Они снова уединились в капитанской каюте.

– Слушаю вас. – На лице Приднепровского родилось тоскливое выражение: будто он ждал смертельной опасности.

Правда, продержалось оно всего пару секунд – каперанг быстро справился со своими чувствами.

– Вот что мне пришло в голову… – Осетр не знал, как начать. – Вы знаете мою историю?

– В общих чертах? Я знаю, что вы – незаконнорожденный сын императора Владислава.

– Мне вдруг пришло в голову, что похитители пытаются шантажировать меня вовсе не жизнью княжны Чернятинской. А что если они шантажируют меня жизнью моей матери?

Приднепровский облегченно вздохнул, снял фуражку и поскреб затылок:

– А это вообще возможно?

Кажется, он не верил в такой оборот дела.

– Дело в том, что я не видел свою мать мертвой. Ее увезли во время нападения на Медвежий Брод, когда погиб мой… мой отец. Человек, которого я считал отцом. И мать вполне могла провести все прошедшие годы во вражеском плену. А сейчас, когда погибший ребенок обнаружился, про нее вполне могли вспомнить. В сообщении похитителей ведь не называлось имя похищенной. Там было сказано «близкая вам женщина»…И если на Алеуте она, то и неудивительно, что биосканеры не находят княжну Чернятинскую.

Приднепровский пожал плечами:

– Я понимаю ваши чувства, но это все из разряда предположений. Проверить мы сможем только тогда, когда освободим заложницу. Другого варианта у нас с вами попросту нет.

– Но если генетический код моей матери где-нибудь сохранился… – Осетр замолк: у него опять перехватило дыхание.

«Боже мой! – подумал он. – Неужели моя мама жива? Неужели она сейчас совсем рядом?»

– Вы понимаете меня, Иван Петрович?

Капитан «Святого Георгия-Победоносца» покачал головой:

– Понадобится немалое время… Надо уйти за пределы планетной системы Дальнего Алеута, перепрыгнуть куда-нибудь, сообщить о вашей догадке полковнику Засекину-Сонцеву, дождаться, пока его люди отыщут и пришлют генетический код вашей матери, и снова вернуться сюда. За это время заложницу вполне могут эвакуировать из системы.

– А если рискнуть и нарушить режим хивэмолчания?

Осетр тут же пожалел о своих словах: такое предложение было откровенной глупостью.

Приднепровский посмотрел на подчиненного внимательным взглядом:

– Вы в самом деле готовы рискнуть таким образом?

– Нет, конечно! – быстро сказал Осетр. – Ни в коем случае! Извините, я ляпнул, не подумав…

Кап-раз молча кивнул.

Похоже, ему риск тоже казался не смелостью, а глупостью.

– Полагаю, надо срочно предпринимать активную фазу операции, – продолжал Осетр. – У нас нет другого выхода.

Кап-раз снова одобрительно кивнул.

– Вот только мне кажется, прямое открытое десантирование на базу противника – не самый лучший метод решения боевой задачи.

Взгляд Приднепровского снова сделался внимательным.

– У вас есть иное предложение?

Осетр на секунду задумался, еще раз анализируя обстановку.

Ну ладно, предположим, фрегат защитит своими полями баржу или катера от установок планетной артиллерии, и десант доберется до поверхности целым и невредимым. В это время система разведки и целеуказания засечет пушки, и высокоточными ударами плазменников их удастся вывести из боя. Далее должна последовать непосредственная атака базы. А там уже без жертв не обойдешься! Наземная база – это вам не корабль, ее даже стационарной станнерной установкой не прошибешь, не говоря уж про гасильники! А значит, ответный огонь будет вестись – как минимум, из индивидуальных огневых средств. Как минимум, ибо не факт, что командир базы не придержит до поры до времени какую-нибудь пушечку, и она переживет высокоточные удары, а потом кэ-э-эк шандарахнет по наступающим десантникам. И снимайте штаны, ребята, как говаривал капитан Дьяконов. Ее, конечно, тут же накроют, но выкосит она народа немало. А потом еще бои в помещениях базы, где одна укрепленная огневая точка удержит с десяток наступающих.

Да уж, та еще арифметика! Не много ли потерь ляжет вечным грузом на совесть командира? Ой много!.. Товарищи ведь погибнут – не враги!

– Я думаю, нужно отказаться от лобового столкновения, от непосредственного десантирования моей роты на базу. Иначе будут гигантские потери.

Приднепровский не перебивал.

– Вместо этого надо послать на поверхность планеты одиночку-диверсанта.

– Стоп! – сказал капитан первого ранга. – Если вы видите в роли диверсанта самого себя, то я категорически возражаю!

– Почему?

– Потому что это стопроцентная и неизбежная гибель. Они вас элементарно не выпустят.

– Конечно, не выпустят. Я сам оттуда выберусь. А вы мне поможете – всей боевой мощью фрегата.

– Вы думаете, это так просто?

– Не думаю. Зато таким образом мы узнаем, чего они добиваются.

– А каким же образом вы сможете донести полученную информацию до нас да еще остаться в живых?

Осетр выпрямился и сказал, приложив все усилия, чтобы в тон не проникла бравада:

– Господин капитан первого ранга, я – «росомаха», причем закончивший полный курс «школы росомах», а не двухмесячную учебку. Я «суворовскую купель» проходил на Крестах… на тюремной планете Угловка.

– Да, мне рассказывали о вашей везучести, Башаров. Полковник Засекин-Сонцев очень высокого мнения о ваших боевых качествах. Но если с вами случится страшное, мне попросту не простят!

И тут Осетр понял, как ему надо разговаривать с этим воякой…

– Простите, господин Приднепровский, но если страшное случится с близкими мне женщинами, вас никогда не прощу я! – Он сделал ударение на местоимении «я». – Так что выбирайте, какое непрощение вас более устроит!

Капитан первого ранга сдвинул фуражку на глаза и почесал затылок. Потом вернул головной убор к уставной форме ношения.

– Да, обошли меня со всех сторон. Куда ни кинь, повсюду нет выхода… Ничего не поделаешь, вынужден соглашаться с вами.

И Осетр подумал, что иногда примитивные угрозы действуют лучше инициированного внушения.

– Тем не менее, – продолжал Приднепровский, – на мой взгляд, надо прежде всего захватить вражеский эсминец и только после этого можно приступать к реализации вашего предложения.

Он хватался за соломинку – как утопающий.

А вдруг заложница окажется на борту эсминца? Тогда ее спасут безо всяких диверсантов. И волки станут сыты, и овцы останутся целы.

Впрочем, что касается захвата эсминца, то почему бы и нет? В конце концов, ребятам надо опыта боевых действий набираться. Да и нам с Найдёном не помешает растрясти косточки!

– Что касается захвата эсминца, я – за! Если, конечно, нет риска для заложницы…

– Увы, риск есть всегда. Вы же сами знаете. Я могу лишь гарантировать, что эсминец не сможет самоликвидироваться после применения установки электромагнитного импульса. Или разгерметизироваться. И то мои гарантии в последнем случае распространяются только на военный корабль, поскольку я знаю типовые системы доступа на борт. С гражданским кораблем я бы такую гарантию дать не смог. Вырубишь его с помощью ЭМИтера, а у него возьми и люки все пооткрывайся. Пиратские суда – как правило, списанные и проданные в частные руки военные корабли. Конечно, новые владельцы их конструкцию не изменяют. Какой смысл вкладывать средства? – Приднепровский поморщился. – К тому же похитители при абордаже все-таки могут убить заложницу.

Осетр снова задумался.

Ему тоже было понятно, что риск, пусть и минимальный, есть. Но риск будет всегда и во всех боевых ситуациях. Когда освобождают заложников, им никто никогда не может гарантировать полную неприкосновенность. Какой-нибудь наширявшийся наркоман может поступить вопреки всякой логике. Вот только на пиратских кораблях вряд ли служат наширявшиеся наркоманы. В этом случае у капитана корабля нет никакой гарантии, что его приказы будут надлежащим образом выполнены. А дисциплина – и у пиратов дисциплина. Без нее вступать в боевые действия все равно что садиться голой задницей на ядовитую змею…

– Хорошо, Иван Петрович, давайте возьмем вражеский эсминец на абордаж, – сказал он. – Я все-таки думаю, что убивать заложницу они не решатся.

«И вообще, главное – ввязаться в бой! – подумал он. – А там, по ходу дела, посмотрим!»