пола.
Лента едва не рванулась в воздух. Едва не убила его. Каким-то чудом я успела отменить приказ.
— Эндрис! — я чуть не расплакалась от радости. Все-таки полиция на что-то годна. — Эндрис, это я!
Он улыбнулся, ободряюще, дружески. Дыхание сбитое. Волосы взъерошенные и мокрые от пота.
— Прости, что не пришел раньше.
Я вскочила с обрыдшей кушетки, как со сковородки, и кинулась к оперативнику. Тот раскрыл объятия, и я прижалась к нему, уткнулась лицом в шею. Эндрис погладил меня по волосам и спине. Я не удержалась и захлюпала.
— Ну… не надо… Всё, — сказал он. Отодвинул меня и заглянул в глаза. Я моргнула.
— Правда?
Детский вопрос. Вырвалось. Мне так хотелось, чтобы и правда — всё. Эндрис неловко улыбнулся.
— Похоже на то.
Худой, высокий. Он очень устал, хоть и не показывал виду. Я ощущала это каким-то шестым чувством. Оперативник был в штатской одежде, но продуманной под драку. На бедре, поверх джинсов, пристегнуто ременное крепление для полуавтомата. Я знаю, у меня когда-то тоже такое было. Эндрис заметил мой взгляд и коротко объяснил:
— Пустой. Бросил.
— Был захват?
— Да.
Он прошел мимо меня и сел. Сгорбился. Я понимала. Мне не нужно спрашивать. Я знаю, что такое захват.
— Вообще-то мы не за тобой, — признался он. Я фыркнула.
— Да я поняла. За нуктихой? Здесь третья база?
Эндрис поднял глаза и невесело усмехнулся.
— Думали, что так. Оказалось, ложный объект. Хотя защищали его, как настоящий. У меня потери…
Мы помолчали. Эндрис теребил браслет. Один, обыкновенный, без феромонной базы. Я хорошо его видела. На память, наверное, носит. Или просто привычка.
— А где мы? — наконец спросила я почти робко.
— Леса. Около тысячи километров от города.
— Твой отряд сейчас уходит?
— Нет. Остаемся еще на пару дней. Расшифровка, обыск, тому подобное.
— Но меня довезут в город? Я поеду в питомник.
— Извини, — сказал он. — Мы не можем тебя отпустить.
Я сначала не поняла.
— Неразглашение? Эндрис, на мне висят такие неразглашения, которые тебе и не снились…
— Нет.
— Тогда в чем дело?
— Янина, почему ты здесь оказалась?
— По ошибке.
— А на самом деле?
Я начала злиться. Ладно, раз уж меня считают суперагентом и упрямо не верят ни во что другое, придется подыграть.
— Эндрис, я только что говорила о неразглашениях.
Он протестующе поднял руку.
— Янина, я и в мыслях не держу. Я спрашиваю, чем ты настолько ценна для сепаратистов.
— Ценна? Для сепаратистов?
— Эта база — исследовательский центр. Как я и полагал. Но она заточена не под живое оружие, а под тебя.
Он помолчал. Я переваривала услышанное.
— Впрочем, — тише сказал Эндрис, — я не думаю, что разница велика.
Местра Арис, лже-Пауль и присные. Они успели взять пробы. Пока я была без сознания. Результаты анализов не успели уничтожить, пока лабораторию штурмовали. Эндрис первым делом ознакомился со свежим отчетом.
— Янина, — сказал он, — пойми меня правильно. И выслушай, пожалуйста, до конца. Известно, что все экстрим-операторы психически ненормальны. Не в том смысле, в каком это выражение употребляют обыватели. Вы не находитесь в рамках нормы. Способность к телепатии не является нормой для человека. И слишком тесное общение с инопланетными формами жизни значительно меняет вашу психику. Но их обследование показало еще кое-что. Ты генетически модифицирована.
Я резко выдохнула.
Я это уже слышала.
Ха!
— Это дезинформация, — сказала я.
— Может быть, — согласился он. — Но я не могу ее игнорировать. И… Янина, слишком много аргументов «за». У них было твое досье. Я его прочитал. Извини. Может быть, оно тоже фальшивое, но впечатляет. Ты устраняла людей, которых я без шуток боялся. Ты единственная в природе женщина-мастер. Столько биопластика может носить на себе только уникальный и особо ценный элемент. И, уж извини, но твое лицо…
Люди часто не видят расчета за цепью случайностей. И так же часто воображают умысел там, где есть только совпадения.
Но как мне ему объяснить? Что мне сказать? Что я утаила пластик? Что я просто смертница, которой невозможно везет? Второму он не поверит, а первое чревато жутким взысканием.
— Всё это деза, Эндрис. Мне жаль. Думаю, деза, сработанная специально для вас. Связывайся с Центром. Тебе скажут, что со мной делать.
Эндрис вздохнул. Встал с кушетки. Сутулясь, вышел из комнаты.
И закрыл за собой дверь.
— Я говорила тебе, что ты ничего от неё не добьёшься, — процедила местра Арис.
До конца осознать произошедшее не удалось. Они пустили газ.
Знакомая комната. Прозрачная стена, отгораживающая меня от трех допросчиков. Теперь заняты все кресла. И в центре сидит Эндрис Верес. Если его действительно так зовут. Как обычно, он доброжелателен и спокоен. И кажется чуть-чуть смущенным. Арис кокетливо скалится, кося глазом на его тонкий профиль. Пауль смотрит просто подобострастно. Маска деликатности приросла к лицу Эндриса, ему в ней удобно.
Он здесь босс.
Пить хочется.
— Извини, — сказал он, как только сенсоры показали, что я в относительной норме. — Я искренне прошу прощения. Янина, ты мне симпатична. Если не веришь, что нравишься мне как женщина, поверь, что нравишься мне как оружие.
— Как жаль, что ты тоже из их компании, Эндрис, — у меня перехватило горло от злости. — Правда, очень жаль.
— Из чьей компании? — Он, кажется, действительно не понял.
— Экмена. Того типа, который сделал себе ожерелье из зубов ррит. Хейнрри Андерса, этого клятого Дока… липового…
— Липового? — негромко переспросил он. — Генри Андерс был доктором honoris causa.
— Он был вивисектором, — у меня что-то дрожало в груди. Я опять вспомнила всё это как наяву. Руки похолодели. — И он хотел нас убить. Но Аджи убил его раньше.
— Это большая потеря для человечества, — еще тише, серьезно сказал Эндрис. — Он был одним из величайших ученых нашего времени. Я не думаю, что он действительно собирался тебя убить. Может, ты что-то путаешь?
— Путаю? Он ставил на нас с Аджи опыты. Хотел завести нелегальный питомник боевых нукт. Хотел, чтобы я стала мастером. Но мы убежали.
— И убили их?
— Мы защищались.
Эндрис вздохнул. Арис презрительно искривила губы. Меня трясло. Эндрис не добился от меня той информации, которую хотел, но он раздавил меня. Я не могла отвлечься. Я не могла подумать о другом. Я смотрела на его грустное умное лицо. Он ведь дрался с ррит. И пошел в вольер к Шайе, к самке, оборонявшей кладку, полагаясь на одни феромонные базы. Он нравится мне! Даже сейчас!
Я не чувствовала, что привязана. Что передо мной стена, за которой трое врагов. Я смотрела на Эндриса, и не могла поверить.
— Я не знаю, что там произошло, — проговорил он. — Я не вправе обвинять тебя. Но он действительно был великим ученым. Он не мог действовать только из злого или корыстного умысла, — Эндрис помолчал и вдруг вскинулся. — Так это он выяснил, что ты модифицирована?!
— Это была гипотеза, — мрачно сказала я. — Он не брал проб. Не располагал оборудованием.
— Это правда, — печально сказал Эндрис. — Можешь не верить. Мы располагаем оборудованием… Знаешь, что будет, если ты попытаешься родить ребенка?
— Знаю, — меня захлестнула холодная ярость. — Я снесу яйцо. А ты знаешь, сколько раз каждая из нас это слышала?! Может, тебе интересно, не зоофилка ли я? Имела ли я оргазм с Аджи?!
— Пожалуйста, успокойся, — он поморщился.
Арис улыбалась во весь рот. Идея ей нравилась.
— Я не модифицирована, — выдохнула я.
— Хорошо, — вдруг согласился он. — Доктор Андерс предполагал, что настолько сильные изменения, какие он обнаружил, возможны только вследствие вмешательства в генокод. У меня нет его квалификации, но я готов допустить, что они появились в результате неправильного развития личности.
Неправильного развития личности. Надо же додуматься.
— В конце концов, пример специалистов по анкайи это подтверждает. И Даниэла Лемуш не была генетически модифицирована. Но у нее, как и у ее дочери, наблюдалась тяжелая психическая аномалия.
— Какая аномалия?
— Самоидентификация с живым оружием.
— Эндрис, ты не врач, — я ощутила усталость. — И ты явно не прошел столько психиатрических обследований, сколько я. Кто установил «аномалию»? Кто проводил обследование? Кто установил, ЧТО есть норма?
— Норма существует. Да, она не жесткая, но…
— Эндрис, у Николь был невроз из-за того, что ее отец не уделял ей достаточно внимания. Она об этом прекрасно знала. Она посещала психоаналитика. Ну и что? У нее одной такая ситуация, не у тысяч людей из неблагополучных семей? Что, Рекс в этом виноват?
Эндрис вздохнул с некоторым раздражением. Я разговаривала слишком уверенно для человека в наручниках. Я злилась. У меня был выбор — или злиться, или впасть в истерику. Я не могла бесстрастно смотреть на фальшивого мастера, фальшивого полицейского, у которого было такое чистое, внимательное и грустное лицо. У меня руки потели.
— Хватит, — чуть резче сказал он. — Арис права, тебя невозможно убедить.
Хейнрри, помнится, тоже на что-то такое сетовал… Да, верно, я очень устойчива. Во всех отношениях. У меня в досье это указано. Как одно из достоинств. Но я не машина. Увы.
— Доктор Андерс допустил ошибку. Не стоило вручать мастеру оружие. Я придерживаюсь мнения, что сам институт операторства порочен. Следовало ограничиться использованием живых мин, а не создавать противоестественные семьи из человека и псевдоящера. Помимо прочего, это сводит на нет естественную ксенофобию… Мне жаль, Янина. Но сейчас на Земле многие придерживаются этого мнения. Я думаю, что Академию Джеймсона не восстановят.
Он специально это говорит. Чтобы мне было плохо. Специально говорит с таким искренним и печальным взглядом. Словно ангел-хранитель. Почти ласково. Почти сердечно. Я должна его возненавидеть. Прямо сейчас.
Погибшая Академия.
Нуктовый ребенок, воркующий у меня на коленях.
Рекламный ролик.
…у модели прекрасная фигура и длинные светлые волосы. Портит ее слишком круглое и пухлое личико. Биопластиковый костюм облекает её, как сгустившееся облако, но понятно, что под ним она обнажена. Кадр — веселые голубые глаза, кадр — зеленые холмы под бездонным небом, с которого льется свет. Съемки с аэромобиля — она мчится через море цветов, развеваются волосы. Кадр — модель взлетает на вершину холма и смотрит на раскинувшийся перед ней простор.
Её настигает огромный, великолепный, по-змеиному грациозный боевой нукта. Черная шкура отливает бриллиантовой зеленью. Девушка срывается вниз, и у подножия холма прекрасное оружие, наконец, ловит ее. Кадр — нукта игриво обнюхивает хозяйку.
Ее смеющееся лицо. И строка — «радуйтесь жизни»…
Я помню, гладкие участки брони Аджи сбрызнули лаком. Чтоб блестело.
Эндрис сказал — «естественная ксенофобия»?!
— Так это ваша компания зажигает на Земле? — вырвалось у меня.
— Что… зажигает?
— Ксеноцид.
Он молчал и смотрел на меня непонятным взглядом.
— Я только вот чего не могу понять — зачем вам это нужно? Те, настоящие наци в двадцатом веке — они боролись за чистоту расы. Чистоту породы. Одной из пород Homo sapiens. И все даже тогда скоро поняли, какой это бред. А вы? Вы за что боретесь? Тоже за чистоту расы? Так невозможно же межпланетное скрещивание…
И тут меня осенило.
— За чистоту человеческой психики!?
Эндрис моргнул.
Я была так поражена догадкой, что сама на мгновение онемела.
— Так это же еще горший бред, — выговорила я наконец, почти смеясь. — Люди веками мечтали о встрече с инопланетным разумом, а вы… вы теперь будет нас оберегать? Спасители. Идиоты. Извини, Эндрис.
— Именно благодаря нашему типу психики мы стали доминирующей расой, — ледяным голосом сказал он. — Мы должны сохранить его, иначе погибнем.
— Хорошо, — устало ответила я. — Эндрис, вот ты прочитал мне лекцию. Для этого тебе понадобилось меня фиксировать? Я бы тебя и так послушала. Ты интересно рассказываешь.
Эндрис чуть улыбнулся.
— Во-первых, — виновато сказал он, — ты все-таки оружие. Не только в биопластике, но и сама по себе. И мы боимся тебя. А во-вторых, ты же отказалась мирно и дружески раскрыть мне свой секрет. Приходится действовать тверже. Поверь, я сожалею.
— Какой секрет? — простонала я.
Эндрис утомленно вздохнул.
— Когда ты, наконец, перестанешь… Хорошо. Я хочу знать все о правительственной программе по созданию живого оружия на основе вида Homo sapiens.
Я не помню, что было потом. Теперь уже совсем не помню, а раньше у меня случался нервный тик и сны. С запахом рвоты и жуткой болью во всем теле. Штатные психотерапевты часто оказывались неспособны справиться с нашими проблемами, но мне повезло, я попала к уникальному специалисту. И даже он говорил мне, что пришлось попотеть. Это оттого, что я слишком устойчива. Как к отрицательным воздействиям, так и к положительным.
Туман какой-то. Сплошной туман между тем, как Эндрис в последний раз сказал свое «поверь, я искренне сожалею», и тем, как он вошел за стеклянную перегородку, чтобы снять с меня биопластиковые ленты. Я уже не могла ничего сделать. Я подумала, что сейчас меня убьют, и мне стало почти хорошо.
Как в анекдоте. Меня поймали и долго били, но я им ничего не сказала, потому что просто ничего не знаю…
Эндрис был раздражен. Даже десять боевых лент не порадовали его. Он не мог спокойно принять поражение и избавиться от меня.
Он бил меня по лицу. Не разобрался, что нервов там у меня практически нет. Только жировая прослойка, более-менее естественно сформированная хирургом. Я почти не чувствовала боли, но лицо превратилось в отекшую подушку. Это было неприятно сознавать, несмотря на то, что меня сейчас все равно должны были убить.
После смерти я навсегда поселюсь в рекламном ролике. Где свет с синего неба, и цветут травы, и красивая юная девушка играет с красивым зверем. Где великая Древняя Земля в зените могущества…
Эндрис поймал мой взгляд. Снова занес руку.
Стекло за его спиной лопнуло с оглушительным звоном и грохотом. Осколки еще не коснулись пола, когда мелькнуло под потолком и сбило Эндриса с ног — иссиня-черное, ощерившееся сотней живых ножей… двести килограмм чистой ярости и горделивый боевой клич.
Я потеряла сознание. Я знала, что очнусь на полу, в луже остывшей крови, и увижу над собой морду Аджи.
…Меня несли, перекинув через спинной гребень.
— Аджи?
Он тихо просвиристел что-то.
Я заснула.
