Полностью выспалась я только к полудню, скорее всего потому, что непрерывно отдыхать больше пары часов не получалось: Рысь начинала волноваться и приходилось кормить ее и массировать животик, поскольку, как оказалось, в туалет она самостоятельно ходить не могла. К этому времени я уже убедилась, что моя дочка не такая обуза, какой казалась сначала: когда она не чувствовала голода и дискомфорта, то почти все время спала, крепко вцепившись пальцами мне в волосы. Другое дело, что повсюду таскать за собой ребенка не слишком удобно, поэтому стоит придумать что-нибудь, что позволило бы оставлять ее хотя бы на некоторое время. Встав и позаботившись о ребенке, я выложила крепкую корзину мягкой травой и устроила Рысь внутри. К моему удивлению, девочка не проявила недовольства, крепко уцепилась за прутья и заснула еще быстрее, чем на руках. На всякий случай подождав еще несколько минут и убедившись, что ее сон спокойный, я тщательно закрепила крышку. Рысь совсем беспомощная, а вдруг какому-то животному вздумается посетить комнату во время моего отсутствия. На всякий случай проверив достаточно ли крепкая корзина, хмыкнула — стоило появиться ребенку, сразу мысли о непрошенных посетителях в голову полезли, а ведь раньше об этом и не думала.

— Доброе утро, — радостно поздоровалась я, спускаясь к народу, и, не в силах справиться с любопытством, принялась разглядывать младенца на руках Лили. После собственных родов ее сын не выглядел для меня нормальным, но до них… Отказываясь верить собственным глазам, проморгалась и снова посмотрела. Если бы мне показали двух мальчиков: того, первого, что родился в лагере, и этого, и спросили бы, кто из них выродок, я бы без колебаний выбрала первого. Лилин сын выглядел по-человечески. Нормальным земным ребенком и по размерам, и по внешнему виду. Невольно к сердцу подступила грусть: мои дети от Дмитрия безо всяких сомнений являлись если не монстрами, то уж точно монстроподобными созданиями, а этот — нет. Если бы у меня тогда родились такие малыши, я бы от них не отказалась, хотя сейчас и понимала, что нормальные человеческие… хотя нет, скорее оборотничьи, дети выглядят иначе.

— Налюбовалась? — хмуро поинтересовалась Лиля.

— Поздравляю, — искренне сказала я, но тут же подумала, что мои слова могут быть приняты за издевательство, и попыталась хоть как-то исправить положение. — Он очень красивый. Как ты его назвала?

— Лорд. Тебе правда нравится? — мне показалось, или лед в ее глазах слегка подтаял?

— Очень, — искренне улыбнулась я. — И имя красивое.

— А как твоя?

— Нормально, — понимая, что еще не готова к этому шагу, я категорично заявила, что покажу ребенка в свое время, и сразу после завтрака отправилась за фруктами.

Прогулка по лагерю показала, что, несмотря на всю мою антипатию к цитадельским, им нельзя отказать в организации. Все-таки, похоже, в чем-то Кесарь прав. По крайней мере, и лагерь их обустроен чуть ли не лучше, чем у остальных, и постройка плотов быстро продвигается, хотя до конца работ еще и неблизко. Хотя, с другой стороны, и инструментов для работы у цитадельских в несколько раз больше. Подумав об этом, я успокоилась: все-таки они мне не нравятся и приятно думать, что их успехи объясняются скорее экипировкой, чем личными заслугами.

Кстати, плоты остановились не совсем как обычно: между ранее намечающейся царско-цитадельской группой и остальными четко видна граница — почти сотня метров пустого берега, и, насколько я заметила, народ не особо стремится заходить на чужую территорию. Ладно наши, но вот почему так же ведут себя люди из царско-цитадельского лагеря, где по моим прикидкам, народу в четыре-пять раз больше? И вооружены они (в первую очередь, за счет цитадельских) лучше. Если вдруг начнутся вооруженные конфликты… Я поежилась: даже думать об этом не хотелось. Успокоив себя тем, что в последнее время нападений не было, хоть на словах отношения и ухудшились, залезла в кроны.

Все-таки это два разных мира: мир людей и мир природы. Вот и сейчас внизу — холодная война, а здесь простая, обычная жизнь во всей ее красоте. Еще вчера я заметила, что деревья стали расти реже, и сейчас окончательно в этом убедилась. Нет, не настолько, чтобы пропускать вниз намного больше света, но заметно при необходимости перебраться с дерева на дерево в верхней трети крон. Если раньше до ветвей соседа можно было просто дотянуться, то сейчас приходилось прыгать или спускаться ниже, туда, где молодые или более низкие деревья закрывали промежутки. Да и состав деревьев сменился. Не характерный для уже привычных мне джунглей, но и не подходящий для болотной местности. И, хотя все еще большую часть занимали привычные мне виды, но почти треть деревьев оказались незнакомыми.

Наконец, набрав как уже известных, так и новых фруктов, я спустилась на землю в поисках старых поваленных стволов с вкусными личинками. Лакомясь и заодно собирая с собой, услышала шорох и, насторожившись, юркнула в ближайшие заросли папоротников, где и притаилась, напряженно прислушиваясь и приготовившись убегать на дерево. Но, убедившись, что это всего лишь женщина с корзиной, облегченно вздохнула. Не заметив меня, она подошла к большой яме или, скорее, небольшому овражку и спустилась туда, но уже через пару минут выбралась обратно и быстрым шагом, почти бегом, удалилась в сторону лагеря. Мне показалось, что что-то в овраге напугало женщину, поэтому я не спешила вылезать из укрытия. Подождав несколько минут и убедившись, что непосредственной опасности мне не угрожает, осторожно подобралась поближе. Внизу все выглядело спокойно, тек мелкий ручей, чуть сбоку которого возвышался свежий холмик из жухлой листвы, земли и застарелых ошметков красного мха. Небольшой такой холмик, овальный, по размерам как раз подходит для детской могилы. Не выдержав, я решила подтвердить неприятные подозрения и, спустившись, разгребла верхний слой.

В могилке лежал заживо погребенный ребенок-полукровка и молча смотрел на меня своими молочными, еще не определившегося цвета глазами. Я скрипнула зубами — вот что меня всегда раздражало, так это нежелание некоторых самим выполнять грязную работу. Неужели они думают, что оставить новорожденного умирать от голода, холода и хищных животных гуманнее, чем собраться с волей и убить самим? И ведь потом, чаще всего, даже совестью не мучаются. Но я-то не такая и оставить существо, тем более ребенка, умирать медленной смертью не могу. Зарезать или придушить? Я с сомнением покосилась на ручей. Или, как вариант, утопить? Нет, все-таки, думаю, лучше задушить. Погладив ребенка по редким волосам, я положила руку ему на шею, но в последний момент остановилась. Он, конечно, худоват, но выглядит здоровым. Ни на монстра, ни на тролля не похож. Может, стоит дать ему шанс? Вдруг его отец хоть в чем-то был похож на Дмитрия… Отойдя от младенца и выбравшись из ямы, я задумалась. Если оставить ему жизнь, то как за ним ухаживать? Хватит ли у меня молока на двоих? Еще поколебавшись, я решила попробовать, и спрыгнув обратно, взяла прохладное тельце на руки. Как много изменилось в душе после вторых родов: я почти не способна воспринимать его человеческим ребенком. Отогреваясь, мальчик пару раз неуверенно хныкнул, но, к моему облегчению, реветь не стал. Зато доказал, что он, в отличие от Рыси, способен оправляться самостоятельно. По крайней мере, по-маленькому. Обмывшись в ручье и обмыв ребенка, я обтерла его мягкой травой. А еще через несколько минут убедилась в том, что и сосательный рефлекс развит нормально, и от моего молока мальчик нос не воротит. Пусть живет. У Рыси братишка будет.

Выкинув червей, я постелила в корзинку травы и уложила туда младенца. На мгновение заколебалась, правильно ли поступаю, лишая других возможности самим решать, жить или умереть их ребенку. Я ведь тоже когда-то делала такой выбор. И лично избавлялась от собственных детей. Нет! Если мать способна выкинуть, но неспособна подарить ребенку быструю смерть… нет, такая женщина не достойна права выбора.

В лагерь я возвращалась понизу, опасаясь растрясти и без того настрадавшегося мальчика, и сразу же полезла к себе.

— О, Пантера, ты-то мне и нужна, — радостно остановил меня математик. — Идем, к тебе срочное дело.

— Я сейчас не могу, — отрицательно качнула я головой. — Рысь проверить надо.

— Ты только побыстрей, ладно?

Я неопределенно пожала плечами. Разве в вопросах с ребенком можно «побыстрее»? К моему облегчению, с малышкой все было в порядке: похоже, она все это время просто проспала, крепко вцепившись в прутья корзинки. Накормив Рысь и убедившись, что молока на двоих ещё хватает, я провела необходимые гигиенические процедуры и крепко закрыла обе корзинки, поставив рядом. На мгновение подумала, не положить ли их вместе — теплее будет, но тут же отбросила эту мысль: все таки мальчик больше моей Рыси почти в пять раз, вдруг случайно задавит.

— Ну, что такое? — спросила я, спускаясь. Мне никто не ответил. Странно. — Эй, Игорь, ты где?

Так и не дождавшись ответа, я пошла, ориентируясь на возбужденные голоса, и почти сразу же отыскала математика, причем не одного — вместе со всеми нашими и не только нашими. Оглядевшись, я отметила, что присутствуют все амазонки и махаоны, Ясон с женой, Захар и еще множество малознакомых людей. Марк, кстати, тоже был. Он как раз громко разглагольствовал, увлеченно жестикулируя.

— Что здесь происходит? — шепотом спросила я у Ильи, который, на мой взгляд, слушал выступление оборотня без особого интереса, в отличие от остальных. Оглянувшись, химик жестом пригласил присесть и только после этого вполголоса ввел в курс дела.

По словам Ильи получалось, что либо разрыв, либо противостояние действительно неминуемы. И, понимая это, люди из меньшей группы решили… просто обогнать царско-цитадельских. Так и для угасания страстей время появится, и проблемы с поисками пищи у отплывающих не возникнут, да и у остающихся смягчатся. Тем более, что в малом лагере постройкой плотов никто не занимается, разве что будничным ремонтом. Разделение планируется только временное, позже, в самом худшем случае, в конце пути, царские нас нагонят и люди снова объединятся.

Кстати, инициатором собрания являлся не председательствующий Захар, а скромно сидящий сбоку «золотой мальчик».

— Просто Ясон речи произносить не умеет, и ему хватает ума это признавать, — с улыбкой пояснил химик. — Хотя… — заметив, что Марк закончил выступление и его место резво заняла обсуждаемая нами личность, Илья демонстративно закатил глаза. — Похоже, я его переоценил.

С интересом прислушавшись к инициатору собрания, я уже через минуту поняла, что единственная польза от речи Ясона — здоровый смех, и принялась разглядывать собравшихся. Надо же, и народ с общаг здесь! Кстати, я оказалась не одинока: если Марка слушали внимательно и серьезно, то сейчас народ зашевелился, послышались смешки и перешептывания. А какой еще можно ожидать реакции на хвалебные оды самому себе, да еще и в стиле «какое у меня все золотое»?

— Нет, не переоценил, — возразил Дет. — Все такие хмурые сидели, как на военном совете, а благодаря «золотому» настроение на порядок повысилось. Поверь, в случае необходимости он может говорить серьезно, но если сейчас не разрядить обстановку, то отношения между царскими и свободными только ухудшатся.

— «Свободными»? — скептически переспросила я.

— Если бы ты не опоздала, то знала бы, что весь наш лагерь согласился на это название, — не удержался от колкости зеленокожий. — Но, думаю, это решение не настолько принципиально, чтобы расстраиваться.

— Конечно, — пожала плечами я. — Тем более, что название мне нравится. А что еще без меня успели?

— Ничего важного, — махнул рукой Илья. — Выступали все желающие высказать и аргументировать свою точку зрения. Большинство сходится, что лучше не дожидаться окончания постройки, а уплыть вперед.

Разговор затих, и я с улыбкой прислушалась к выступлению Ясона. Обычно такое наивное восхваление и себя и других вызывает раздражение, но золотой мальчик говорил с такой детской убежденностью, граничащей с упрямством, с таким воодушевлением и такими оригинальными фразами, что в его интерпретации оно превращалось в комедию. Хотя если бы приходилось выслушивать такие речи ежедневно, наверное, они приводили бы меня в бешенство. Закончив, Ясон скромно поклонился и плюхнулся на землю.

— Итак, раз все, наконец, собрались, приступим к голосованию, — предложил Захар. — Кто за то, чтобы отплыть сегодня — поднимите руку! Кто против? Единогласно! Кстати, я говорил с царем Сергеем. Основной лагерь будет стоять еще как минимум пять суток, так что у нас пять дней форы. А теперь перейдем к более насущным вопросам. Какие из царских законов мы оставляем, а от каких отказываемся до воссоединения с царскими людьми?

— А почему, собственно, мы должны воссоединяться? — спросил незнакомый брюнет. — Мне лично и так хорошо.

— Согласна, мы должны держаться отдельно! — поддержала его Темная. — А то быстро превратимся в забитых и угнетенных изгоев нормального общества! Разве они считают нас за равных? — широкий жест в сторону царских плотов. — Нет нет и нет! Мы для них как заноза в заднице! И поверьте моему опыту, при первом же удобном случае нас попытаются загнать в самые низы! В цитадели то же самое было — на словах тираны маскировались под добрых и пушистых, а на проверку оказались отъявленными мерзавцами! Нельзя допустить, чтобы история повторилась! Мы должны заставить их считаться с нашим мнением!

Народ недовольно загомонил, а я неприязненно поморщилась. Стоило услышать такие высокопарные яростные обвинения, как по старой привычке попыталась найти аргументы в защиту противоположной стороны. А их немало. Вот хотя бы — если они злодеи, то зачем было предупреждать меня о недружелюбии цитадельских? Или защищать не входящих в «царство» людей от преступников? Или, снабжать хоть какой-то пищей голодающий народ с неуспевших или не пожелавших запастись продуктами плотов, когда несколько дней подряд не делали остановок? Нет, факты однозначно на стороне Сергея и не расходятся с его словами, как заявляет Темная, а подтверждают их.

— У царских уже было немало возможностей поставить нас на место, — спокойно, с легкой насмешкой возразила Темной Марфа. Разговоры тут же стихли, а я по-белому позавидовала голосу цитадельской: с ним только на собраниях выступать и лекции читать. — Прошу встать тех, что считает себя незаслуженно обиженным царскими людьми. Не преступниками из их числа, их среди всех хватало, а властями, — уточнение заставило нескольких начавших подниматься человек сесть обратно. — Ну? Нет желающих высказать претензии? — Марфа ехидно покосилась на Темную, от возмущения хватающую ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег. — Может быть, кто-то из вас хочет войны? Войны с армией, в несколько раз превышающей нашу численность? Тоже нет? Тогда зачем разжигать вражду, если для нее нет никакого реального повода? — Марфа сделала длинную паузу, давая время осмыслить свои слова. — Я ничего не имею против раздельного проживания, но не по причине вражды. И считаю, что этот вопрос надо решать не сейчас, а когда страсти утихнут, а люди притрутся друг к другу. Спасибо за внимание.

Марфа села, а Темная, постояв еще несколько секунд, резко развернулась и ушла с собрания.

— Кхм… — откашлялся Захар. — Итак, если вы не против, вернемся все же к нашим попугаям… Итак, что будем решать с законами?

— Главный вопрос здесь не что, а как, — заявила главная амазонка. — Что бы мы ни решили с законами, должны быть те, кто станет следить за их исполнением. Иначе затея не имеет смысла.

Через час мы пришли к общему согласию, что исполнительная власть определяется по жребию и меняется каждую неделю. А законы оставили те же, благо, Сергей не сковывал неприсоединившихся к нему людей жесткими рамками, только самыми основными: не убей, не укради…

После собрания делегация во главе с Ясоном отправилась говорить с царем. Поскольку никто не запрещал, я прихватила корзинки, чтобы на обратном пути набрать фруктов, и припустила следом. К моему удивлению, скандала не произошло, разговор протекал совершенно спокойно и в деловом ключе. Сергей одобрил решение свободных не дожидаться окончания постройки, совершенно верно оценив ситуацию. И чем он так не нравится Темной?

Не дожидаясь конца разговора, я поднялась в кроны и быстро заполнила корзины, предпочитая плоды покрупнее, поскольку время поджимало — тут уж не до разносолов. Благодаря непривередливости успела вернуться к плоту еще до отплытия и решила в оставшееся время прогуляться вдоль берега.

Проходя мимо одного из плотов свободных, сделала неприятное открытие: замеченная мной в лесу женщина оказалась состоящей в одной из групп нашего лагеря. Я невольно остановилась, удивленная ее поведением. Нет, ничего сверхъестественного, просто радостно кокетничает с соседями и искренне смеется каждой шутке. Или мне кажется, что искренне? Решив разрешить сомнения, я подошла к женщине.

— Привет, я слышала, у тебя тоже ребенок? — она удивленно воззрилась на меня, на мгновение погрустнела, а потом уверенно потрясла головой.

— Нет, ты ошибаешься. Я действительно вчера родила, но мертвого младенца.

Я внимательно посмотрела на женщину. Все-таки иногда удобно, что люди ходят без одежды. Если она не врет и действительно родила вчера… то ребенка не кормили почти двое Земных суток! По-крайнем мере по ее груди непохоже, чтобы кормили. И тогда становится понятно, почему мальчик худоват. Удивительно, что вообще еще жив.

— Прости, — я склонила голову, но не от чувства вины, а чтобы скрыть гнев и поспешила вернуться на наш плот. Значит ребенок для нее уже мертв. Тем лучше, ко мне никаких претензий предъявить не сможет. А мальчик… Дима… он выживет. Он должен выжить.

Только когда мы вывели плот на середину реки и занялись повседневными делами, я смогла окончательно успокоиться.