07. Снайпер
Стрелок пришел на третий день сезона дождей. Какая-то умная и хитрая голова пустила перед ним очередную группу «революционеров», которые стали методично топтаться на границе наших владений. И когда два взвода зажали повстанцев в клещи и начали истребление, снайпер сделал первый выстрел. Он убил троих и растворился в упавших на джунгли сумерках. Пока спецназовцы разобрались, что их друзья погибли не в результате ожесточенной перестрелки, пока попытались прочесать округу и поискать следы: враг исчез.
Второй раз человек-невидимка объявился через сутки. Он аккуратно «провертел» дырку в голове артнаводчика у соседей и ушел, вновь не оставив следов. Рассвирепевшие солдаты выслали группы на все возможные направления, перехватили в дальнем рейде караван с наркотиками и уничтожили две мобильные группы партизан. Но снайпера обнаружить не удалось.
Зависнув над картой, ротный долго постукивал кулаком по столу, потом ругнулся и предсказал наше неприятное будущее:
— Урода явно готовили хорошие профессионалы. Дожди, воды в лесу полно. Любая крошечная лодка по болотам пройдет и следа не оставит. На тропах мы можем сидеть хоть год, но так его не перехватим… Еще день, два, и он подойдет ближе. И начнет «щупать» уже оборудованные позиции. И в такую погоду наши датчики помогут мало. Да и толку от дешевых полосных сканеров и той мелочи, что мы разжились перед вылетом. Надо что-то особенное…
Я прислушался к шуму дождя и спросил:
— Думаешь, он полезет сюда? Рискуя головой и игнорируя риск нарваться на засаду?
— Это кто-то из местных. Или бывший охотник, или просто урод-самородок. Стрелять в джунглях на две-три сотни метров, это надо уметь. Тем более в дождь… Скорее он обнаружит засаду и завалит еще кого-то из ребят, чем мы сумеем его отследить на подходах. Самсон с подобным сталкивался уже… Надо что-то другое. Или хорошее оборудование с командования выбивать и размещать прорву датчиков по округе, или команду спецов вызывать, чтобы они на живца его ловили…
Пока хмурые бойцы обсуждали возможные варианты, я тихо сидел в углу и жевал подобранную днем соломинку. Потом поймал на себе изучающий взгляд командира и попытался озвучить мою бредовую идею:
— У нас в команде есть четыре человека, поставивших себе микрочипы экспресс-навигации. У двоих пришлось часть функций блокировать, но в целом это работающее железо…
— Есть такие, — согласился капитан Кокрелл. — Наводчик и координатор у пулеметчиков, один отвечает за связь с артдивизионом и один в группе глубокой разведки.
— У этих чипов есть побочный эффект. Если их перекалибровать и добавить атропиновые препараты, то можно неплохо видеть ночью без «ночников». Плюс, обострить обоняние на несколько часов. Четыре бойца на возможных путях подхода. Без фонящего оборудования, которое можно засечь. На сутки-двое их хватит, потом нужно будет госпитализировать и приводить в порядок. Зато их не сможет обнаружить никто. И никто не сможет просочиться мимо незамеченным.
— Двое суток мало. Охота может занять существенно больше времени.
— Тогда мы спалим им мозги. Решай сам, ротный. Но это — возможный вариант разобраться с проблемой без привлечения помощи «сверху». Тем более что ее нам все равно не дадут.
Остро отточенный карандаш лег на карту, и Кокрелл махнул одному из бойцов:
— Понял, о ком говорили?… Тогда позови парней, будем мозговать, как лучше использовать их таланты…
* * *
— Док, но если я смогу его заметить, то шлепну с одного выстрела!
— И превратишься в ослепшего и оглохшего идиота. Запомни — никаких резких движений, никакой стрельбы и беготни по ночному лесу. У тебя будет притопленный шнур к спутниковому маяку в стороне от лежки, и оборудованная позиция. Твоя задача — лежать и слушать, нюхать, смотреть во все глаза. Ты должен слиться с джунглями, превратиться в опавший лист. И когда чужак пойдет мимо, дать нам знать… Когда наведешь на противника группу перехвата, примешь вот этот препарат. Который тебя вырубит на несколько часов, но спасет от звуков и вспышек стрельбы… Поверь, нам придется еще повозиться потом, возвращая тебя в нормальное состояние.
— Но если ребята его не заметят? И он сможет выстрелить первым!
— Твоего целеуказания хватит, чтобы зажать его на разведанной территории. И там уже ему не укрыться никак.
— Но я бы рискнул отработать сам. Эта сволочь завалила Томми, а мы с ним росли в одном квартале.
— Я тебя понимаю. Но если станешь играть в героя, то отправишься следом за своим другом… Поэтому — выполняй приказ, боец, и не рискуй жизнью товарищей, устроив личную войну…
* * *
— Я не уверен в двоих, ротный. У одного «фонит» чип, парня может просто скрутить на препаратах. Второй готов бежать впереди собственного свиста, лишь бы голыми руками придушить снайпера.
— Я знаю, док. Но выбора у нас нет. Если мы за эту неделю не разберемся с уродом, подтянутся другие ублюдки и начнем нести потери. Мы и так были вынуждены сократить частично патрулирование. Еще немного — и в лесу будет полно ср…х унидос, окопавшихся на каждой кочке. Поэтому придется рискнуть.
— У нас два дня, потом парни начнут «гореть».
— Значит, тебе придется совершить чудо, когда мы их заберем с позиций. Хватит, док, не грызи мозги, и без тебя тошно…
* * *
Снайпер пришел на пятую ночь, в грозу. Он плыл на связке надувных мешков, продвигаясь вперед очень медленно и осторожно. Но как бы он не крался, черный силуэт сумел заметить третий номер и подал нам сигнал. Пропустив его на заранее подготовленную позицию, мы активировали укрытые на стволах деревьев мины и погнали дичь на них. Через пять минут одна из ловушек сработала, и поисковая команда замкнула кольцо оцепления. С первыми проблесками зари раненного стрелка приволокли на «кладбище».
Я выбрался из своего «склепа» и устало подошел к сбившимся в кучу солдатам. Связанный пленный скособочено сидел, привалившись к глиняному отвалу. Молодой совсем еще мальчишка, лет шестнадцати, не больше. В драной рубахе, уляпанной кровью, и широких бурых штанах на широких тесемках, с пустыми холщевыми подсумками.
Обернувшийся капитан разглядел мои пустые глаза и помрачнел:
— Кто?
— Штапп. Все же «фонящий» чип убил парня… Остальных я накачал так, что неделю будут овощами отлеживаться, потом потихоньку верну их к жизни.
— Печально. Мерзавец сумел хоть так поквитаться… Ладно, док. Мне нужно, чтобы он прожил еще дней пять. Лучше — больше. Поройся в стимуляторах, подбери что нужно. И мы выпотрошим этот кусок говна.
Я почувствовал, как внутри меня все собралось в сплошной ледяной ком. Растер заросшее щетиной лицо и прошептал:
— Извини, ротный, но я не буду помогать тебе… Если надо — давай перевяжу его и отправим в бригаду. Пусть допросят с «сывороткой правды» или еще что придумают. Но мы же не палачи…
— Док… Эти люди не понимают другого отношения. Для них мы — мусор. Как и они для нас. И если мне придется разменять сотню или тысячу этих голодранцев на одного бойца, я это сделаю не задумываясь.
— Но мы же люди, ротный… И пусть это война, но есть какие-то принципы, которым мы не можем поступиться. Вспомни сам, ведь за все время боев никто из ребят не грабанул соседнюю деревню, не изнасиловал женщину, не убил крестьянина ради развлечения. И пусть этим балуются тыловые уроды, но ведь вы-то не такие!
Мой седой командир непонимающе оглянулся вокруг и попробовал объяснить мне еще раз. Он явно не мог взять в голову, почему элементарные прописные истины приходится объяснять взрослому человеку, с кем делили кусок хлеба и вместе выживали в этом зеленом аду:
— Док, мы взяли мерзавца с оружием в руках. Он убивал моих ребят и шел продолжать начатое. Он вне каких-либо законов про гражданское население.
Я стоял с опущенными плечами и мучался осознанием того, что все слова бессмысленны. Этих людей, впитавших в себя чудовищную и беспринципную суть войны — не переделать. Выживай любой ценой, спасай своих и убивай других — эти законы подменили собой гуманизм и цивилизованность. В глазах моих сослуживцев я видел только смерть.
— Извини, Кокрелл. Я готов помочь парням выжить, я готов их выхаживать и готовить к новым боям. Но помогать пытать пленного я не буду. Это — переступить через себя… Если тебе что-то нужно — бери сам, я в этом не участвую… Хочешь расстрелять пацана — не возражаю. Но кромсать его на куски — зверство, а не война.
Капитан криво оскалился и медленно потянул нож с пояса. Но громадный Самсон твердо положил ладонь на побелевшие пальцы и прогудел:
— Командир, не заводись. Это же док. Он у нас все еще с придурью… Подожди, после первой же мясорубки пройдет. Как сам зубами кому глотку порвет, так и выветрится из него эта детская глупость… Не заводись, не надо. Док у нас все же хороший, просто дурной…
Ротный помолчал, убрал руку с ножа и прошипел, не сводя с меня бешеных глаз:
— Ладно, умник… Не хочешь пачкаться — твое дело. Тогда займись своими обязанностями. Возвращайся в «склеп» и «чини» парней. Мне они нужны не через две недели, а как можно раньше. Раз ты у нас гений от медицины, то докажи это делами… Док…
И я вернулся в свой бетонный каземат, из которого отлично было слышно, как именно беседовал со снайпером наш командир…
* * *
Мальчишка орал трое суток, почти не переставая. Я возился с нашими следопытами, и назло окружающему миру не затыкал себе уши. И слышал этот надсадный вой каждую секунду, скрипя зубами. Переполненные ненавистью спецназовцы распотрошили аптечки и держали пленного на стимуляторах, не давая подохнуть. Они так же приволокли пойманных в лесу четверых партизан и заставляли их смотреть на бесконечную экзекуцию.
Я подбирал препараты, заново калибровал обезумевшие от нагрузки микрочипы, ставил блокады и шунтировал мозговые желудочки, сбрасывая упрямо ползущее вверх внутримозговое давление. А с улицы доносился переполненный болью вой… Я комбинировал состав «дури», загоняя измученных бойцов в медикаментозный сон, снимал сенсорный шок и шаманил с обезболивающими мазями. А мои уши терзал бесконечный визг… День сменял ночь, неслышно попискивали блоки жизнеобеспечения, чутко отслеживая состояние бывших охотников за снайпером. А их добыча грызла зубами землю и орала, орала, орала, вынимая из меня душу…
На четвертое утро в бункер вернулась звенящая тишина, и я выбрался на улицу.
Серый от усталости командир роты сидел на куске брезента и о чем-то разговаривал с командирами взводов. Капитан показывал на карте маршруты спешно подготовленного рейда, а я смотрел на то, что не могло быть человеком. Стоял, и оцепенело смотрел на бесформенный кусок мяса, тихо вывший в загаженной яме. Потом повернулся и пошел к себе.
Когда я вернулся, Кокрелл уже свернул карту и стоял рядом с пленным. Покосившись на меня, ротный задал лишь один вопрос:
— Как парни?
— Завтра вернутся на свои места, полностью к службе годны будут через двое суток.
— Хорошо, док, у нас теперь каждый человек на счету. Добывающие корпорации просчитались. Они не ожидали, что мы так быстро сможем взять ситуацию под контроль и задавим мятеж в городах и всех крупных поселках. Но вложенные в авантюру деньги надо спасать, поэтому на южных островах уже высадились наемники. И удар по нам нанесут со дня на день… Пусть без авиации и танков, но это будут профессионалы с хорошей артподдержкой и отличным снабжением. И их очень много, док. По три-четыре мерзавца на каждого из нас, если не больше… Парень многое рассказал. И мы получили ценную информацию, которая поможет продержаться какое-то время.
— А четыре болвана, которых перехватили с контрабандой?
— Я прострелил каждому из них правую ладонь и вышвырнул в лес. Через сутки все аборигены будут знать, как мы караем врагов, взявших в руки оружие. Готов поспорить на свое месячное жалование, на наши позиции ни один унидос не полезет. Их теперь даже под угрозой расстрела в местное болото не загнать… Будем воевать с такими же беспринципными парнями, как и мы…
— Значит, ты получил все, что хотел… Слюнтяй док вытянул парней с того света, пленный «раскололся» и выложил все, до крошки. Да еще удалось провести акцию устрашения дешево и сердито…
— Не борзей, док, — предостерег меня ротный, но мне было плевать.
— Ты закончил? Тогда позволь мне прибрать тут, а то антисанитарию развели…
Я поднял тяжелое штурмовое ружье, которое обычно держал в самом дальнем углу, и всадил пулю в лоб человеческому обрубку, оборвав заунывный скулеж. Потом поставил оружие на предохранитель и повернулся к удивленному командиру:
— Труп убрать, яму засыпать с антисептиком. Прислать ко мне бойцов для пополнения израсходованных медикаментов… И еще, капитан. Мы все в одной команде, одно дерьмо хлебаем. Но если ты еще раз притащишь сюда пленного для подобного рода развлечений, я пристрелю его еще у оцепления. И сделаю это так, чтобы мозги уляпали тебя с ног до головы. Тогда в следующий раз ты будешь играть в вивисектора на чужой территории. Потому что у нас здесь опорный пункт войск специального назначения, а не заштатный концлагерь.
И не дожидаясь, что мне ответит взбешенный офицер, я пошел к себе. А за спиной хохотал до слез кто-то из безбашенных пулеметчиков, повторяя одно и то же, как испорченная пластинка:
— У дока новые «тараканы» завелись! Он у нас теперь вместо штатного снайпера в расход пускает! У дока — новые «тараканы»!
И невидимые среди деревьев цветные попугаи вторили его смеху, пародируя безумные вопли людей…