Все перепуталось в голове у разбойника Шмела.

Вот он на Тощей поляне стреляет из арбалета в высунувшегося из-за дерева жандарма и видит, как тот стреляет в него, а уже через мгновение слышит клацанье, и вместе с нахлынувшей болью понимает, что, к сожалению, не носит такой же кольчужный пояс, какой имеется у атамана…

А вот он вместе со своим другом Никодимом Кореневым очухивается на скале, окруженной водой. Оба они абсолютно голые, и оба абсолютно уверены, что, перепив накануне паленой водки, в бесчувственном состоянии были обчищены до последней нитки какими-нибудь бандюганами, которые ради злой шутки перевезли и бросили их на незнакомом острове Можайского водохранилища. И будучи уверенными, что похмелье сопровождается галлюцинациями, они, поддерживая друг друга, спускаются к мосту, переходят через него на землю, и в это время их накрывает жесткая сеть, и слышатся смех и улюлюканье каких-то отморозков…

Вот его подвешивают вверх ногами на сук яблони, и кто-то спрашивает у кого-то, вывалятся ли у этого доходяги кишки, если вытащить стрелу…

А вот он, Сергей-Шмел тащит в Тусклом лесу раненого в ногу Никодима-Корепана на своем горбу, спасаясь от преследования жандармов, после того, как они вдвоем грабанули телегу, везущую продукты в герцогство…

И тут же разбойник Шмел чувствует, как разбойник Корепан снимает его с той самой яблони и уносит в лесные заросли, и последними каплями воды из фляги промывает кровоточащие раны и накладывает повязки и шепотом просит держаться и не подыхать…

Может быть, он все-таки сдох? А если нет, то, как объяснить видение, будто он, разбойник Шмел, лежит на носилках, которые за передние ручки держит друг Корепан, а за задние – самая красивая девушка на свете?! Будто бы при свете всего лишь одного солнца они несут его на носилках через лес и приносят в дом, и промывают и обрабатывают мазями его раны. А потом он будто бы видит, как Корепан и самая красивая девушка на свете занимаются любовью на соседней кровати, и на полу, и на столе…

Все перепуталось в голове у разбойника Шмела, но одно он знал точно. Он знал, что это произошло, и что ЭТО он запомнит на всю оставшуюся жизнь. На всю свою оставшуюся жизнь он запомнит, что после того как, вооружившийся до зубов, друг Корепан накинул серый плащ и захлопнул за собой дверь, самая красивая девушка на свете подошла к его кровати, откинула легкое одеяло, стянула с него штаны, подождав чуть-чуть, двумя жаркими руками сжала его мужское достоинство и сказала:

– Ты еще повоюешь, дружок.

А потом наклонилась, так что распущенные светлые волосы закрыли лицо, смачно чмокнула и сказала еще:

– Мы с тобой вместе повоюем…

– Вот скажи мне, дружище, Фролм, сколько раз в своей жизни ты шел наповоду у женщины?

Сначала Фролу показалось, что эту фраза ему приснилась. Но, открыв глаза, понял, что Никус действительно это сказал. Небо, а на самом деле – потолок посветлел, значит, второе солнце уже зажглось, значит, закончилась еще одна ночь его пребывания в мире за стеной, в мире, которого не должно было существовать, но в котором, тем не менее, Фрол прожил уже несколько долгих дней.

– Наповоду у женщины? – переспросил он, хотя прекрасно понял суть вопроса.

– Я про то, что порой наши поступки, как бы не хотелось нам это признать, в большинстве своем сообразуются с желаниями женщин. Тех женщин, которые нам неравнодушны…

– Которых мы-ы… любим? – уточнил Фрол.

– Не обязательно, – не согласился Никус. – Любить не обязательно, достаточно просто захотеть женщину и к своему несчастью дать ей это понять. Ты врубаешься? Дать женщине понять, что ты к ней неравнодушен…

– Врубаюсь, врубаюсь…

– Ага! И когда она тоже все поняла, а на самом деле понять это очень просто, то начинает спекулировать создавшейся ситуацией. Говоря проще, начинает вить из мужика веревки.

– Ты к чему это все? – рассматривая далекое небо-потолок, спросил Фрол.

– Я вспомнил свою первую, и очень надеюсь, что не последнюю жену. Наутро после первой же нашей ночи любви, когда я вновь захотел секса, она воспротивилась. Я тогда ее чуть ли ни силком принудил отдаться. Но на следующее утро – та же самая история, не интересно ей было сексом по утрам заниматься. Но я – ее полюбил, и готов был простить многое. В том числе и отказ от секса по утрам. Какой же я был идиот!!!

– Ты позволил себе в отношении нее слабинку…

– Да! Сдал позицию, которую после так и не отыграл! Вот и с тобой так же получается…

– Не понял?

– Вот смотри. Когда мы нашли тебя привязанного к дереву, ты был, скажем так, в моей полной власти. Но потом ты сначала мне просто возразил, затем убедил не убивать Клюгка, затем из-за тебя нам пришлось сражаться с горными и потерять больше половины шайки, пролить кровь самим и прятаться, рискуя быть пойманными и казненными. И это еще не все! Теперь мне приходиться ломать себе голову, с кем вступать в сомнительные переговоры, чтобы каким-то немыслимым способом преодолеть стену! Всего за пару дней я стал от тебя зависим, и мне это не нравится, разбойник Фролм. Что ты на это скажешь?

– Что сказать на это, я не знаю. Но знаю на сто процентов, что все мы по-настоящему зависим лишь от одного человека, который в недалеком будущем собирается отбросить копыта. И я хорошо представляю, что вслед за ним через очень непродолжительный отрезок времени отбросят копыта все те, кто не успеет перебраться через стену…

– Самое интересное, что ты вновь меня убедил, разбойник Фролм, – сказал атаман. – Я здесь кое-что придумал и готов рискнуть. Но давай, обсудим все за завтраком…

Однако позавтракать в тот день им не удалось…

– Атаман, он сбежал, сволочь! – Ушац ввалился в комнату, где Никус и Фрол все еще продолжали валяться на кроватях. Окровавленная рука Ушаца была прижата к левому уху, из глаз текли слезы.

– Чего?! – Никус вмиг оказался на ногах.

– Клюгк! Сволочь, скользкий, как уж!

Оттолкнув его, атаман, и за ним Фрол выскочили за дверь и вбежали в соседнюю комнату. На полу, прислонившись спиной к кровати, сидел побледневший Михыч и держался за бок. Бросившись к своему старому другу, Никус потихоньку отвел его руки. Рана, к счастью, была неглубокой, резаной, но кровь необходимо было остановить немедленно.

– Простынь! – крикнул атаман Фролу. Без лишних слов тот схватил простынь и начал рвать ее на ленты. – А ты – рассказывай! Только без лишнего базара!

– Я решил отомстить гаду за свое ухо, – всхлипнул Ушац. – Договорился с Михычем. Навалились на него вдвоем, Михыч его за руки схватил, а я – с кинжалом. Но у Клюгка тоже нож оказался, наверное, у Марты украл – столовый… Он вывернулся и ножом Михыча в бок! А потом на меня навалился. Сволочь, второе ухо отрезал! Убью, убью, убью…

– Фролм, перебинтуй этого придурка! – скомандовал атаман, в то время как сам потуже накладывал повязку Михычу. – Что, правда, отрезал?

– Не все. Только верхнюю половину… – сказал Фрол.

– Сволочь! – взвыл Ушац.

– Не ори! Куда он делся-то?

– Убежал…

– Придурок! Понятно, что убежал! Но куда: в лес, в сторону кремля, а, может, к герцогам подался? В любом случае, теперь нам здесь долго оставаться нельзя. Вообще нельзя. Госпожа Марта!

– Атаман! – хозяйка таверны, словно только этого и ожидала, возникла на пороге. – Сюда скачут бойцы герцога Делибалта.

– Ага! Понятно! Сколько их?

– Человек десять, – всплеснула руками хозяйка таверны.

– Мы сдаемся! – мгновенно принял решение Никус и, сняв с себя кольчужный пояс, бросил его Марте. – Это плата за прием и за все остальное.

– Слишком много, атаман, – сказала та, ловя солидный денежный эквивалент.

– Тогда считай, что часть этого – аванс, – подмигнул ей Никус и обратился к Фролу и Ушацу. – А вы – бросайте оружие.

– Ты уверен? – подступил к нему Фрол.

– Именно об этом я и думал всю ночь…

«Мушкетер на всю жизнь» был единственным фильмом, в котором снялась Наташа Завьялова. В хите сезона она сыграла роль принцессы высоких кровей, которая полюбила простого мушкетера. Полюбила и связала с ним жизнь, пожертвовав своим положением в обществе и вообще всем. Критики говорили, что роль удалась, и что Наташу ждет большое будущее. Хм, будущее…

Наташа очень беспокойно спала минувшую ночь. И это несмотря на то, что времени на сон, как таковой, выпало немного. Большую часть ночи она занималась сексом с Его величеством королем Гурлием. У него была перебинтована нога, а левая рука привязана к туловищу, но это особо мешало. Она старалась, и он рычал от удовольствия. А еще – обещал, что сделает ее новой королевой Лесного королевства. Вот так вот – из принцессы в кино – в королевы мира за стеной. Мира размером в половину комнаты. Мира, в котором постоянно идут войны, в котором женщины, как правило, умирали при родах. Мира, из которого невозможно вернуться к нормальной жизни, невозможно убежать.

Наташа почувствовала, что стало светлее, и открыла глаза. Теперь она знала, что это зажглось второе солнце, а на самом деле – включилась вторая лампочка в комнате Максима Николаевича, так называемого, Творца. Несколько дней назад Наташа заявилась к нему, ожидая услышать заманчивое предложение сыграть новую роль в сериале. Она ничего не услышала. Старик, открывший дверь, молча впустил ее в крвартиру, молча наставил на нее какой-то пульт и все. После этого ее жизнь превратилась в страшное кино, в котором она играла роль «игрушечки». С ней «играли» сначала капитан Горного королевства, затем он же вместе с каким-то бароном, затем хотел «разделить ложе» граф и вот теперь «поигрался» король.

Сейчас король, раскинувшись и прижав ее к стенке, похрапывал во сне. Лежать Наташе было неудобно, но она не хотела шевелиться, чтобы не разбудить Гурлия. Какие же все-таки у них дурацкие имена! Вот и Гурлий стал называть ее Ташенькой, и это имя, наверняка, к ней привяжется. Пусть. И если король сдержит данное в экстазе слово и действительно сделает ее королевой – так тому и быть. Если уж быть чьей-то игрушкой, так лучше – игрушкой короля.

Наташа все-таки пошевелилась, и Его величество сразу открыл глаза. Правая рука, лежавшая у нее на животе, ожила, пальцы побежали ниже, погладили лобок, опустились еще чуть ниже. Девушка издала тихий стон, так возбуждавший Гурлия минувшей ночью.

– Сделай так, как мне понравилось, – прошептал он, – своими нежными губками.

И Наташа не заставила просить себя дважды…

Разбойник Корепан сто лет не видел себя в зеркале. Но почему-то был уверен, что плащ с фиолетовым крестом на спине, означающий принадлежность к полку гвардейцев виконта Касоча ему очень идет. Возможно, эта уверенность родилась после того, как об этом сказала принцесса Истома…

Никогда в жизни он не испытывал ничего подобного по сравнению с тем, что случилось минувшей ночью. Это было не просто счастье, это было ВСЕ!

Еще несколько часов назад он был в полном отчаянии. И не оттого, что рана в руке начала саднить, и нечем было ее лечить, и нечего было есть и пить. Трагедия была в том, что на его руках умирал лучший друг, которого Корепан спас, сняв с виселицы, но больше ничем помочь не мог. А потом он увидел ее…

И уже через полчаса он знал, что ради принцессы Истомы готов на все. Она помогла ему дотащить полубесчувственного Шмела до ближайшего селения на опушке Тусклого леса – вотчины виконта Двояка. В пустом доме ныне покойного сына виконта Касоча они обработали раны Шмела, после чего почти всю ночь занимались любовью. Никогда в жизни Корепан не испытывал ничего подобного!

Теперь он, облаченный в плащ гвардейцев виконта Касоча, сидел в седле и неторопливо ехал по направлению к монастырю кардинала Маная. Под плащом лжегвардеец держал взведенный арбалет с вложенной в паз стрелой, на левом боку – шпага, за поясом – два кинжала. Все оружие, кроме одного кинжала, еще три дня назад принадлежало виконту Двояку. Тело которого, вместе с телами остальных погибших во время облавы бойцами, было с соответствующими почестями опущено в озеро. На корм рыбам.

Шел восьмой час утра. Корепан подъехал к воротам монастыря, подгадав, когда из них начали выводить и вывозить на повозках пленных бойцов Лесного королевства. В командире охранников-жандармов, гарцующих на лошадях, он узнал лейтенанта Молдавеца. Чтобы не привлекать лишнего внимания, Корепан спрыгнул с лошади. Зевак на улице было немного, некоторые подходили к пленным и заговаривали с ними, возможно, знали друг друга, или просто просили передать что-то на словах знакомым из лесных. Охранники никак на это не реагировали.

Всего разбойник Корепан насчитал двенадцать пленных. Последним из ворот монастыря вывезли полковника Троффа. Прикрыв глаза, он полулежал на повозке, опираясь спиной о ее борт.

Арбалетная стрела, выпущенная Корепаном, пробила полковнику Лесного королевства левый глаз и вышла из затылка.

В следующую секунду Корепан мчался прочь с места убийства. До Тусклого леса было недалеко, и погоня не успела бы его настигнуть. Единственная опасность грозила со стен кремля, мимо которых ему предстояло проскакать. Но лишь в том случае, если охранявшие кремль часовые, знали бы, что он враг. Он понял, что часовые это знают, бросив взгляд на надвратную башню и увидев нацеленные на себя арбалеты. Смерть разбойника Корепана была мгновенной – две стрелы одновременно пронзили грудь бывшего спиннингиста.

– Молодцы, ребятки, не промахнулись, – похвалила принцесса Истома двух часовых на надвратной башне. – С этой минуты можете считать себя капралами.

Наташа и король Гурлий сидели напротив друг друга за столом в большой комнате. По просьбе короля Наташа не стала надевать платье, и из всей одежды ее тело прикрывали лишь трусики. Она не замерзла, просто было немного не по себе. Но ослушаться того, кто назвал ее своей королевой, и кого все называли королем, Наташе не захотела.

На завтрак на глиняном блюде подали огромный кусище жареной рыбы, белый хлеб и кувшин с кисловатым яблочным соком. Король ел и пил очень быстро, словно куда-то спешил. Наташа невольно вспомнила рассказы своего отца, как того во время службы в армии заставляли буквально проглатывать и первое, и второе, и третье в течение одной-двух минут. Неужели теперь и ей предстоит вот так же проглатывать еду…

– Все эти дни, когда меня насиловали, и даже еще вчера, до тех пор, пока я не увидела вас всех раненых и окровавленных, мне казалось, что на самом деле все вокруг происходящее снимает на кинопленку какой-нибудь талантливый, но психованный режиссер. Что в любой момент раздастся команда «Стоп-кадр!» и вместо окружающих нас декораций вдруг опять возникнет реальный мир…

– А теперь, наконец, поверила? – спросил Гурлий замолчавшую Наташу.

– Вчера поверила, – сказала она. – Особенно после того, как Ваше величество рассказали, что в мире за стеной почти все женщины после родов умирают…

– Ну, все-таки не все, – ободряюще улыбнулся Гурлий. – Скажи-ка, лучше, кто кроме капитана Евдоккима тебя пользовал?

– Вы имеете в виду – насиловал? – нахмурилась Наташа.

– Наш мир – сплошное насилие. Поэтому мы говорим – пользовал.

– А зачем вам это знать, Ваше величество?

– Таша, ты, наверняка хочешь, чтобы эти гады были наказаны?

– Конечно, хочу, – согласилась девушка.

– Ну и?

– Я не запомнила тех, кто бил и издевался надо мной сразу после того, как перешла по мосту с острова на берег. Какие-то люди этого Евдоккима. Он был первым. А потом приводил к себе домой барона Бушму, и они делали это вдвоем. Но когда вместо Евдоккима пришел принц Ащук, я стала сопротивляться, а потом появился граф Винсепто. И… все. С ним у меня ничего не было, а с Вашим величеством я – по доброй воле.

– Барон Бушма, говоришь, – король встал из-за стола, болезненно поморщившись. – Давай-ка, одевайся и выходи во двор.

– И – что?

– Там увидишь.

– Хорошо, Ваше величество.

Через несколько минут, одевшись и расчесав волосы, Наташа покинула дом графа Винсепто и увидела короля в окружении мужчин в плащах, расшитых узорами разных оттенков зеленого, и при шпагах, беседовавших на берегу озера радом с каким-то деревянным устройством. Она подошла ближе, и король соизволил ей улыбнуться, после чего немного церемонно объявил:

– Вот, господа, эту девушку зовут Таша. С сегодняшнего дня прошу считать ее моей невестой.

– Прекрасно! – сказал кто-то. – Поздравляем, Ваше величество!

– Да, да, – Гурлий поднял здоровую руку, призывая всех замолчать, после чего обратился к Наташе. – Имена этих господ ты узнаешь со временем. А сейчас погляди вот сюда. Это называется катапульта. Одно время из таких катапульт мы обстреливали камнями врагов, но потом перестали – камни часто калечили ни в чем не повинных лошадей. Теперь мы используем ее для кое-чего другого.

Видишь, Ташенька, как сильно изогнута доска. Если перерезать вот эту веревочку, доска с силой распрямится и далеко-далеко выбросит предмет, который будет находиться в этой вот чаше. О, а вон и предмет ведут!

Наташа посмотрела туда же, куда смотрел король. Два бойца, подталкивая в спину, вели барона Бушму. Руки у него были связаны, рот затыкал кляп, в глазах металась паника.

– Этот гаденыш никогда мне не нравился, – сказал Гурлий, после того, как бойцы подвели пленного и, нажав на плечи, заставили опуститься перед королем на колени.

Барон Бушма что-то замычал, но Гурлий не собирался его слушать. Небрежный кивок, и бойцы подхватили Бушму под локти, не без труда подняли, перенесли к катапульте и усадили в укрепленную на ней глубокую чашу.

– Пришлые рассказывают, что в потустенном мире в воздухе летают птицы, какие-то красивые бабочки, а люди летают на самолетах. Мир за стеной не знает ни птиц, ни бабочек, но люди здесь иногда тоже летают. Правда, всего один раз в жизни. Человек взлетает, чтобы умереть.

Кто-то издал смешок, и сразу засмеялось несколько человек. Наташа переводила взгляд с короля на Бушму, безуспешно пытающегося выбраться из чаши, и до нее постепенно начал доходить смысл задуманного.

– Вы хотите запустить его из катапульты? – спросила она.

– Да, – просто ответил король. – Пусть взлетит над озером.

– И он разобьется о воду?

– Зачем же разобьется? Это было бы не очень интересно, – и, видя в глазах девушки непонимание, Гурлий объяснил. – Видишь ли, Ташенька, в нашем озере живут рыбки. Размером с двух лошадей и больше. Мы их иногда ловим и едим, но и рыбкам тоже надо что-то есть…

– Вы собираетесь скормить его рыбам?!

– Говорят, в потустенном мире умерших людей или сжигают, или закапывают в землю на так называемых кладбищах. В мире за стеной нет огня, и у нас нет возможности сжигать мертвецов. А если бы мы каждый раз закапывали всех убитых, вокруг нас образовалось бы сплошное кладбище. Поэтому по воле Творца все мы без исключения после смерти идем на корм рыбам.

– Но ведь Бушма еще живой, – Возмутилась Наташа и обратилась ко всем собравшимся на берегу. – К тому же он пленный! А у вас, я слышала, с Горным королевством заключено перемирие. И при этом вы собираетесь так вот хладнокровно его казнить?!

– Нет, не казнить, – ответил за всех Гурлий. – Казнит – палач. В Горном королевстве таковой имеется. И кардинал Манай вместе с королем Халимоном, прежде чем отправить человека на казнь, устраивают суд – лишний раз, показывая подданным свою власть. Приговоры на таких судах выносятся разные, но итог почти всегда один – подсудимого передают в руки палачу. В Лесном королевстве все проще. Здесь не казнят, а мстят…

– И вы хотите ему отомстить за…

– Не я, – перебил король, вынимая шпагу из ножен и протягивая ее Наташе. – А ты!

– Нет!

– Барон Бушма тебя пользовал насильно, причиняя боль и унижение…

– Я это очень хорошо помню, Ваше величество, – Наташа завела руки себе за спину, тем самым, показывая, что не собирается брать шпагу. – Но я уже частично отомстила барону Бушме. Сомневаюсь, что кто-нибудь здесь сможет починить ему сломанный нос.

– И за свой сломанный нос барон Бушма тебя убьет, если вдруг окажется на свободе, а ты, Ташенька, попадешь ему в руки.

– В таком случае позаботьтесь, чтобы этого не произошло.

– Позаботься об этом сама, – Гурлий вновь протянул девушке шпагу. – Один взмах, один удар по веревке и все!

– Нет, – замотала головой Наташа. – Нет!

– Ваше величество! – раздался вдруг взволнованный голос со стороны ворот крепости. Это был всадник на взмыленном коне, в котором король узнал графа Филата.

– Большое несчастье, Ваше величество! – Филат спрыгнул на землю. – Они убили полковника Троффа!

– Что?!! – вскричал Гурлий.

– Попали стрелой в глаз. Сразу после того, как полковника вывезли из ворот кардинальского монастыря. Принц Чингай не стал выяснять, кто убил. Сразу вернул пленных горных в крепость Квадро и начал готовиться к обороне, а меня послал к вам. Принц Чингай считает, что перемирие закончено.

– Правильно считает, – скрипнул зубами король. – Перемирие оказалось очень недолгим!

Сказав это, король Гурлий подошел к катапульте и резко опустил шпагу на веревку, удерживающую механизм во взведенном положении. Катапульта выстрелила, и под общий выкрик «Хей!» ввысь взлетел несуразно болтающий ногами барон Бушма. Траектория полета была невысокой, Его величество был прав, говоря, что улетевший не разобьется о воду. Бушма с громким плеском приводнился, на несколько секунд пропал из поля зрения и вынырнул, отчаянно тряся головой.

Наташа, зажавшая рот руками, наблюдала за мучениями своего недавнего насильника, понимая, что долго он так, со связанными сзади руками и с кляпом во рту, не продержится – неминуемо пойдет ко дну. Барону Бушме в самом деле мучаться пришлось недолго, только по другой причине. Сначала Наташа и все остальные увидели, как вода рядом с бароном всколыхнулась, и тут же показалась огромная рыбина, схватила жертву-человека и утащила его в глубину. Больше вода не волновалась.

– Мне кажется, что эта война будет оч-чень кровопролитной, – сказал Гурлий. – А где там у нас принц Ащук?

И тут еще один гонец, словно только и дожидался этого вопроса, миновал крепостные ворота, прямиком подскакал к королю и свалился бы с коня на землю, если бы его не успели подхватить подоспевшие бойцы. Лицо гонца было в крови, плащ порван и тоже окровавлен.

– Ваше величество, – еле шевеля губами, прошептал тот. – Измена. Бойцы маркизов захватили Королевский стан, освободили принца Ащука…

– Как такое могло случиться?! – вскричал король.

– Но граф Ткач со своими бойцами ценой больших потерь смогли выбросить маркизов из Королевского стана…

– Так?

– Ваше величество… – гонец облизал губы.

– Что? Говори!

– Они, бойцы маркизов успели убить очень многих наших и еще… Еще они убили принца Читко. Вашего сына…

Первым делом необходимо было остановить кровь, хлеставшую из разодранной щеки. Граф Винсепто не стал церемониться – оторвал чистый не забрызганный кровью рукав рубашки князя Ембека, сложил и прижал своеобразный тампон к ране. Ембеку теперь было все равно – шпага графа пробила его кольчугу, а заодно и солнечное сплетение. Но и князь успел наказать своего убийцу, и если бы в последнем выпаде конец его шпаги, пронзивший щеку, не наткнулся на зубы Винсепто, сейчас на небольшой полянке в Светлом лесу валялись рядышком два мертвых дворянина.

Кстати, два зуба оказались выбиты, еще один довольно сильно качался. Но разве дело было в зубах! С каждой минутой Винсепто все сильнее проклинал себя за то, что остался ночевать в таверне мадам Юхвец. Что вообще согласился вместе с другом Германтом на приглашение виконта Цинизма покинуть Королевский стан, на ночь глядя…

…Германт завалился в его номер с утра пораньше – сразу после того, как зажглось второе солнце. Голый по пояс, довольный, но и немного озабоченный.

– Глянь-ка, что там у меня на спине? – попросил он, едва переступив порог!

– Ого! – удивился, протиравший спросонья глаза Винсепто. – Кто это тебя так располосовал?

– Молодая цесаревна, кто же еще! – не без гордости сообщил виконт. – Видал, какие у нее ногтищи!

– Так ты переспал с цесаревной Скорпой?

– Почти всю ночь прокувыркались! Ох, и злая же она в постели! Царапается, кусается, лягается. Только под утро ушла, а я так и не смог глаз сомкнуть. Спина вот вся зудит… – Германт осторожно повел плечами. – Здорово, говоришь, располосовала?

– В некоторых местах – до крови! – не стал успокаивать Винсепто. – А что с пальцем?

– С каким пальцем?

– Я про жертвенный мизинец говорю…

– А… – отмахнулся Германт. – Сказала, что делает для меня исключение. У тебя-то, почему с мамашей ее ничего не сложилось? Неужели потому что захотела твой палец сожрать?

– Да сказки все это – про жертвенные мизинцы. С таким темпераментом, как у царевны Векры и твоей Скорпы в царстве одни беспалые должны ходить.

– Как раз и нет! – возразил Германт. – Во время одного из перерывов нашей бурной деятельности, Скорпа призналась, что у них очень распространена женская любовь. Сказала, что если бы не я, то ночью она развлекалась бы со шлюшками из таверны…

– То-то я заметил, что девицы с ней переглядывались. Да и Цинизм нам на это намекал. Ладно, давай, лучше подумаем, что с твоей спиной делать. Боюсь, от кольчуги тебе на пару дней придется отказаться.

– А зачем она сейчас нужна? С горными – перемирие. С Женским царством, надеюсь, сегодня вообще ко взаимной любви придем…

– Думаешь? А как же вчерашний инцидент?

– Ерунда, Мало ли… – закончить фразу Германт не успел. Дверь распахнулась, и в комнату ворвался капрал Рустам с арбалетом в руках и взволнованно доложил:

– Господин граф, с башни Королевского стана опустились ворота и к ним приближаются всадники маркизов!

– Что?! – одновременно выкрикнули дворяне.

В следующее мгновение Винсепто, натягивая одежду, подскочил к окну и отодвинул кругляш заслонки на ставнях и прильнул к нему. Окно выходило в противоположную сторону от Королевского стана – на Женский монастырь. Из ворот которого выбегали вооруженные бойцы.

– А-а! – раздалось сзади.

Обернувшись, Винсепто увидел, как его друг Германт, раскинув руки, отлетает от дверного проема прямо в объятия капрала. Рустам сумел его удержать, но кроме этого виконту Лесного королевства помочь было уже нельзя – из ничем незащищенного живота Германта торчали две арбалетные стрелы.

– Сдавайтесь, граф, – раздался из-за двери голос виконта Цинизма. – Нас здесь шестеро, а через окно бежать бесполезно, оно тоже под охраной. Да, вы, наверное, и не опуститесь до бегства.

– А как же наша утренняя дуэль? – Винсепто, успевший набросить на себя кольчугу, с характерным звуком вытащил из ножен шпагу, в то время как другой рукой махнул Рустаму сначала на стену, где висел арбалет, затем – на окно. – Или господин женская юбка вдруг передумали отстаивать четь госпожи царевны? Или ты не господин, а госпожа?

– Я вызываю тебя, граф! – крикнул из-за двери князь Ембек.

– Неужели не струсил? – скрестив руки на груди, как дополнительное прикрытие от внезапно выпущенной стрелы, Винсепто шагнул за порог.

Мужчин и в самом деле оказалось шестеро: напротив стояли все те же четыре бойца, пировавших вечером в таверне, а теперь – с направленными на него арбалетами, и виконт Цинизм с князем Ембеком – с обнаженными шпагами. А на овальном столе сидела, болтая ногами, царевна Векра. В ее взгляде светилось торжество.

– Значит, дуэль даже не предполагалась, – усмехнулся Винсепто. – И два труса просто отдадут приказ своим бойцам разрядить в меня свои арбалеты?

– Приказ стрелять отдам я, милый граф, – сказала царевна Векра, продолжая болтать ногами и в то же время, поднимаю руку, приготовившись сделать щелчок пальцами. – Я просто хотела, чтобы вы знали…

– Всего один вопрос, – опередил щелчок Винсепто, вдруг уловив за ее спиной движение, – дверь одного из номеров чуть приоткрылась, и в образовавшейся щели показались один над другим наконечники двух стрел, направленных не на него. – Лишь один вопрос к виконту Цинизму.

– Задавай, – позволила Векра, еще выше поднимая руку.

– Цинизм! – закричал Винсепто, хотя они стояли всего в пяти шагах друг от друга. – Я уверен, что мои отношения с госпожой царевной здесь абсолютно ни причем. Но на полу в моем номере лежит только что убитый твоими людьми виконт Германт, твой братишка! Почему ты предал Лесное королевство, Цинизм?

– Ха, – выдавил тот. – В мире за стеной требуются перемены. И царству, и княжеству надоело давление королевств, надоело, что пришлые, в первую очередь, достаются вам! Надоело!

– Надоело – умри! – еще громче крикнул Винсепто, швыряя в виконта свою шпагу.

Он не ошибся, – за приоткрывшейся дверью приготовился к стрельбе Мордан, и почти все правильно рассчитал. Последующие за этим арбалетные щелчки и вскрики слились почти в один сплошной звук, за которым щелчок пальцев царевны Векры уже никто не расслышал. Звуки отстали от действий: Винсепто пригнулся, кувыркнулся назад, в открытый проем и уже в своем номере, ударяя ногой по двери, стремясь ее захлопнуть, одновременно увидел, как схватился руками за лицо виконт Цинизм, как одного из его бойцов бросает вперед, а другой – наоборот пятится назад на подкашивающихся ногах.

И одновременно почувствовал боль в левой руке, в локтевой сустав которой воткнулась стрела. Оказавшийся рядом капрал Рустам, не церемонясь, выдернул стрелу и быстро вставил в свой разряженный арбалет.

– Я убил того, кто на улице, – сообщил он. – Уходим через окно!

Более менее прийти в себя граф Винсепто смог только на опушки леса, до которой Рустам дотащил его практически на себе и наспех перевязал висевшую плетью раненую руку.

– Там, в таверне… остался

– Да, капрал Мордан, – подтвердил Рустам догадку графа. – Но вы почти потеряли сознание, а я один не справился бы со всеми остальными. А вон, кстати, и они!

Со стороны таверны к лесу бежали четверо, среди них князь Ембек и прижимающий руку к глазу виконт Цинизм.

– Они попытаются отрезать нам отход на перешейке, – сказал Рустам, вкладывая ему в ножны шпагу. – Это – виконта Германта, – пояснил он. Держите еще арбалет и углубляйтесь в лес, а я побегу к перешейку вдоль опушки, чтобы отвлечь их на себя.

Капрал так и сделал, и Винсепто с некоторым облегчением увидел, что двое из четверки преследователей рванули Рустаму наперерез. Но двое других продолжали бежать прямо к лесу. Винсепто стал отступать, хорошо понимая, что сможет сделать всего один выстрел. Запасные стрелы у него были, но перезарядить арбалет он не то чтобы не успеет, а с одной здоровой рукой просто не сможет. Зато кроме арбалета у него была еще шпага убитого друга

Он пересек небольшую опушку, притаился за толстым дубом и напряг слух. Ждать пришлось недолго, и когда совсем рядом хрустнула ветка, Винсепто выскочил из-за дерева и почти в упор выпустил в преследователя стрелу. Отброшенный силой удара, боец повалился навзничь, мелькнув голыми ногами.

«Это на нем шотландский килт, – догадался Винсепто, и в это время прямо над ухом глухо стукнуло. Стрела попала в ствол, а тот, кто ее выпустил, уже бросился на чуть замешкавшегося графа.

Поединок закончился мгновенно: Винсепто выхватил и выставил вперед шпагу, проткнувшую нападавшему сердце, но и шпага князя Ембека успела окраситься кровью…

Винсепто знал, что в отличие от дворян, у каждого бойца с собой обязательно имелась аптечка с некоторым набором лекарств. И пусть убитый им княжеский боец носил юбку, аптечка при нем обязательно должна была быть.

– Доложите об общих потерях, генерал, – потребовал король Гурлий. – И вообще – все! Доложите, как все это могло произойти!?

В сопровождении небольшого отряда всадников и своей новой избранницы Его величество прибыл в Королевский стан сразу после того, как гонцы доложили о случившейся трагедии. Постоял некоторое время над телом своего младшего сына, потом, поддерживаемый графом Ткачом, поднялся на северную надвратную башню, и теперь, опираясь на палочку-трость, разглядывал находящийся буквально в пятистах шагах женский монастырь Октаэдр, откуда так неожиданно пришла беда.

– Это неслыханное предательство, Ваше величество! – начал доклад генерал Лесного королевства. – Всем хорошо известно, что Королевский стан практически неприступен, если подняты мосты у ворот надвратных башен. Этой ночью и на северной, и на южной башнях несли караул бойцы виконта Цинизма. Но когда зажглось второе солнце, мост северной башни вдруг опустился, ворота открылись и в них ворвался конный отряд маркиза Сизого. А за ним и пеший отряд маркиза Гуменяка. Всего – около двадцати бойцов. С таким численным перевесом они очень быстро перебили всех мушкетеров принца Читко и убили его самого. Затем убили всех находившихся в казарме безоружных пришлых и юных воспитанников училища.

– О – нет! – Схватился за голову Гурлий. – Детей-то за что?

Генерал Ткач не знал ответа на этот вопрос, поэтому просто продолжил доклад:

– Они схватили всех женщин и, немедленно угнали их на свою территорию. Вместе с освобожденным принцем Ащуком, Ваше величество.

– Проклятье! Но как…

– Мы смогли освободить Королевский стан лишь чудом, – предвосхитил вопрос генерал. – На южной надвратной башне вместе с бойцом виконта Цинизма дежурил недавно преобразованный пришлый по имени Кургузый. Он не позволил цинизмовскому выкормышу убить себя, задушил его голыми руками и закрыл внутренний вход в башню. Потом опустил мост и позволил моим бойцам ворваться в Королевский стан.

Мы уничтожили всех, кто не смог унести ноги, в том числе и маркиза Гуменяка. Сами, конечно, тоже понесли серьезные потери… И мы очень вовремя подняли северный мост, потому что к нему уже приближался отряд маркиза Лысана в сопровождении самой бабушки-царицы Гущи. Видимо она рассчитывала сменить место проживания – свой монастырь на ваш королевский дворец.

– Ну и что теперь? – спросил король.

– Царица Гуща убралась восвояси в женскую обитель. В селениях виконта Цинизма и маркиза Сизого расположись арбалетчики. Если мы пойдем в атаку, они встретят нас стрелами, после чего из монастыря выдвинется конница.

– Сколько у нас бойцов, готовых немедленно идти в бой?

– В том-то и дело, что очень мало, Ваше величество, – покачал головой генерал Ткач. – Да и те сейчас заняты ранеными и убитыми. Даже если мы бросим против царства все свои силы…

– Нет! – Гурлий отвернулся от Женского монастыря и посмотрел вниз, где Наташа вместе с двумя бойцами перебинтовывала раненых. – Нам бы сейчас свою территорию от горных защитить. Генерал, срочно прикажите вывести войска из крепости Квадро, чтобы большая часть их во главе с принцем Чингаем остановилась в Рубежной, а остальные – в Пентакле. В Королевском стане за старшего будет принц Чернец. И поставьте под ружье всех пришлых. Всех до одного. Побольше бы нам таких Кургузых. Кстати, произведите его в капралы, нет, сразу в лейтенанты…

– Хорошо, Ваше величество! А вы останетесь здесь?

– Переночую в Рубежной. А сюда вернусь завтра. Проститься…

Наташа никогда не испытывала ничего подобного. Меньше чем за сутки она успела трижды заняться сексом. Причем, с одним и тем же человеком – королем Гурлием: минувшей ночью, минувшим утром и только что, под самый вечер долгого страшного дня. Но если первые два раза она, подавив свои желания, просто старалась доставить ему максимум удовольствия, то теперь…

Такого не могло, не должно было быть. Несколько часов назад король своими руками казнил человека, затем узнал о предательстве соратников, о гибели множества своих подданных, и своего сына. А затем, вернувшись в дом графа Винсепто и словно забыв о своих ранах и своем горе, король Гурлий овладел нареченной невестой с таким неистовством и неутомимостью, что Наташа, тоже забыла обо всем на свете, вновь и вновь оказываясь на вершине блаженства.

До начала ночи оставалось совсем немного времени, когда граф Винсепто остановился на пороге дома своего отца. Дорогу ему преградил, стоявший на посту королевский мушкетер. Винсепто, левая рука которого была перевязана пропитавшимся кровью не очень чистым бинтом, а правая щека зажата не менее окровавленным тампоном, молча кивнул часовому, чтобы тот не мешал пройти, и в это время до них донесся из дома стон.

Часовой с гримасой сожаления, начал, было разводить руками, когда кулак графа с зажатым тампоном врезался ему в кадык. Мушкетер, хрипя, начал падать. Винсепто подтолкнул его и, выхватив шпагу, ворвался в дом.

Во второй раз он увидел Наташу обнаженной. И так же, как в доме капитана Евдоккима, когда она защищалась от насильников, Наташа была прекрасна. Но теперь – совершенно другой красотой. Неизвестной ему доселе красотой женщины, получающей величайшее наслаждение. Вот только наслаждение это доставлял ей не Винсепто, а другой!

– Как?! – заорал граф, потрясая шпагой, и капли крови, сорвавшиеся с его руки и из его разодранной щеки, брызнули на обнаженных короля и пришлую.

Наташа, ахнув, соскочила с Гурлия и метнулась в угол.

– Как вы смеете?! – граф подступил к королю, принявшему сидячее положение. – В доме моего отца! В то время, когда погиб мой друг Германт, когда я сражался за вас и чуть не погиб! С моей девушкой!

Винсепто в буквальном смысле мотало из стороны в сторону, но шпага оставалась нацеленной в грудь королю, который был не менее бледен, чем его подданный.

– Защищайтесь, Ваше величество! – выкрикнул Винсепто. И в это время ему на голову опустился стул, который хоть и был сплетен из ивовых прутьев, но силы, вложенной в удар оказавшейся сзади Наташи, хватило для того, чтобы повергнуть раненого на пол.

– Прикрой наготу, Ташенька, – велел король, и она успела завернуться в простынь, прежде чем комната наполнилась поднятыми по тревоге мушкетерами.

– Его отец, граф Бовдо в свое время убил короля и одного из принцев Горного королевства, – горько усмехнулся Гурлий. – Сегодня по вине графа Винсепто погиб принц королевства Лесного и если бы не эта отважная девушка, был бы убит и сам король. В тюрьму его!