На следующий день гости и родня вепсов из дальних и ближних весей съезжались с самого утра и до полудня. Вадим пару раз выходил подышать и слышал всю эту суету. Еще с утра он проводил гонца к князю и теперь наслаждался законным отдыхом. Вчерашняя девчушка принесла ему утром все необходимое, чтобы не испытывать голода целый день.

Павел, занятый хозяйственными хлопотами, под присмотром старейшин встречал всех прибывших – знакомился. Ему удалось забежать к другу, только когда солнце перевалило зенит.

– Ну и понаехало этой родни, – выпалил Павел и, взяв со стола сосуд с квасом, принялся жадно пить.

– Да уж, – протянул Вадим, – я видел. Вот бы их вчера сюда!

– Так Конди посылал к ним.

– Я знаю. Отказались, мерзавцы. За свои шкуры и дворы испугались.

Павел поставил опустевшую емкость.

– Вообще-то тебя старейшины приглашают на похороны, – заявил он, – прислали меня пригласить тебя официально.

– А выборы сразу после? – спросил Вадим.

– Ага. Сразу после похорон, – подтвердил Паша.

– И где?

– Конди похоронят возле Хидена – священной рощи, там же будет общий совет и выборы.

– Добро, – кивнул Вадим, – коли приглашают, то приду.

– Ладно, я пошел, а вечером пришлю за тобой кого-нибудь.

После ухода друга Вадим решил поспать. Смутная боль все еще тревожила ногу, мелкими молоточками стуча по нервам. Но он заставил себя не думать о ране.

Когда его разбудили, за окошком уже темнело. Вечерняя прохлада потихоньку вытесняла тепло, а солнечный круг, упав за кромку дальнего леса, догорал в верхушках деревьев рубиновым абажуром.

До места обряда, которое находилось недалеко от шалаша шаманки, новгородского десятника проводил Юски, назвавшийся его соседом. Еще издали Вадим заметил несколько горевших на поляне по кругу костров. В центре круга расположилась стройная и раскидистая береза. Вокруг костров стояло множество мужчин. Подойдя ближе, Вадим узнал стоявшего у березы мужика с бубном, которого он видел в сожженной деревне на берегу озера. Рядом с этим мужиком с серьезно-горделивым видом возвышался высокий, по вепсским меркам, человек с посохом.

– Это Капс – наш нойда, – по-словенски сказал Юски.

– Нойда? – не понял Вадим.

– Волхв, по-вашему, – ответил вепс.

Вадим качнул головой, – мол, понял, а про себя подумал: «Шаман он и есть шаман».

Не доходя до священного круга из костров, они остановились.

– Ближе нельзя, – предупредил Юски.

Вадим не возражал. От действа их отделяло не более пяти-шести метров. Место было удобное – обзор хороший. Нойда вепсов держал в руках огромный посох, который венчала фигура вздыбленного медведя. У ног Капса находились носилки, на них лежало тело, укрытое тяжелым темным плащом. На голове покойного была повязана широкая вышитая полоска ткани. По приказу нойды вепсы ближе подступили к кострам, образовав плотное кольцо. Что говорил вепсский волхв, Вадим не понимал, он уловил лишь знакомое по курсу мифологии – Юмал и Ижанд. Насколько помнил Вадим, Юмал – это верховный бог финно-угорского пантиона, или не очень верховный? А Ижанд, что-то типа Хозяина тайги, Хозяина леса, в общем, тоже не последний парень!

Нойда говорил долго, то повышая, то понижая голос. Он иногда потрясал посохом, махал рукой и топал ногами. Затем, прислонив посох к березе, он воздел руки к небу и трижды произнес имя бога. Вепсы хором повторили божественное имя, и над священной рощей разнеслось:

– Юмал! Юмал! Юмал!

Потом Капс указал на тело главы рода и что-то произнес. К нему подошли шестеро крепких вепсов и подняли носилки на плечи. По знаку нойды они пересекли линию костров и двинулись по кругу, слева направо. Они шли медленно, так, чтобы все собравшиеся могли приложить руку к телу Конди, прощаясь с ним. Волхв взял у мужика бубен и ритмично забил по инструменту, извлекая из него короткие монотонные звуки.

Завершив круг, носилки вернули в центр, к березе. Бубен умолк, и шаман в очередной раз двинул речь. На этот раз весьма короткую речь. В конце он вновь упомянул имя бога, указав при этом на тело Конди. Затем он положил ему на грудь медвежью лапу. Те же шестеро вепсов подняли носилки и направились в сторону от костров. Теперь Вадим заметил в стороне холм свежей земли – могила была достаточно просторной, чтобы туда поместились большие носилки. Тело погибшего главы медвежьего рода стали спускать, привязав к носилкам кожаные ремни. Только сейчас Вадим увидел друга. Паша помогал опускать носилки с телом. Нойда что-то коротко вскрикнул и, стоявший рядом старик в длинной рубахе, встав на колени, поместил в могилу высокий сосуд. Шаман воткнул посох с медведем на край могилы у изголовья умершего, затем выхватил бубен и, ритмично ударяя в него, пустился в пляс. В это время родственники взяли деревянные лопаты и стали закидывать могилу землей. Удары бубна стали ускоряться и, когда над могилой вырос небольшой холмик, звуки бубна слились в единый монотонный поток. Нойда последний раз ударил по инструменту и остановил свой ритуальный танец. Замерев на секунду, он воздел руки к небесам и, обессилев, рухнул на могильный холмик.

– Отмаялся, – выдохнул Вадим.

– Еще нет, – ответил Юски.

Трое прислужников подняли утомившегося волхва, бережно перенесли его и уложили у березки. Оставшиеся водрузили на могилку покойного главы рода здоровенный камень. Получилось вполне монументально. Теперь на долгие века камень будет венчать место последнего приюта человека, усыновившего пришельца из далекого двадцать первого века. Но об этом никто не должен даже догадываться.

Костры вокруг березы стали затухать. Постояв в молчании минуту, гости и родственники вернулись к березе, подняли приготовленные факелы и зажгли их. Нойда Капс, кажется, уже пришедший в себя, встал. Ему поднесли его посох.

– Пойдем за ними, – предложил Юски, когда процессия во главе с волхвом двинулась вглубь рощи.

Проходя мимо могилы, Вадим как-то сам собой поклонился храброму вепсу, ему снова захотелось перекреститься, но он сдержался и лишь мысленно произнес: «Аминь».

Факельное шествие продолжалось недолго. Впереди показался круглый дом, сложенный из вертикально вкопанных бревен. Крыша, как успел оценить Вадим, напоминала крышу юрты, собственно как и все строение целиком. Эдакая большая деревянная юрта или яранга – Вадим не помнил точно, как назывались кочевые жилища финнов. «Возможно, – подумал он, – этот дом – отголосок их прошлой кочевой жизни». Гости не спеша, по одному заходили вовнутрь. У дверей задержался лишь Павел, решив подождать друга.

– Ну, как ты? – подойдя, спросил Вадим.

– Нормально.

– Не робей, – поддержал его Вадим, видя, что на друге буквально нет лица, – я с тобой.

– Брага? – спросил Павел, указывая на висевшую через плечо Юски кожаную фляжку.

– Да, – ответил вепс и, поняв намек, снял фляжку, выдернул деревянную пробку и протянул Паше.

– Вот спасибо, – поблагодарил он и приложился. – Медовая, – слегка причмокнув языком добавил Павел.

Алкоголь приятно разбежался по телу, снял напряжение, тяжело давившее к ночи. Стало немного легче.

– А можно и мне? – спросил Вадим, видя, как порозовели щеки друга.

Юски грустно вздохнул, но возражать не стал. Когда фляга вернулась к владельцу, он встряхнул ее и, поняв, что там осталась только треть, не раздумывая, влил содержимое себе в рот.

– Все, – довольно констатировал вепс, закрывая фляжку.

Втроем они вошли в деревянную юрту. Внутри места оказалось гораздо больше, чем казалось снаружи. Все гости, а это более сорока человек, разместились на скамейках, расставленных по кругу. В центре горел очаг.

– Пячинрахкой, – шепнул Юски, указывая на обложенный камнем священный очаг.

– Пячихрень? – не поняв, переспросил Павел.

– П-я-ч-и-н-р-а-х-к-о-й, – медленно, по буквам произнес Юски в самое ухо Павлу, вколачивая это трепетное для каждого вепса слово в подсознание приемного сына Конди.

Вокруг очага стояли идолы вепсских богов. Самый большой кумир с грозным ликом, как догадался Вадим, и был Юмал, других он не знал. Справа от Пячинрахкоя на стуле со спинкой, вырезанном из большого пня, восседал нойда Капс с гордо поднятой головой и посохом в руке. Слева от очага на подобном же седалище разместились трое древних старцев с длинными седыми космами и бородами. У всех тоже были посохи, но гораздо скромнее шаманского.

– Это и есть ваши старейшины? – тихо спросил Вадим.

Павел в ответ лишь утвердительно качнул головой. Вадим внимательно присмотрелся, и ему показалось, что один из старейшин слеп.

Заметив их, нойда что-то сказал.

– Приглашает садиться, – перевел Павел, – пойдем.

Друзья, оставив Юски у входа, прошли и сели напротив старейшин. Капс подал знак – внесли братину. Первым произнес тост шаман, отпив немного, передал старейшинам. Братина была настолько большой и тяжелой, что держать и пить из нее им помогал отрок. После старейшин братина пошла «по солнцу». Гости произносили несколько слов и, отпив, сами передавали ее соседу, а отрок тем временем разносил уже выпившим маленькие, но глубокие глиняные тарелки с едой. Когда братина должна была перейти от Паши к Вадиму, нойда что-то громко сказал. Сосед слева встал и с поклоном взял у Вадима братину. «Вот, черт, даже выпить не дали», – подумал Вадим, вспоминая про древний обычай – человеку, не принадлежавшему к роду вепсов, не полагалось касаться общей братины.

Но тут явился отрок с большим кубком и, низко кланяясь, протянул его гостю.

– Ну, вот это другое дело, – едва слышно произнес Вадим и взял кубок. Он встал.

– За храброго Конди! – громко, чтобы все слышали, провозгласил Вадим и отпил из кубка почти половину.

Вепсы одобрительно загудели. И только он опустился на место, как отрок принес две тарелки: ему и Павлу. К их общей радости тарелки были полны крупных кусков мяса.

Гости выпивали, говорили слова и закусывали – поминальный обряд вепсов нравился Вадиму все больше, тем паче что он один из всех имел персональную емкость. А опустевшую братину, тут же наполняли до краев и вновь пускали по кругу. Гости заметно повеселели, стали громко переговариваться.

– О чем это они щебечут? – тихо спросил Вадим друга.

– Конди вспоминают, хвалят, – так же тихо ответил Павел.

– Значит, уважают, – констатировал Вадим и отпил из своего кубка.

Он уже тоже недурственно расслабился и ждал, когда же наступит самое интересное – выборы. Выборы – это истинное демократическое проявление самосознания, наивысшая степень излияния всевозможных человеческих качеств. В общем, выборы – это как кино, вот только попкорна не хватает…

Нойда терпеливо дождался, когда братина закончила третий круг, и только после этого встал и громко призвал всех к тишине, стукнув три раза посохом. Гости притихли. Капс стал говорить. Говорил недолго, но с пафосом.

– Предлагает высказать всем свое слово, – предугадав вопрос друга, перевел Павел.

Первым взял слово один из старейшин. Он сказал всего несколько слов, указал на Павла и сел. Встал второй старец и, также сказав пару слов, ткнул пальцем в Пашу. Вепсы загалдели. Поднялся сосед Вадима, тот, что взял у него братину и громко выкрикнул имя:

– Порки!

Вепсы зашумели еще больше. Потом поочередно вставали многие. Кто-то произносил имя Паша, а кто-то и Порки. Вадим вертел головой, пытаясь угадать, кто из присутствующих Порки, но ему помогли – следующий, кто, поднявшись, произнес имя Пашиного конкурента, указал на высокого вепса. Вадим подался вперед, чтобы лучше разглядеть его. «Ничего, – подумал десятник новгородцев, – разберемся».

А Павел сидел молча, ничего не переводил, видимо, и сам не очень понимал все услышанное, но по тому, как он морщил лоб, было заметно, что, вероятно, очень силился понять. А Вадиму, собственно, и не нужен был перевод – все и так было ясно. Голоса разделились. «Главное, чтобы голосование не затянулось до утра», – подумал Вадим, отпивая из кубка.

Наконец поднялся сам Порки. Это был действительно высокий вепс со светлыми волосами и необычайно длинными руками. «Здоровый лось», – подумал Вадим и стал прикидывать, а не высказаться ли ему самому и поддержать друга.

– Это двоюродный брат Конди…. Вроде по матери, – прервал его размышления Павел.

Вадим промолчал. Тем временем Порки закончил свою краткую речь и сел на место.

– Отказался, – коротко перевел Павел.

– Ага… понятно, самоотвод, – ответил Вадим, допив содержимое своего кубка, – очень хорошо.

Вепсы загалдели все разом. Видимо, сторонники Порки принялись его уговаривать. Но тут шаман грозно рявкнул, потрясая посохом. Угомонились не сразу. Пришлось Капсу еще раз напрячь связки. На этот раз подействовало. В наступившей относительной тишине кто-то все же продолжал бурчать себе под нос, но тут поднялся слепой старейшина. Он говорил медленно, четко выделяя каждый слог. Вадим слышал, как поминается имя Конди, Уллы, Паши, Митты – отца «пойки», еще чьи-то имена…

«Наверное, родню поминает», – решил Вадим и тут же напрягся. Старейшина произнес его имя и, несмотря на свою слепоту, безошибочно указал рукой туда, где сидел новгородский десятник. Когда слепец закончил вещать и сел, никто не проронил ни слова. Но Вадим почувствовал и увидел, что взоры всех присутствующих обращены на него. Он медленно склонил голову к другу и спросил:

– Чего этот дед тут наплел?

– Он тебя предложил в главы рода, – спокойно ответил Павел.

– Он что, рехнулся или выпил много?! Я же не вепс!

– А он предложил породниться с тобой и выдать за тебя Уллу.

– Да они что, белены переспелой объелись! – громко произнес Вадим.

– Старик говорит – ты всех спас, разбил варягов, убил их главаря и захватил большую добычу, – с улыбкой продолжил перевод Павел, – ты хороший вождь.

Такой поворот событий никак не входил в планы Вадима, и он решил действовать.

– Так, дорогие мои друзья, – он встал, – хватит тут балаган разводить. Ни к чему все это – пустое. Паша есть законный сын Конди, признанный лично им, ну и всем родом, – он говорил по-словенски, но, кажется, его понимали.

Вадим обвел присутствующих пристальным взглядом.

– Только он, – Вадим указал на друга, – должен стать новым главой рода.

Вепсы неодобрительно зашумели. Вадим почувствовал возбуждение и сам не заметил, как перешел на москальский.

– И хватит дискутировать! – резко произнес он, – Парламент – это, конечно, хорошо. Демократия и все такое, но здесь не тот случай. Все предельно ясно и понятно. Урны вскрыты, бюллетени подсчитаны. Павел президент, однозначно.

Собравшиеся притихли, благоговейно внимая его непонятной речи. Вадим по их глазам понял, что сморозил что-то не то, а когда нойда Капс изрек два коротких отрывистых слова, вепсы загалдели вновь.

– Ты чего им по-русски плетешь, у них сейчас будет культурный шок, – шепнул другу Павел.

Вадим понял свою ошибку.

– Спокойно! – попытался угомонить вепсов новгородский десятник, подняв обе руки вверх, и, вновь перейдя на словенский, добавил: – Я состою на службе новгородского князя Боривоя и не могу принять вашего предложения, да и не хочу. Не хочу!

Вадим сел. В наступившей тишине со своего места медленно поднялся нойда. Он громко стукнул посохом и произнес:

– Все слова сказаны. Пора решать.