Часть четвертая
Книга мертвых
Глава 1
Чтобы добраться до нас, непознаваемому потребовалось два месяца. Мы с Мэригей спали, и корабль разбудил нас веселым звоном колокольчиков.
— Извините, что пришлось побеспокоить вас. Мэригей села в кровати и включила свет.
— Я тебе нужна? — спросила она, потирая глаза. — Что случилось?
— Мне нужны вы оба. Мы теряем топливо.
— Топливо?
— Это началось менее минуты назад. Масса антивещества стабильно уменьшается. Пока я докладываю, мы потеряли приблизительно полпроцента.
— Боже мой! — воскликнул я. — Это что, утечка? — (А если это так, то почему мы еще сидим здесь, разговариваем и вообще существуем?)
— Утечки в физическом проявлении нет. Хотя все равно топливо каким-то образом исчезает. — Корабль издал густой жужжащий звук, означавший, что он думает. А думал его электронный мозг настолько быстро, что был в состоянии решить большинство проблем в неуловимом ухом промежутке между слогами обычного разговора.
— Я могу с уверенностью утверждать, что утечки нет. Если бы она была, то антипротоны удалялись бы от нас с ускорением 1 g. Я распылил воду за кормой, и никакой реакции не последовало.
Я не знал, было это хорошо или плохо.
— Ты послал сообщение на Средний Палец?
— Да. Но если это явление будет продолжаться с такой же скоростью, то антивещество иссякнет намного раньше, чем там его получат.
Конечно, нас отделяло от планеты уже более четырех световых дней.
— Доведи заряд всех топливных ячеек до максимума.
— Я сделал это, пока мы разговаривали.
— Как долго… — медленно заговорила Мэригей, — как долго мы сможем продержаться на вспомогательных источниках энергии?
— Приблизительно пять дней, при обычной норме расхода. Несколько недель, если мы отключим большую часть систем жизнеобеспечения и соберем всех на один этаж.
— Мы все еще продолжаем терять топливо?
— Да. Скорость его исчезновения, кажется, увеличивается. Если эта динамика сохранится, то мы останемся без топлива через двадцать восемь минут.
— Будем давать общую тревогу? — спросил я у Мэригей.
— Пока еще нет. У нас и без этого достаточно поводов для беспокойства.
— Корабль, есть ли у тебя какие-нибудь соображения по поводу того, куда может деваться топливо, и можем ли мы вернуть его?
— Нет. Происходящее не соответствует законам известной мне физики. Можно усмотреть аналогию с ремеровской моделью замещения виртуальных частиц при фазовом переходе, но она ни разу еще не получила экспериментального подтверждения.
Мне, пожалуй, стоило когда-нибудь в будущем познакомиться с этой теорией.
— Подожди! — прервала корабельный мозг Мэригей. — Спасательные шлюпки. Их антивещество тоже испаряется?
— Пока нет. Но его невозможно переместить.
— Я не имею в виду перегрузку топлива из шлюпок в корабль, — сказала Мэригей, обращаясь ко мне. — Я думаю о том, как бы убраться отсюда к чертям, прежде чем случится что-нибудь похуже.
— Очень разумно, — одобрил корабль.
Мы быстро оделись и помчались на первый этаж. С наблюдательного поста мы смогли увидеть на экране сокращающуюся сферу антивещества. В нем не происходило никаких резких внешних изменений: все тот же шар, состоящий из голубых искр, но он на глазах становился все меньше и меньше и наконец мигнул и погас.
Ускорение прекратилось, тут же автоматически развернулись тросы для передвижения в невесомости. Послышались сигнальные звонки, не слишком резкие, но достаточно громкие для того, чтобы разбудить большинство спящих. Из-за дверей некоторых кают мы слышали более громкие сигналы — для тех, кто слишком крепко спит.
Мы уже пять раз устраивали тренировки по пребыванию в невесомости, причем дважды без предупреждения, так что и в этот раз больших волнений не было. Полностью и полуодетые люди выплывали из своих жилищ и по-обезьяньи карабкались в зал для собраний, находившийся на общем этаже.
Элой Каси, скульптор, был полностью одет; к его рабочему фартуку пристали деревянные стружки.
— Чертовски дурацкое время для того, чтобы устроить тренировку, Манделла. Я пытаюсь работать.
— Хотел бы я, чтобы это была тренировка, Элой, — ответил я, проплывая мимо.
— Что, что?
— У нас нет энергии. Нет антивещества. Нет выбора.
Эти же самые шесть слов составили весь наш доклад собравшейся компании. Корабль уточнил численные и временные данные событий.
— Мы могли бы запереться в спасательные шлюпки и удрать отсюда подобру-поздорову, — сказала Мэригей. — Каждая секунда нашей задержки здесь — это лишние двадцать четыре тысячи километров обратного пути.
— Наша скорость составляет восемь процентов от скорости света, — сообщил я. — Спасательные шлюпки имеют неизменную тягу, которая сообщает им ускорение 7,6 сантиметра в секунду за секунду. Нам понадобится десять лет, чтобы замедлить движение до нуля, и еще четырнадцать, чтобы вернуться на СП.
— Но зачем так торопиться с этим? — спросила Алиса Бертрам. — Ведь антивещество может вернуться таким же загадочным образом, каким и исчезло.
— Ну, предположим, что так случится, — сказал Стивен Функ, подплывая ко мне поближе. — И вы намерены удовлетвориться благополучным исходом? А что, если еще пару месяцев все будет нормально, а потом топливо исчезнет уже навсегда? Вы хотите рискнуть провести десять тысяч лет в анабиозе?
В дверь вплыл Антарес-906. Я взглянул на него, и он кивнул головой, как будто хотел сказать: «Кто знает?»
— Я согласен со Стивом, — сказал я. — Будем голосовать? Кто хочет, не откладывая, убраться отсюда? Чуть больше половины людей подняли руки.
— Подождите минутку, — вмешалась Тереза Ларсон. — Я еще не успела выпить мой проклятый кофе, а вы уже хотите, чтобы я, не продрав глаза, решала, стоит ли покинуть все это и броситься в космос?
Никто не вложил столько сил в возрождение корабля, как она.
— Мне очень жаль, Тереза. Но я наблюдал за исчезновением антивещества и не вижу иного выхода.
— Возможно, это испытание нашей веры, Уильям. Хотя ты ничего не хочешь знать об этом.
— Да, для меня это не аргумент. К тому же я не считаю, что антивещество может вернуться на свое место только потому, что мы действительно искренне хотим этого.
— Спасательные шлюпки — это просто герметичные гробы, — проскулил Элой Макэби. — Сколько народу не выходит из анабиоза? Каждый третий? Четвертый?
— Норма выживания в системе временного прекращения жизненных функций составляет более восьмидесяти процентов, — ответил я. — Норма выживания здесь, на борту судна, может оказаться нулевой.
Диана подплыла и зависла у меня за плечом.
— Чем меньше времени мы проведем в анабиозе, тем вероятнее, что удастся выжить. Тереза, тебе никто не помешает выпить свой кофе. А потом возвращайся сюда и врубайся в суть дела. Я как можно быстрее займусь подготовкой людей.
— Мы больше не ускоряемся, — сказала Эми Ларсон. — Мы можем позволить себе выждать и обдумать события.
— Ладно, висите здесь и думайте, — резко заявила Диана. — Я хочу выбраться отсюда прежде, чем случится что-нибудь еще, например, полное исчезновение воздуха.
— Если даже кто-то захочет остаться здесь до последней минуты, — заметил я, — то не следует рассчитывать, что Диана будет ждать вместе с ними.
— Они смогут приготовиться и сами, без доктора или другой няньки, — откликнулась Диана. — Но если что-нибудь пойдет не так, как надо, они просто умрут.
— Во сне, — добавила Тереза.
— Не знаю. Возможно, пробуждение так затянется, что человек задохнется. Никто еще не возвращался, чтобы сообщить, что происходит в случае повреждения системы временного прекращения жизненных функций.
На минуту наступила враждебная тишина, и в этот момент в зале появилась Мэригей. В руках у нее был блокнот.
— Я хочу узнать имена людей, желающих отправиться на первой и второй шлюпках. Это шестьдесят человек. Вы можете взять с собой не более трех килограммов личных вещей. Первая группа, сбор в десять часов. — И, повернувшись к Диане: — Сколько времени потребуется на подготовку?
— Очистка организма происходит молниеносно. Поэтому лекарство лучше принимать, уже сидя на унитазе. — Несколько человек нервно рассмеялись. — Я говорю серьезно. После этого потребуется минут пять, чтобы подсоединить биодатчики и прочее. Те из нас, кому приходилось участвовать в боях с высокими перегрузками, успевали проделать это за минуту. Но мы утратили навык.
— К тому же стали немного старше. Значит, вторая группа будет готова к полудню?
— Это разумно. Никому до тех пор не есть и не пить ничего, кроме воды. Не принимайте никаких лекарств, если только я не порекомендую их вам.
Блокнот пошел по рукам.
— Как только я получу шестьдесят имен, — сказала Мэригей, — те, кто записался, смогут идти. Тогда мы начнем набирать шлюпки три и четыре. Сколько людей категорически против того, чтобы покинуть корабль?
Руки подняли человек двадцать; часть из них сделали это довольно нерешительно. Думаю, что некоторые поступили так, не желая идти против желания своих супругов. А, возможно, потому, что не желали расставаться с ними.
— Пойдемте со мной и Уильямом в кафетерий.
Машина, в которой кипяток протекает сквозь смутно напоминающий кофе-порошок, больше не заработает. Хоть какой-то плюс.
Мэригей поцеловала воздух, обращаясь к кораблю.
— Насколько велик шанс, что эти люди выживут?
— Я не могу рассчитать это, капитан. Я не знаю, куда делось антивещество, и поэтому не знаю, какова вероятность того, что оно вновь появится.
— Как долго они смогут прожить, если оно не появится?
— Если двадцать человек останутся в этом помещении и будут держать его изолированным, то смогут жить много лет. Правда, моя вода начнет замерзать через несколько недель, и один человек должен будет отправиться к бассейну и наколоть льда. Воды в бассейне хватит на десять лет, если люди будут только пить ее и не тратить на умывание. Положение с продовольствием более сложное. Еще до исхода первого года им придется обратиться к людоедству. Конечно, при выбраковке одной персоны количество потребителей пищи уменьшится на одного человека, а из среднего тела должно выйти приблизительно три сотни порций. Поэтому последний оставшийся пробудет в живых одну тысячу шестьдесят четыре дня после того, как первый будет убит, при том условии, что он или она остается в состоянии полного сохранения жизненных функций.
Мэригей на мгновение замолчала, улыбаясь.
— Подумайте над этим. — Она оттолкнулась от стола и поплыла к двери. Я менее изящно последовал за ней.
Около двери кафетерия находился телефон для связи с ходовой рубкой. Я поднял трубку и сказал, не дожидаясь никаких сигналов:
— Корабль, у тебя есть чувство юмора?
— Только в тех случаях, когда я могу провести различие между неразумными и разумными действиями и решениями. Данное решение было неразумным.
— Что ты намерен делать после того, как экипаж покинет тебя?
— Ждать. У меня нет другого выбора.
— Ждать чего?
— Возвращения антивещества.
— Ты на самом деле считаешь, что оно вернется?
— Я «на самом деле» не считаю, что оно исчезло. Я понятия не имею, где оно находится. Но, независимо от того, какие силы заставили его пропасть, они должны быть ограничены физическими законами сохранения материи.
— Значит, ты не будешь удивлен, если оно появится вновь?
— Я никогда не удивляюсь.
— И если оно вернется на место?..
— Тогда и я вернусь к Среднему Пальцу, на мою стационарную орбиту. С некоторыми новыми данными для вас, физиков.
Меня уже давно никто не называл физиком. Я учитель, рыбовод и вакуумный сварщик.
— Я буду тосковать без тебя, корабль.
— Я понимаю, — ответил электронный мозг и издал звук, похожий на покашливание. — В вашей партии с Чарльзом вам нужно перевести ферзевую ладью на h6. Затем пожертвуйте вашего последнего коня за пешку и давайте мат чернопольным слоном.
— Спасибо. Я постараюсь это запомнить.
— Мне будет не хватать всех вас, — продолжал корабль без моего вопроса. — У меня есть много информации, которую я могу анализировать, обобщать и строить модели. Этого занятия мне хватит надолго. Но все это не то же самое, что постоянное хаотическое поступление информации от вас.
— До свидания, корабль.
— До свидания, Уильям.
Я ухватился за канат, ведущий к лифту, и пополз по нему, перебирая руками. Я чувствовал себя спортсменом.
У меня возникло ощущение, что в моей эмоциональной сфере произошли какие-то изменения, похожие на те, что совершались перед неизбежным сражением. Нечто, не подвластное мне, внезапно поставило меня в положение, в котором у меня было четыре шанса из пяти уцелеть, и один — погибнуть. Вместо предчувствий я ощущал своеобразное спокойствие и даже нетерпение: давайте, так или иначе, покончим с этим.
Было ли у меня три килограмма вещей, которые я хотел бы взять с собой обратно на СП? Старый альбом репродукций картин Лувра — я выбрал его из груды земных предметов, когда отправлялся со Старгейта на Средний Палец, — это был настоящий тысячелетний антиквариат. Он не весил и килограмма. У меня еще были с собой удобные ботинки на тот случай, если через сорок тысяч лет в мире не останется никаких сапожников. Но там сейчас прошло всего лишь двадцать четыре года, и, наверно, Хершель Уайтт еще доживает свой век.
Почему-то я подумал: кто может ловить рыбу на мои переметы? Наверняка не Билл. Он, вероятно, в настоящее время находился в Центрусе, полностью объединившись с Человеком. Черт возьми, он мог даже улететь на Землю.
Мы могли никогда больше не увидеть его снова. Теперь эта мысль вызвала у меня совсем не то ощущение, что прежде. Я потряс головой: с моих ресниц сорвались четыре крошечные слезинки и поплыли в разные стороны.
Мы с Мэригей, остальные члены совета, а также Диана с Чарли ждали до конца. Последний челнок был почти наполовину пуст: тринадцать человек решили остаться.
Их предводительницей была Тереза Ларсон. Она решила остаться на «Машине времени», хотя ее «жена» Эми уже спала на борту второй шлюпки. Их дочь Стел оставалась с Терезой, а вторая дочь находилась на СП.
— Для меня не существует никакой проблемы выбора, — сказала Тереза. — Бог послала нас в это паломничество, чтобы вернуться и начать все сначала. Она прервала наше движение вперед, чтобы испытать нашу веру.
— Вы не сможете начать снова, — заметила Диана. — У вас есть десять тысяч замороженных доз спермы и яйцеклеток, но никто из вас не знает, как их размораживать и соединять.
— Мы будем делать младенцев старым способом, — бодро заявила Тереза. — Кроме того, у нас есть еще много времени, чтобы научиться всему этому. Мы освоим твое искусство.
— Нет, не освоите. Вы умрете с голоду или замерзнете здесь. Это не бог забрал антивещество, и оно не вернется на место.
Тереза улыбнулась.
— Ты говоришь это, только основываясь на своей вере. А известно тебе не больше, чем мне. И моя вера так же хороша, как и твоя.
Как я хотел бы вбить ей в башку немного здравого смысла! Я даже подумал о том, чтобы перестрелять их всех усыпляющими патронами и в бессознательном состоянии погрузить в шлюпку Но почти весь совет оказался против этого, а Диана не была уверена в том, что она сможет должным образом уложить людей в систему временного прекращения жизненных функций без их собственной осознанной помощи.
— Я буду молиться за вас всех, — сказала Тереза. — Надеюсь, что вы все уцелеете и обретете хорошую жизнь дома.
— Спасибо — Мэригей посмотрела на часы. — А теперь возвращайся к своим людям и сообщи, что в 9.00 корабль закроет эту дверь и разгерметизирует отсек. Мы сможем взять кого-нибудь, любого из вас, до 8.00. После этого вы должны будете остаться здесь и… будете предоставлены собственной участи.
— Я хочу пойти с тобой, — сказала Диана. — Попробовать использовать еще один, последний шанс, чтоб образумить их.
— Нет, — отрезала Тереза. — Мы слушали всех вас, и корабль дважды повторил свои аргументы. Мэригей, я передам им твои слова. Мы ценим ваше беспокойство. — Она повернулась и выплыла за дверь.
В этой части корабля имелся лишь один туалет, приспособленный для использования в условиях невесомости. Из него вышел бледный, как снег, Стивен Функ.
— Ваша очередь, Уильям.
Препарат, который выдала нам Диана, был на вкус похож на мед, в который добавили скипидара. А эффект от него был такой, словно кишки промывали кипятком из брандспойта.
Когда я в юности изучал антропологию, то прочел про африканское племя, которое круглый год питалось хлебом, молоком и сыром. Один раз в год они забивали корову, чтобы объесться жиром, так как считали, что понос — это дар богов, священное очищение. Это снадобье понравилось бы им. Даже я испытал благоговение. Честно говоря, я ощущал себя одной большой полой трубой.
Покончив с очищением, я выплыл наружу.
— Можешь позабавиться, Чарли. Это потрясающее впечатление.
Диана помогла мне присоединить биодатчики и различные трубки, густо покрытые смазкой, помогавшей расслабить мускулатуру. Весь этот процесс оказался гораздо проще, нежели в тот раз, когда я возвращался после своего последнего сражения. Видимо, им удалось за последние столетия узнать что-то новенькое.
Я почувствовал бедром левой ноги, возле паха, не то удар, не то шлепок, и нога сразу начала неметь сверху вниз. Я знал, что это последний акт, подсоединение шунта, через который моя кровь вытесняется полимерным кровезаменителем.
— Подожди, — послышался голос Мэригей. Она наклонилась над гробом, взяла мое лицо обеими руками и поцеловала меня. — Увидимся утром, любимый.
Я не мог придумать, что бы сказать ей в ответ, и лишь кивнул, уже погружаясь в сон.