За одну ночь лесной ландшафт сменился болотистым, причем такого типа, который мне в этом мире еще не приходилось встречать. Над густой и длинной, выше человеческого роста, травянистой растительностью кое-где виднелись раскидистые кроны отдельных деревьев. Часто попадались заросли сплетенных ивообразных кустов, иногда тянущихся на несколько сотен метров. Вскоре выяснилось, что они скрывают за собой островки и острова твердой почвы. А поскольку ни пляжей, ни суши, к которой есть проход, нам не встречалось, до берега удавалось добраться, только продираясь сквозь ивы. Над сочной зеленью и водным пространством постоянно висела неравномерная зеленоватая дымка. Она не причиняла особого дискомфорта, но, подобно легкому туману, ухудшала видимость. После рассвета активизировались мухи: их количество и агрессивность сильно возросла, так что уже привычные к ним люди громко возмущались, а соседние плоты скрылись за дымной пеленой от зеленых веток, подброшенных в костер, призванной отогнать настойчивых кровососов. Сатанисты оказались единственными, кто не пользовался дымовой завесой: к черным балахонам прилагались такие же перчатки и москитная сетка. Но, не желая портить невосполнимую одежду, во время остановок они разоблачались и начинали ругаться ничуть не тише остальных. В результате свободные сократили привалы и теперь совершали один в день, на несколько часов, и использовался он только для бытовых и пищевых целей.

Однако болото принесло не только неприятные сюрпризы. Сева с Маркусом пришли в полный восторг от богатейшего выбора гибких прутьев для плетения, особенно учитывая, что легко удавалось набрать подходящий материал трех-, а иногда даже четырехметровой длины. В результате их совместных усилий, к которым, честно говоря, и мы приложили по охапке, стены плоты стали толще за счет уложенных вдоль них «поленниц» из лозы, закрепленных косичками из нее же, так что они образовывали второй слой стены. Росс тоже ходил счастливый: у берега некоторых болотистых островов ему удалось отыскать участки красного мха, хотя там его росло отнюдь не так много, как в сезон дождей, когда он покрывал всю землю. Но, потратив несколько часов, зеленокожий сумел набрать целую корзину. Воодушевившись, он в тот же день провел целых три операции на животных с использованием вместо ваты красного мха, а потом постановил применять его же пучки при перевязке.

На третьи сутки после того, как ландшафт сменился, Росс почувствовал себя себя нехорошо. Пожаловавшись нам на озноб и головную боль он посоветовал на всякий случай держаться от него подальше, чтобы уменьшить шансы заразиться, и уединился на втором этаже в моей комнатке. Всего за шестую часть суток его состояние сильно ухудшилось. Посовещавшись с Надей, мы пришли к выводу, что мне к нему идти безопаснее: все-таки мы принадлежим к разным видам — может, я и в принципе не могу заболеть тем, что подхватил хирург.

— Надеюсь, что зараза таится в местной разновидности красного мха, — добавила терапевт. — Если она в воде, воздухе или переносится насекомыми, уже у многих может тянуться скрытый период. Но, на всякий случай, стоит впредь всю питьевую воду кипятить. Я ведь давно это предлагала, — она укоризненно посмотрела на нас.

Зеленокожий лежал, закопавшись в подстилку и свернувшись в калачик, дрожал и не реагировал на внешние раздражители. Померив ему температуру, я пришла в ужас: градусник показал сорок один и три десятых градуса и, судя по состоянию Росса, жар усиливался. А ведь по многочисленным исследованиям, нормальные показатели для Homo oculeus лишь немного выше, чем для Homo sapiens, и составляют тридцать семь — тридцать семь и две десятых градуса. Такая температура, как у зеленокожего, уже сама по себе может представлять опасность для жизни. Было необходимо попытаться ее снизить хотя бы до сорока (а лучше — до тридцати девяти) прохладными обтираниями. Притащив воды, я приступила к делу. Простая методика сработала, и уже через десять минут жар намного спал, но стоило порадоваться и сделать перерыв, как все вернулось на круги своя. Как только ни пытались стабилизировать температуру, все оказалось бесполезно, советы коллеги тоже не помогли, и через несколько часов, отчаявшись, я спустилась вниз.

Надя на удивление твердо настояла чтобы все обитатели плота проверяли свои показатели не реже, чем раз в два часа, и при любом ухудшении самочувствия тут же сообщали. А Дет добавил:

— Помните, что, скрыв первые симптомы, вы можете стать переносчиками и заразить других.

Но пока ни у меня, ни у других никаких признаков не наблюдалось.

На привале Игорь, по нашему поручению, пошел наводить справки, не заболел ли кто-то еще. Выяснилось что жертвой неизвестной болезни, кроме Росса, оказалась только Ина, зеленокожая амазонка. Но даже два случая серьезно обеспокоили свободных, и логично рассудив, что источник заразы скрывается в болоте, они приняли решение больше не делать остановок, чтобы побыстрее выбраться из опасной местности.

К ночи состояние Росса не улучшилось, если не считать того, что он вышел из бессознательного состояния и начал бредить. Температура по-прежнему оставалась около сорока двух градусов, а когда он открыл глаза, они оказались кроваво-красными от полопавшихся сосудов. В бреду зеленокожий то умолял нас позаботиться о животных, то обещал кого-то убить, порой упрашивал кого-то отложить операцию, потому что у пациента все равно нет шансов ее пережить, а то и вовсе собирался консервировать какое-то мясо. А под утро нас разбудила испуганная Юля, которая оставалась дежурной: больной спустился вниз и теперь стоял над своей старой постелью со скальпелем в руке.

— Росс, отдай мне нож, — спокойно, с уверенностью в голосе, попросил Дет, протягивая руку.

Зеленокожий поднял на него безумный взгляд налитых кровью глаз, потом перевел его на нас и, опустив голову, всхлипнул.

— Все не так! — горестно сказал он. — Все не там, — Росс ткнул скальпелем в постель. — Разве это печень? — выдрав из подстилки пучок сухой травы, он продемонстрировал его нам. — Нет! Все не правильно, все не на месте, — бросив скальпель, зеленокожий схватился руками за голову и тихо завыл. — Нет никакой надежды.

Быстро забрав возможное оружие и передав его мне, мужчины попытались отвести больного обратно наверх, но не тут-то было. Стоило им поднять зеленокожего на ноги, как отчаянье резко сменилось яростью: отбросив низкорослого Илью, Росс ударил Севу одним кулаком в голову, а другим — в живот, до крови укусил Маркуса, а когда его схватили за руки, со всего размаха пнул психиатра в пах.

— Я вас даже жрать не буду, ходячие раковые опухоли! — по-змеиному шипел зеленокожий, выкручиваясь. Только когда инженер с Детом отошли от шока и пришли на помощь, мужчинам с трудом удалось связать разбушевавшегося Росса.

— Интересно, Ина такая же буйная? — задумчиво потянула я, когда Надя, осмотрев пострадавших, сказала, что у Севы, судя по всему, перелом ребра и легкое сотрясение, да и у Дета не все ладно, хотя насколько серьезно, еще не ясно.

— Сейчас сплаваю и узнаю, — тут же предложил менее других пострадавший математик.

— Сплавает он, — проворчала терапевт. — По затхлой болотной водичке.

— Ну, во-первых, она не затхлая: не пахнет, чистая, и вон сколько всего в ней растет, даже кувшинки, — обиженно возразил Игорь. — А во-вторых, если причина в ней, то мы все уже заразились, так что хуже не будет. Зато слюну Россовскую, которую он на меня наплевал смою.

— Тебе повезло, что только наплевал, — буркнул Маркус, баюкая распухающую руку.

Математик вернулся довольно быстро и сообщил, что Ина тоже не в себе, хотя в драку пока не лезла и острыми предметами не размахивала. Но узнав о «подвигах» нашего зеленокожего, амазонки решили подстраховаться и обезвредить подругу до возможных эксцессов.

Следующие сутки не принесли хороших новостей. Дожидаясь менее буйного настроения, мы поили Росса бульоном с растертой в кашицу рыбой. Я, с надеждой, что зеленокожий не ошибся и красный мох действительно обладает сильным дезинфицирующим действием, несколько раз в день спаивала ему небольшие порции отвара. К полудню, в один из буйных приступов, Росс попытался отгрызть себе руку, чтобы освободиться, но, к счастью, мы вовремя это заметили, хотя кожные покровы хирург успел повредить сильно. А вскоре математик принес страшную весть: все пять людей с желтой кожей слегли с аналогичными симптомами.

— Надо наловить рыбы впрок, — по-деловому отреагировал Илья. — Если хоть кто-то останется на ногах, ему будет не до охоты.

Согласившись, мы посвятили остаток дня заготовке запасов, в результате чего наполнили добычей три большие, опущенные в воду, корзины. Обследование, проведенное Надей перед сном, не порадовало: у восьмерых посвященных, если включать в них Детовских жен, температура на полградуса превышала норму, хотя, по их словам, других характерных симптомов они пока не замечали. Но всего через несколько часов все признаки появились, и глубокой ночью в бессознательное состояние впали Вероника, Юля, Света, Маркус, Игорь, Дет и две его жены, а у Лили и Ильи при очередной проверке выявились первые признаки болезни. К утру слегли и они, а у Веры, Нади и последней из Детовских жен поднялась температура.

На сей раз разведку проводила я. Положение оказалось еще хуже, чем мы подозревали: заболело уже почти девяносто процентов свободных. На ногах пока оставались все сатанисты, хотя их уже лихорадило, уриасары, у которых, к моему удивлению, не наблюдалось никаких симптомов, и еще несколько человек. Но, хотя бессознательно состояние у всех сменялось бредовым, буйных и пытающихся вставать и что-то делать, кроме уже известных зеленокожих, не оказалось. А еще вселяло некоторую надежду то, что все еще не заболел ни один ребенок. Хотя, кто знает, может у них еще просто не прошел скрытый период.

— Надо сцепить плоты, пока есть такая возможность, — зябко кутаясь в черный балахон, сказал лидер сатанистов. — Сейчас уже не до сохранения тайн, жизни бы сохранить.

На то, чтобы скрепить плоты друг с другом, ушло немало времени, учитывая, что часто приходилось прерываться, чтобы поухаживать за больными. К тому времени, когда мы закончили, слегли все сатанисты, еще девять человек, и три женщины нашего плота. Все оставшиеся на ногах свободные собрались на совет и быстро вынесли решение, что пока есть хоть какой-то шанс на выздоровление, нельзя бросать людей без помощи. Эпидемия стерла все границы, и теперь никто не отделялся, не говорил, что он тут не при чем, и вообще из другой группы.

Способность действовать сознательно сохранили только девять человек, включая меня, из чуть более чем двух с половиной сотен (не считая детей). И нагрузка на каждого из нас оказалась колоссальной. Ведь надо и еду приготовить, и накормить, и дымные костры, чтобы кровососы заживо людей не съели, поддерживать, и проследить, чтобы плоты к берегу не снесло, и медицинскую помощь оказать. А еще дети, которых, между прочим, хотя бы подмывать надо! К нашему ужасу, выяснилось, что молоко у заболевших быстро пропадает, так что кормить малышей пришлось той же импровизированной ухой.

После заката Сева, виновато опустив глаза, признался, что его лихорадит и вскоре присоединился к остальным посвященным. Кроме него выбыли еще два человека, в результате на ногах осталась только я и уриасары. Ближе к полуночи я без сил свалилась у костра, чтобы вырубиться хотя бы на пару часов, — и тут очнулся зеленокожий и слабым голосом попросил воды. А когда я его напоила, удивленно поинтересовался, по какой причине его связали.