ГЛАВА 14

Павел по инерции сделал еще три-четыре шага и остановился. Через несколько секунд остальные были рядом, сгрудились тесной кучкой, стояли и молчали.

Это озеро было совсем без берегов. То есть без атрибутов, обыкновенно присущих берегам: отмелей, пляжей, камышей. Оно начиналось безо всяких переходов – вот ели, иголки под ногами, шишки, а вот сразу же – обрыв – вода.

Воды было чудовищно много. Егор глазам своим не поверил; как-то не так представлял он себе это озеро, легкомысленно так, он и вообразить не мог, что оно такое огромное.

– Мама дорогая! – изумленно выдохнул он. – Ни фига себе – озерцо!

Похоже, что и Беркутов такого не ожидал:

– Да уж, картина…

Озеро казалось почти круглым и диаметр имело в несколько сот метров – площадь современного городского квартала, если не больше. Со всех сторон, насколько хватал глаз, его обступали угрюмые таёжные высоты. На том берегу, примерно на середине подъема, в лесу виднелась странная плешь: поляна эллиптической формы.

На эту «поляну» Егор глянул мельком, и сразу же забыл о ней – его внимание, как и всеобщее, впрочем, приковывал к себе таинственный Зираткуль.

Оно было огромным, верно, но не это было самое загадочное в нём. Озеро производило какое-то невыразимо гнетущее впечатление из-за царящего вокруг безмолвия и мрачной неподвижности тёмной, почти чёрной, затхлой воды. Пахло смертью и тленом. Ни единого всплеска, ни даже ряби на поверхности озера, хотя ветер шевелил кроны деревьев. Ни птицы в небе, ни вездесущих комаров и мошки. Думайте, что хотите, а это напрягает, хочется озираться, беспокойно крутить головой, искать нечто, незримо присутствующее рядом…

А ведь собственно, это – всё. «Конец маршрута, – подумал Княженцев. – Мы пришли. И что?..»

Он кашлянул.

– Ну вот, мы дошли. Что дальше?

Общее молчание было ему ответом. По-видимому, никто не знал толком, что же делать дальше. Не задумывались прежде. Казалось: дойдем до озера, и все станет ясно само собой. И вот дошли, и ничего не прояснилось. Ну – озеро, ну – тяжкое, угрюмое… ну, вот собственно, и все…

Княженцев снял с плеча автомат, кинул его на землю; кряхтя, уселся рядом.

– Присаживайтесь, – равнодушно предложил он. – В ногах правды нет.

Забелин как-то осторожно присел рядом, положил «Калашникова» затворной ручкой вверх.

– Вода какая темная… – пробормотал он. – Слушайте, а здесь глубоко?

– Говорят, очень, – Беркутов опустился на корточки. – Конечно, никто точно не знает, и замеров никогда не проводили. Но, говорят, глубокое… Бездонное…

Он говорил это странным, тягучим голосом, точно и он тоже ожидал от озера чего-то сразу отвечающего на все его, Беркутова, вопросы и предположения. А оно, озеро – молчит.

Егор зачем-то обернулся, увидел, что Аркадий стоит, пристально смотрит куда-то в даль. Юра стоял рядом, но он не смотрел никуда, взор его был задумчивый и никакой, и опять он полез пальцем в нос.

– Та-ак… – протянул Егор и огляделся.

Он не договорил, но ясно, что не договорено: ну, мол, и где здесь признаки этих самых внеземных цивилизаций?..

Признаков не было.

Павел скривился, с хрустом почесал щеку – не щетину уже, почти бороду.

– Ну, авось Юра нам что-нибудь изречет… Юра! Что скажешь… Ты палец-то вынь из носа, ты уже, по-моему, его до глаза дотолкал.

Юра палец действительно вынул и вытер его сзади об штаны.

– Ничего. – Он посмотрел на палец и еще разок провел им по штанам. Улыбнулся и молвил: – А что касается инопланетян, то это совершенная ерунда – в том смысле, в каком вы их себе представляете.

Если бы пресловутые инопланетяне прямо сейчас, сию секунду оказались бы лицом к лицу с нашими героями, то вряд ли бы они сумели вызвать такое потрясенное онемение, какое вызвал Юра своим текстом. Если бы камень вдруг заговорил. – даже тогда немая сцена у воды была бы не такой немой.

А Юра явно наслаждался произведенным эффектом. Сдерживая улыбку, оглядел безмолвную аудиторию.

– Удивлены, господа?.. – произнес он. Сделал паузу и сказал: – Очень вас понимаю.

Первым, к кому вернулся дар речи, был Павел:

– Не то слово… – И то ненадолго. Забелин поперхнулся, закашлялся и надолго выбыл из ораторского строя.

Егор посмотрел почему-то не на Юру, а на Беркутова. Бородатое лицо было спокойно, глаза прищурены. Неуловимое, чуть-чуть печальное почудилось Княженцеву во всем облике лесника.

Юра же тем временем свободно уселся на траву и улыбнулся блаженно, как человек, долго и трудно шедший к своей цели, шедший, шедший и наконец дошедший.

– Послушайте… – обратившись к нему, с интересом сказал Аркадий, – вы как бы… собственно, вас теперь ведь и Юрой не назовешь?

Спрошенный рассмеялся, искренне, от души.

– Да отчего же нет? Зовите Юрой, я уж к этому и сам привык. Останемся тезками с Георгием Сергеевичем!.. Впрочем, я понимаю, разумеется, что вы хотите сказать. Понимаю и охотно вам отвечу.

Прежде чем ответить, правда, он прервался, сжал губы и сдвинул брови – словно призадумался, с чего начать. Подумал, просветлел лицом. Тряхнул головой и начал:

– Думаю, вас уже ничем не удивить. Дело в том, что я как таковой не принадлежу к роду людскому, личность моя – совсем не Homo sapiens, не человек разумный. Хотя, безусловно, разумный, и в каком-то смысле человек.

Аркадий хмыкнул:

– Замысловато. – И покачал головой.

– Ничуть, – спокойно возразил Юра. – Вы сейчас все поймете. Это все совершенно не сложно. Видите ту полянку, там, на склоне?.. Впрочем, что это я спрашиваю. Вы же сами обратили на нее внимание. Так вот, эта самая полянка и есть настоящая цель нашего маршрута. Место, где сходятся пути. Да там же и расходятся… Вернее, не сама поляна, а то, что на ней.

– Батюшки, – сказал Егор. – И что же на ней такое?

Юра усмехнулся.

– Как бы это вам объяснить… Наверно, придется издалека. С некоторым теоретическим предисловием.

И начал это свое предисловие:

– Вот вы, жители Земли, – пребываете в пространстве-времени, условно называемым четырехмерным…

– Почему условно? – мгновенно спросил Аркадий.

– Потому что на самом деле этих измерений гораздо больше. Но по каким-то причинам ваш мир четырехмерен.

– Ваш? – Егор приподнял брови.

– Именно. – Юра осклабился, верно уловив акцент. – Ваш. Но не мой. Наш мир задействован в большем количестве измерений.

– Так вы пришелец, – с каким-то зловещим спокойствием произнес Беркутов.

– Скорее, заплуталец, – ухмыльнулся Юра, как бы не замечая тона лесника. – Занесло сюда, как лист осенний на ветру.

– Занесло! – выпалил Пашка, прорвало его. – Как это вышло?!

– Да по глупости же своей, черт возьми, – добродушно ругнулся Юра. – Искал приключений, ну и нашел. Один нелепый шаг – и кувырком в яму…

– В яму? – не понял Княженцев.

– Условно. – Юра подмигнул ему. – Я ж говорю: наш мир не столь жестко зажат в границах измерений. Ваш мир тяжелее и плотнее, малоподвижней. Мы… можно сказать, мы духи по сравнению с вами. То, из чего состоим мы, в вашем мире называется, пожалуй, энергиями. Мы свободнее. Мы больше видим, мы перемещаемся легко во многих направлениях сразу. Понимаете? И выход к вам у нас – что-то вроде «черных дыр»… То есть не вроде, а, в сущности, то же самое. То, что ваши ученые называют «черными дырами», есть провалы в пространство-время с меньшим числом измерений. Грубо говоря, если вы провалитесь в такую дыру, то попадете в нечто типа подземелья… ну, скажем, как в шахту. Где очень узкие проходы в каменной толще; и вот, едва ползаешь по ним на полусогнутых: ни распрямиться, ни влево, ни вправо, тьма кромешная… Примерно такая же картина нарисовалась и мне, когда я по дурости своей грохнулся к вам.

– И грохнулись на ту самую поляну, – догадался Егор, указывая глазами вверх…

– Н-ну, в принципе так, – с некоторой натяжкой согласился Юра. – Но вот какая занятная штука! Представьте себе: вы угодили в подземелье и обнаружили, что тамошний народ запросто проламывается сквозь камень. Так разгребает его, как будто бы это для него воздух. Представили?.. Ну вот. Нечто похожее испытывал я у вас: ваша атмосфера, сквозь которую вы легче легкого ходите, для меня оказалась толщей горной породы.

Здесь он прервался, почесал уголок левого глаза.

– И поэтому?.. – задал наводящий вопрос Егор.

– И поэтому, – подхватил, поняв с полуслова, рассказчик, – поэтому мне пришлось искать себе какое-нибудь пристанище. То бишь человеческое тело. Подселяться так, сказать.

– И вы подселились к Юре, – утвердительно закончил Беркутов.

– Точно так. – Юра улыбнулся.

– Не слишком ли странная кандидатура? – заметил Аркадий.

– Нисколько. Можно даже сказать, единственно возможная. Дело в том, что у нормального человека существует им самим неосознаваемый механизм психической защиты. У кого-то крепче, у кого-то послабее, но есть. А иначе, представьте себе, сколько бы всяких злых духов ринулись в ваше сознание!.. Что, кстати говоря, и происходит отчасти. Ну а у людей слабоумных этот механизм, понятно, ослаблен… то есть не совсем так. Не то чтобы ослаблен, он просто другой. Устроен иначе. И злым духам не нужен. Вот потому-то из доступных кандидатов на подселение вблизи оказался только Юра, деревенский дурачок.

– На безрыбье и рак рыба, – сказал Егор без улыбки.

– Совершенно справедливо… Ах, если бы вы знали, как я маялся с ним!

– С Юрой-то?

– Ну конечно!.. Я прекрасно понимал, что никакой другой возможности пребывать в этом мире у меня нет, но эта единственная возможность – какая же она была хреновая, простите мне это слово! Я волком выл! Можете вообразить себя в кабине самолета, в котором что-то разладилось, трясет, мотает, тянешь штурвал, а он не слушается?.. В общем, такая вот веселая картинка. И за все эти годы, а их прошло пять, ваших земных лет – мне не удалось вернуться сюда, к поляне. Да что там! Мне высказаться не удалось, нормальный шаг сделать. Пытался – а получалось черт-те что. Помните нашу первую встречу, там на пристани?

– Еще бы, – сказал Павел. – Такое забыть трудно.

Беркутов засмеялся:

– А я, честно говоря, и не подозревал ничего. Ну, Юра и Юра, дурачок.

Юра усмехнулся горько, покачал головой.

– Знаете, я столько раз пытался дойти до вашей сторожки, и никак не выходило. Трудно сказать, но у меня сложилось впечатление, что Юра почему-то упорно не хотел идти туда, к вам. Что-то пугало его.

Княженцева осенила мысль, он поднял голову.

– Слушайте, Юра… скажите, а так-таки никто вокруг, ни один человек не догадался, даже ухом не повел – насчет вас?

– Хороший вопрос. – Юра вздохнул. – Хороший и… грустный. Мне кажется, что начинала догадываться хозяйка ваша, Клавдия Макаровна. Почти определенно догадывалась. Но ничего не говорила мне, ничего не спрашивала. Я прямо из кожи вон рвался! И так и сяк выворачивался, чтобы докричаться до нее… нет, все зря. От этих моих усилий Юра нес такую ахинею, что я только диву давался. А она смотрела, и в ее взгляде я чувствовал… И подкармливала она меня, то есть Юру, а тем самым и меня…

– Как?.. – в голосе Павла прозвучало подозрение. – Как-то странно вы говорите…

Юра взглянул на Беркутова, тот на Аркадия. И Юра перевёл взгляд на него.

Кауфман кивнул.

– Да, – молвил он. – Я думаю, можно рассказать. Расскажите, Сергей Аристархович.

И Беркутов рассказал. Кратко, точно, ясно. Ничего не утаивая.

Когда он умолк, несколько секунд царила тишина.

– Н-да-а… – протянул потом Забелин. – Не ожидал, ей-богу. Но вот… а как же бабушка так лопухнулась?! Она ведь экстрасенс или там что-то в этом роде…

Юра махнул рукой:

– Да ну, какое там… Ну то есть, в какой-то степени в Метеле каждый житель экстрасенс. А так, конечно, против Пыжова она ничего сделать не могла. Ей показалось, что может – но нет… Вот Юра! Испугался он, что ли? Я ведь чувствовал… да что там чувствовал! Знал, что сейчас будет – а он на пристань, да там и спрятался. Ну, как спрятался? Сел на мостки и ни с места. Заплакал. И ничего я с ним не мог поделать…

Егор кашлянул.

– Простите, конечно, – сказал он. – Но я боюсь, мы в этих Юрах запутаемся, давайте определимся кто из ху. Ведь как-то же зовут вас, есть у вас ваше имя собственное, от рождения данное?

Пришелец так качнул Юриной головой, что смысл этого жеста ясен стал для всех как «дважды два»: мол, объяснить сие если не невозможно, то почти невозможно… И, правда, он сказал:

– Вы знаете, наши имена – не совсем то, что ваши. В смысле, несут несколько иные функции. Да и рождения тоже. В вашем понимании мы вообще не рождаемся… Ну, словом, это долго и сложно! Давайте так: я для вас буду Юра-второй. А он – Юра-первый.

На том и порешили. Но все еще только начиналось!

– А вы этого, – спросил Егор. – Пыжова… точно шлепнули?

– Наповал, – коротко ответил Беркутов.

– И пистолет у тебя пыжовский? – повернулся Княженцев к Аркадию.

Тот вместо ответа хлопнул себя по левому боку.

– Черт бы его побрал, Пыжова этого! – воскликнул Павел искренне.

– Уже, – Беркутов даже не улыбнулся.

– Эх-х!.. – Горечь прозвучала в возгласе Юры. – Нежить. Не он сам, конечно, а та нечисть, что его сожрала. А он… Да что там говорить, пропал, как последняя тварь! Сам дурак, полез в эту кашу из дурного любопытства – вот его трясина и втянула. Втянула, высосала и выплюнула пустую оболочку. И наполнила нежитью.

– Да уж, – криво усмехнулся Аркадий. – Все-таки не померещилось мне… Нежить в человечьем облике! Глаза. Взгляд с того берега.

– И вся любовь, – сказал Павел. – И титьки набок.

– Ничего не понимаю, – сказал Егор.

– Понять нетрудно, – и снова почему-то Юра-2 вздохнул. – Могу объяснить. Только рассказ долгий получится. С самого начала придется.

– Да мы ведь и не спешим. – Павел вскинул брови. – Я понимаю так, что нам – на поляну, не дальше? А она вот она. Наше от нас не уйдет.

– Тоже верно. – Юра почесал переносицу. – Ну что ж, попробую. Понимаете, главная ошибка вашего земного руководства…

Теперь, наверное, никто не сможет объяснить, каким образом появился в дикой уральской тайге транспространственный портал – пункт, искусственно созданный в качестве точки пересечения пространств-времен с различным числом измерений, разными характеристиками и т. п. Пункт этот представлял собой типичный мегалитический дольмен: невысокую, полую внутри тумбу, сложенную из тесаных каменных блоков, с плоской столообразной площадкой наверху и круглой дырой посередине. Так вот, как он попал в эту глухомань?.. Может быть, здесь когда-нибудь была вовсе не глухомань?.. Почему это сооружение оказалось в такой дали от человеческих поселений?.. На все эти вопросы, видимо, уже никто никогда не ответит. И ладно бы их было несколько, дольменов, как на Кавказе или в приморских районах Европы. Это было бы понятнее – а то ведь один, как перст. Загадка, в общем. Именно его, этот дольмен, когда-то обнаружил неожиданно для себя Николай Трунов, и его же, задолго до Кольки, исследовали ученые-археологи, но ничего толком не нашли – для них он как был, так и остался мертвой грудой камней, разве что аккуратно сложенной.

Говорят, будто древние кельты – точнее, их жрецы, друиды – обладали умением выходить в более сложные, чем наш, миры. Собственно, умением таким обладают посвященные, достигшие высоких уровней, во всех более или менее развитых культах. Но они делают это очень осторожно, с оглядкой, ибо понимают, с чем имеют дело, а вот друиды почему-то в это свое умение вцепились, как черт в грешную душу, и эксплуатировали его вдоль и поперек, нещадно; как выражается нынешняя молодежь – беспредельничали. Ну и добеспредельничались, естественно: от когда-то могущественной кельтской расы остались сегодня угасающие реликты вроде бретонцев или валлийцев, а дольмены, межпространственные порталы, теперь действительно не более чем «каменные будки с дыркой посередине».

Впрочем, их конечно, можно активизировать. Правда, стоит ли это делать? – вопрос другой. Во всяком случае, одинокий здешний дольмен продемонстрировал, что лучше, пожалуй, не стоит.

Знали ли о нем местные жители? Трудно сказать. Про каменную будку-то, конечно, знали, но что она из себя представляет – вряд ли… Может быть, кто-то даже слышал слово «дольмен». Но толку им от этого знания все равно никакого не было – стоит себе и стоит каменный пень, ну и хрен с ним, пусть стоит, никому не мешает. Так и стоял до того дня, когда всем на беду здесь появился Пацюк…

Теперь с уверенностью можно утверждать, что Пацюк, несомненно, ведал, что творил. Правда, как он узнал о существовании дольмена в окрестностях Метели и откуда почерпнул умение друидов, – это, видно, тоже останется тайной… да ведь это и не суть важно.

Важен факт: сюда, в местность, где стоит заглохший дольмен, прибыл субъект с явной целью заставить его действовать.

То есть цель эта была явной, разумеется, для него одного. Местные жители поначалу ни о чем не догадывались. А у него, вероятно, имелся некий материал, записи. А может быть, он держал всё в памяти?.. Ну, опять же, это не существенно, ибо главное здесь то, что, используя свои знания и, возможно, совершая действия ритуального характера, Пацюк сумел заставить спящий дольмен проснуться. Тот «заговорил»!

Далекие, застывшие и недоступные для землян пространства-времена вдруг сделались близкими, ожили, их грозное дыхание пронеслось над тайгой. Пришли в движение неведомые силы, мир вздрогнул, сдвинулся под тяжестью навалившихся на него других миров.

Но вот беда! Пацюк оказался колдуном никудышным, вроде волшебника-недоучки из песни Аллы Пугачевой. Он смог отворить дверь в другие миры. А вот управлять переходами, закрывать и открывать их – это вот шиш. Проще говоря, вместо того чтобы аккуратно отомкнуть все защёлки и распахнуть створки, он просто вышиб к чертовой матери «входную» дверь – на свою же глупую голову. Вряд ли Пацюк руководствовался какими-то высокими мотивами в своей исследовательской деятельности; скорее всего, он жаждал персонального могущества – слабо, впрочем, представляя, что с ним потом делать. Но дело не в этом. А в странной и печальной закономерности: все новое почему-то как магнитом притягивает к себе самую что ни на есть дрянь. Ну вот, хотя бы взять Колумба: поплыл в Индию за золотом, а попал совсем не в Индию, и привез оттуда в лучшем случае картошку, в худшем – сифилис. А если вспомнить окно, прорубленное Петром I в Европу, то ведь тоже в окно это сразу так и полезла всякая сволочь вроде Бирона…

Вот и Пацюк, горе-чародей, разбудил лихо, дотоле спавшее тихо. Даже друиды, уж на что падкие на сомнительное всемогущество, и те не позволяли себе такого. А этот олух пробить-то дыру пробил, а что с ней дальше делать, представления не имел.

Множество миров, составляющих единое мироздание, различаются по степеням свободы, дающим возможность перемещаться в разном количестве измерений, а значит, и по уровням развития жизни, ее формам и содержаниям. А соответственно и по соотношению добра и зла в каждом из этих миров. И уже бог весть почему, но случилось так, что к Пацюковой дырке припал мир самый что ни на есть прескверный, отребье Вселенной, скопище упырей, ходячих мертвецов и злых, мелко-пакостных демонов. Такая вот метафизическая гоп-компания и поперла жадной оравой в мир наш, не самый, наверное, райский, но худо-бедно обжитой, уютный и привычный – и уж конечно, что там говорить, получше, чем тот их беспросветный смрадный мрак.

Отметим важное: проникновение это не было физическим, вернее, не вполне физическим, не вещественным. Нечисть проникала сюда, воплощаясь в эфемерные субстанции, даже не энергетические, но еще более тонкие, на астральном и ментальном уровнях. Отсюда и пошли вторгаться во сны метелинцев, тараня механизмы индивидуальной защиты, странные и дикие видения, – и необъяснимая тревога поселилась в округе, что-то зловещее стало казаться людям в ночной тьме и тишине.

А вслед за тем пошли изменения и в более плотных слоях нашего мира: в энергиях, физических полях, в атмосфере… Некоторые женские организмы отреагировали неожиданной беременностью – что совершенно ясно! Это ведь демонические энергии пытались таким образом прорваться в земной мир, воплотиться в людей… А погода превратилась в муть и слякоть, над местностью опустился непреходящий циклон, завыли сырые ветра… Брызгала изморось; небо поникло над землей. Тогда-то и поползли первые слухи о проделках Пацюка, а слухи такие – как спичка в стог сена. Вот деревенское общество и полыхнуло.

Пацюк, надо полагать, сам понял, что пора сворачивать балаган. Чутьем зверя уловив, когда народ «дозрел», и гнев готов был разразиться бурей, он избрал самый действенный, на его взгляд, выход из ситуации – попытался сбежать в другой мир.

Между прочим, один из жителей Авзянова, старый охотник дядя Миша, выследил Пацюка. Он понял связь между колдуном-неудачником и дольменом на склоне холма. И поделился своими наблюдениями с соседом Степаном, партийцем, бывшим красноармейцем – мужиком решительным и резким, который не стеснялся при случае сунуть в морду любому. С ним же самим авзяновские связываться опасались – во-первых, Степан этот был в плечах косая сажень, а во-вторых, попробуй-ка, тронь в те годы члена партии! Всю жизнь потом плакать будешь – конечно, если она останется у тебя, жизнь…

Степан отнесся к дяди Мишиному сообщению серьезно, по-партийному. Слова при этом были произнесены такие: «Ладно! Колдуны там, упыри – это всё поповские бредни. А вот то, что враг он Советской власти: шпиён, вредитель или еще какая сволочь, так это другое дело. Душу из него вышибу! Мне это, как два пальца…» – и рассказал, как он в двадцатом году в Иркутском ЧК казнил пленных колчаковцев: их ставили на колени, а он, Степан, веселый и пьяный, рубил их сзади топором: «Как хрясну по башке – и аж мозги вразлет! Мне прям в рожу… А мне насрать!» – и так двадцать семь человек.

Дядя Миша сказал, что надо будет взять с собой его племянника Митяя, парня тихого и послушного. Степан согласился.

Ну, а что из этого вышло, вы уже знаете…

Вполне допустимо, что Пацюк, сам напугавшись своих подвигов, действительно пытался заткнуть дыру. С такой же вероятностью можно предположить, что он просто дезертировал от греха подальше в таинственные миры – кто знает, вдруг даже и к тем самым астральным маргиналам, замогильным выродкам. В конце концов, он сам и не шибко-то отличался от них… Но как бы там ни было исчез Пацюк, а вместе с ним исчезли все смутные мороки, и на какое-то время в округе стало тихо.

Очевидно, мировая пробоина затянулась, но тоненько, пленочкой, как затягивается нежным, прозрачным ледком прорубь. Наверное, она все же мало-помалу продолжала действовать, ибо мороки, отступив явно, скрытно продолжали морочить людей, водить их кругами, так что и поляна с дольменом и озеро Зираткуль сделались почти недоступными: никто не мог дойти до них, блуждая по тайге так, будто леший заворачивал людей в стороны. Однако ж, было в округе более или менее тихо до тех пор, пока не появились здесь военные.

Причина появления их здесь, безусловно, заключалась в реализации программы «Седьмое небо». Эта местность, как уже было сказано, привлекла внимание экспертов именно загадочными предвоенными событиями. Пока суд да дело, прошли годы; тем не менее добрались и до Метели.

Но! Есть тут одно очень важное «но». Та самая ошибка, о которой и упомянул Юра. Мудрецы из мирового правительства изначально сфокусировались на ошибочной мысленной установке. Они ждали инопланетян – то есть пришельцев из космоса, обычного трехмерного нашего мира. И все мероприятия были направлены на то, чтобы встретить и нейтрализовать именно их: спутники разведки, система противовоздушной ракетной обороны (ракеты были нацелены и на земных врагов, и вместе с тем могли составлять единую систему, предназначенную на отражение космической атаки – а там уж как карта ляжет)… Косность мышления довлела над умами владык. Никто не сумел взглянуть на этот мир шире, увидеть – да хотя бы предположить! – что может скрываться за привычной для нас ширмой, что там таятся, немыслимо огромные, необъятные миры!..

Военные соорудили шахту для баллистической ракеты, под этим прикрытием в режиме строжайшей секретности начали прощупывать местность. Но Зираткуль и им не дался, дразнил, прятался, отступал. После нескольких лет бесплодных поисков и сами спецслужбы отступили, плюнули. Они убедились в том, что местность ведет себя сравнительно мирно, и сами тоже притихли, хотя и настороженно.

Они-то, может, и не заметили. Но местные жители сразу просекли, что с появлением пришлых зона хоть немного, но зашевелилась. Вновь замаячили в тайге смутные, тревожные тени, даже самые дни и ночи стали тревожнее, точно сгустились, потемнели. Ночной мрак стал совсем непроглядным, и опять тоскливо завыли псы, пугая жителей, – словом, нечто нависло над миром, и люди напряглись и ждали чего-то жуткого.

Однако ничего особенного не случилось. Через какое-то время и тревога рассеялась. Советским джеймсам бондам, несмотря на все их старания, так и не удалось обнаружить чего-то иного сверх не очень приятных, конечно, но, по сути, небольших странностей, к коим здешние обитатели уже привыкли.

Активированный Пацюком дольмен негромко себе гудел на холостом ходу, а у тогдашнего советского руководства хватило ума не беспокоить его больше. Очевидно, некто мудрый там, наверху, догадывался, что в данном случае земляне столкнулись с чем-то куда более значительным и возможно более неприятным, чем предполагаемые инопланетные визитеры, и лучше это что-то не трогать. За местностью вдоль реки Кара-су, правда, так и закрепилась худая слава, ну да это было не столь уже существенно.

Неизвестно, впрочем, продолжалась бы эта неустойчивая идиллия бесконечно или нет, а случилось то, что случилось, и кто знает, может быть, оно и к лучшему.

Со смертью Брежнева все круто изменилось. Бог знает с кем приключился приступ политического глубокомыслия, приведший к выводам, что «Седьмое небо» – дьявольская выдумка западников, решивших не мытьем, так катаньем на долгие годы втянуть Советский Союз в разорительные ракетно-ядерные и всякие подобные программы, а самим, в конце концов, оказаться в ситуации выигрышной. Ну, а сделав этот глубокомысленный вывод, сонм посвященных решил одним махом разрубить гордиев узел: все-таки добраться до таинственного Зираткуля и убедиться, что все это – липа, коварная выдумка тех, кто долгие годы держался при власти благодаря мифу о внеземной угрозе и необходимости бороться с ней. Благо и повод подвернулся: в самом начале осени 1984 года зона вдруг полыхнула неожиданной вспышкой активности.

Вот тогда-то, в условиях строжайшей секретности и была снаряжена в район Зираткуля экспедиция, организованная совместно ГРУ и КГБ. Как координировали между собой действия две могучие организации, конечно, покрыто флером, но, судя по всему, что-то не заладилось с самого начала, какой-то там был раздрай. И, по зловредному закону – так всегда бывает – если уж началось дело горбато, то и дальше пойдет оно наперекосяк, хоть плачь, хоть вой, хоть песни пой.

Так и случилось. Операцию с маниакальным упорством преследовали мелкие, скверные неудачи. То одного свалил негаданный аппендицит. То другой угораздил в автокатастрофу; слава богу, жив остался, но валяться в госпитале с переломами – тоже не самое приятное занятие. И так далее, и тому подобное… К тому времени, когда оперативный состав наконец-то под видом рядовых, а ученые под видом криминалистов прибыли в часть, груз всяческих несуразностей висел на экспедиции, как гиря.

В общем, отправились к Зираткулю прибывшие и Мидовский в наихреновейшем состоянии духа. Они поддерживали радиосвязь с частью, где на рации находился тоже секретный сотрудник: только он да командир части были в курсе дела. Связь в этом районе отвратная, и стороны несколько раз теряли друг друга, находили, вновь теряли… Радиосеансы сопровождались матерной руганью. Что-то не ладилось у искателей, как и все прочие, они плутали и кружили, их водило по тайге. Но вдруг, когда казалось, что пора уже рукой махнуть на поиски да возвращаться, – вдруг в эфире разнесся клич: нашли!

Группа вышла на берег Зираткуля. «Что видите?!» – волнуясь, спросили с базы. Радист группы начал докладывать, что он видит, – и тут связь оборвалась.

Как оказалось, навсегда.

А что еще невероятнее – вслед за исчезновением этого злосчастного отряда рухнуло все. То есть пошатнулось какое-никакое, но всё же единство мира, много лет сплоченное страхом перед возможным грозным нашествием извне. И трудно сказать, почему – ведь ни одного доказательства тому, что никаких инопланетян нет, по существу, и не было. Скорее, напротив – бесследная пропажа более чем двадцати человек, да каких человек! – асов, профи, волкодавов – должна была напрячь всех до предела. Да тут ещё нелепый случай с лейтенантом Беркутовым!.. А вот поди ж ты: не напрягло это никого, не взбудоражило, не потревожило. Нет! Стало последней каплей, переполнившей чашу. После этого случая все как-то враз устали, видимо, сказалось многолетнее тревожное напряжение. И просто махнули рукой: а, черт с ним со всем, что будет, то и будет!..

И этого надлома не выдержал Советский Союз: космофобия истощила сильнее прочих именно его. Да и западный блок, честно говоря, держался уже из последних сил, хотя и покрепче, нежели восточный. Тогда-то второпях советские стратеги и решили заканчивать с «холодной войной», а американские сдуру решили, что они победили, – и прежняя система сломалась, а новая… ну да это на свежей памяти у всех, и повторять тут нечего. А в итоге – с защитой против нечисти начался полный бардак… и что теперь творится на Земле, в умах и подсознаниях людей, не знает никто, вплоть до самых что ни на есть верхов.

Ну хорошо, это понятно, хотя и невесело; а все-таки, что же случилось с разведчиками? Куда они делись?.. Впрочем, конечно, нетрудно предположить, куда: провалились во вселенские тартарары опять же через этот гадский дольмен. Но тогда почему, как объяснить, что они нежданно-негаданно нашли его, потом опять на много лет он скрылся от людских глаз? А вот теперь взял и открылся – для городских незадачливых туристов, которые и в мыслях не держали ничего такого. Просто хотели провести отпуск на природе и просто отправились сплавиться по таежной реке в свое удовольствие, да влипли в приключения, как кур во щи?.. Почему так?!