Часть IV
Право на будущее

1

Влад сидел в своей комнате, обхватив голову руками. Рядом, на столе, стыла чашка кофе и лежала в фарфоровой вазочке горстка бисквитов. Нетронутых. Комнату в доме дона Альваро, куда Влад перебрался после спешного отплытия пиратской эскадры, еще вчера занимал господин д'Ожерон. Она была шикарно обставлена резной золоченой мебелью и устлана коврами. Но выспаться на этой широченной кровати ему сегодня совершенно не удалось. То есть Влад за всю ночь не сомкнул глаз, да и лег только под утро. Хорошенькое дело поручила ему Галка, нечего сказать! Поручила… Сам напросился. Как говорится — назвался груздем… В общем, дел у Влада было теперь невпроворот. Он не обладал Галкиным авторитетом, он даже не был пиратским капитаном. Единственные люди, на которых он мог твердо рассчитывать, — это команда «Экюеля», которая уже знала и уважала его не только как брата капитана Спарроу, но и как собственного офицера. На французов с «Иль-де-Франса» надежды мало, да и смотрят они на пиратов свысока. Все надежные люди ушли вместе с «Гардарикой», «Амазонкой», «Перуном» и «Сварогом» вдогонку за Шаверни. В Картахене остались только ненадежные. Опасность подстерегала сразу с двух сторон — пираты, едва только почувствуют слабину в начальстве, сразу же начнут грабить город, а прижми он слишком сильно своих головорезов — могут сами испанцы обнаглеть. В любом случае в городе начнется резня. У самого Влада остается только узенькая дорожка посередине, и нужно умудриться пройти по ней, балансируя, и дождаться возвращения Галки. А то вернется эскадра в Картахену, а на месте города — одни головешки… Ну это, положим, крайний вариант, однако доводить дела до такого состояния никак нельзя.

Первое, что сделал Влад, оставшись управлять взрывоопасным городом, — это ввел круглосуточные дежурства вооруженных отрядов. Дежурили в основном матросы с «Экюеля». Старший помощник Кадоль — немолодой, немногословный и неторопливый человек — не собирался оспаривать приказы Влада, хотя был старше и опытнее. Он не лез с советами и не вмешивался в распоряжения. Только молча вынул трубку изо рта, ткнул рукой в карту Картахены, очертив черенком трубки район возле порта и район торговых рядов, после чего снова спокойно задымил. Из этой пантомимы Влад моментально уяснил, что два этих района кажутся Кадолю наиболее опасным и что туда стоит отправить усиленные патрули. Идея хорошая — да где же взять столько народу? Решив, что можно увеличить количество людей для ночных дежурств в этих районах, а на день немного уменьшить, Влад несколько успокоился. Но ведь, помимо угрозы мародерства, существует еще и угроза дезертирства! Значит, вахты на оставшихся в гавани кораблях тоже придется увеличить!

Снова собрав людей и снова объявив о категорическом соблюдении комендантского часа для мирных жителей, и подтвердив, что за мародерство полагается смертная казнь, Влад с неспокойным сердцем отправился в дом дона Альваро. Он решил туда переехать в силу нескольких причин. Во-первых, алькальд продолжал оставаться главным лицом в городе. Если и ожидать каких-либо демаршей со стороны испанцев, то исходить они могут как раз именно от самого энергичного и деятельного человека — алькальда. И хотя Владу очень нравился дон Альваро, который к тому же дал слово чести вести себя благородно с победителями… Но победителей в городе теперь осталось мало. Искушение могло оказаться слишком большим. Даже для благородного человека. В общем, Влад решил, что если алькальд будет находиться от него в непосредственной близости, это в любом случае облегчит их взаимопонимание. К тому же дом дона Альваро был очень удобно расположен, от него добраться в любую часть города можно за пятнадцать минут. Ну и самая главная причина, самая скрываемая, конечно, даже от самого себя — присутствие в этом доме Исабель.

Влад гнал от себя мысли о ней и, действительно занятый, загруженный делами, мог достаточно долгое время о ней не думать. Но стоило только немного расслабиться и отвлечься — все. Она приходила незримо и неслышно, закрывая ему глаза своими тонкими, теплыми пальцами, снимая боль с раскалывающейся от напряжения головы. Всякий раз Влад встряхивался, чтобы избавиться от наваждения, и тер пальцами горячий лоб, которого — вот только что так явственно — касались ее руки. С ума сойти: Исабель ему теперь приходится официальной невестой, а они уже несколько дней не только не разговаривали, но и вообще виделись лишь мельком. Но это все потом, потом, потом. Когда закончится весь этот кошмар, когда вернется Галка, когда парни поймают этого версальского проходимца де Шаверни, когда вернут и поделят ценности, когда удастся сохранить город и благополучно из него убраться. Боже мой, как долго еще до Кайонны! Кажется, что все это в каком-то зазеркалье — и Исабель, и будущая свадьба, и Тортуга. Словно это в другом мире, не менее фантастичном, чем его забытый и перечеркнутый двадцать первый век! В общем, Влад привел самому себе тысячу аргументов, и перебрался в дом алькальда с чистой совестью, искренне себя уверив в том, что это все — для пользы дела. Ну что же, несмотря на некоторый самообман, подобное переселение действительно оказалось полезным.

Как раз накрывали столы для ужина. В столовой собрались все домочадцы: алькальд, Мартин, донья Мерседес, Исабель и сам Влад. Исабель видела, что ее жених выглядит взвинченным и усталым, поэтому сидела тихо, только робко улыбалась, когда они могли оказать друг другу какие-то мелкие услуги за столом. Влада трогала ее забота, но отключиться полностью от проблем у него не получалось, да он и не собирался забывать о делах. Ужин проходил в обстановке молчаливой и напряженной. Донья Мерседес привыкла не вмешиваться в мужские дела, и она очень хорошо знала по своему мужу то выражение озабоченности, которое не сходило сейчас с лица Влада. Мартин тоже наблюдал за современником молча. Наблюдал и оценивал. Влад чувствовал себя под всеми этими взглядами, словно под перекрестным огнем, но держался. Сейчас слишком много зависит от его умения контролировать ситуацию. Дон Альваро сочувственно смотрел на молодого человека, на чьи плечи легла столь большая ответственность — и тоже молчал.

Правда позже, после ужина, когда дамы уже удалились в свои комнаты, а Влад собирался выйти с матросами в город, чтобы проверить патрули, алькальд отозвал его в сторону на пять минут.

— Понимаю, сеньор Вальдемар, что вы не можете видеть во мне надежного друга, — начал дон Альваро не очень уверенным тоном. — Но прошу вас поверить, что я в данной ситуации всецело на вашей стороне… Если в городе начнутся беспорядки… Понимаете, это не в моих интересах… Думаю, что нам стоит сейчас объединить наши усилия… Это даже не говоря о том, что вы и ваша сестра мне глубоко симпатичны, невзирая на судьбу, поставившую нас по разные стороны…

Было видно, что старому алькальду тяжело даются все эти слова. Влад внимательно его слушал, нахмурившись и нетерпеливо постукивая пальцами правой руки по ладони левой — была у него такая привычка, в моменты серьезного раздумья. Наконец он поднял глаза на испанца — тот стоял, ожидая его ответа.

— Что вы предлагаете? — спросил Влад.

— Предлагаю? Свою помощь, свой опыт и опыт Мартиньо, знание города и людей. Если понадобятся люди — можно взять городскую стражу. Правда, они сейчас разоружены…

— Нет. — Влад сказал это так быстро, что алькальд вздрогнул. — Давать оружие жителям Картахены мы не будем.

— Вы мне не доверяете… — Дон Альваро вздохнул с горечью и покачал головой.

— Нет, — повторил Влад. — Не вам. Вам я верю, но вот люди, получившие в руки оружие, могут понаделать глупостей. Хотя ваш опыт мне действительно может пригодиться.

Дон Альваро несколько приободрился.

— Нужно пресечь возможность мародерства, — сказал он.

— Я уже сделал все возможное. — Влад не хотел сразу раскрывать свои карты.

— И — самое главное — придется перекрыть гавань, — продолжал алькальд.

Влад поднял голову.

— Вы хотите сказать, что я должен блокировать город? Полностью? А как же рыбачьи лодки? Ведь Картахена может остаться без продовольствия…

— Да, нужно полностью блокировать гавань, — повторил дон Альваро. — Полностью. И расстреливать любое судно, которое попытается покинуть Картахену. Любое, если вы хотите избежать дезертирства.

Влад мучительно раздумывал. В словах старого алькальда было много резона. Да, дисциплину нужно поддерживать, любой ценой. Но стрелять по своим из пушек… Этого варианта предположить он не мог. А Галка — могла бы? Подобных инструкций она Владу не оставила… Сейчас подсказчиков нет — все придется решать самому.

И тут ночную тишину рассекли выстрелы и всплески огня со стороны порта. В дверь отчаянно забарабанил матрос с «Экюеля». Едва он ввалился в комнату (безо всякого этикета), как, запыхавшись, прохрипел:

— Роджерс пытается увести людей из Картахены!

— Мы опоздали! — Алькальд, кажется, переживал подобное известие еще острее, чем Влад.

— Так, нужно срочно к кораблям! Всех людей, кого можно, соберите! И бегом к канонирам в форт! Чтобы открывали огонь по любому кораблю, который направится к выходу из гавани! А вы, — Влад обратился к дону Альваро, — оставайтесь дома и ни в коем случае не выходите на улицу. Ни вы и никто из ваших домашних! Это приказ! Еще неизвестно, как все обернется…

И так, застегивая на ходу камзол, Влад вылетел из дома алькальда и бросился вниз по улице. Вслед за ним, грохоча по булыжнику тяжелыми матросскими башмаками, неслись два десятка людей с «Экюеля». Со стороны гавани доносились крики, шум потасовки и крики, перемежавшиеся далеким треском выстрелов.

Роджерс — конечно, это был он — попытался было взять власть в свои руки. И ему подчинилось около десятка особенно отчаянных английских капитанов с Ямайки. Конечно, никто из французов, знающих Галку и Влада, не польстился на громкие крики и блестящие посулы Роджерса, да и англичане клюнули далеко не все. Наиболее осторожные хотели подождать и посмотреть, чем обернется «правление» Влада: быть может, удастся сместить настырного братца Спарроу? Но Роджерс, видимо, предпочитал лезть на рожон. Он, правда, быстро смекнул, что в Картахене ему оставаться дальше незачем. В городе еще оставалось немало добра. Но эта чертова виселица, и эти чертовы французы, и этот чертов приказ расстреливать мародеров на месте… Несколько человек действительно рискнули распотрошить лавочку в торговом квартале. А результат? Двое застрелены на месте, а еще восемь дожидаются своей участи в подвале городской тюрьмы. Нет уж, лучше отправиться следом за Шаверни и Спарроу — авось, удастся подобрать хоть что-то после драки этих гигантов. Одному отправляться было глупо: корабль Роджерса слишком мал, чтобы тягаться с «Гардарикой», а тем более с «Генрихом». А вот стаей воронья, пожалуй, и можно покружить потом над полем боя. Если вовремя успеть, конечно. Да ничего — по шуму канонады можно будет их легко обнаружить. На уговоры ушел целый день. Миром Влад не выпустил бы их из Картахены ни под каким видом. Братец Спарроу не дурак и сразу же смекнул бы, что подобная шайка отправляется отнюдь не на помощь его сестре. Да и прислал на все корабли, еще оставшиеся в гавани, своих людей.

Ну чтобы остановить желавших покинуть негостеприимную гавань пиратов, их было все же маловато. А вот чтобы шпионить и передавать начальству обо всех перемещениях в порту — в самый раз. Так что волей-неволей пришлось ждать ночи. И воду, и провизию сложили на берегу, чтобы, как стемнеет, быстро-быстро, в несколько приемов, перевезти припасы на корабли. Реквизировали все рыбачьи лодки, чтобы доставить на борт сразу всех людей. И прорвались ведь! Сработало!

Конечно, когда по команде пять сотен людей одновременно бросились к лодкам, в одно мгновение покидали туда мешки с сухарями и бочки с водой и оперативно погребли к кораблям, сорок человек французов, патрулировавших пристань, ничего не могли сделать. Только стрелять да махать кулаками. Ну остановили они три десятка неуемных англичан. Ну сами потеряли дюжину умников. Эти азиатские костоломные штучки, они от пули не спасают. А форт пока молчал.

Приказ канонирам стрелять по дезертирам пришел, увы, слишком поздно. Только и удалось, что потопить шлюп, на котором и команды-то всего было — двадцать матросов. Кое-кто из них сумел добраться до берега — и благополучно присоединился к тем, что уже дожидался утра в подвале. Но задержать Роджерса Влад не сумел. В темноте мелькнули и растаяли паруса десятка небольших кораблей. Когда наконец заговорили пушки на крепостной стене, пороховые вспышки осветили только бизани да корму одного из припозднившихся шлюпов. Вот ему-то и досталось.

В порту горели склады, стонали раненые, лежавшие на каменной набережной. Влад приказал быстрее тушить пожар, чтобы огонь не перекинулся на соседние здания, перенести раненых в лазарет, а пленников запереть в тюрьме. Заменить часовых, доложить обо всех, самовольно покинувших город. Через час подробная информация о происшествии уже была у Влада в руках. Закопченный и измученный, он вернулся в дом алькальда в три часа ночи.

Дон Альваро не спал. Раздосадованный Влад рассказал ему обо всем, что случилось в гавани. Он клял себя за непредусмотрительность. Старый алькальд оказался значительно проницательнее его. Но, самое главное, теперь он страшно переживал за Галку. Мало того что ей придется сражаться с такими монстрами, как «Генрих» и «Принцесса», еще и эта стая шакалов сзади налетит! Но ругался и рвал на себе волосы Влад, так сказать, мысленно, оставив реализацию этого занятия до того момента, как он сможет остаться один. С доном Альваро он старался держаться хладнокровно, и ему это удалось. Старый испанец, однако, понимал, что сейчас творится в его душе.

— Не кляните себя, — сказал он, вставая с кресла, чтобы налить еще немного вина себе и своему гостю (всех слуг он уже давным-давно отправил отдыхать). — Вы не могли предусмотреть всего. А я не должен был так долго тянуть, и надо было предупредить вас сразу. Вы еще молоды и не настолько опытны, как донья Алина. Хоть она и младше вас, насколько я понимаю. Вы еще не привыкли командовать, но из вас может получиться очень хороший командир, я это вижу. А ваша сестра — она уникальный человек. Не сравнивайте себя с ней, иначе вас всю жизнь будет гнуть к земле ее авторитет. Быть может, вы не будете столь блестящи, как она, но вы будете собой. Так что идите к себе, постарайтесь немного поспать и не терзайтесь из-за того, что уже случилось. Теперь ваша задача заключается в том, чтобы не наделать новых ошибок и удержать в руках то, что есть. Идите-идите, завтра у вас будет тяжелый день.

Даже помимо своей воли, Влад ощутил, как слова этого немолодого человека внушают ему спокойствие и уверенность.

— Спасибо вам, дон Альваро, — сказал он, пожимая старику руку. — Я постараюсь сделать все, что от меня зависит. И спасибо вам за вашу помощь. Я и не мог рассчитывать на нее.

…Думаете, так легко повесить человека? Ну пусть даже не своими собственными руками — а просто отдать подобный приказ, думаете, легко? Одно дело — поставить на видном месте, в порту, виселицу — для устрашения, так сказать, в воспитательных целях. (И ведь срабатывало же, до поры до времени!) И совсем другое дело — воспользоваться ею по назначению. Повесить два десятка вот этих вот охламонов, у которых терпения оказалось слишком мало, а вот руки, наоборот, были чересчур длинными. И вот теперь они сидели в подвале городской тюрьмы — кто униженно умоляя о пощаде, кто просто угрюмо и молча глядя в стенку. Чувствовал себя Влад отвратительно. У Галки, должно быть, гораздо более крепкие нервы, или она просто сильнее его. Быть может, просто подождать ее возвращения? Но подобная робкая мысль быстренько сбежала, едва Влад прикрикнул сам на себя. Какое, к дьяволу, «подождать»! Каждый час промедления сказывается на дисциплине пиратов, которые сейчас в любое мгновение могут сорваться с цепи и начать хозяйничать в захваченном городе! Нет. Он обещал, что все будет в порядке — и все действительно будет в порядке. Город на растерзание он не отдаст, и, когда «Гардарика» вернется в Картахену, он передаст в Галкины руки не свору распоясавшихся мерзавцев, а нормальную, боеспособную команду. Когда «Гардарика» вернется. Если вернется…

В общем, чувствовал себя Влад в роли нового командующего препаршиво. Ему, ей-богу, было бы гораздо легче, если бы этих новоявленных мародеров попросту пристрелили на месте преступления. Но что делать? Не в меру добросовестный дежурный отряд охраны сгреб этих полупьяных идиотов, начавших громить лавочки и шастать по испанским домам, и доставил пред светлые Владовы очи до скорого решения. А что решать-то? Запереть в подвале да готовить виселицу. А кто вешать будет? Предыдущие исполнители уплыли вместе с Галкой. Дон Альваро даже предложил Владу картахенского палача, но Влад решительно отказался. Не хватало еще, чтобы пиратов вешал испанец в захваченном испанском городе! Каламбур какой-то! Это было б даже смешно в любой другой ситуации! Делать нечего — пришлось искать добровольцев среди тех матросов, кто остался в городе. Но, даже несмотря на обещанное вознаграждение, желающих нашлось немного. Ладно, завтра утром, в семь часов, все закончится. Да еще присутствовать при казни! Прямо скажем — удовольствие небольшое. Но не пойти — значит проявить малодушие, а малодушие — признак слабости. Ох ты ж, господи! Владу, конечно же, приходилось убивать в бою, и неоднократно. Но он до сих пор помнит то чувство тошнотворной слабости, которое охватило его, когда его клинок въехал во что-то упруго-податливое, как хрипло вскрикнул испанский солдат, как омерзительно хрустнула перебитая кость и с хлюпаньем потекла кровь из открывшейся раны, едва он выдернул абордажную саблю. Время тогда растянулось — и каждое мгновение врезалось в память, отчетливое и нестираемое. Влада потом еще долго трясло, а дядька Жак отпаивал его ромом после боя. Самый первый раз, когда вот так, лицом к лицу, всегда запоминается особенно ярко. Тут ни в какое сравнение не шел даже тот бой на «Орфее», когда он своего врага просто застрелил… И вот теперь Влад испытывал что-то подобное, только в несколько раз сильнее. Но он будет твердым: он обещал. Он удержит в руках эту шальную орду, которая у дельного командира может стать грозной силой, а у хлюпика развалится до состояния неуправляемой оравы бандитов и мародеров! Этого ни в коем случае нельзя допустить! И он не допустит, каких бы моральных терзаний это ему ни стоило!

И Влад это пережил. Нашел священника, вместе с ним сходил в тюрьму на исповедь. Выслушал последние просьбы приговоренных и честно их выполнил — но к мольбам о помиловании остался глух. Просто заставил себя отключиться, и все. И во время казни держался молодцом, не отводя глаз, чем заслужил молчаливое, но подлинное одобрение стоявших рядом Кадоля и Буассонье, нового капитана «Дианы». Посмотреть на подобное зрелище явились несколько десятков испанцев и пара сотен пиратов — именно этого эффекта, собственно, Влад и добивался, назначив казнь на столь ранний час. Расходились молча. Приказав похоронить повешенных на матросском кладбище неподалеку от порта, Влад побрел домой, позволив себе расслабиться только в тот момент, когда он переступил порог дома алькальда. Комната Исабель заперта — девушка, должно быть, еще спала, впрочем, как и все остальные домочадцы. Гостиная была пуста. Молодой человек сбросил плащ и без сил плюхнулся в кресло, закрыв глаза. Некоторое время он так и сидел, неподвижно, нахмурив брови и стиснув пальцами резные подлокотники. Мерзкая тошнота постепенно отпускала. Послышался шорох и скрип осторожно приоткрываемой двери.

— Кофе принесите мне, пожалуйста. Большую чашку, без сахара, — не открывая глаз, попросил он, решив, что это кто-то из слуг.

Но этот кто-то продолжал нерешительно топтаться на месте. Влад открыл глаза и увидел Исабель, стоявшую в дверях.

— Estas muy cansado? (Ты очень устал?) — тихо спросила она. В ее тоне было столько заботы и участия, что Влад почувствовал, как заколотилось его сердце.

— Poquito, — так же тихо ответил он. — Немного.

Исабель улыбнулась и сделала то, о чем так долго он мечтал: подошла поближе и положила ему на лоб узкую теплую ладонь. Влад извернулся и потихоньку поцеловал эту руку, которая чуть заметно вздрогнула — но осталась на месте. Несколько минут тишины и покоя. Всего несколько минут — а потом Влад решительно выпрямился в кресле.

— Мне нужно идти, — прошептал он. — Tengo que irme ahora.

Дел было впереди еще много.

2

Горячая, влажная духота сменилась горячим и влажным ветерком. Шило на мыло. Но этот ветерок хотя бы мог наполнить паруса, и шесть кораблей мало-помалу настигали беглецов. Те все забирали к востоку, не рискуя выходить в открытое море. Правда, идя вдоль побережья, они крупно рисковали нарваться на испанцев или голландцев, но не нам судить, по какой такой кривой дорожке двигались мысли господина де Шаверни… Ветерок был не слишком силен, и корабли шли довольно медленно. И к вечеру паруса французских линкоров перестали быть маленькими светло-серыми облачками на горизонте. На закате даже сделалось возможно разглядеть, что у одного из кораблей явно поставлено меньше парусов, чем у другого. Наверняка «Принцесса», сломанная грот-мачта которой давно пошла на дрова еще в гавани Картахены. Поставить новую де Шаверни смог бы в Фор-де-Франс, да и то еще вопрос, найдется ли там подходящее дерево. Галка сильно подозревала, что как раз на Мартинику господин адмирал заходить и не планировал. Де Баас на идиота не похож, с него станется заблокировать линкоры в бухте Фор-де-Франс. Его теоретически можно было бы обмануть, насочиняв про отставшие по пути пиратские корабли, но вот потом… Обман все равно вскроется…

«На что он рассчитывает? — Галка, несмотря на темноту, не уходила с квартердека. — Принести миллиончики на тарелочке в Версаль и получить за это высочайшее прощение? Тогда он не сможет спать спокойно, пока не доберется до первого континентального французского порта. А это мы ему вряд ли позволим сделать. И он в курсе… Ага, интересный раскладец!»

Мысль, возникшая как результат наблюдений, рассмешила ее. Но это был горький смех.

«Так вот зачем он плетется вдоль побережья…»

К ночи ветерок окреп. А на рассвете небо на востоке оказалось затянуто рваной кисеей перистых облаков. Вот это уже точно было не смешно. Но сюрприз от погоды — надвигающийся шторм — был только первым среди сегодняшних подарков судьбы. Преследователи уже подобрались к линкорам на расстояние меньше двух миль, когда французы вдруг стали забирать к северу. Что они там увидели впереди по курсу — пока было неясно. Галка, как и ее офицеры, сильно подозревала, что противника. Ведь новость о нападении на Картахену уже должна была достигнуть соседних поселений: дорогу-то пираты перекрыли, но перекрыть сельву и все лазейки было просто нереально. Наверняка благородные идальго, не имея возможности уйти из города, послали кое-кого из своих слуг. И те либо сами добрались до ближайших крепостей, либо передали весточку через местных индейцев.

— Подрежем угол, — сказала Галка, разглядывая в трубу покрытые резьбой сине-золотые корпуса французских кораблей. — Эй, на марсе! Следить за горизонтом по правому борту!

Пиратские корабли настигали беглецов, тут двух мнений быть не могло. Оставалось загадкой, как «генерал Мэйна» собирается их брать. В трюмах французов лежали сказочные сокровища. Потопить такое богатство не поднялась бы рука ни у одного пирата. Но и брать на абордаж восьмидесятипушечные линкоры, когда у них команды человек по семьсот — тоже дураков нет. Но то, что у капитана Спарроу есть какой-то план, пираты не сомневались. Не зря она держится так уверенно.

— Паруса справа по борту!

Да, не прошло и получаса после смены курса, как пиратские корабли вышли на открытое пространство, и марсовые действительно заметили паруса. С востока.

— Голландцы или испанцы? — Эшби старательно пытался разглядеть в свою подзорную трубу вымпелы нежданного «подарочка».

— Без разницы, — мрачновато проговорила Галка. — Стрелять будут и те, и эти.

— Мы не имеем права разделять силы.

— Джек, а кого тут интересует наше личное мнение? Придется.

— Подождем еще немного.

В самом деле, кто бы там ни был, эти корабли не шли ни в какое сравнение с гигантами под французскими флагами. Но стоит завязаться бою, как противник быстро смекнет, в чем тут дело. И, выждав время, набросится на потрепанного победителя. Это Мэйн, а не Европа. Хотя и в Европе подобная «стратегия» процветала махровым цветом. Но допустить такое безобразие пираты не могли. Слишком большой куш. Тем не менее Галка решила подождать еще немного. Пока не настанет пора предъявить де Шаверни ультиматум.

Однако судьба сегодня тасовала карты так причудливо, что только успевай реагировать. Не прошли корабли и трех кабельтовых, как подали сигнал с «Перуна», замыкавшего строй. Там заметили за кормой что-то странное. Галка тут же направила трубу. Обзор был ограничен такелажем шедших позади кораблей, но кое-что разглядеть удалось. Как будто облачко. Небольшое подвижное облачко, севшее на воду…

— Олухи царя небесного! — прорычала Галка, сообразив, кого там еще принесло. — Полководцы гребаные, черт бы их побрал!

Тем временем неизвестные корабли, замеченные прежде, подошли ближе, и теперь-то пираты разглядели голландские флаги.

— Адмирал Эверстен, — сказал Эшби. В то время известных флотоводцев не только знали поименно. Сорокапушечный фрегат «Роттердам» был не менее узнаваем, чем «Гардарика».

— Серьезный дядя, — хмыкнула Галка. Адмирала Корнелиса Эверстена она лично не знала — не довелось раньше встречаться — но слышала о нем как о решительном противнике. — Джек, угадай с одного раза, на кого он теперь набросится?

— На этих… любителей падали. — Джеймс без особого уважения к коллегам по пиратскому ремеслу кивнул на «облачко» — наверняка с десяток мелких флибустьерских судов, бросившихся по следам флагмана с простым, но подленьким расчетом: дождаться конца боя и попытаться отнять добычу у обескровленного победителя. — Очевидно, Влад сумел взять город под полный контроль, и эти господа решились на столь опасную авантюру.

— Блин… — Будь на месте Галки Морган, он бы плюнул на этих «героев», предоставив их судьбе в лице голландца, а сам бы продолжил преследование. Но Галка думала иначе. Во-первых, она была человеком слова и доказала это делом. Во-вторых, это действительно не Европа, а Мэйн со своими законами. Если ты не придешь на помощь своему собрату-флибустьеру, кто бы он ни был, однажды не придут на помощь тебе. — Ну ладно. Поиграем в эту игру, раз вы так настаиваете… Сигнал на «Перун» — пусть пойдет и разберется с голландцем!

Требютор еще перед выходом из Картахены горел желанием как следует покусать французского адмирала, но раз Воробушку нужно непременно отделаться от голландцев, почему бы не удружить даме? А заодно продемонстрировать противнику свое преимущество. Красно-золотой линкор неторопливо и величественно развернулся, забрав ветер всеми парусами, и пошел наперерез голландской эскадре.

Этот маневр не остался незамеченным на французских кораблях, и, если Галке не изменяло зрение, они снова начали забирать к северо-востоку. Но только теперь это уже было ни к чему. Расстояние сократилось до мили, а это — предел прицельной стрельбы новых орудий.

— Ладно, — сказала Галка, видя оживление на квартердеках французов. — Не получится с ходу их атаковать — будем давить на психику… Поднимай сигнальные флаги!

Если вы думаете, будто двойные стандарты — изобретение двадцатого или двадцать первого века, то вы заблуждаетесь.

Взять, к примеру, Мингса. Мне про него Причард рассказывал, его брат был у этого товарища боцманом. Кристофер Мингс верно служил Англии, будучи королевским офицером. Воевал с испанцами. Но методы ведения этой войны у него были самые что ни на есть пиратские: пришел, пограбил, пожег, ушел. Влад мне еще доказывал: Юлий Цезарь или Наполеон, значит, тоже пираты? Тоже ведь грабили, жгли… Нет. Цезарь захватывал новые земли для своей империи. Наполеон — то же самое. А чем в этом плане отличился покойный Мингс? Да ничем. Но его рейды тем не менее никто не называет пиратскими. Зато когда абсолютно то же самое откаблучивали Олонэ или Морган — извольте, пираты чистейшей воды! Но если Олонэ действительно отморозок без чести и совести, то Морган как раз был абсолютно уверен, что служил своей родине. Правда, у родины на сей счет было особое мнение.

Что же до меня, то я и не спорю. Пиратка. Правда, идейная, что весьма затрудняет сэрам, месье, минхеерам и сеньорам общение со мной. Для них в порядке вещей принцип генерала Франко: своим — все, врагам — закон. А законы эти таковы, что проще сразу повеситься. Потому у всех этих господ глаза на лоб лезут от пиратки, установившей свои законы и их верховенство над любыми флагами. Сколько было вони, когда я разделалась с Джонсоном! Линч чуть было не выдал ямайским каперам комиссии против моих кораблей! Вовремя остановился, и, я думаю, дело не столько в благоразумии, сколько в осознании интересного факта: Ямайка теряет свое значение в этих водах.

Но вернемся к нашим драконам. К двойной морали, то есть. Принцип прост, как пять копеек: своим прощается все. Чужим не прощается ничего. Но одно дело, когда в этом дерьме полощутся отдельные группы товарищей, именуемые, как говорил Глеб Жеглов, в просторечии «шайкой». И совсем другое, когда оно же становится государственной политикой. Навидалась и этого, причем еще в своем родном мире. Когда жополизам прощается все, вплоть до уголовных преступлений, а политических оппонентов прессуют за неправильную парковку автомобиля… Когда приветствуется дерибан чужой страны и жестко пресекается любое отклонение от «курса партии и правительства» в своей… Когда откровенному пирату дают рыцарское звание, а такому же пирату, но под другим флагом, готовят виселицу… Когда флотоводцу отказывают в признании его заслуг только потому, что он не католик, а адмиралом назначают придворную бездарь… Чем для населения популярно разъясняется простенький и подлый принцип: хочешь жить припеваючи — умей лизать нужные задницы. То есть попросту откажись от человеческого достоинства, и будут тебе полные штаны «щастья».

Самое страшное, что многие совершают это самопредательство с удивительной легкостью…

Ну уж нет. Я не отступлюсь и буду шокировать тутошнее общество, пока не подохну. Не умею жопы лизать, что поделаешь. Противно. И жутко негигиенично.

3

«Помню, читала еще дома спор о том, когда именно была изобретена военно-морская сигнализация, — думала Галка, наблюдая в подзорную трубу за происходящим на палубах линкоров. — Почему-то большинство спецов приписывали ее изобретение Нельсону. Чушь. Сигнализация существует с тех пор, как появились военные флоты».

И это было так. Но здесь на каждом флоте, помимо общепринятых «международных» сигналов, имелась собственная система передачи приказов на свои корабли. Французы «не понимали» сигналы испанцев, испанцы — англичан и так далее. На пиратских кораблях часто пользовались сигнализацией флотов тех стран, под чьими флагами они ходили. Вот и сейчас над «Гардарикой» плескались разноцветные вымпелы, хорошо понятные французским военным морякам: «Адмирал приказывает прекратить бунт и выдать зачинщика. В противном случае будете уничтожены». Адмиральский вымпел французы уже давно разглядели. А теперь прочли и этот сигнал. Выводы, которые сделали господа офицеры, привели их в замешательство. Галка не была таким уж сильным эмпатом, чтобы чувствовать эмоциональный настрой людей на расстоянии мили, но это замешательство оказалось настолько сильным, что до нее донесся его отзвук. «Психическая атака» была продолжена. Пиратские корабли довольно быстро нагоняли беглецов, и через час выстрелила носовая пушка флагмана. Ядро поперек курса французам — сигнал лечь в дрейф и заодно наглядная демонстрация самых решительных намерений. Это ядро вздыбило фонтан воды в полукабельтове от носа «Принцессы».

— Похоже, они не в восторге от происходящего, — с едкой иронией произнес Эшби. Сейчас и без подзорной трубы было видно, что французы в ступоре.

— Шаверни уже давно понял, что у нас осталась пара тузов в рукаве, — усмехнулась Галка. — Представляю, как он сейчас рвет и мечет, что не утащил с собой д'Ожерона… Дорогой, просигналь этим господам, у них осталось пять минут на размышления.

Французы хорошо разглядели и этот сигнал… и тут случилось непредвиденное. «Принцесса» спустила флаг и легла в дрейф! Тяжелый линкор, лишенный, правда, грот-мачты, свернул паруса и остановился. Вот это был сюрприз! Обрадованная Галка — она-то готовилась драться сразу с двумя восьмидесятипушечниками — тут же отправила к сдавшейся «Принцессе» «Амазонку» и «Акулу». Пусть Причард, как самый опытный из капитанов, берет линкор под свой контроль. Но выход «Принцессы» из боя еще до его начала не снял главную проблему — де Шаверни. Завидев маневр «Принцессы», тот приказал ставить на «Генрихе» все паруса.

— Думает сбежать, — проговорила Галка по-русски. — Поздно, дядя, пить боржоми, почки отвалились… Паруса к ветру! Сигнал «Сварогу» — занять огневую позицию! Сигнал «Сибилле» — держаться в кильватере флагмана!

«Гардарика» и шедший параллельным курсом «Сварог» начали расходиться под небольшим углом. Флагман налево, линкор направо. Пираты тоже прибавили парусов, и, поскольку они-то как раз не были нагружены, очень скоро «Генрих» оказался зажатым в клещи. Но и сдаваться де Шаверни тоже не собирался: порты линкора были открыты. Близко не подойдешь. Потому еще на пирсе Картахены Галка и Билли разработали этот план: лишить французов преимущества в пушках. Проще говоря, зайти с бортов на расстояние, недоступное для бронзовых пушек линкора, и расстрелять их батарейные палубы. А уже потом подходить для абордажа. Тридцатидвухфунтовые пушки линкора, правда, там тоже не для декорации стояли, и «Генрих» выстрелил первым. С обоих бортов, из всех своих восьмидесяти орудий. Для мощных пушек линкора три кабельтова не особо большое расстояние. Многовато для прицельной стрельбы, но для такой массивной атаки — вполне достаточно. Большинство ядер, правда, упали в воду, но часть достигла цели, повредив корпуса пиратских кораблей. И тут заговорили стальные пушки.

— Работаем по батарейным палубам! — крикнула Галка Пьеру. — Смотри, брат, не засади им снаряд в крюйт-камеру, нам это корыто еще пригодится!

Нарезные пушки и на «Гардарике», и на «Свароге» были одного калибра (французские оружейники немало над этим попотели), но линкор был тяжелее и мог себе позволить стрельбу залпами. «Гардарику» же от залпа четырех орудий начало валить на левый борт. Потому капитан Спарроу приказала стрелять беглым огнем, по готовности. Но тут уже не важно, как стрелять — беглым или залпами. Важен был результат: снаряды ложились в цель часто, точно и с неприятными для господина де Шаверни последствиями. Через четверть часа интенсивного обстрела из восьмидесяти орудий «Генриха» «в строю» осталось не больше половины, а одно это уже уравнивало его с «Гардарикой». Но оставалась еще одна проблема: на французском флагмане восемь сотен человек. Правда, с учетом только что прекратившегося обстрела численность команды на «Генрихе» несколько подсократилась, и это давало пиратам хороший шанс захватить корабль вместе с грузом. В первую очередь это означало большую драку по старым правилам — кто кого. Тут уже французы, накрученные де Шаверни, будут драться насмерть. Но, несмотря на это, пиратские корабли пошли на сближение с французом. На абордаж.

— Смотри, Эли. — Эшби заметил какие-то приготовления на палубе француза. — Они натягивают сети.

В бою «эпохи парусников» часто использовались сети, которые обычно развешивали над палубой — чтобы защитить экипаж от падающих обломков рангоута. Но французы натягивали сети не у себя над головой, а вдоль бортов. Какая-никакая, а защита: пока пиратские абордажные команды прорубят в ней дыры, мушкетеры смогут изрядно их повыщелкать.

— Верхняя палуба — книппелями, по сети — огонь!

Книппеля только-только начинали появляться в Мэйне, и Галка, конечно же, взяла на вооружение этот последний писк европейской моды. Вообще-то она планировала пострелять этими парами мелких ядер, связанных цепью, по рангоуту и такелажу противника, но раз уж пошли в ход сети, то почему бы не усложнить французам задачку? Не успели те натянуть сеть, как небольшие пушки верхней палубы «Гардарики» выплюнули порцию книппелей, и в прочной сети нарисовались солидные дыры. А один особенно удачливый книппель, взлетевший выше прочих, порвал «Генриху» грот. Огромный парус лопнул со звуком пушечного выстрела. Линкор немного замедлился, и тут рявкнули его пушки. Его тяжелые пушки, уцелевшие после форменного разгрома, учиненного орудийным огнем пиратов…

Боли Галка не почувствовала. Толчок в плечо, такой сильный, что ее сбило с ног. Она даже не сразу поняла, что произошло. Но когда при попытке подняться ее скрутила адская боль, а рубашку справа залило кровью, все стало ясно.

— Только не сейчас! — взвыла она, зажимая рану здоровой рукой.

Джеймс уже оторвал от собственной рубашки полосу и перевязывал ей рану. Галка видела его глаза, совсем близко — два кусочка голубого неба на побледневшем лице. Это была уже третья ее рана за годы пиратства. Первой, от которой остался длинный шрам на правом боку, она была обязана покойному капитану Харрису. Вторую — огнестрельную, в бедро — получила при абордаже испанского «серебряного галеона» года полтора назад. И вот третья — если не считать раной тот удар по голове, полученный в Фор-де-Франс. Французская картечина пробила плечо навылет. И, судя по всему, наделала беды. При любой попытке пошевелить правой рукой Галку скручивала боль. А продолжавшая обильно сочиться, несмотря на перевязку, кровь говорила о том, что перебит какой-то крупный сосуд. Но Галка сейчас думала не об этом. Картечный залп линкора стоил ее команде самое меньшее двух десятков жизней. Наверняка на «Свароге» ситуация не лучше.

— Помоги встать, пожалуйста, — срывающимся голосом проговорила Галка, цепляясь левой рукой за мужа.

— Эли, ты ранена. — Джеймс попытался ее удержать. — Лежи, не шевелись.

— Джек, умоляю тебя — помоги мне встать! Бой еще не окончен!

Уж кто-кто, а Эшби лучше других понимал одну вещь: если капитан так популярен в команде, то он должен ответить взаимностью. То бишь довести бой до конца, что бы ни произошло. Даже если он умрет при известии о победе. Но — Эли? Заставить самое дорогое для него существо страдать? Картечная рана — не фунт изюма.

— Капитан! Что с капитаном? — донеслось с палубы.

— Джек…

Эшби вдруг выругался, да так, что завяли бы уши у самого прожженного боцмана, но все-таки подхватил Галку… и осторожно поставил ее на ноги у поручней.

— Спокойно, братва. — Она задыхалась, но старалась говорить ровно. — Подумаешь — пробоину получила! В первый раз, что ли?.. Стрелков на правый борт! Сигнал «Сибилле» — вперед!

Корабль де Ментенона, прикрытый корпусом «Гардарики», выдвинулся вперед и обрушил на только что разряженный борт линкора свой картечный залп. Пусть и не очень-то он был мощный, но французы с «Сибиллы» добавили плотным ружейным огнем. А кромешный ад на палубе «Генриха» начался, когда на огневую позицию вышла «Гардарика».

— Правый борт — огонь!

Картечный залп пиратского флагмана обошелся французам довольно дорого. Галка видела по крайней мере двух убитых офицеров, что уж говорить о команде? Стрелков смело начисто. А когда с «Гардарики» перекинули абордажные мостки и начался бой — пока еще неравный — к линкору с правого борта подошел «Сварог». Стрелять оттуда не стали, опасаясь попасть по своим, но высадили абордажную команду. И вот тогда все стало ясно.

— Победа, Эли. — Джеймс стоял, крепко прижимая жену к себе — чтобы не упала.

— Пиррова победа, — процедила Галка, утирая рукавом бежавшие помимо воли слезы. Больно ведь… — Сколько наших поляжет… за эти чертовы побрякушки, будь они прокляты!

— Эли… Любимая моя. — Джеймс гладил ее по волосам, стараясь успокоить. — Ты знаешь, что нужно сделать, чтобы эти смерти не были напрасными. Но для этого ты должна жить. Я сейчас позову Леклерка, и…

— Леклерк нужен будет на палубе, Джек. А я… я еще должна как следует встретить де Шаверни, если парни в горячке боя его не прирежут.

— Эли, послушай меня хоть раз в жизни! — тихо, но достаточно яростно воскликнул Эшби. — У тебя опасная рана, ты рискуешь истечь кровью еще до того, как Леклерк вообще откроет свою аптеку! Да, ты капитан, ты адмирал! Но ты не сможешь командовать эскадрой, будучи без сознания… или того хуже!

Дух противоречия, составлявший основу вредного Галкиного характера, уже подсказывал ей готовый ответ. Но, во-первых, муж был на двести процентов прав. А во-вторых, она действительно слабела с каждой минутой. Нужно было быстро остановить кровотечение. Нужна была официальная медицина в лице доктора Леклерка, чтобы сделать это. А там уже организм сам будет бороться за жизнь…

— Хорошо… — согласилась она, чувствуя, как от подступавшей слабости подкашиваются ноги. Пробитое плечо горело так, словно к нему приложили каленое ядро. — Но ты… ты останься здесь, Джек… пока не окончится бой…

Джеймс, недолго думая, подхватил ее на руки и понес вниз, к дверям полуюта, громко требуя доктора. Леклерк примчался со всей возможной скоростью и, кляня «упрямую девчонку» на чем свет стоит, принялся за дело.

Бой, учитывая подготовку и злость пиратов, продлился минут двадцать и закончился их полной победой. Французы еще держались, пока де Шаверни со шпагой в руке метался по мостику и пытался их воодушевлять, но Билли прорвался на квартердек «Генриха» и быстренько привел бывшего адмирала в нерабочее состояние. После этого французы начали бросать оружие и массово сдаваться в плен. А де Шаверни — с изрядной шишкой на голове — доставили на борт «Гардарики». Пред светлые очи новоиспеченной адмиральши и представителя королевской власти — месье д'Ожерона. Этого во избежание разных там эксцессов попросили не покидать каюту до окончания боя, что тот и проделал. Но, узнав о ранении капитана Спарроу, подхватил свою личную походную аптечку и поспешил на помощь доктору. Правда, Леклерк напустился и на него — мол, нечего посторонним делать в каюте больной! — но тут Билли привел де Шаверни.

Доктор только выругался сквозь зубы, однако помешать этому уже не мог.

4

Где-то с минуту они смотрели друг на друга — связанный, покрытый копотью «версалец», растерявший весь свой блеск, и раненая женщина, которую доктор все же успел уложить в постель. Галкин взгляд был на редкость спокойным. Но вот Шаверни при виде ее изжелта-бледного лица с темными кругами под глазами начал едко усмехаться.

— Не лучшие у вас сейчас времена, не так ли, адмирал? — съязвил он.

— Возможно, — тихо прошелестела Галка. — Но бывало и хуже, так что не обольщайтесь. Я еще вас переживу.

— На вашем месте, сударь, — едко заметил д'Ожерон, — я бы подумал о собственном будущем. Скажем, о том, что вы станете говорить на суде.

Де Шаверни бросил на губернатора испепеляющий взгляд, но поскольку это был только взгляд, а не гром с молнией, то месье д'Ожерон преспокойно не обратил на это никакого внимания.

— Билли! — позвала Галка.

— В трюм его или сразу на нок-рею, а, Воробушек? — Билли в предвкушении расправы над этим «индюком» потирал руки.

— В трюм. — Усмешка Галки была слабой, но мрачной. — Только не в наш, а на «Генриха». Проследи, пусть прикуют этого типа к самому тяжелому сундуку. А то вдруг чего с линкором, так я хочу быть уверена, что это дерьмо точно не всплывет.

Билли не удержался и донес суть приказа Воробушка до сведения команды. И хохот, который сопровождал де Шаверни на всем пути в трюм, стал для царедворца настоящей пыткой. Такое унижение! А ведь он был облечен доверием самого короля! Но теперь… Теперь д'Ожерон не упустит случая расписать его действия в самых черных красках. Суд. Приговор. В лучшем случае — пожизненная тюрьма, что для человека его звания и богатства не так уж и страшно, ведь заключенные в те времена частенько содержали себя сами. Но если казнь?.. Если казнь — то пусть казнят его как человека знатного, а не насмехаются, как над простолюдином!

Тем временем пираты занялись подсчетом потерь, и тут выходила совсем невеселая цифра. Из двухсот семидесяти человек команды «Гардарики» в живых осталось не больше двухсот, включая человек двадцать настолько тяжело раненных, что они могли не дожить даже до возвращения в Картахену. Немыслимо большой процент потерь. На «Свароге» из пятисот на ногах около трех с половиной сотен. Жестокая цена победы. Но пираты привыкли обращать на это немного внимания. Похоронив погибших в море, они сразу засобирались в обратный путь. Облака явственно предупреждали о близком шторме. Нужно было успеть вернуться до того, как стихия разметает корабли по всему побережью.

Пока доктор Леклерк занимался раной капитана, на квартердеке распоряжался Эшби. Уже через час эскадра легла на обратный курс. Еще через час к ней присоединился «Перун» — Требютор потопил трех голландцев, остальных запугал так, что те позорно бежали. А вот его улов — подобранные остатки команд пиратских судов, пущенных голландцами на дно в два залпа — рассмешил всю эскадру. Роджерс. Со товарищи. Мокрый, злой и подавленный. Сам он не пожелал ничего объяснять, но его братва проговорилась: мол, братец этой мадам адмиральши с первого же часа так гайки закрутил, что никак повеселиться не получалось. Вот и решили выйти в море. На помощь остальным, так сказать.

— Помощнички чертовы, — процедил Требютор. — А ну-ка, парни, в трюм их. Пусть просохнут по дороге, а там разберемся, кто, кому и как собирался помогать.

Англичане возмущались, но поделать ничего не могли: они являли собой жалкие остатки той силы, которая вышла из Картахены, а Требютор чихать хотел на губернатора Ямайки и его возможный гнев, которым честно пытался напугать француза обозленный Роджерс.

Обо всем этом Галке рассказал Джеймс, когда урвал полчаса, чтобы спуститься в каюту. Совсем оставить любимую женщину без своего внимания он не мог: а вдруг ей там без него хуже стало? Хуже не стало: доктор сумел остановить кровь и наложил тугую повязку. Но тут появилась еще одна опасность… Словом, стерильных бинтов тогда еще не придумали. Да и картечь французы тоже продезинфицировать не догадались. Обширного заражения удалось избежать, промыв рану ромом — о чем доктор гордо сообщил месье штурману, а Галка при этом только скрипнула зубами — но все-таки что-то осталось. И у капитана начинался жар…

…Галка и Владик спорили с доктором Леклерком с самого момента появления его на борту «Гардарики». Переубедить его делать какие-то вещи иначе, чем он привык, казалось совершенно нереальным. На все требования дезинфицировать раны и мыть руки перед тем, как прикасаться к пациентам, а не только после этого, Леклерк начинал возмущенно жестикулировать и кричать, что он дипломированный врач, получивший образование в Сорбонне, и не позволит каким-то там дилетантам вмешиваться в его дела со своими варварскими методами. Даже приказать Галка ему не могла, так как официально врачи не считались членами пиратской команды. Как ни бились Галка и Влад, пытаясь объяснить Леклерку, что раны начинают гноиться вовсе не от «дурного воздуха», а от грязи и инфекции, попавшей в кровь, — он только отмахивался от них. Да и как объяснить ему, что такое «инфекция»? Микроскопа-то под руками не было! Он был хорошим врачом, но совершенно упертым. В конце концов Галка пригрозила списать его на берег — только тогда он, ворча, смирился с этими знахарскими приемами. Правда, видя на практике, что элементарный спиритус приносит больше пользы, нежели все многомудрые рассуждения парижских профессоров о разлитии черной желчи, сгущении жизненных соков и тому подобной ерунде, доктор стал более внимательно прислушиваться к словам московитов.

А однажды Влад примчался к Галке с сияющим как новая монета лицом. Они только-только распрощались с очередным испанцем — его паруса еще не растаяли вдали, и казалось, что оттуда доносятся запоздалые проклятия в адрес пиратов. И тут «братец» влетает на мостик с какой-то склянкой в руке.

— Что это? — недовольно спросила Галка.

Дел у нее было полно, они еще даже не успели разобрать трофеи. Владик, словно величайшую драгоценность, протянул ей пузырек, в котором плескалась густая темная жидкость.

— Ну и что это такое? — повторила Галка свой вопрос, не понимая, с чего это вдруг столько неумеренных восторгов.

Тогда Влад осторожно вынул притертую пробку.

— На, понюхай.

Пожав плечами, Галка взяла пузыречек и поднесла к лицу, осторожно втягивая странно-знакомый, чуть сладковатый запах.

— Что-то неуловимое, никак не вспомню… — протянула она, наморщив лоб.

— Еле отобрал у одного испанца из пассажиров, — объявил Влад с довольным видом. — Тот вцепился хлеще, чем в драгоценности любимой тещи! Ну что, не вспомнила?

Запах был немного дурманящим. Вдохнув его еще раз, Галка почувствовала, как от него слегка закружилась голова.

Владик сиял, словно свежевкрученная лампочка. Галка рассердилась:

— Давай, выкладывай, в чем дело, и не морочь мне голову!

— Это опиум.

— Что?!

— Опиум, — повторил он с совершенно невинным видом.

— Да ты что, вконец офонарел? На фига тебе эта дрянь? По «дури» заскучал? — Рассвирепевшая Галка размахнулась, чтобы выкинуть склянку. Владик едва успел поймать ее за руку.

— Ты что! — крикнул он. — Блин, это же обезболивающее! Наркоз!

— А ведь и правда… — Галка растерялась. — И как я сама не подумала… Ну и как им пользоваться?

— Не знаю, — честно признался Владик. — Пить давать, наверное. Только я понятия не имею, в каких количествах. Это же от концентрации зависит. Мало дашь — не подействует, много — пациент окочуриться может. Главное, чтобы передоза не было.

— Ладно, — решительно сказала Галка. — Отнесем Леклерку, он лучше нас разберется. У него как раз сейчас раненые есть — вот пускай и проверяет… опытным путем. Только если половину парней при этом угробит, я ему быстро устрою олимпийский заплыв на три тысячи литров!

Так и сделали. Леклерк, разумеется, опять возмущался и опять был вынужден подчиниться. Жалко только, что надолго этого снадобья не хватило бы, поэтому его оставили для самых тяжелых случаев…

…Темные тягучие капли. Одна, две. Больше доктор растворить не рискнул, все-таки перед ним не могучий мужик, а маленькая худенькая женщина. Галка совершенно обессилела, а боль была такая, что начинала сводить с ума. Она покорно слизнула снадобье с ложечки, поморщилась.

— Вот и хорошо, — проговорил доктор, подоткнув одеяло. — Через некоторое время боль утихнет и вы уснете. А это именно то, что вам в данный момент и нужно.

Галка прикрыла глаза: скудный свет, проникавший сквозь цветные стекла кормового окна и занавески, начинал ее мучить. Очень плохой признак.

— Идите к раненым, — едва слышно сказала женщина. — За меня не волнуйтесь. Я… буду спать.

— Мадам, я не оставлю вас без присмотра.

— Доктор, вы нужны на палубе, — с нажимом повторила Галка, не открывая глаз. — Надо — пришлите сюда кого-нибудь, но сами займитесь ранеными.

Доктор махнул рукой: эта несносная женщина всегда настоит на своем.

— Будь по вашему, мадам.

И прислал… кого бы вы думали? Д'Ожерона. Может быть потому что ему, единственному на борту этого корабля, нечего было больше делать. А может, потому что он же был единственным, кому Галка не могла ничего приказать. Господин губернатор не только не возмутился таким произволом судового врача, но и как будто даже не был против. У них с мадам Спарроу частенько возникали противоречия, и дружбой их отношения тоже не назовешь, но все же присутствовала там какая-то неуловимая теплота.

Приоткрыв глаза, Галка узнала д'Ожерона и едва заметно улыбнулась.

— О, мадам, не думайте, будто для меня роль сиделки непривычна, — спокойным — каким-то «домашним», что ли — тоном заговорил месье Бертран, угадав оставшийся невысказанным вопрос. — Однажды моя дочь заболела. И, представьте себе, начала горько плакать, когда я покидал ее комнату. Пришлось два дня просидеть около ее постели, пока она не пошла на поправку… Да, мадам, вы правы: я вам не отец. Но вы мне в дочери годитесь. Потому не обессудьте, какое-то время я буду считать вас не адмиралом, а маленькой девочкой, которой нужен заботливый отец.

Галка ответила ему еще одной вымученной улыбкой и только тут заметила, что все перед глазами раздвоилось и поплыло. Началось действие опиума.

«Только бы крышу не снесло этой гадостью…»

5

Так прошло еще два дня. Влад носился по городу, самолично проверяя, перепроверяя, объясняя, ругаясь и растолковывая по десятому разу одно и то же. Пиратам и королевским французам — о дисциплине, бдительности и тому подобным вещам, о которых они забывали, казалось, уже через два часа после очередного внушения. Испанцам — о соблюдении комендантского часа, о запрете на выход из города и всяких сношениях с внешним миром. Эти тоже согласно кивали, все понимали — конечно, для их же собственной безопасности. А уже через час в гавани вылавливали какого-нибудь рыбака, который с невинным видом пытался проскользнуть между пиратскими кораблями. Как всегда находился кто-то, кто, разумеется, не слышал приказа. Снимать блокаду Влад пока не хотел: припасов в городе по его прикидкам должно было хватить хотя бы на неделю (нужно, кстати, произвести точный учет оставшегося провианта). В любой момент могла вернуться Галка — с добычей или без. И выпускать сейчас кого-либо из города — будь то свои или испанцы — означало подставлять сестрицу под удар. Неизвестно, оставались ли еще в Картахене любители легкой наживы, как капитан Роджерс, или все ушли с ним. Догнать Шаверни и «генерала Мэйна» они, конечно, уже бы не сумели, но засаду вполне могли и устроить. Если предположить худший вариант — несколько пинасс и шлюпов, выйди они из гавани — могли бы подстерегать Галкину потрепанную эскадру на подступах к городу и попытаться напасть на нее при благоприятных обстоятельствах. Тем же приемом могли воспользоваться испанцы, только используя более крупные корабли, если бы только они владели информацией о том, что происходило в Картахене. Поэтому нужно было исключить малейшую возможность дезертирства или предательства. Случаев мародерства вроде бы больше замечено не было: должно быть, та демонстративная казнь несколько отрезвила наиболее горячих поборников полной экспроприации. Хоть это немного утешало.

Сам он почти ничего не ел и практически не спал. Возможно, ему следовало бы как-то распределить хотя бы часть своих обязанностей между другими людьми. Но проблема-то в том заключалась, что людей у него не было. Кадоль также разрывался, как и он сам, а алькальда и Мартиньо допускать до управления городом было по-прежнему очень рискованно, хотя Влад теперь гораздо более внимательно прислушивался к их советам и даже просто случайно оброненным словам. И все время нарастала и увеличивалась тревога за Галку. Ну как она там? Удалось ли догнать Шаверни? Как прошел бой? Почему они так долго? Даже примерно предположить время их возвращения Влад не мог. Тем более не мог знать, как обстояли дела и насколько причудливо все закрутилось.

На третий день приключилась новая напасть. Влад находился в гавани, на складах, производил учет оставшегося продовольствия, когда к нему подбежал матрос с «Экюеля».

— Вас разыскивает дон Альваро, — запыхавшись, проговорил матрос и вложил ему в руку мятую записку, влажную от пота.

Торопливо развернув листок, Влад прочитал следующее: «Вас ждет Хавьер Варгас и еще несколько сеньоров».

Да, кратко, нечего сказать. Не мог алькальд поподробнее написать, чего нужно этому старому борову? Опять пришел требовать возвращения Исабель? Влад повертел в руках бумажку. Чернила уже начали расплываться на влажном листке — жара сегодня стояла неимоверная, верный признак скорой бури. Что делать? Бежать в дом алькальда? Ага, этот мерзавец Варгас только свистнул, и Влад тут же побежал к ноге! Сейчас! Не дождетесь! Но если дело касается Исабель? Впрочем, дон Альваро и тем более донья Мерседес девушку в обиду не дадут и из дома не выпустят. А если речь идет о еще каких-то важных вещах? Недаром Варгас не один заявился.

— Возвращайся в дом алькальда, — приказал Влад матросу, который отошел было в сторону, чтобы глотнуть воды из фляги, протянутой ему приятелем — одним из тех, что работали сейчас в порту, проверяя и пересчитывая мешки с сухарями и бочки с солониной. Тот немедленно вернулся на место, всем своим видом показывая готовность к действию. — Передай, что я буду через час. Пусть ждут, если у них ко мне такие важные дела.

Матрос кивнул и умчался. Влад закончил с подсчетами. На ближайшую неделю провианта должно хватить. А вот когда вернется основной блок эскадры — тогда уже придется туговато, не говоря уже о том, чтобы запастись провиантом для перехода. Эта зараза Роджерс уволок с собой чуть не половину, да еще и поджег склад напоследок — сколько сгорело, так и не удалось выяснить точно. Через полчаса работа была завершена. Влад наскоро ополоснулся и переоделся, а то ведь тоже был весь в пыли и в поту. Горизонт был ясным, небо и море — совершенно неподвижными. Но в этой неподвижной жаркой тишине существовала какая-то смутная угроза. Кадоль тоже с тревогой рассматривал плавившуюся в полуденном мареве синеву океана.

— Не нравится мне такая погода, — проворчал он, неторопливо набивая свою неизменную трубку.

— Мне тоже не нравится, — откликнулся Влад. — Неспокойно как-то. Кажется, будет шторм.

— Будет, и нешуточный, — ответил Кадоль и сунул трубку в рот. Влад знал, что больше от него слова не добьешься. Но и сказанного было достаточно. Старый шкипер слов на ветер не бросал, он в этом уже успел убедиться. А уж что касается знания моря и погоды, то в этом Кадолю равных не было.

Француз из Марселя, он уже чуть не сорок лет ходил в этих широтах и все французские Карибы знал как свои пять пальцев. И не только французские. Хоть и взял его д'Ожерон на Мартинике по рекомендации самого де Бааса, у Влада были глубокие подозрения, что прошлое шкипера было далеко не так безоблачно, как сегодняшнее небо. Наверняка ходил в молодости с пиратами. У Влада было совершенно четкое ощущение, что интуиция его не подводит, но спрашивать что-либо у Кадоля было совершенно бессмысленным: усмехнется в усы, пыхнет трубкой — вот и весь ответ.

— Нужно закрепить корабли на якорях, как следует, — сказал ему Влад. — Проверить такелаж, свернуть получше паруса и задраить все люки. Подготовиться на случай шквала. А то будет, как у острова Мона…

Шкипер одобрительно взглянул на молодого офицера. Все верно говорит парень, варит голова.

— Будет сделано, — только и сказал он.

…Быстрым шагом, но не бегом Влад вернулся в дом алькальда. Подходя к двери, он привычным жестом откинул рукав в взглянул на часы, на свой чудом уцелевший во всех передрягах «Ролекс». Прошел ровно час. Нормально, как обещал. Давешний матрос открыл ему дверь, и Влад прошел в гостиную. Там его встретили донья Мерседес и побледневшая, взволнованная Исабель.

— Они ждут вас в кабинете, — торопливо проговорила сеньора Мерседес, а Исабель молча уцепилась за его рукав.

«Не отдавай меня им!» — умоляли ее глаза.

— Не волнуйся, — прошептал он, улыбнувшись, чтобы немного ее ободрить. — Я никому тебя не отдам. Все будет хорошо. Сеньора Мерседес, думаю, будет лучше, если вы с Исабель подождете окончания разговора в вашей комнате. Не оставляйте ее одну, пожалуйста.

— Хорошо, — взволнованно ответила пожилая испанка. — Я о ней позабочусь.

Донья Мерседес никогда даже предположить не могла, что в ее доме будут происходить подобные невообразимые вещи. И вот — на тебе, пожалуйста: квартируют пиратский адмирал, французский губернатор, сбежавшая из дома сеньорита, ее жених-пират, и вообще творится такое, что совершенно несовместимо даже с малейшими представлениями о порядочности и нормах приличия. А ей — донье Мерседес де Баррио-и-Баллестерос, пожилой благовоспитанной даме — даже нравится участвовать во всех этих безобразиях! Она сердилась сама на себя, но не могла подавить искреннего восхищения сеньорой Спарроу и ее мужем и глубокой привязанности к этому странному и красивому русскому мальчику и его невесте — такой трогательной и нежной девушке, с которой они составляли самую чудесную пару из всех, что она когда-либо видела. И уже давно (как меняются представления о времени в подобной обстановке; давно — это почти целая неделя!) она положила себе в обязанность всячески им помогать и способствовать их скорейшему браку. И не менее искренне негодовала донья Мерседес по отношению к дону Хавьеру. Была бы ее воля, она бы вообще его на порог не пустила! Надо же было удумать такую чудовищную вещь! Нет, возвращаться домой Исабель никак нельзя! И хотя пожилая дама всегда превыше всех достоинств ценила скромность и послушание и свою собственную дочь воспитывала именно в подобной морали, но сейчас она была готова поступиться собственными принципами!

Тяжелая резная дверь в кабинет закрылась за Владом, пара вооруженных матросов на всякий случай встала возле двери. Донья Мерседес осторожно взяла Исабель под локоть.

— Пойдем, милая, — ласково проговорила она, уводя девушку в свою комнату. — Предоставим мужчинам разбираться в их мужских делах.

В кабинете Влада ждало любопытное сборище. Помимо дона Альваро, сидевшего возле стола, и Мартина, тенью стоявшего позади своего шефа, в креслах разместились еще человек пять купцов и знатных испанцев. Некоторых Влад тут же узнал. Еще бы, как не узнать людей, которых Галка тогда так славно обчистила в кабильдо! Вот сидит Алонсо Гонсалес, вон Эдуардо Гомес в сопровождении сына, вон Фернандо Луис де Сантана, а вон и старый знакомый — сам Хавьер Варгас собственной персоной, без сопровождения. Он тяжело развалился в кресле, ножки которого, казалось, даже подгибались под весом этой туши. На легкий кивок Влада никто из собравшихся не отреагировал, кроме дона Альваро и Мартина. Влад усмехнулся.

— Ну что же, — заметил он, направляясь к письменному столу и спокойно усаживаясь в кресло. — Обойдемся сегодня без церемоний. С чем пожаловали, господа?

Все молчали. Дон Альваро, которого, видимо, эти заговорщики пытались делегировать и использовать как посредника, поднял руки и отрицательно покачал головой. Мол, сами сюда пришли, сами и разбирайтесь, а меня не впутывайте. Мартин стоял с совершенно невозмутимым видом, довольно успешно притворяясь неподвижной статуей. Несколько мгновений Хавьер Варгас сверлил взором алькальда, после чего немного подался вперед (кресло застонало) и заговорил сам:

— В городе через несколько дней наступит голод. Провизия кончается. Вы же не выпускаете даже рыбаков на ловлю рыбы!

— Провизии в городе пока достаточно, — отрезал Влад. — Сегодня я сам провел учет на городском складе.

— Видимо, вы учитывали только своих… матросов, — не удержался от комментария де Сантана. — А о жителях вы подумали?

— Что вы предлагаете? — перебил его Влад. — Вы же не просто так сюда все заявились! С чего это вдруг вас так озаботила судьба простых жителей Картахены?

— Мы просим вас вернуть часть сданных нами денег…

— Что-о? — Влад даже рассмеялся от такой наглости. — Вы соображаете, что говорите?

— Эти деньги пойдут не нам, — поспешил успокоить пиратского офицера Эдуардо Гомес. — Мы их все, до последней песеты используем для покупки зерна и мяса! Клянусь вам!

Владу стало очень весело. Он с любопытством рассматривал этих людей, наивно полагавших, что он сейчас купится на эту детскую уловку.

— Да? — спросил он. — И как именно вы собираетесь производить закупку продовольствия?

Тут не понявшие иронии испанцы — или это он по-испански говорил так плохо, что не смог донести весь свой сарказм? — наперебой бросились объяснять ему, у кого именно из их поставщиков можно купить сейчас хлеб и маис, у кого стадо коров, на какое количество телег это все можно погрузить и сколько человек надобно вывести из города, чтобы перегнать стадо. Влад сидел и улыбался. Боже мой! Чтобы он вот так вот взял и открыл ворота, выпустил из Картахены полсотни людей, а потом впустил обратно неизвестно кого? То есть пару отрядов испанских солдат? Чтобы он вот так вот вернул им деньги ни за что ни про что? Которых к тому же у него и нет!

Варгас наконец правильно истолковал его сардоническую улыбку.

— Если вы сомневаетесь в нашей честности, вы можете отправить с нашими людьми часть своих… матросов…

Тут Влад уже просто, не сдерживаясь, расхохотался. Ослабить и без того малочисленный пиратский отряд?! Да они его что, за ребенка держат?

— Нет, господа, — все еще продолжая смеяться ответил он. — Мы поступим по-другому. Эй, Брюно! — крикнул он, и в дверь тотчас просунулась голова матроса с «Экюеля».

Влад, посмеиваясь, вынул из кармана записную книжку, перелистнул несколько страниц и, подтянув к себе бумагу и чернильницу, быстро что-то написал. Потом сунул Брюно записку.

— Ну-ка сбегай к Кадолю в гавань, вели ему взять человек двадцать и прочесать вот эти адреса. А вот по этим адресам, — тут Влад сунул ему вторую записку, — Кадоль пускай отправит другой отряд. Проверим подвалы этих господ на предмет наличия в них корочки хлеба.

Матрос понимающе улыбнулся и пошел к выходу. Испанцы сообразили наконец, что происходит. Это же их подвалы сейчас будут обыскивать! Начался крик, шум, вопли возмущения мешались с проклятиями и оскорблениями. Сын Эдуардо Гомеса, мальчик лет пятнадцати, даже попытался наброситься со шпагой на этого бездушного пирата. Влад быстро выхватил из-за пояса пистолет и выпалил в потолок. Посыпалась штукатурка. Это отрезвило испанцев быстрее и эффективнее, нежели любые крики и оскорбления. Все замерли на месте, а на шум выстрела примчались дежурные матросы с ружьями и пистолетами в руках.

— Ничего, все в порядке, — успокоил Влад подчиненных, методично перезаряжая пистолет. — Через пару часов вернутся люди, посланные мною на рекогносцировку, вот тогда и поговорим. А пока — пока эти господа у нас погостят немного. Составьте им компанию, чтобы они не скучали.

Матросы расселись в кабинете на свободных стульях, а некоторые — так и просто на ковре, поигрывая оружием. Но, несмотря на расслабленные позы, они продолжали оставаться начеку. Влад знал: в случае чего они моментально перейдут к действию.

— Не советую вам с ними шутить, — предупредил он испанских негоциантов. — Это французские буканьеры, стреляют они исключительно хорошо. Так что просто оставайтесь в этой комнате, и с вами не случится ничего плохого. К вам, дон Альваро, и к вашему секретарю, это, разумеется, отношения не имеет. Можете пока идти. Вернетесь позже, когда станут известны результаты обыска. Думаю, вам будет интересно присутствовать при обсуждении?

Со вздохом облегчения дон. Альваро вышел из своего кабинета. Он предупреждал Варгаса и Сантану, что этот московит вовсе не так прост, как кажется, что управлять им не удастся. Вот не послушались, сами пускай теперь и разбираются. Мартиньо безмолвной тенью шел рядом.

Через полтора часа стали известны первые результаты. Собственно, другого Влад и не ожидал: погреба уважаемых сеньоров были забиты до отказа. И копченое мясо, и мука, и маис, и сыры, и яйца, и соленья — всего было в избытке. Да одними только запасами этих вымогателей можно было кормить весь город в течение нескольких дней. Один за другим в кабинет алькальда вбегали пираты и передавали своему командиру бумажки с отчетами.

— Вот что, господа, — Влад встал со стула, упираясь ладонями в столешницу. — Вы очень облегчили мне задачу. Соберитесь-ка через час в здании кабильдо. В том же составе, что и в прошлый раз. Придется вам еще раз поднапрячься. И благодарите Бога, что имеете дело со мной. Уверяю вас, господин де Шаверни обошелся бы с вами гораздо круче.

Час спустя памятный по прошлому собранию зал снова негромко шумел, напоминая растревоженный улей. Процедура на этот раз прошла очень быстро. Влад даже не стал садиться — просто поднялся на кафедру и несколькими фразами, четко и ясно изложил этим трем сотням непонятливых испанцев суть дела.

— Положение дел в городе с провизией еще сегодня утром обстояло не очень хорошо. Но благодаря стараниям ваших соотечественников нашелся замечательный выход. До сегодняшнего вечера вы все обязаны сдать треть своих продуктовых запасов на городской склад с самой благой целью — чтобы уберечь ваш прекрасный город от голода. Тот, кто не сделает этого до восьми часов вечера, окажет себе очень плохую услугу. В таком случае мои люди сами придут к вам и сами возьмут продукты. Но этот раз уже заберут абсолютно все. Если вам ясны мои предложения, советую вам поспешить. Время пошло. Берите пример с вашего алькальда — он уже сдал свою треть.

На этом, собственно, собрание и закончилось. Испанцы расходились, негромко ругаясь и причитая. Однако продразверстка — великая вещь. К восьми часам вечера склады были забиты под завязку. Желающих уклониться от процедуры почему-то не нашлось. Закончили складировать продукты очень вовремя. Еще последние носильщики затаскивали на склад мешки с мукой и маисом, еще закатывали оставшиеся бочки, как на Картахену налетел первый шквал.

6

Командование эскадрой в отсутствие Галки всегда переходило либо к Билли, либо к Требютору, но командовать кораблем все равно довелось Эшби. И сменить его на квартердеке было некому: второй помощник погиб, а Хайме в боцманах всего две недели.

А шторм между тем приближался. Неподалеку от Санта-Марты им встретились два испанских пинаса, но доны так торопились в порт, что даже не отреагировали на французские флаги. А может быть, попросту пересчитали пушки противника и сочли за лучшее убраться поскорее с дороги.

Ветер крепчал и менялся с западного на юго-западный, что пиратов вовсе не устраивало. Эскадра с каждой минутой теряла скорость. Тем не менее к ночи, когда ветер разгулялся не на шутку, а волны уже представляли серьезную опасность, с идущего впереди «Сварога» заметили огни: это были укрепления Картахены. Еще через час тяжелые линкоры с огромным трудом прошли в пролив Террабомба. Не обошлось без аварии: «Генрих» на входе в гавань рыскнул в сторону и со страшным скрежетом проехался бортом о борт «Принцессы». Кое-как линкоры удалось растащить в стороны. А более мелкие корабли… Маленькие «Сибилла» и «Акула» юркнули в гавань почти незамеченными. Зато «Амазонке» и замыкавшей строй «Гардарике» пришлось становиться на якорь на внешнем рейде, под ударами волн: кораблей в гавань набилось столько, что они не смогли бы войти туда, ни на кого не напоровшись.

Но не успел Эшби передохнуть и получаса, как налетевшим шквалом «Гардарику» сорвало с обоих якорных тросов…

Неизвестно, кому и как молился Джеймс, но галеон разминулся с береговой отмелью на считанные ярды. Рулевой, рискуя порвать жилы, выкрутил штурвал до упора влево. «Гардарика» крутанулась на месте. Матросы, повинуясь приказам Эшби, поставили сильно зарифленные паруса, и пиратский флагман понесло на северо-восток — туда, откуда они лишь недавно прибыли.

— Держи на север! — крикнул Эшби. — На север! Уходим от берега!

Одним словом, сейчас повторялась история, случившаяся у острова Мона. С той разницей, что на этот раз «Гардарика» была повреждена, а ее капитан — серьезно ранен. Джеймс разрывался между необходимостью стоять на квартердеке и желанием непременно быть около жены, знать о ее состоянии. Но сейчас ее жизнью был корабль. Выживет «Гардарика» — выживет и ее капитан. Нет — значит всем смерть. Даже тем, кому «повезет» выплыть на близкий берег. Испанцы будут безмерно счастливы повесить кое-кого по случаю. И Джеймс не сходил с мостика. Правда, он то и дело гонял в каюту матросов, справиться о состоянии капитана.

И наконец получил следующий доклад: капитан потеряла сознание, у нее сильный жар, и она мечется в бреду.

«Она может умереть там, без меня… Но она еще скорее умрет, если я покину мостик».

Эта двойная тяжесть давила на плечи и причиняла ощутимую, почти физическую боль. Но дело обстояло именно так, и Джеймс с силой стиснул поручень — пальцы побелели. Единственное, что хоть немного снимало эту боль, так это то, что в каюту снова пожаловал доктор. В огнестрельных ранах Леклерк действительно разбирался: за последние два с половиной года у него накопился большой опыт…

Ночь и шторм — сочетание еще то. Корабль то поднимало на гребень волны, то швыряло в водяную пропасть. Но на гребне или внизу — все равно ни зги не видно. Только высверки молний время от времени выхватывали из темноты мгновенные жутковатые картины. Джеймс старался не упустить ни одной вспышки. Ориентироваться при такой погодке было немыслимо, но хотя бы высмотреть, куда их несет — в открытое море или на скалу — возможно. И Джеймс готов был поклясться, что в свете очередной молнии разглядел пронесшийся на встречном курсе небольшой корабль. Совсем близко. Что за корабль — теперь вряд ли узнаешь. Скорее всего, испанец, болтавшийся, как и они, посреди сошедшего с ума моря…

…Двое суток «Гардарику» мотало по волнам. Лишь к рассвету третьего дня ветер выдохся, ливень стал сереньким дождиком, а волны из водяных гор превратились в пологие холмы. Галеон потрепало изрядно: пары рей не хватало, часть парусов порваны — матросы на скорую руку ставили запасные — такелаж в ужасающем состоянии. Рулевой механизм не то чтобы совсем заклинило, но штурвала «Гардарика» слушалась через раз и с большим трудом. Однако это еще можно было пережить. Но человек десять смыло за борт. Это при том, что тяжелораненых они еще до шторма переправили на «Сварог», а часть экипажа была вынуждена перейти на захваченного «Генриха». Хуже всего дело обстояло с продуктами. Вся солонина оказалась испорченной морской водой, пришлось выбрасывать бочки за борт. А пресной воды осталось всего два бочонка, и ее, судя по запаху, придется разводить ромом, а то еще, чего доброго, животы заболят… Выслушав доклад о состоянии дел на корабле, Джеймс понял только одно: если до завтрашнего утра они не вернутся в Картахену или не встретят своих — быть беде. Он и так трое суток не спал, вымотался до предела. Единственным желанием было пойти и упасть где-нибудь часа на два. Но как оставить мостик?

— Идите в каюту, сэр, — хмуро проговорил Хайме, прекрасно видевший, в каком состоянии штурман, он же старший помощник. — Вы же и часа не выдержите, свалитесь. А я за вас постою.

Эшби хотел было возразить… и не смог. Перед глазами плыли какие-то круги, в ушах стоял звон. На ватных ногах он доплелся до каюты…

«Эли, единственная моя, что же с тобой сделалось?..»

…Это была тень прежней Галки. Пылавшее нездоровым румянцем лицо осунулось, черты пугающе обострились. Но она уже не металась, не бредила. Доктор еще ночью велел передать, что, кажется, наступил перелом. Только забыл сказать, к чему вел этот перелом — к выздоровлению или к смерти. Эшби присел на краешек кровати и положил ладонь на раскаленный лоб любимой женщины. Сонливость как рукой сняло: Джеймс попросту испугался…

…Индейца все называли Каньо. Отзывался он на прозвище неохотно, но его настоящее имя ни один европеец не мог произнести без риска сломать язык. Никто не знал, откуда вообще пошло это прозвище: то ли происходило от племени индейцев гуанакани, то ли от родового имени гаитянского касика Гуаканагари, то ли вообще было кличкой, намекавшей на худобу и высокий рост индейца. Так или иначе, но Каньо был одним из последних оставшихся в живых индейцев Эспаньолы. По-испански он говорил плохо, по-английски еще хуже, хоть, по слухам, и ходил раньше с английскими пиратами, а по-французски вообще не говорил. Впрочем, общался он с людьми настолько редко, что этой его несловоохотливости обычно не замечали. Понимал он, однако, все, и очень хорошо. Несмотря на то что Каньо ходил на «Гардарике» уже четвертый год, держался он до сих пор совершенно обособленно и никаких знакомств не заводил. Стоял вахты, на диво ловко лазал по вантам, плел канаты, был одним из лучших впередсмотрящих, да и стрелял отменно. Но после вахты или после боя возвращался к себе в кубрик, где сразу же засыпал, едва ложился в гамак, либо долго оставался на палубе, присев на бухту каната и почти беззвучно напевал свои протяжные песни. Деньги его практически не интересовали. Зачем он ходил с пиратами, Галка так и не могла взять в толк. Должно быть, просто привязался. К кораблю? К людям? К ней самой? Это было неизвестно.

Доктор Леклерк озабоченно сидел рядом с пациенткой, обтирал ей лоб холодной водой. Температура не падала. Выныривая иногда из забытья, Галка чувствовала, что закипает.

— Да сделайте же хоть что-нибудь! — требовал Эшби.

— Это горячка! — оправдывался доктор. — Никто не знает, как лечить горячку!

Галка словно плыла в каком-то багрово-красном тумане. Она слышала все, что говорили рядом с ней, но не могла отвечать и сознательно шевелиться. Тело ее не слушалось, совершая какие-то собственные, судорожные рывки и движения, которые казались ей очень резкими и амплитудными, словно Галку мотало на большой карусели — на самом же деле она металась по кровати не очень сильно, разве что только откидывая голову или пытаясь скинуть одеяло. «Горячка, горячка» — металось у нее в голове застрявшее слово. Кажется, его только что произнес доктор Леклерк.

— Это ахинея, доктор. — Галке казалось, что она спорит с ним очень убедительно, но она едва шептала. — Горячка — это не самостоятельная болезнь, а просто высокая температура… Воспалительный процесс… Не имеет смысла лечить горячку — нужно лечить первопричину…

— Она что-то сказала? — Эшби метнулся к жене.

Леклерк подошел ближе, приподнял Галкину голову, чтобы осмотреть. Голова безвольно запрокинулась назад. Молодую женщину трясло так сильно, что зубы стучали. Она вся пылала. Прикосновение к ее коже обжигало, как раскаленный металл.

— Нет, ей хуже. У нее снова бред.

— Сделайте же хоть что-нибудь! — Эшби почти кричал.

— Я делаю все, что могу…

В дверь тихонько поскреблись.

— Кто там еще? — Джеймс был вне себя.

Дверь открылась, и в каюту проскользнул один из матросов. Индеец, высокий и бронзовокожий, в простом матросском костюме, смотревшемся на нем совершенно нелепо. Особенно в сочетании с длинными черными волосами, совершенно прямыми и перехваченными на лбу плетеным кожаным ремешком, с ракушечными бусами и целым набором костяных амулетов, висевших у него на шее в несколько рядов. Эшби несколько опешил от подобного явления, а Леклерк немедленно попытался выставить непрошеного гостя за дверь. Не тут-то было. Индеец, несмотря на свою худобу, оказался силен, как буйвол, и настолько же упрям.

— Мой пришел лечить капитан, — на примитивном английском сказал он.

— Как это «лечить»? Чем лечить? Убирайся немедленно из капитанской каюты! — Доктор Леклерк не мог позволить себе кричать рядом с постелью раненой женщины, он мог только медленно теснить неотесанного дикаря к двери и шипеть ему в лицо.

— Стойте! — Эшби схватил доктора за плечо. — Дайте ему попробовать! Алина говорила, что примитивные народы часто обладают какими-то тайными знаниями в области медицины. Быть может, и Каньо тоже что-то умеет? Если он… как это называется… шаман?

— Ну знаете! — Леклерк раздраженно скинул руку штурмана со своего плеча. — Если вы всерьез верите в эти шарлатанские методы…

— Я поверю в любые методы, если они окажутся действенными!

На этом дискуссия была завершена. Леклерк, ворча и возмущаясь, хотел было уйти, но потом передумал, решив посмотреть, что придумает этот дикарь. Каньо расстелил на столе чистую тряпочку, на которой разложил свои амулеты, какие-то корешки и сухие листья. Раскурил длинную трубку, набитую, как показалось Эшби по запаху, совсем не табаком, и начал окуривать лежавшую неподвижно Галку густым дымом. При этом он еще и тянул какие-то заунывные и монотонные не то песни, не то заклинания. У Эшби голова пошла кругом от этого всего. А когда Каньо начал жечь какие-то корешки и свои сухие листочки, просторная каюта наполнилась плотным желтоватым дымом. А Галка, как ни странно, вдруг задышала спокойно и ровно, а потом повернулась на бок… и уснула. Леклерк, продолжавший скептически пыхтеть, прикоснулся к ее голове и понял, что жар спадает: с пациентки градом катился пот.

— Изумительно, — прошептал он. — Как ты это сделал?

Индеец бесстрастно взглянул в лицо доктору.

— Мой позвать на помощь духи предков. Духи услышать и помогать. Ее дух сейчас слаб — они будут удержать его на дороге в чудесная долина. Ей рано туда идти.

Эшби с просветлевшим лицом гладил свою Эли по волосам.

— При чем тут твои предки? — продолжал допытываться Леклерк.

И тут индеец улыбнулся. Кажется, впервые за все это время.

— Не мой предки! — гортанно произнес он. — Ее предки!

7

Вверх — вниз. Вверх — вниз. Как на стареньких качелях в парке, сделанных в виде корабликов…

«Где я? Что случилось? Почему меня качает?»

Вверх — вниз. Вверх — вниз…

Голова кругом с непривычки. Что поделаешь: сухопутная крыса.

«Сказал бы кто, что однажды прокачусь по Карибскому морю на пиратском корабле, — посмеялась бы, как над плоской шуточкой. А теперь-то что будешь делать, подруга? Рано или поздно корабль явится в Порт-Ройял, и вот там сразу станет ясно, что ты обманщица».

Пассажиров на пиратских кораблях действительно не бывает. Даже за деньги. А этот чертов шкот, который нужно тянуть, пропитан смолой и врезается в кожу ладоней, как плохо оструганная палка. Но она тянет, мысленно проклиная все на свете: взялся за гуж — не говори, что не дюж.

— Что, девочка, тяжело? — Билли ухмыляется. С подковыркой, но беззлобно.

— Покажи, кому сейчас легко. — Галка утирает рукавом пот со лба — однако здесь жарко. Даже слишком.

— Эй, кончай трепаться! — Ага, дядюшка Жак собственной персоной. У него что, глаза на затылке? — За дело, черти сонные!.. Ты! — Он тычет пальцем в ее сторону. — На фор-марс, живо!

«Не кочегары мы, не плотники, — с едкой насмешкой думает Галка, взбираясь по фор-вантам наверх. — А мы монтажники-высотники… Ладно, не так уж и страшна эта морская наука, как ее малюют… Но качает здесь не по-детски… Блин, вот это тренировочка для вестибулярного аппарата! А кулечков, как в самолете, тут не предусмотрено, не та эпоха…»

Вверх — вниз. Вверх — вниз. То к небу, то между волн…

«Непостижимо, как я тогда не загнулась… Видно, очень уж хотелось выжить».

«Вот интересно, братва вообще знает, что такое постирать рубашку? Или мы тут с Владом одни такие ненормальные?»

Сценка была — просто отпад. Галка приволокла на полубак мятый медный тазик, плеснула воды, вытащила из загашника большую ценность — кусок грубого мыла, купленного вчера в какой-то лавке. И, переодевшись в свои старые, еще «домашние» шмотки, принялась замачивать рубашку со штанами.

— Влад! Переоденься, я постираю!

Пока Владик вернется с берега, глядишь, постиранное уже и высохнет — на такой-то жаре.

Галка старательно оттирала пятна, посаженные на грубую холстину рубашки. Мыло сделано непонятно из чего, отмывает плохо. Но лучше плохо, чем вообще никак.

— О, вот это дело! На-ка, подруга, постирай и мое.

В тазик шлепается совершенно посторонняя рубашка. Галка, мысленно выругавшись, брезгливо подцепила ее двумя пальчиками и, ничтоже сумняшеся, бросила на палубу.

— Извини, братан, на «Орфее» слуг и служанок нет. — Только теперь она соизволила взглянуть на нахала. Так и есть: Томас Вуд. Чуть ли не единственный на «Орфее», кто в штыки встретил решение капитана принять девчонку в команду, игнорировал уроки «азиатского боя» и придирался к «пигалице» по любому поводу. — Хочешь постирать? Похвальное желание. Я вот сейчас закончу и одолжу тебе тазик с мылом.

— Стирка — не мужское дело, — недовольно процедил Вуд. — Быстренько подняла рубашку, и за работу.

— Приятель, ты не понял. — Когда Галка так улыбалась, дома от нее старались держаться подальше. — Я стираю только себе и брату. А ты мне ни с какого боку не родственник, так что катись отсюда вместе со своей вонючей тряпкой.

— Что?!! Да я тебя!..

— Том, ты, никак, нарываешься на драку? — Бертье сегодня стоял на вахте и счел своим долгом вмешаться. Причем до того, как ненормальная московитка сцепится с Вудом. — Эта девочка и не таких, как ты, в бараний рог сворачивает. А что до тебя, то я ей в этом еще и помогу. Усек?.. Вижу, усек. Ну и катись отсюда… А ты, Алина, что, совсем спятила? — Он тут же напустился на нее: — Он же подкову в кулаке ломает!

— И это значит, что я должна молча стирать его тряпье? — нахмурилась Галка. — Извини, Пьер, тут дело принципа. Раз уступлю — все. Сядут на шею и ноги свесят.

— Так-то оно так… — вздохнул канонир. — Только до беды бы не довести.

— Постараюсь не довести…

Вверх — вниз. Вверх — вниз…

«Да когда же кончится эта качка?.. А Вуда я все же прибила. Ведь это он потом за ножик хвататься удумал, когда мы в очередной раз сцепились… за что и огреб… „перо“ в бок. От меня».

— Ну так как, дон Фернандо? — Причард завязывает очередной узелок на короткой веревке. — Будем договариваться по-хорошему или предпочитаете упорствовать?

Островок. Маленький необитаемый островок где-то в районе Теркса. Почти такой же, как тот, на который волей судьбы были заброшены двое пришельцев из будущего. Самое то для пиратской стоянки, дележа добычи и таких вот «деловых бесед»…

«Блин, что же делать? Пристрелить капитана? Братва юмора не поймет. А как еще остановить это безобразие?..»

— Уверяю вас, двадцать тысяч песо — это сверх моих возможностей. — Пожилой испанец со связанными за спиной руками — пассажир с их последнего приза. — Я только что из Европы. Богатого поручителя, который мог бы заплатить за меня выкуп, мне не найти и за три месяца.

— Настоятельно советую вам его поискать, дон Фернандо, иначе мне придется выжимать из вас денежки при помощи вот этой веревочки. — Причард продемонстрировал пленнику свою поделку. — Смею вас заверить, это очень больно.

«Думай! Думай! Выход должен быть!»

Идея осенила Галку неожиданно и оказалась, как и большинство ее идей, совершенно сумасшедшей.

— Постой, кэп, — встряла она, демонстрируя людоедскую улыбочку. — Боюсь, этот метод несколько устарел.

— Можешь предложить что-нибудь получше? — хмыкнул капитан. Уж он-то знал: девчонка богата на всяческие сюрпризы, которые иногда оборачиваются недурной прибылью.

— О, да! — Улыбка девушки становится еще шире и лучезарнее, а пираты за ее спиной начинают удивленно переглядываться: что она опять придумала? — Нашему гостю из Европы пока неведомо, какие интересные представители флоры и фауны обитают на этих прелестных островах.

— Что ты несешь?

— Щас увидишь… Дон Фернандо, у вас, кажется, все тело затекло — так неудобно вы сидите. — Галка не спеша зашла испанцу за спину и принялась легонько массировать его шею. — Сейчас станет легче… Ну а пока то да се, давайте расскажу кое-что занятное, про местную живность… Знаете ли вы, что такое красные муравьи? О, в Европе о них и не слышали, и слава богу, если честно. Местные индейцы стараются не заходить на их тропы и правильно делают: эти свирепые твари не просто больно кусаются. Они набрасываются на любое живое существо, оказавшееся у них на пути. Они заползают везде, где только могут — в уши, в нос, в рот, под одежду. Набиваются в легкие, душат, всюду впиваются своими острыми челюстями, делая мучения совершенно нестерпимыми. Жертва, поедаемая заживо, пытается бороться, уйти с тропы — но уже поздно. Их сотни тысяч, и они хорошо знают свое дело… Так что от жертвы уже через час остается голый скелет… А представьте, дон Фернандо, — мурлыкнула Галка, продолжая легко, почти ласково прикасаться к шее испанца, — ощущения человека, которого привязали на тропе этих адских существ. Насколько это страшно — чувствовать себя их обедом, поданным и сервированным по всем правилам дикой природы… Намек понят, я надеюсь?

Испанец был настолько испуган, что повторять вопрос не пришлось. А пираты поняли намек еще раньше и теперь только похохатывали, наблюдая ужас, отразившийся на вспотевшем лице дона Фернандо.

— Вы же не сделаете этого. — Тем не менее он цеплялся за последнюю соломинку. — Если вы казните меня таким способом, то ничего не получите!

— Ошибаетесь, сеньор. — Галка мурлыкнула еще любезнее. — Мы получим колоссальное удовольствие.

— Умеешь ты убеждать, — ухмыльнулся Причард, когда согласившегося на выкуп испанца спровадили в трюм «Орфея». — Что еще за красные муравьи? Они не водятся на островах, насколько я знаю. Только на континенте, южнее Венесуэлы, и то в диких лесах.

— Но испанец-то об этом не знал, — пожала плечами девушка, вызвав всеобщий смех.

«В гестапо твой талант бы оценили, это сто процентов…»

Качка как будто пошла на убыль. Или это только показалось?

— Одну минуточку, Джеймс! Вы не поможете разобрать эти бумаги?

Эшби хорошо знал испанский. Очень хорошо. Настолько хорошо, что уже через пятнадцать минут у Галки сперва отпала челюсть, а потом в глазах загорелись озорные искорки.

— Блин, вот это улов! — воскликнула она, коротко рассмеявшись.

— Простите, Алина, я моряк, а не торговец, и не очень-то смыслю в этих чертовых цифрах, — произнес Эшби. — Чему вы так радуетесь?

— Это же натуральная двойная бухгалтерия! Наш красавец, оказывается, нагрел своего босса на кругленькую сумму!

— Но нам-то с этого какая выгода? — покривился Причард.

— Такая, что можно с помощью этих бумажек наступить ему на хвост и вытянуть сведения о маршрутах и грузах кораблей его компании! — Галка свернула документы трубочкой. — А также компаний его конкурентов! А чтобы не брыкался, бумаги останутся у нас, как гарантия его правдивости! Сбрешет — мне ведь ничего не будет стоить отправить их его хозяину, не так ли?

— Что-то мне не нравится эта затея, — буркнул Причард. Он был пиратом «старой школы», предпочитавшим идти в море наудачу. — Хочешь — занимайся этим сама, а мне нет дела до твоих бумажек.

— Ну как знаешь, — хитро прищурилась девчонка.

«М-да. Кто ж знал, что не пройдет и двух месяцев, как у „Орфея“ появится другой капитан? Которому будет дело до любой финансовой бумажки… Школа двадцать первого века, дикий капитализм с украинским лицом, блин…»

— Воробушек! — крикнули сразу несколько пиратов, и многие их поддержали. — Воробушка в капитаны!

— Девку в капитаны? С ума посходили? — сомневались другие.

— Эта девка в бою троих таких как ты стоит, а по уму — дюжины! — насмешливо проговорил Билли, обращаясь к одному из скептиков. — Сколько она на борту «Орфея», столько мы не знали неудач. Думаете, спроста это? Нет, братцы. Удача — баба капризная. И если выбрала Алину в подруги, то кто мы такие, чтобы рожи кривить и кричать, будто девке в капитанах делать нечего?

— Засмеют ведь, если узнают, что мы над собой юбку поставили, — продолжали сомневаться.

— Может, кого и засмеют, — вдруг вмешался Старый Жак. — Да только не меня. Я сам Алину морской науке учил, но мне не стыдно будет ходить под ее началом. Потому что она видит дальше и больше любого из нас… Короче, я за Воробушка.

Слово старого боцмана стало решающим… Галка за весь процесс подбора кандидатуры и голосования не произнесла ни слова: таково было правило на этом корабле. Кандидат в капитаны должен молча выслушивать мнение команды о себе любимом. А потом, когда она, не чуя палубы под ногами, заняла место на квартердеке, туда поднялся Эшби.

— Почему не вы, Джеймс? — тихонечко спросила Галка. — Вы же морской офицер, а я кто?

— Потому что вам это важнее, — так же негромко ответил штурман. — Во-вторых, я действительно морской офицер, а это означает, что меня учили не столько командовать, сколько подчиняться. И действовать лишь в рамках канонов. Вы же совершенно непредсказуемы. Ну и к тому же никто из команды не назвал моего имени, — добавил он с улыбкой. — А вас неподдельно уважают, Алина. Вы умеете расположить к себе сердца людей. Мне этого не дано.

— Вы несправедливы к себе, Джеймс.

— О, мисс капитан, если бы это было не так, то наверняка избрали бы меня… Вы думаете отплывать немедленно?

— Да.

— Повремените немного. Нужно написать письмо Причарду.

— Если вы не против, я в этом благом деле немножко поучаствую, — невесело усмехнулась Галка.

«Причард… Старый морской волк, подлец ты эдакий, я тебя недооценила. Я выкинула тебя с корабля — правда, по делу — я тебя унизила, уведя добычу из-под носа и посмеявшись. А ты сумел упрятать подальше свою уязвленную гордость и пойти на сотрудничество со мной, когда это было необходимо. Правда, Моргана ты кинул по-взрослому, но я не могу тебя осуждать. Ворон ворону глаз не выклюет…»

…Только за полночь они наконец пришли в себя. И к Галке вернулась способность мыслить трезво. Даже она, совершенно неискушенная в любви, и то поняла одну простую вещь…

— Джек, — тихонечко проговорила она, наслаждаясь теплом, шедшим от его тела. — Можно тебя спросить?

— Спрашивай, птичка. — Джеймс легонько, едва касаясь, гладил ее по спине.

— Как давно ты не был с женщиной?

Галка отчетливо ощутила, как дрогнула его рука.

— Четыре года, — тем не менее ответил он. И тут же перевел дело в шутку: — Потому, моя дорогая миссис Эшби, пощады не жди.

Галка ответила на его поцелуй. Улыбнулась.

— Не надо ничего говорить, милый, — сказала она, заметив, что Джеймса сейчас понесет откровенничать. — Если это причиняет тебе боль…

— У нас не должно быть тайн друг от друга, Эли.

— Да, Джек, но я, по-моему, застала тебя своим вопросиком врасплох. Поговорим, когда ты будешь к этому готов, хорошо?

— Как скажешь, дорогая. Пооткровенничаем позже, когда мы оба действительно будем к этому готовы. — Эшби вдохнул запах ее волос. — И тогда я, наверное, наконец узнаю, с какой звезды пришла моя любимая… Не пугайся, Эли. — Он прижал жену к себе. — Ты настолько чужда этому миру, что я с первого же дня невольно задавался вопросом, откуда ты взялась.

— Что ж, милый, — вздохнула Галка, — будь по-твоему. Я расскажу. Когда вернемся в Чагрес.

— Ты не в обиде на меня, солнышко?

— Что ты, Джек? — Галка улыбнулась. — Ты прав: между нами не должно быть никаких тайн…

«Дура эта его бывшая невеста, Маргарет. Такому человеку отказать! Я, когда узнала его поближе, вцепилась обеими руками и до сих пор держусь, не отпускаю… Джек, милый Джек… Наполовину рыцарь, наполовину авантюрист… С какой же звезды ты сам свалился?»

— Эй, Воробушек, это уже не смешно! Мы же спустили флаг, как ты и требовала!

Галка улыбнулась — ледяной усмешкой. И капитан Джонсон понял: все, не вырваться.

— Ты, помнится, не так давно имел наглость хвастаться, как это круто — любоваться на мучения человека с зажженными фитилями между пальцев. — От того, как она это сказала — певучим, прямо-таки медовым голоском — бывалым морским волкам становилось не по себе. Воробушек — баба серьезная, но иногда бывает просто страшна. — Даже рассказывал, будто не так давно производил эту процедуру над испанцами, дабы выведать, где зарыто их золото. Я проверила. Действительно, производил. Над испанскими рыбаками, у которых отродясь золота не водилось. Я уже помолчу, что твоя братва сделала с их женами и дочерьми… Вот я и подумала — а почему бы тебе самому не испытать на себе всю крутизну процесса, только с другой стороны? А, Роберт? Что скажешь?

— Ты просто чокнутая! — Джонсон было дернулся, но его держали крепко. — Благодари Бога, что Моргана нет! Он бы тебе быстро мозги на место вправил!

— Как говорил один аббат, сумасшествие — это отклонение от нормы, но не всегда в худшую сторону, — усмехнулась Галка. — Про Моргана, покойника, ты вовремя вспомнил. К месту. Среди моей братвы есть люди, ходившие с ним. Они еще не забыли, что и как следует делать. И ты будешь ловить кайф еще о-о-очень долго, прежде чем отдашь концы. Хочешь?.. По глазам вижу, что нет.

— Воробушек, да что ты возишься с этим куском дерьма? — недовольно процедил Билли. — На нок-рею его, и дело с концом!

— Ты прав, Билли, — согласилась капитан Спарроу. — Нечего сопли по столу размазывать. Джонсона и офицеров — повесить. Остальным — надрез, и за борт. Живыми. Акулы любят свежатинку…

«Справедливость в извращенной форме. Но Джонсона мне не жаль ни капли. Отморозков буду истреблять, пока живу…»

Странный запах. Как будто даже немного знакомый. Галка никак не могла вспомнить, где она его слышала. Но он подернул дымкой ее еще более странные, удивительно реалистичные сны, отодвинул их куда-то, заставил растечься клочьями тумана… Качка прекратилась. И Галка впервые за все это время ощутила боль. Реальную, не призрачную. Боль в правом плече… «Ну конечно, меня же продырявило…» Она будто вынырнула на поверхность с большой глубины… и увидела прямо над собой бледное, осунувшееся лицо мужа.

— Джек…

— Ничего не говори, Эли. — Голос мужа прозвучал словно из туннеля, но даже эхо не сумело исказить прозвучавшую в нем нежность. — Ты еще слишком слаба.

Галка попыталась улыбнуться, и снова провалилась в глубину…

Назад: Часть III Пиастры! Пиастры!

Дальше: Часть V Terra incognita

Часть IV Право на будущее

1

2

3

4

5

6

7

Часть IV
Право на будущее