– Ты это про что, граф? – спросил виконт Германт у Винсепто.

Выполняя приказ короля Гурлия, они отправились в Королевский стан не напрямую, а вдоль берега озера, чтобы проверить, как обстоят дела у Восточного моста Нейтрального острова, и главным образом – узнать, не появились ли за последнее время новые пришлые. Чуть впереди два бойца сопровождали повозку, управляемую возничим, на которой со связанными за спиной руками лежал на боку принц Ащук. Тряпичный кляп надежно закупорил рот принца, который своими репликами успел всем надоесть.

– Понимаешь, – вздохнул Винсепто, – очень мне эта пришлая понравилась, Наташа.

– Красивая пришлая, – согласился виконт и потрогал переносицу, к которой недавно Наташа неслабо приложилась своим лбом.

– Кажется, Его величество тоже это заметил…

– И что?

– Я не хотел бы ни с кем ее делить, – очень серьезно сказал Винсепто.

– Если не нарушить отданный королем приказ, ты, граф, вряд ли на что-то сможешь повлиять. Ведь, насколько я знаю, ты с ней и поговорить-то толком не успел. И к тому же неплохо кулаками над ее мордашкой поработал. Как думаешь, какие чувства после этого может испытывать к тебе пришлая?

– Знал бы ты, какие чувства испытываю я, – вновь вздохнул Винсепто.

– Слушай, граф, – сказал Германт после недолгой паузы, – а вот эти вот стихи, которые ты сочиняешь…

– Ну?

– Кажется, ты у нас один такой сочинитель? Или нет?

– Не знаю. Может, кто-то сочиняет еще, но не признается, – Винсепто немного помолчал, глядя на спокойную гладь озера, потом продолжил. – Мне как раз исполнилось четырнадцать, когда один пришлый читал мне стихи поэта Бродского, который в потустенном мире стал лауреатом какой-то там крутой награды. Почему-то как раз эти стихи я не запомнил, но отложилась интонация. Вот я, как бы, этому лауреату и пытаюсь подражать.

– А тот пришлый…

– Его Сахагом звали. Всего несколько дней прошло, как преобразовался, и я с ним познакомился. И вдруг он раз и пропал. Я подозреваю, что в озеро упал, ну и сам знаешь…

– Они в первые дни почти все какие-то неловкие, – согласился Германт. – Значит, ты так ничего и не запомнил?

– Да я как-то особо и не старался запоминать. Вот одно только. Правда, оно-то как раз не Бродского, а еще кого-то. Послушай: Уж небо осенью дышало, уж реже солнышко блистало, короче становился день, лесов таинственная сень с печальным шумом обнажалась, ложился на поля туман, гусей крикливых караван тянулся к югу: приближалась довольно скучная пора; стоял ноябрь уж у двора… А? Классно?

– Не знаю, – пожал плечами Германт. – А что означает «таинственная сень»? И что такое туман?

– Вопросы правильные. А еще неплохо бы уточнить, что значит «небо осенью дышало», как может день становиться короче и, что такое «гусей крикливых караван». Я бы многое отдал, чтобы все это почувствовать, увидеть, хотя бы побольше послушать, как пришлые про свой мир рассказывают…

– О! Может быть сейчас у нашего моста, что-нибудь и послушаешь, – предположил виконт.

Но у Восточного моста, где с двумя бойцами дежурил принц Чернец с перевязанной правой рукой, пришлых не оказалось.

– Я, как перемирие заключили, поднимался без оружия на остров, чтобы с горными поговорить, – сообщил Чернец. – У них пришлые тоже вот уже несколько дней не появляются. Странно как-то…

– Двадцать семь, двадцать восемь, двадцать девять… – загибая пальцы, считал Фрол, удары набата и, следовательно, количество погибших за минувший день. Когда звон прекратился, подвел итог:

– Если дело пойдет в том же духе, то через несколько дней в мире за стеной вообще в живых никого не останется. Я офигеваю!

– А ты не офигевай, не офигевай, – откликнулся Никус, развалившийся на кровати у противоположной стены.

Они вновь остались ночевать в таверне госпожи Марты. Как и накануне Михыч, Ушац и Клюгк расположились в соседней комнате. Полученные раны требовали покоя, а здесь разбойничков пока никто не беспокоил и, помимо хозяйки, никто не видел. Только что погасло второе солнце, то есть, наступило ночное время, после чего сразу начали бить набаты – сначала вдалеке, потом гораздо ближе. Фрол проговорил с атаманом весь день и узнал массу интересного из жизни мира за стеной.

Мира, который существовал исключительно по законам, придуманным одним единственным человеком – Творцом, который был больше, чем божество. Он был всесилен не на словах, а на деле, и никогда не стеснялся эту силу применить. И все живущие в мире за стеной, перенесенные, или здесь родившиеся и выросшие, прекрасно понимали, что каждый из них – игрушка в руках Творца.

Главной забавой, для него были войны. Они шли постоянно: масштабные сражения, захват крепостей, разного рода стычки, просто дуэли. При этом существовало несколько незыблемых правил: нельзя было воевать, пока светит одно солнце; все оружие, в том числе и наконечники для арбалетных стрел, изготовлялось из тонкой стальной проволоки, периодически поставляемой Творцом; в связи с этим нельзя, да и невозможно было перейти с оружием через Нейтральный остров – оба моста являлись ничем иным, как обычными магнитами, и металлическое оружие к ним моментально примагничивалось; нельзя было воевать женщинам и юношам моложе четырнадцати лет.

Про жизнь местных женщин Никус пока распространяться не стал, сказал, что для этого еще будет время, ну а подрастающее поколение родившихся здесь мальчишек безвылазно обитало либо в монастыре кардинала, либо в Королевском стане на территории Лесного королевства.

Фролу небезынтересно было узнать, что госпожа Марта приютила их совсем не задаром. Оказалось, что за кров и еду атаман расплачивается с хозяйкой кольцами – эквивалентом денег, коими являлись стальные кольчужные кольца. Кольчуги, как таковой у Никуса не было, зато имелся широкий пояс, с которого он всякий раз после завтрака и обеда снимал и отдавал госпоже Марте несколько колечек, который вызвали у Фрола ассоциацию с заводными рыболовными кольцами. Никус назвал свой пояс общей разбойничьей казной, пояснив, что на нем примерно половина всех деньги, которыми располагает шайка, вторая половина спрятана в надежном месте.

Фрол поинтересовался, не слишком ли рискует госпожа Марта, укрывая от власти, в том числе и от жандармов кардинала, пятерых разбойников, но Никус его успокоил. Творец такое только приветствовал; у женщин в мире за стеной было много обязанностей, многое им запрещалось, но многое и разрешалось…

– Так что же мы будем делать, дружище? – наконец, перешел Фрол к более насущным вопросам.

– Да я вот все думаю, думаю, – вздохнул Никус. – Хорошо, что у нас с тобой подумать время есть.

Марта нас не выдаст. И, надеюсь, раны мы свои благополучно залижим. Что дальше? Судя по убитым, война между королевствами разгорелась нешуточная. И нам это очень выгодно, – кардиналу и королю Халимону должно быть не до горстки полуживых разбойничков. Но и забыть про нас они не забудут. Один только полковник Касоч ради мести за своего сына на все пойдет. Правда, по словам Марты, его сегодня неслабо подстрелили. Может, сдохнет на наше счастье? Но надеяться на это не будем. Да и без Касоча у нас врагов предостаточно. А это значит, – что это значит, разбойник Фролм?

– Это значит, что я бы с удовольствием примкнул к врагам наших врагов, – не раздумывая, сказал каскадер.

– Правильно, – согласился Никус. – Только вот в чем беда. Наши главные враги – король Халимон и кардинал Манай, то есть, горные. Враги горных – король Гурлий, то есть, лесные. Но все убеждены, что самого знатного военачальника Лесного королевства убил своей собственной рукой ты, разбойник Фролм.

– Капитан Клюгк знает правду…

– Ага. И он станет всем рассказывать, как лично помогал Касочу перерезать глотку несчастному Бовдо?! Не смеши, разбойник Фролм.

– Получается, мы, или хотя бы я, меж двух огней?

– Во-первых, ты – это значит мы, – твердо сказал атаман. – Это, чтоб ты понял, дружище. Теперь у нас одна дорога, которая, я очень надеюсь, вернет нас в нормальный мир. Ты пойми, Фролм, – Никус резко сел:

– Не все, далеко не все, живущие в мире за стеной, мечтают отсюда выбраться! Это вот ты попал, я тоже попал! А тому же Клюгку – здесь лафа, а в потустенном мире ему либо скрываться, либо в тюрьму идти по обвинению в ограблении и убийстве инкассаторов.

– Так здесь его тоже ничего хорошего не ждет! – возразил Фрол.

– Это до тех пор, пока он других союзников себе не найдет.

– И каких же союзников?

– Здрасте! – всплеснул руками Никус. – А герцоги наши – братья Делавшок и Делибалт! А князья…

– Постой, ты же говорил, что князья под другим знаменем?

– Ой, не смеши, Фролм. Можно подумать, в нашем любимом кинематографе голубое знамя никто никогда не поднимал!

– Но я…

– Никто тебя силком не заставит юбку напяливать. У князей добровольных любовников хватает. И вообще, я про них просто так упомянул. Для нас с тобой, дружище, пока что имеется два варианта жизнь продлить и в перспективе – домой вернуться. Опять в Тусклый лес податься разбойничать, но это – неграмотная оттяжка времени. Второй вариант – скорешиться с братьями Делавшоком и Делибалтом, помочь им престол в Горном королевстве занять и только потом, потом! начать думать, каким образом на стену забраться! Лестницу там строить, или еще чего…

– Но, Никус, время! ВРЕМЯ!

– А что, думаешь, Творец действительно может копыта отбросить? – нахмурился атаман.

– Ха! Сам посуди, стал бы Максим Николаевич, – Фрол специально, для большей убедительности, назвал Творца по имени-отчеству, – в противном случае подстраховываться?

– Ну да, ну да, – Никус откинулся на подушку. – Слушай, дружище Фролм, давай-ка, о наших проблемах завтра с утра поговорим. Когда зажигается второе солнце, поверь мне, мысли начинают по-другому течь…

– Еще не спишь, Ташенька? – король Гурлий без стука открыл дверь в спальню Винсепто, заставив вздрогнуть задумавшуюся Наташу.

– Зачем вы поднялись? – вскочила она со стула. – Вам необходим покой, только покой!

– О каком покое может идти речь, когда через стенку от меня изнывает от скуки такая молодая и такая красивая девушка! – Гурлий шагнул в спальню и охнул от пронзившей ногу острой боли.

– Аккуратней! – Наташа вмиг оказалась рядом, подставив королю плечо, на которое он с благодарностью облокотился правой рукой. Перебинтованная левая оставалась прижатой к туловищу.

– Спасибо, Ташенька, – сказал Гурлий после того, как девушка помогла ему сделать несколько шагов и усесться на жесткую кровать. И как бы в знак благодарности прижал к себе и поцеловал ее в щеку.

Она сразу высвободилась из легкого объятия и пересела на стоявший подле кровати стул. На что Гурлий лишь улыбнулся.

– Зачем вы имена коверкаете? – спросила Наташа.

– Воля Творца. Ему так интересней. Хотя имен большинства сгинувших пришлых он даже не знал. Я плохо себе представляю, что такое муха, но слышал такое выражение: «мрут, как мухи». Так вот, преобразованные пришлые мрут в мире за стеной, как мухи. Особенно в первое время своего здесь пребывания.

– Наверное, все-таки больше не мрут, а уничтожаются?

– Правильнее сказать – гибнут в сражениях. Мелкие стычки между королевствами практически не прекращаются, да и войны время от времени случаются. Вот как сейчас…

– А почему вы считаетесь королем? – поинтересовалась Наташа.

– Я им не считаюсь, а являюсь, – поправил Гурлий. – Законным королем Лесного королевства.

– Хм…

– Беда большинства девушек, попадающих в мир за стеной, в том, что, оказавшись в центре Нейтрального острова, они выбирают дорогу не в горку, а под уклон. Эта дорога ведет к Западному магнитному мосту, за которым начинается территория Горного королевства.

– Да, я пошла под уклон, – подтвердила Наташа.

– И оказалась в лапах, насколько я в курсе, господина Евдоккима. Ныне покойного! – король хлопнул здоровой рукой себе по коленке. – У горных в отношении пришлых очень примитивное отношение. В первую очередь, они становятся чернью. Но если пришлых мужчин на следующий день посвящают в то, что с ними произошло, обрисовывают перспективы дальнейшего существования в мире за стеной и для начала заставляют просто работать, то женщинам никто ничего не говорит. В Горном королевстве первое время женщин используют только для одного. Ты, конечно же, успела испытать это на себе?

– Успела, – вздохнула Наташа, и почувствовала, что начинает краснеть под пристальным взглядом Гурлия. – А в Лесном королевстве, значит, по-другому?

– Конечно. Каждой пришлой женщине здесь сразу открывают глаза на ее дальнейшую судьбу. Хотя, если сказать по правде о судьбах пришлых женщин в мире за стеной, то все они во многом похожи…

– А что вообще означает – мир за стеной?

– Вообще-то для это существуют просветители – которыми, естественно, становятся пришлые с приличным стажем. Но если красавица соблаговолит присесть рядом с раненым королем и не постеснятся подставить для невинного поцелуя свою бархатную щечку, Мое величество все тебе расскажет.

Наташа не стала стесняться и подсела к раненому, а Гурлий действительно, лишь нежно прикоснувшись губами к ее щеке, рассказал короткую историю, в которую еще неделю назад она ни за что бы не поверила. Зато теперь…

– Получается, отсюда никак нельзя убежать? – спросила Наташа, когда король закончил.

– Ну, за сорок лет такого пока не случилось, – он осторожно провел пальцами по ее волосам.

– И вы хотите сказать, что я навсегда останусь здесь, в этом маленьком мирке?!

– Сильно расстроил?

Наташа промолчала. Король меж тем начал гладить не только ее волосы, но и ухо, шею.

– А что вы имели в виду, говоря, что судьбы женщин в этом мире у всех одинаковы? – спросила она, с интересом посмотрев Гурлию в глаза.

– Почти у всех одинаковы, – он не отвел взгляд. – В мирные дни, после того, как зажигается второе солнце, одни женщины занимаются приготовлением пищи, другие работают в огородах и по хозяйству; после обеда, когда все дневные дела переделаны, расходятся по тавернам, где и… отдыхают. Во время войны женщинам добавляется дел по уходу за ранеными и убитыми…

– Я, кажется, не совсем все понимаю… – Наташа мягко отстранила руку короля.

– А я постараюсь объяснить, – сказал он. – По закону Творца, в нашем мире разрешено жениться только дворянам, которые, как правило, редко связывают себя узами брака. Поэтому большинство женщин здесь доступны любому мужчине. Но! Только до тех пор, пока у какой-нибудь счастливицы не появится постоянный покровитель, пригласивший ее жить в свой собственный дом. Таким покровителем, конечно же, не сможет стать простой боец, живущий в казарме. Ими оказываются либо дворяне, либо пришлые, прожившие в нашем мире достаточно долго, чтобы дослужиться до офицера. Когда покровитель погибает, его вдова остается хозяйничать в доме, но если в течение двух месяцев у нее не появится новый покровитель, то она обязана перебраться в монастырь, или в таверну. Вот такие у нас простые законы…

– Но вдруг у нее к тому времени появится ребенок?

– Если женщина выживет при родах, то растит ребенка в течение года, после чего он передается на воспитание либо в монастырь, либо в детскую казарму. А мать возвращается к обычной жизни нашего мира.

– Кошмар!

– Бывают исключения, – Гурлий прижал пальцами мочку ее уха. – Например, женщина, родившая мне троих сыновей, прожила под моим покровительством три с лишним года.

– А потом?

– Умерла при родах моего младшего, принца Читко.

– Жаль.

– Да, – пальцы короля перебрались на шею девушки, стали опускаться ниже…

Затаив дыхание, Наташа вновь посмотрела ему в глаза и не сдержала вырвавшийся стон…

Королевский стан, куда Винсепто с Германтом привезли принца Ащука, представлял собой большой остров, на который, так же, как и на Нейтральный, вели два моста; один – со стороны Лесного королевства, был расположен напротив главной крепости лесных – Пентакля; другой мост – с прямо противоположной стороны выводил на территорию женского царства. Мосты были подъемные. С помощью специальных лебедок им можно было придать вертикальное положение, прижав к мощным башням. В этом случае попасть на Королевский стан становилось практически невозможно.

На острове имелось многое: нагревательная плита и лобное место; защищенный высокой стеной кремль, в котором находились палаты короля Гурлия и дома трех его сыновей-принцев; тюрьма и несколько казарм, в которых размещались и женщины, и дети, и рота королевских мушкетеров. Единственное, что отсутствовало в Королевском стане, так это таверны; король Гурлий, хоть и был ловеласом, считал, что если кто-то вознамерится от души поразвлечься пусть перебирается на материк, где подобных заведений хватало.

– О! Я знаю, где мы сегодня потрапезничаем и проведем ночь! – заявил Германт, увидев молодого человека с накинутым на плечи плащом с вышивкой бирюзового оттенка.

Вместе с Винсепто они только что с рук на руки сдали пленного принца Ащука коменданту королевской тюрьмы капитану Балованну и принялись обсуждать, когда лучше нанести визит принцу Читко, – сейчас, на исходе вечера, либо завтра с утра. Молодой принц, конечно же, и принял бы их, и приказал накормить, и оставил ночевать в своем доме, но при этом замучил бы расспросами о прошедших сражениях, не давая спать, как минимум, полночи. Однако сейчас ни тому, ни другому было не до разговоров о войне, хотелось просто расслабиться.

Винсепто узнал виконта Цинизма, постоянно проживающего на территории царства и очень редко ее покидавшего. Аккуратная бородка, закрученные усы, тонкие прямые брови, и еще – в отличие от Винсепто и Германта на лице виконта Цинизма не было ни одного шрама. Ходили слухи, что Цинизм, обладающий солидным наследством отца – виконта Цинизма старшего, сразу по окончании гимназии, осел в таверне мадам Юхвец, где в постоянном окружении особ прекрасного пола ему не было дела до войн и вообще до любых государственных дел.

– Привет, братишка, – Цинизм обнялся с Германтом и обратился к Винсепто:

– Здравствуйте, граф. Примите мои соболезнования.

Винсепто без особой охоты пожал протянутую руку.

– Смотрю, на вас совсем свежие раны. Хорошо хоть, объявили перемирие, будет время подлечиться…

– Подлечимся, – согласился Германт. – А ты, какими судьбами в Королевском стане? Решил родную гимназию проведать?

– Нет. Я выполняю королевский указ. В связи с задействованием на полях сражений большого количества королевских мушкетеров, выставил на охрану надвратных башен своих бойцов. В тылу бдительность тоже не помешает…

– Ну, за Королевский стан нам бояться нечего, – уверенно сказал Германт. – Ведь не прикажет царица Гуща напасть на нас своим маркизам. И если даже прикажет, – пока ворота подняты, Королевский стан не захватить.

– Правильно, братишка. А вы-то, зачем сюда пожаловали?

– Принца Ащука в тюрьму сдали, – прежде чем Винсепто успел открыть рот, сообщил Германт. – А завтра с утра бабушке царице визит нанесем, чтобы она бойцов подбросила с горными воевать.

– Поня-ятно, – протянул виконт Цинизм. – В таком случае, предлагаю остановиться на ночь в таверне мадам Юхвец. А что?! Отдохнете, развеетесь, попользуетесь, кем захотите. Кстати, братишка, помнишь цесаревну Скорпу, к которой ты так неровно дышал? Так вот, теперь она и мадам Юхвец – лучшие подруги. А в последнее время к ним еще мамаша Скорпы присоединилась, царевна Векра. Мамаша и дочь каждый вечер в таверну приходят, играют в карты, настоечку пьют, ну а дальше – как получится. Я-то обычно с мадам Юхвец испытываю все прелести, а наследницы престола… хе-хе…

– Что – хе-хе? – попытался уточнить молчавший до этого Винсепто.

– А вот там все и увидите, – сказал виконт Цинизм и потянул Германта за рукав плаща. – Пойдемте, господа, пойдемте, не пожалеете…

– Скажите, виконт, а почему вы Германта все время братишкой называете? Ведь вы, кажется, не родственники? – поинтересовался Винсепто, после того, как они втроем уселись за большой овальный стол в самом центре таверны мадам Юхвец, и хозяйка поставила перед каждым высокую глиняную кружку со слегка пенящейся брагой.

Трое их слуг расположились за столом, тянущимся вдоль стены, где после дневной смены отдыхали два бойца виконта Цинизма. Им тоже была подана брага. Еще три стола в большом помещении таверны пока пустовали.

– А что, Германт не рассказывал? – Цинизм не без удовольствия приложился к кружке. – Дело в том, что наши с ним отцы в Потустенном мире считали себя кровными братьями.

– Они были знакомы еще там? – уточнил Винсепто.

– Не просто знакомы, и не только они. Двоечники-прогульщики!

– Я не понимаю…

– Сейчас все объясню. Спасибо, мадам, – поблагодарил Цинизм когда хозяйка таверны поставила на стол большую тарелку с нарезанными тонкими кусочками вяленого мяса. А когда мадам Юхвец повернулась к нему спиной, хлопнул ладонью по выпуклому заду, заставив ойкнуть женщину, бывшую раза в два его старше.

– Так вот. И мой отец, ставший здесь виконтом Цинизмом Первым, и вот его отец, – Цинизм показал на Германта, – в последствии ставший виконтом Мещерой, в потустенном мире учились в одном институте и были большими друзьями. Отец рассказывал, что они как-то раз порезали себе ладони и соединили раны, чтобы кровь перемешалась. После этого стали называть себя кровными братьями. Они были неразлучны: вместе ходили по девкам, пили вино, прогуливали институт. И вот как-то раз наши будущие отцы вместе опоздали на занятия, а когда зашли в институт, увидели незнакомого консьержа, который направил на них какой-то приборчик, ну и… познакомились с нашей будущей родиной. Но самым интересным оказалось то, что помимо них Творец преобразовал в тот день еще пятерых опоздавших на занятия студентов и одного преподавателя. И все они одновременно оказались на Нейтральном острове. Представляете?

– Да, – вздохнул Германт. – Отец еще рассказывал, что опоздали они из-за того, что полночи отмечали его день рождения. И его отец, то есть, мой дед подарил ему на юбилей – двадцать лет, очень дорогие золотые часы на золотой цепочке с какой-то дарственной надписью. Он говорил, что первое время больше расстраивался, не потому, что очутился в мире за стеной, а из-за того, что пропали эти часы, фамильная ценность семьи Мещереных…

– И какова судьба этих студентов? – поинтересовался Винсепто.

– Все они, кроме одного, перешли на сторону Лесного королевства. Преподаватель подался к горным. Постеснялся находиться обнаженным среди своих бывших учеников.

– Среди них были девушки?

– Трое, – сказал Цинизм. – Одна потом стала моей матерью, другая – матерью моего братишки – виконта. А третья сейчас подаст нам еще бражки.

– Вы говорите про мадам Юхвец? – удивился Винсепто.

– Про нее, – Цинизм, привлек взмахом руки внимание хозяйки таверны и пальцами показал, чтобы она заменила опустевшие кружки. – Наши с виконтом матери, как это водится в мире за стеной, умерли при родах. А вот мадам Юхвец… Впрочем, это отдельная история, – не стал вдаваться в подробности Цинизм. – Скажу только, что она всегда была ко мне очень добра…

– Ха! И поэтому ты шлепаешь ее по заднице! – усмехнулся Германт.

– Тебе, что, завидно? – точно так же усмехнулся его «братишка». – Не надо завидовать, лучше вон туда посмотри.

В открывшуюся дверь таверны вошли две женщины.

– Вот и царевна с цесаревной пожаловали! Прошу к нашему столу, красавицы! – позвал Цинизм. – И ваших спутников тоже прошу не отставать, – добавил он уже с меньшим энтузиазмов, увидев, что вслед за женщинами входят два сопровождающих молодых человека.

В одном Винсепто узнал маркиза Сизого, с которым вместе учился в гимназии, второго видел впервые, но то, что вместо типичных брюк на нем была юбка длиной чуть ниже колен, свидетельствовало о его принадлежности к подданным княжества. Женщины тоже были ему незнакомы, по-видимому, они редко покидали стены своего монастыря, который Винсепто до сих пор посещать не доводилось.

– Давайте, я сразу всех друг другу представлю, – предложил виконт Цинизм, когда новые гости подошли к овальному столу. – Дворяне Лесного королевства, граф Винсепто и виконт Германт, только сегодня не без успеха сражались с горными, – доложил он по-военному четко. – . Обворожительна царевна Векра, – Цинизм церемонно поклонился даме лет под сорок с пучком забранных на затылке черных волос. Затем улыбнулся той, что помоложе, – И ее не менее обворожительная дочь, цесаревна Скорпа.

Винсепто, стоявший локоть к локтю с Германтом, почувствовал, как тот вздрогнул.

– Маркиз Сизый, – меж тем продолжил Цинизм, – потомственный дворянин. И, наконец, еще один потомственный дворянин, князь Ембек.

– Это называется шотландский килт, – сказал князь, заметив, что Винсепто не отрывает взгляд от нижней части его одежды. – Мой дед, князь Низлый в потустенном мире жил в Шотландии. В этой стране такая мода.

– Редкий случай, – царевна Векра села за стол, и все остальные последовали ее примеру. – Подавляющее большинство преобразованных родились в странах под названием Советский Союз и Россия.

– Это одно и то же, – Винсепто вспомнил рассказы полковника Троффа. – Страна Россия это бывший Советский Союз.

– Князь Низлый родился в Союзе, – сказал Ембек. – Потом переселился в Шотландию, а когда приехал в гости к родственникам обратно в Союз, чтобы покупаться в каком-то там море, его преобразовали.

– Хорошо, что нам не надо купаться, – улыбнулась Скорпа, пригубив принесенную мадам Юхвец брагу. – А то бы всех давно пожрали рыбы.

«Вот дура! – подумал Винсепто и посмотрел на сидевшего рядом приятеля. – И как только Германт мог по ней неровно дышать?!»

Похоже, Германт и сейчас испытывал к цесаревне те же чувства, во всяком случае, он буквально пожирал ее глазами. Германт сидел почти напротив Скорпы, а слева и справа от нее сидели князь Ембек и маркиз Сизый, и они уже вывернули себе шеи, любуясь юной красавицей.

Винсепто невольно сравнил Скорпу с Наташей. Две абсолютно разные красоты. Потомственная цесаревна мира за стеной – этакая аккуратная кукла с роскошными черными кудрями и утонченными чертами бледного лица, на котором невозможно обнаружить признаки настоящих сильных эмоций. Недавняя пришлая – воительница, атаманша, с растрепанными светлыми волосами, злыми горящими глазами и телом, покрытым загаром настоящего солнца, лучи которого оставили нетронутыми обычно прикрываемые девушками места.

У той и у другой абсолютно разные знания и понятия. Знания Скорпы ограничены территорией чуть больше Женского монастыря, тогда как пришлой Наташе весь мир за стеной должен казаться мизерным…

Однажды Винсепто, только что покинувший гимназию, принялся расспрашивать полковника Троффа о месте, где тот родился, и о его мире, который местные называли потустенным. Полковник был ровесником и другом его отца и вот уже лет пятнадцать, как жил в мире за стеной. Он согласился просветить молодого графа, но для начала предложил подняться с ним на вершину горы, расположенной неподалеку от Рубежной крепости. Эта гора была сомой высокой в Лесном королевстве, с ее вершины крепость была видна как на ладони, домики, раскиданные вдоль берега озера, выглядели крохотными.

Полковник Трофф сказал, что село Стрельцы, в котором он родился, тоже располагалось на берегу озера, так же как и еще три села. Почти так же, как в мире за стеной на берегу озера располагались селения. Только в одних Стрельцах было домов сто, или больше, и в каждом доме жили не меньше пяти человек. А территория, которую занимало то озеро и четыре села, была примерно такой же, что и весь мир за стеной, с его озером, островами, лесами и горами; и каждое село превосходило по числу жителей хотя бы те же самые Лесное или Горное королевства. Но в потустенном мире только таких сел, как Стрельцы, было не сто, не тысяча и даже не десять тысяч – величину этой цифры Винсепто представлял себе с трудом, а сотни и сотни тысяч.

А еще там были города! Полковник объяснил, что в городах потустенного мира люди живут, в основном, в многоэтажных и многоподъездных домах. Что в каждом этаже могут соседствовать бок о бок сразу четыре таких помещения-квартиры, которое занимал Винсепто со своим отцом, что только в одном подъезде этажей, построенных один над другим, может быть и десять, и двадцать, и больше, и в одном только доме может быть несколько таких подъездов! Даже по самым скромным прикидкам жителей в таком доме было больше, чем во всем мире за стеной!!!

Винсепто никогда не поверил бы полковнику, если бы такие же самые «сказки» не рассказывали и другие пришлые…

– У наших сегодняшних героев есть две очень интересные новости, – громкий голос виконта Цинизма, отвлек Винсепто от размышлений. – Во-первых, они собирались завтра с утра нанести в женское царство официальный визит к нашей бабушке-царице, и, во-вторых, не далее как час назад они поместили в королевскую тюрьму самого принца Ащука.

– О! – воскликнула царевна Векра. – Граф, я слышала, вы лично пленили принца горных?

– Нам с виконтом Германтом помогла в этом одна пришлая, – ответил Винсепто.

– Но, что могут сделать недавние пришлые в нашем мире? – пожала плечами Скорпа.

– Ну, например, эта пришлая сначала поставила синячище под глаз барона Бушмы, а потом так врезала шпагой по заднице принцу Ащуку, что у того на всю жизнь шрам останется.

– Вдоль или поперек? – поинтересовалась Векра.

– Не понял?

– Шрам у принца – вдоль или поперек задницы?

– Наискосок, госпожа царевна, – пришел на выручку смутившемуся другу виконт Германт. – Шпага распорола штаны и трусы

– Ха-ха-ха, – засмеялась Векра, – вот бы взглянуть!

– Так придите к нему в тюрьму на свидание, он все и покажет, – сказал виконт Цинизм и тоже засмеялся, а вместе с ним и все остальные, кроме Винсепто. Дольше всех хихикала Скорпа, и Винсепто вновь подумал, что она дура, каких еще поискать.

Меж тем таверна наполнялась народом, и мадам Юхвец скучать не приходилось. Пришли четверо или пятеро бойцов, среди которых выделялись двое в таких же, как и у князя Ембека юбках. За одним из столов расселись четыре девицы; Винсепто отметил, что почти сразу компанию двум из них составили его и Германта бойцы, которые через некоторое время, покинув общий зал, скрылись с ними за дверьми крохотных комнатушек. Пора было и ему занять одну из свободных пока комнат, чтобы хорошенько выспаться.

– Скажите, господа, – обратилась вдруг ко всем царевна Векра. – Как вы относитесь к обычаю, заведенному бабушкой-царицей? Я говорю про обычай «жертвенного мизинца».

Винсепто наморщил лоб, пытаясь припомнить детали услышанной когда-то байки.

– Тебя, милый племянничек, этот обычай не касается. И можешь не прижиматься к своей сестренке, – сказала Векра маркизу Сизому, который сразу же отодвинулся от Скорпы. – Все без исключения цесаревны, которых ты мог бы взять в жены и принести им жертвенный мизинец, твои ближайшие родственницы. А вот вы, граф, что скажите?

– Не мешало бы прояснить суть этого обычая, – опередил Винсепто с ответом виконт Цинизм. – Меня-то он тоже не касается. Так как я до конца дней своих собираюсь быть верным мадам Юхвец. А вот наши гости… – и виконт многозначительно подмигнул Германту.

– Обычай очень прост, – не стала скрытничать Векра. – В свое время моя мамаша, царица Гуща, одна из первых и немногих женщин, появившихся и выживших в мире за стеной, выдвинула условие перед теми, кто собирался, хм, затащить ее в постель. Мужчина должен был отрезать мизинец на своей левой руке и отдать его ей.

– Но зачем? – удивился князь Ембек.

– Она его солила и съедала, – невозмутимо пояснила Векра.

– Вот так, – сказала вдруг ее дочь и, схватив князя за пальцы, клацнула зубами.

Тот выдернул руку и поспешно отсел от Скорпы, едва не свалившись со стула, чем вызвал общий смех.

– Царевна, извините за нескромный вопрос, – отсмеявшись, сказал Винсепто, – и много ли появилось беспалых?

– У-у, граф, царица Тамара Гуща никогда не отличалась и не отличается по сей день особой скромностью. Левого мизинца не было у моего отца, и у деда моего племянничка Сизого, ну и так далее…

– Я вспомнил, – вставил Ембек, – что у моего деда, князя Низлого тоже нет мизинца.

– У царицы Гущи была бурная молодость, – согласно кивнула Векра. – К тому же она как-то поделилась со мной мыслью, что не умерла при родах, как это в нашем мире случается с большинством рожениц, только потому, что в сыром виде съедала мизинцы у отцов своих будущих детей. Потому-то царица Гуща и узаконила обычай «жертвенного мизинца» для тех мужчин, что решат переспать с ее дочерью или внучками.

Возникла пауза, а потом вновь заговорил Винсепто:

– Другими словами, царевна, вы, родившая такую красавицу-дочь… – Винсепто поклонился Скорпе и вопросительно посмотрел на Векру.

– Обычаи, милый граф, надо чтить, – улыбнулся та. – Эти мизинцы так аппетитно похрустывают на зубах…

И Векра клацнула зубами точно так же, как ее дочь, вызвав новый приступ смеха у виконта Цинизма.

– Милый граф, мне нужно с вами поговорить наедине, – сказала под этот смех царевна и, поднявшись из-за стола, поманила Винсепто за собой в одну из комнатушек.

– О чем вы собираетесь говорить завтра с бабушкой-царицей? – без обиняков спросила Векра, как только дверь за ними закрылась.

– Его величество, король Гурлий дал мне важное задание, – слегка замявшись, ответил Винсепто.

– И все-таки! Не свататься же он вас послал? Наверняка дело касается войны с горными?

– Вам так сильно хочется этого знать? Именно сейчас?

– Нет, именно сейчас мне хочется другого, – царевна вдруг рванула ворот на своей сорочке, еще несколько быстрых движений, и она уже очутилась перед опешившим графом абсолютно голой. – Ты расскажешь мне обо всем позже.

Она опустила левую руку к его паху, правую поднесла к щеке, собираясь погладить, но Винсепто перехватил ее. Векра была красива красотой тридцатипятилетней самки и, окажись граф здесь с ней всего неделю тому назад, он, скорее всего, подчинился бы любому ее сексуальному капризу. Но недавно он встретил Наташу…

– Царевна, я не готов расстаться со своим мизинцем, – сказал он, глядя Векре в глаза и не без труда отрывая руку, вцепившуюся в его брюки.

– Да не нужен мне твой мизинец! – выкрикнула она.

– А как же обычай?!

– Плевать на обычай! – царевна оказалась на удивление напориста, а граф достаточно измотан за последнее время, но все-таки после некоторой возни ему удалось отпихнуть от себя обнаженную красавицу.

– Я не стану нарушать обычай, госпожа царевна, – сказал он, переведя дух.

Тяжело дышавшая Векра, едва сдержала порыв вновь наброситься на него. Совсем недавно Винсепто видел в точно таком же положении другую женщину. И с тех пор не желал смотреть ни на какую другую.

– Отвернись, я оденусь, – потребовала Векра. И добавила ему в спину:

– Ты пожалеешь! Завтра же утром и пожалеешь. Нет, уже сейчас пожалеешь!

Оделась царевна почти так же быстро, как только что разделась. И, отодвинув Винсепто, распахнула дверь.

– Господа, – во всеуслышание объявила она, – этот человек только что грубо оскорбил меня, пытаясь в нарушении всех наших обычаев насильно соблазнить!

Шум в зале стих. Винсепто, положив руку на эфес шпаги, спокойно вышел из комнаты вслед за царевной. Похоже, кое у кого здесь к нему появились вопросы. Например, у маркиза Сизого, выхватившего шпагу.

– Как вы посмели?! – крикнул тот.

– Может быть, ты для начала вспомнишь, кто кого в эту комнату позвал, чтобы поговорить наедине? – не повышая голоса, сказал Винсепто. И затем чуть насмешливо добавил, – милый племянничек.

– Ах, так! – взвился тот. – Я вас вызы…

– Постой! – Винсепто остановил молодого маркиза поднятием руки. – Еще успеешь вызвать. Но неужели ты действительно веришь в мою непорядочность?

– Хам! – выкрикнула царевна Векра.

– Но если поверить вам, – вперед вышел князь Ембек, – значит усомниться в честности госпожи царевны.

Помимо дворян и девиц таверне было еще четверо бойцов из царства и два из княжества. Краем глаза Винсепто увидел вышедшего из двери соседней комнатушки растрепанного Германта. Еще два преданных им бойца пока оставались в номерах. Неизвестно на чьей стороне оказался бы виконт Цинизм, случись сейчас общая стычка. Но если в ход не пойдут арбалеты, противостоять хозяевам территории Винсепто со своими людьми все-таки мог.

– А, господин женская юбка! У вас тоже появились сомнения? Неужели тоже желаете вызвать меня на дуэль?

– Господа, господа, – в центре зала оказался виконт Цинизм, – давайте не будем заканчивать день дракой! На то у всех нас будет завтрашнее утро. А сейчас и времени-то не осталось…

И не успел он произнести эти слова, как высоко-высоко и в самом деле погасло второе солнце.

Несмотря на то, что Тусклый лес, можно сказать, соседствовал с кремлем, принцесса Истома была в нем лишь однажды, когда устроила себе что-то вроде прогулки в сопровождении немалой охраны из числа королевских гвардейцев. Принцесса насмотрелась на диких кроликов, и в одного даже выпустила арбалетную стрелу, но промахнулась, видела парочку фазанов, нарвала кислых диких яблок. Лес был, как лес, ничего особенного, если не знать, что где-то в нем скрывается шайка разбойников, и что эти самые разбойники могут в любой момент на вас напасть.

Сейчас, после большой облавы, разбойников можно было не опасаться. То есть, почти не опасаться. Из доклада Касоча следовало, что большая часть шайки была уничтожена, а те, кому каким-то невероятным образом удалось скрыться, получили серьезные ранения. Однако Истома не сомневалась, что хоть кто-то из разбойников спрятался в лесу в полном здравии. На поиски таких уцелевших и спрятавшихся и отправилась принцесса сразу после того, как погасло второе солнце. Отправилась, не взяв с собой ни сопровождающих, ни оружия, ничего.

Недавние слова ее настоящего отца, виконта Касоча не выходили у нее из головы. Восемнадцатилетняя принцесса жаждала стать королевой и не собиралась затягивать с осуществлением своей мечты.

Еще два года назад Истома считала себя законной дочерью короля Халимона. Ее мать умерла при родах, что в мире за стеной случалось постоянно, можно сказать, в девяти случаях из десяти. Примерно за год до этого, тоже при родах не выжила мать принца Ащука – законного наследника Лесного королевства. Не появись Ащук тогда на свет, и единственной претенденткой на престол после Халимона являлась бы она, Истома. По рассказам окружающих, принцесса очень сильно была похожа на свою красавицу-мать и больше ни на кого. Король любил ее во сто крат сильнее сына, просто души в ней не чаял. Вот только не знал Халимон, что на самом деле Истома ему не дочь.

Не подозревал об этом и ее настоящий отец, виконт Касоч. До тех пор, пока однажды, после короткого флирта с шестнадцатилетней принцессой не оказался в ее апартаментах. Виконт был уже далеко не первым ее мужчиной. Они вовсю предавались любовным утехам, но когда оказались напротив огромного зеркала, Касоч вдруг увидел в отражении на левой лопатке молоденькой любовницы родимое пятно в виде треугольника с не очень четкими гранями, обращенного вершиной вниз. Точно такое же родимое пятно имелось и на его левом плече. Виконт Касоч всегда был ловеласом, и прекрасно помнил мать Истомы, которая дарила свои ласки не только королю Халимону, но иногда и его другу детства.

Особого шока ни Касоч, ни Истома тогда не испытали. И даже любовные утехи продолжили. Но произошло это в первый и в последний раз. Той же ночью отец и дочь заключили между собой договор, целью которого было скорейшее восхождение Истомы на престол Горного королевства. И, похоже, этот день скоро должен был настать…

Она отдалилась от опушки на приличное расстояние, прошла, стараясь держаться посередине, сначала одной, затем второй полянки, когда внезапно накинутая петля, затянулась на шее. Принцесса коротко вскрикнула, и сразу ее рот зажала чья-то грубая рука.

– Тихо! – прошептал кто-то на ухо. – Творец, конечно же, наблюдает за нами своим всевидящим оком, но мне как-то все равно, когда и от кого принимать смерть. Пойдем!

Подталкиваемая в спину, Истома засеменила вперед. Прежде с ней никто не обращался так бесцеремонно, но, отправляясь в Тусклый лес, она была готова к чему-то подобному. Если бы еще не было так трудно дышать! Она замотала головой, но рука лишь еще крепче прижалась к ее рту и закрыла нос. Чувствуя, что задыхается, Истома, поджала ноги, и незнакомцу пришлось подхватить ее под мышки, чтобы не дать упасть.

– Я не буду, – принцесса оттянула сдавливающую горло веревку, – не буду сопротивляться!

– Тихо!

– Да шепотом я, шепотом, – вновь обретя почву под ногами, она извернулась и уперлась руками мужчине в грудь.

В следующее мгновение он ловко сделал ей подсечку, повалил на землю, оказавшись сверху, размахнулся, чтобы ударить…

– Я – принцесса! – прохрипела она, и кулак остановился в сантиметрах от ее лица. – Что, не веришь?

– Принцесса? – мужчина, нижнюю часть лица которого закрывала повязка, быстро оглянулся по сторонам. Разведя ноги и касаясь коленями земли, он сидел на животе девушки, натянув веревку с петлей, вокруг ее шеи.

– Я пришла одна, – поспешила успокоить его Истома. – Чтобы отдаться первому встречному мужчине. Тебе не надо меня насиловать, я все сделаю сама и с большим удовольствием. Тебе понравится…

…Разбойники Корепан и Шмел одновременно были преобразованы два с небольшим года назад. В тот сентябрьский день Никодим Коренев и Сергей Шмелев приехали порыбачить на свое любимое Можайское водохранилище в местечко Красновидово. С вечера разместились на рыболовной базе, арендовав сразу на три дня весельную лодку – одну на двоих. Потом в номере с обветшалыми стенами и слегка протекающей крышей был ужин с гречневой кашей и тушенкой, водкой с пивом и душевными разговорами за жизнь.

Утром, когда над водой еще стелился туман, не совсем протрезвевшие друзья направили лодку в залив, под названием Гарант. Каким бы ни был отвратительным клев, в том заливе Никодиму и Сергею всегда удавалось наловить на уху щучек и окуньков. Пока один греб, другой снаряжал свои спиннинги, примерно на полпути друзья поменялись местами. Но сделать хотя бы по забросу им так и не удалось. В тумане их лодка едва не врезалась в такую же посудину, с сидящим на корме пожилым рыбаком. Серега еще успел ругнуться и сказать, что, мол, старый маразматик мог хотя бы голос подать, чтобы столкновения не произошло. На что рыбак молча отложил удочку, протянул в их сторону руку и… друзья очнулись уже на Нейтральном острове. С того незабываемого туманного утра Корепан ни разу не прикоснулся к женщине. Такой возможности у него просто не было. И вот теперь…

– Что ты сказала? – переспросил он Истому, чувствуя, что возбуждается.

– Понравится, говорю, – подмигнула она разбойнику и начала стаскивать с него штаны…

– Мощно! – буквально через полторы минуты сказала принцесса и вытерла рот ладонью. – Мое имя – Истома. Я дочь правителя Горного королевства Халимона.

– А я – Корепан, разбойник шайки атамана Никуса, – представился он..

– Да я уж вижу, что не королевский гвардеец.

– Зачем ты пожаловала одна в Тусклый лес?

– Мне, что, не стоило решиться на такой отчаянный поступок? – с деланной наивностью поинтересовалась она, все еще лежа на спине и глядя на Корепана снизу вверх. – Петлю снимешь?

Он взялся, было, за петлю, но остановился.

– А если я захочу повторить?

– Прямо сейчас? – распахнула Истома глаза. – Ну, повтори.

На этот раз акт продлился подольше. И по взаимному непротивлению они изменили позу так, что во второй раз Истома вытирала ладонью рот, находясь не под разбойником, а рядом с ним. А затем, присев и не дожидаясь разрешения, сама сняла с шеи надоевшую петлю. Опомнившись, Корепан тоже быстро сел.

– Тебе понравилось? – скорее, утвердительно, чем вопросительно поинтересовалась Истома.

– Сто лет такого не испытывал, – признался Корепан и только сейчас снял со своего лица повязку.

– Ты сможешь испытать это еще не раз. И я сделаю для тебя много чего другого, – пообещала принцесса. – Но и ты должен пообещать, что исполнишь одну мою просьбу.

Не ответив, Корепан закатал рукав рубашки, и показал Истоме не очень чистую, со свежими пятнами проступившей крови, повязку, стягивающую руку выше локтя.

– Заражения не боишься? – спросила она.

– Лекарства нужны и бинт чистый, – поморщился разбойник.

– Все будет. Я сама обработаю твою рану. В доме, куда никто не сунется, и в котором ты сможешь поправиться и спокойно жить, сколько потребуется…

– Приготовила мне ловушку?

– О чем ты, господин Корепан? Ха-ха-ха! Думаешь, король Халимон послал бы свою дочь в лес на потеху разбойникам, чтобы потом заманить их в ловушку?! Ха-ха, глупее ничего придумать нельзя.

– Тогда объясни, чего ты хочешь, – потребовал Корепан.

Теперь уже Истома оглянулась по сторонам, после чего, вплотную приблизившись к разбойнику, с жаром зашептала:

– Я хочу стать королевой Горного королевства. Я хочу, чтобы лесные казнили моего братца, принца Ащука, который является первоочередным наследником престола, и сейчас – у них в плену. Между королевствами заключено перемирие и завтра днем должен состоятся обмен пленными. Но если прежде будет убит полковник Трофф, попавший к нам в плен, то, во-первых, перемирие сразу будет нарушено, и война возобновится, а во-вторых, лесные в отместку обезглавят принца Ащука!

– Но ведь останется еще король Халимон, – неуверенно возразил Корепан.

– Война будет очень жестокой, – недобро усмехнулась принцесса.

– Получается, ты хочешь, чтобы погиб твой родной отец?!

– Халимон мне не отец, – сказала Истома. Для пущей убедительности она повернулась к разбойнику спиной и приспустила рубашку, оголив родимое пятно на спине. Поднимать рубашку она не стала, и когда повернулась обратно, Корепан увидел уже ее обнаженную грудь.

– Точно такая же родинка имеется на плече моего родного отца, – сообщила Истома. – Не Халимона. Я не стану называть его имени, но учти, что теперь ты – третий человек, знающий эту тайну.

– При чем же здесь я?

– Когда я стану королевой Горного королевства, ты, господин Корепан, очень возвысишься. Не обещаю, что станешь королем, хотя, как знать… но в любом случае получишь и дворянское, и высокое воинское звание.

– Но за что?!

– За твои особые заслуги! – и, не дожидаясь очередного вопроса, добавила: – завтра утром ты должен будешь убить полковника Троффа!