Вскоре выяснилось, что не только взрослые обитатели плота оценили дрессировку Рыси. Мы так и не узнали, кто из мальчиков-полукровок, еще с трудом ползающих, придумал новую игру, поскольку утром, когда мы проснулись, обнаружили, что подобным образом уже развлекаются оба. А именно бросают палку, после чего кричат «Лысь, дай!», что моя дочь-звереныш с готовностью выполняет и возвращает деревяшку им в руки. Поскольку, судя по веселому смеху мальчишек и радостному визгу Рыси, эта игра доставляла большое удовольствие всем сторонам-участникам, я не стала ее пресекать. Лучше пусть неуемная энергия дочери тратится на безобидные развлечения, а не на хулиганство.

Через три дня после большой охоты свободные отпраздновали закат гигантской желтой луны. Тогда Юля и сообщила нам приятную новость о том, что ждет ребенка. А по прошествии еще недели вернулся Игорь и тут же принялся убеждать нас тоже пожить на общагах хотя бы несколько суток.

— Я за детьми готов присмотреть, если что, — пообещал он. — Просто если вы сами там не поживете, все равно мне не поверите.

Но несмотря на все уговоры, ему так и не удалось соблазнить кого-то из посвященных переселиться.

— Зря, — покачал головой математик. — Вы даже не представляете, сколько теряете.

— Ну так расскажи нам, — предложил Сева. — Разве ты не с этой целью проводил разведку?

— Эх, — разочарованно махнул рукой Игорь.

По его словам выходило, что хотя на общагах нет племен, но зато существует достаточно четкое разделение по мировоззренческим критериям. Более того, свободные и все группы классифицировали по этому принципу.

— Мы — уникальные, — радостно сообщил нам математик. — Мы не только племя, но еще и специфическое религиозное объединение!

— Религиозное? — хором возмутились Росс с Севой.

— Именно, — кивнул Игорь. — Представителей нашей религии называют джаргами, а верят они в то, что наука откроет перед ними тайны мироздания и даст им сверхъестественные силы.

— Вовсе и нет, — тут же возразила я. — По-моему, никаких сверхъестественных сил наука нам не даст.

— Именно, что даст. Например, если у нас появятся машины, что это, как не чудо для обычного местного человека? А пока из заслуг джарговского типа нам приписывают, во-первых, Севин плот — он самый большой, крепкий и комфортный, — инженер при этих словах гордо подбоченился. — Во-вторых, проведенную на Тале операцию, — в отличие от Севы, зеленокожий с досадой ударил кулаком травяную постель и пробурчал что-то типа «если бы я еще знал, почему она оказалась удачной». — В третьих, наличие двух компьютеров, — у меня вытянулось лицо. — Да-да, они и об этом знают! В-четвертых, то, что мы нашли способ борьбы с драконами. Ну и в-пятых, что мы не боимся троллей.

Чуть позже Игорь уточнил, что джаргами является большинство, но не все посвященные. По мнению пассажиров общаг, ни Дет, ни его жены в наше религиозное течение не входили, и если у первого еще были какие-то шансы, то трех его женщин народ без сомнения вычеркивал даже из кандидатов в «фанатиков науки».

Кроме нашей, свободными выделялись еще три религиозные группировки, но ни в одну из них не входили ни племена, ни их представители. Члены первой, количеством в десять человек, назывались сампы и, по словам математика, верили, что сила, власть и мудрость приходит через страдание. У сампов пока не имелось заслуг, подтверждающих их религию. Несмотря на то, что все представители этого движения сплавлялись на общагах, они умудрялись держаться замкнуто и обособленно, с трудом и неохотно вступая в любой контакт с представителями любой другой философии.

Удуны являлись представителями религии, занимающей промежуточное положение. Их особенностью было преклонение перед свободой передвижения. А по жизни это выражалось в нежелании обрастать вещами более того количества, которое легко унести с собой за один раз. Да и продукты они не запасали впрок, только до следующей остановки. Попросту говоря, в удуны входили все, кто не хотел обременять себя хозяйством. Разумеется, особых плюсов за этим философским течением не наблюдалось, как, впрочем, и особых минусов. Удуны отличались очень высокой общительностью и любопытством, являясь сборщиками и распространителями слухов. А еще все они, как, впрочем, и представители последней, третьей, философии, знали о втором режиме кольца-анализатора.

— Они об этом сильно не распространяются, но от меня не скрывались, — пояснил Игорь. — Потому что в курсе, что и мы о нем знаем.

Кстати, одна из моих коллег по дежурству, Женя, была представителем удунского течения.

Третья и самая малочисленная религиозная группировка (всего из пяти человек) называлась уриасарами. В нее входила Роза, вторая моя коллега по дежурству с общаг. Уриасары верили в то, что чем ближе человек к природе, чем меньше наносного, цивилизованного, разделяет личность и дикий мир, тем более мудрым и могущественным становится этот человек. Они держали при себе еще меньше вещей, чем удуны, четверо из пяти вообще владели только самодельным костяным ножом и кольцом-определителем у каждого, а у пятого, их религиозного лидера, кроме этого имелся небольшой музыкальный инструмент, похожий на свирель. В отличие от остальных, уриасары вообще не собирали впрок ни продукты, ни хворост, не запасаясь даже на несколько часов. В ответ на наше скептическое хмыканье о целесообразности образования такой секты, математик с готовностью перечислил заслуги уриасарского движения. Во-первых, ни во время большой стоянки, когда народ еще только собирался сплавляться и строил плоты, ни когда начался сплав, они не просто не голодали, а вообще не испытывали какого-либо недостатка в питании. Даже в долгий беспривальный период не ощущали дискомфорта. Во-вторых, их не трогали тролли. В-третьих, уриасары не боялись пираний, мало того, могли войти в воду и искупаться без того, чтобы быть не то что съеденными, а даже просто покусанными. И, в-четвертых, гораздо быстрее других могли добыть ценные продукты питания, например, птичьи или змеиные яйца. Эти аргументы заставили нас пересмотреть свое отношение. В отличие от двух вышеперечисленных, уриасарское мировоззренческое объединение являлось закрытым, то есть, подобно нам (джаргам), не принимало в себя всех желающих, хотя его представители охотно общались с другими людьми. Да и вообще, с тех самых пор, как уриасары присоединились к царскому каравану, то есть фактически с самого начала, эта группа не увеличилась ни на одного человека, хотя уж чего-чего, а желание присоединиться к ним высказывали многие. По мнению Игоря, движение удунов сформировалось под влиянием уриасаров, еще в начале сплава поразивших народ на общагах своей самостоятельностью и выдающимися способностями.

— Представляете, — восторженно делился с нами математик. — Они запросто без остроги ловят рыбу. Ныряют на самое дно за водорослями. Залезают на высокие деревья. Берут змей голыми руками!

— Вот не верю, что они столько умеют, потому что ближе к природе и у них ничего нет, — пробурчала я. — Скорее, наоборот, потому что много умеют, они и смогли отказаться почти от всех вещей.

Большинство посвященных пришли к такому же выводу и только скептически хмыкали, когда Игорь пытался доказать, что у уриасаров первичен именно отказ от имущества.

— Ты слишком наивен, из-за чего тебя легко убедить, показав пару фокусов, — сошлись во мнении Сева с Россом.

Однако, поскольку уриасары задурили голову большей части народа, мы пришли к выводу, что они весьма коварные личности, и постановили вести себя с ними осторожнее.

Еще математик сообщил нам сведения, ориентируясь на которые, мы немного изменили быт, чтобы не так светить своей работой. Судя по всему, пока самыми скрытными из свободных считались сатанисты, сампы и, как ни удивительно, уриасары. Вот уж за кем народ следил во все глаза, надеясь разгадать их секреты, но так пока ни одного и не выведал. Игорь настолько красочно описал свою жизнь на общаге, что, честно говоря, если бы меня не удерживали дети, я бы поддалась соблазну и переехала на недельку, чтобы увидеть все своими глазами.

Пока Игорь проводил разведку на нашем плоту, в свою очередь произошли кое-какие события.

Однажды вечером Вероника шокировала нас воплями, полными такой дикой ярости, что мы, побросав все свои занятия, всего за несколько секунд прибежали к ней проверить не случилось ли чего-то страшного. А неприятность действительно оказалась не малая: в корзине с аккуратно собираемыми и старательно сберегаемыми семенами съедобных растений прогрызли дырку и пробрались внутрь несколько мелких крылатых грызунов и всего за четверть суток уничтожили труд нескольких месяцев.

— Всех тварей поубиваю! — злобно пообещала агроном.

— Может, лучше на опыты пустить? — вылез с предложением Росс, и Веронике эта мысль пришлась по душе. Она настолько горячо поддержала зеленокожего, что под двойным напором не устоял никто. В результате, убедившись, что мы сдались, они принялись мастерить клетки из подручных материалов и наполнять их мелкими животными, на которых Росс ставил свои хирургические эксперименты, а агроном проверяла различные методики содержания.

— Раз с растениеводством пока не получается, будем развивать животноводство, — прокомментировала она.

К моему удивлению, и не одобряющая действий зеленокожего Надя не обошла своим вниманием подопытных, ко всеобщему удовольствию скармливая в поисках лекарственных средств не слишком съедобные растения теперь не нам, а им. Аргументировала терапевт свои действия тем, что ее работа не принесет вреда больше, чем эксперименты Росса.

— Вот оно, махровое ханжество, — не преминул заметить зеленокожий. — Нет, чтобы, как я, честно признаться, что ради своих целей готова травить и животных, и людей! Так ведь предпочитает на словах выглядеть противницей жестких методов, а сама действует ничуть не гуманнее.

Он сам закончил соединять Лизин скелет, а еще выторговал у соседей, которым достались куски с того же крупного животного, что и нам, их долю оленьих костей и, очистив и обработав, сделал еще одно наглядное пособие. А, учитывая, что Росс проделал то же самое с представителями всех трех подопытных видов, наш плот стал походить на анатомический кабинет.

— Олений — красивый, собирать легко, да и когда теперь найдем целый костяк такого размера. А насчет мелочи: ну не могу же я вслепую работать! А так всегда можно посмотреть, проконсультироваться, — поделился как-то с нами зеленокожий.

Собранная Россом коллекция не оставила меня безучастной. Магическое притяжение костей заставляло ходить вокруг них, пытаясь предположить происхождение и функцию каждой части скелета. Вскоре даже Лизины останки потеряли значение как источник воспоминаний. Я так увлеклась изучением останков, что заслужила ехидный комментарий Светы:

— Ты так к ним прижимаешься, как будто примеряешь новый костюм.

Вместо ответа я встала рядом с «Лизой», прижав локти к телу, растопырила пальцы и накрыла ими свою грудь.

— Похоже?

— В смысле, ты из конечностей лифчик сделать собираешься? — поразилась женщина. — Я же в шутку говорила!

— Ну тебя, — обиделась я и позвала Надю, Росса и Веронику. Если уж кто и сможет понять мою мысль, так это люди, которые ближе к биологии. Встав в ту же позу, повторила вопрос.

— Да если честно, не очень, — покачала головой агроном.

Почесав голову, я решила пойти другим путем и уже скоро мне удалось объяснить им теорию, согласно которой грудная клетка некоторых животных, в том числе и Homo oculeus, защищена не ребрами, то есть выростами позвонков, а видоизмененной третьей парой конечностей. Этим легко объяснить и долгое время вызывающее недоумение наличие нескольких суставов в каждом «ребре». Подумав, народ согласился с моим предположением, и с тех пор во время еды на нашем плоту часто звучало:

— Передай еще пару пальчиков, — что неизменно вызывало улыбки.

Хирургу легко удалось смоделировать гибель Кесаря: для этого оказалось всего-то достаточно повредить кишечную трубку, после чего никакие промывания не спасали подопытное животное, и если оно не погибало от болевого шока (а это, к моему удивлению, произошло всего однажды), то уже через несколько часов прооперированный вел себя бодро, хотя, разумеется, болезненно реагировал на прикосновения в области раны, примерно через сутки начиналась лихорадка, которая длилась несколько дней, пяти-десяти часовое улучшение, и вскоре снова лихорадка, неизменно оканчивающаяся смертью. Ни отвары растений, которыми промывали полости, ни мои волосы, иногда использованные Россом для шва, не помогали избежать трагического конца, хотя частое смачивание отваром одной травки отсрочило гибель почти на неделю.

— Может, помог красный мох? — предположила Надя.

— Сам об этом думал, — кивнул зеленокожий. — Жаль, что он здесь не растет. А если причина все-таки не в нем… — и хирург посмотрел в сторону плота махаонов так, словно прямо сейчас собирался отправиться туда и устроить показательное вскрытие.

Все-таки насколько сложнее продвигать медицину, биологию, да и любую другую науку или отрасль народного хозяйства, не имея под рукой накопленной веками базы. Например, попади Землянин в прошлое, он находился бы в этом смысле в куда лучшем положении. Многие вспомнят, как выглядит тот же зверобой или вездесущий подорожник. А мы не знаем ни физиологии наших новых тел, ни лекарственных трав, ни еще многого, что на Земле казалось простым и естественным.

Хотя я и не сильно следила за успехами другого, технического отдела, но новое занятие Маркуса с Севой было невозможно проигнорировать, поскольку по размаху оно ничуть не уступало Россовскому. Если зеленокожий пытался превратить плот в анатомический музей, то технари делали из него мастерскую по производству игрушек. Они повсюду разложили обрезки веток, толстых стеблей водных растений и прочего строительного материала, шумно устраивая его проверку на твердость, упругость, прочность и разрыв. Кроме того, они постоянно конструировали и собирали разные модели строений: дом на сваях, избушку, плавучее жилье, несколько сараев и шалашей разной конструкции и даже подвесной мост.

— Так, когда остановимся, почти сразу же основательно строиться можно будет, — заявлял Сева. — А не как иногда: тяп-ляп.

За это время как-то само собой, незаметно, состав отделов немного изменился. От нас к технарям ушел математик, скорее всего, потому, что его умения там оказались более востребованными, а вскоре к ним же присоединилась и Лиля. Но и наш отдел разросся: в него вошли остававшиеся ранее на отшибе Росс с Вероникой.

Кроме прочего, женская часть естественников с азартом приступила к поиску растений, содержащих дубильные вещества, и выделке шкурок мелких зверьков. Это тоже оказалось нелегкой задачей: во-первых отнюдь не все горькие на вкус растения оказались годными для приготовления раствора, а во-вторых, несмотря на установившуюся погоду, стоило чуть не уследить, как шкурки норовили заплесневеть или испортиться. Но в конце концов нам удалось добиться кое-какого успеха. И хотя пока результат оставлял желать лучшего, мы радовались малейшему прогрессу, активно экспериментируя в поисках новых методов и средств выделки кожи. Между прочим, во время обсуждения мы пришли к выводу, что даже лучше, когда шкурки мелкие — легче экспериментировать, да и не так обидно, когда результаты очередного неудачного опыта приходится выбрасывать.