20. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит
Дни тянулись за днями, наполненные водоворотом слов, выкриками журналистов и надменными рожами судей. Уже два месяца, как тянулась бесконечный процесс, на котором зачитывались многочисленные тома уголовного дела, посвященные бывшему мятежу и новому военному столкновению на территории пригородов мегаполиса. Профессионалы от продажной матушки Фемиды аккуратно жонглировали бумагами, бормотали над нудными справками, тасовали видеоматериалы. И пока жизнь в городе возвращалась в привычное русло, нашу будущую судьбу забалтывали, заваливали ворохом мукулатуры. Новые власти упорно гасили первую волну возмущения, кивая на судейские мантии:
— В чем проблемы? Вот демократический и справедливый суд. Который публично разбирается со всем перечнем нарушений и вынесет итоговое решение, опираясь на закон. Никакого произвола и самосуда. Никаких передергиваний и махинаций за спинами сограждан. Пресса, адвокаты, каждый день на одном из каналов отчет о прошедшем заседании. Все — честно.
Я же тем временем считал, сколько человек приходит в душный зал день за днем. И сколько исчезает, утомившись слушать нудное бубнение помощников прокурора. День за днем, месяц за месяцем.
* * *
К нам подходили, ко всем сразу и к каждому по отдельности. Предлагали скостить будущий срок на каторге, взять часть вины на себя. Рассказывали, какие именно неприятности будут ждать в тюрьме, куда нас рано или поздно законопатят. Нас вежливо пугали, соблазняли, приводили жен и детей к тем, у кого они были. Несколько человек в итоге сдались, не выдержав наполненных страхом глаз близких. Но основная группа офицеров молчала, с презрением наблюдая, как нашу будущую уголовную судьбу суетливо выстраивают бесчисленные толпы клерков, с одинаково дежурными однотипными лицами.
— Документ номер… Растрата вверенного военного имущества в период боевых действий… Общая сумма ущерба…
Неделя за неделей. И уже почти пустой зал, в котором лишь дежурят редкие друзья, меняясь по мере возможности. И два-три журналиста-стажера, зевающие в такт шелесту бумаг.
— По итогам предварительного слушания эпизодов с первого по шестнадцатый, обвинения предлагает выделить эпизод мятежа в отдельное судопроизводство и рассмотреть его после завершения прений по финансовым обвинениям.
— Суд согласен. Заседание закрыто. Следующее заседание состоится в понедельник. На нем будет начато рассмотрение эпизодов, отраженных в томах пятьдесят пять и пятьдесят шесть…
Поздно вечером меня скрутило. Вцепившись в решетку клетки, где ночевал на жесткой лавке с драным матрасом, я еле успел крикнуть спавшему в конце коридора охраннику:
— Помогите! Умираю!
И пока меня выворачивало желчью на замызганные плиты пола, злой спросонья жирный боров звонил по телефону и матерился в трубку:
— Куда я его дену? Он подсудимый, его завтра в суд везти, а он тут подыхает! Нет, нет у нас врача! И даже фельдшера нет! Да мне плевать, кто там группу выделит и в госпиталь поедет, хоть сам езжай! Но если он помрет, я на вас такую телегу подам, что с работы вылетите быстрее свиста! Да, да, именно так! И еще свое начальство подключу, обещаю!..
Через час меня уже волокли на каталке вдоль ярко освещенного коридора ближайшей больницы. И пока охрана раздраженно переминалась у закрытых дверей интенсивной терапии, я шептал старшему доктору дежурной смены, вцепившись в рукав халата:
— Привет, Руди, давно не виделись. Смотрю, ты уже заматерел, серьезным человеком стал… Не волнуйся, со мной все нормально. Подумаешь, старой краски со стен обожрался. Интоксикацию снять и под капельницей с гепато-стабилизаторами полежать — буду как огурчик… Руди, мне нужно, чтобы меня законопатили на эту ночь в реанимационные боксы. И обязательно — модель «Тотус», которые в госпитали ставили лет десять тому назад. Есть такие?… Слово даю, не будет у тебя проблем, никаких. Но мне надо, чтобы ты это сделал.
Мой бывший однокурсник помолчал, потом криво усмехнулся:
— Знаешь, я ведь не забыл, как ты мне уступил место в хорошей клинике, а сам поехал в дыру, поножовщиной заниматься… Будет тебе бокс, есть у нас один такой. Палата шестьсот два. Запасной выход из туалета. Но — если спалишься — отвечать будешь сам, никого больше не впутывай.
— Отлично, Руди. Все будет хорошо, не кипишись.
Доктор лишь покачал головой, разглядывая изможденного мужчину, потерявшего остатки врачебного лоска в неизвестных передрягах.
— Итак, господа. Вот отдельная палата для пациента. Мы его помещаем в закрытый герметично бокс для оказания помощи. Погрузим в медикаментозный сон и всю ночь будем капать растворы. Похоже, паршивое питание и общее истощение сказалось на его здоровье, вот печень чуть и не отказала… Руководство больницы разрешило оставить у входа в палату одного человека охраны. Можно пользоваться туалетом для персонала, завтрак бесплатный. Вопросы?
* * *
Отличная штука «Тотус». Мутный пластик крошечного окошка, сквозь который ничего толком не видно и при дневном свете, не то, что ночью. Расшатанный крепеж боковой панели и дешевая защелка тяжелой крышки, которую легко можно сдвинуть изнутри. Мы одно время спали в таких «стальных гробах» после дежурств. Тепло, и полная звукоизоляция от шумов больницы.
Облачившись в дежурный халат, я напялил шапочку и маску. Запасной ход вел к боковой лестнице, откуда можно было спуститься до приемного покоя, где меня уже ждали. Молоденькая девочка-подросток, мелькнувшая прошлым утром в зале суда. Подцепив с лотка с инструментами фонендоскоп, я усадил ее на ближайшую каталку и стал «слушать» спину, еле слышно бормоча:
— Очень рад, Эмми, что навестила больного.
— Издеваешься, Макс? Я как узнала, что нужно помочь, тут же приехала!
— Спасибо, знаю… Ты единственная из моих знакомых, на кого сразу не подумают и не успеют сцапать в момент. К остальным уже заходили. Даже к тем девушкам, с кем я встречался всего раз или два. И так — по всем офицерам прошлись, уроды. Очень уж им хочется, чтобы нас все бросили. Чтобы боялись слово в нашу поддержку сказать, не говоря уж о чем-то более серьезном.
— Пусть отсосут, падальщики! — Эмма продемонстрировала неприличный жест противоположной стене. Девушка росла на улице, ей простительно. — Говори, что нужно делать.
— А сделать нужно будет следующее…
Мать моей «пациентки» плотно подсела на наркотики восемь лет назад. Дочка в итоге оказалась в молодежной банде, работавшей на территории «латинских» гангстеров. Во время передела собственности молодежь устроила стрельбу, в итоге мой визит в ночной клуб к Ромеро закончился спешно организованной операционной, где я штопал молодые тела и ставил капельницы. И когда вяло текущая судейская эпопея начала клониться к закату, все четче вырисовывая обвинительный приговор бывшим офицерам спецназа, я сумел сбросить крошечную весточку по сложной цепочке, начавшейся у мойщика полов. А обмен улыбками через решетку в зале суда закончился личной встречей темной ночью в приемном отделении госпиталя.
— Все поняла?
— Да, Макс, не бухти, не дура. Сделаю в лучшем виде!
— Удачи тебе тогда. И бросай курить, а то хрипишь, как паровоз…
Когда утром охранник сунулся к окошку бокса проверить подопечного, я досыпал десятый сон. Полюбовавшись на мое довольное лицо, тюремщик скривил рожу и утопал получать обещанный завтрак. А меня разбудили через полчаса, щедро накачали препаратами и отправили назад. Слушать, как именно мы подрывали обороноспособность государства…
* * *
— Девятый, это шестерка. Шестерка вызывает.
— Что у тебя?
— Опознал фото, полученное утром на планерке. Молодая девка с крашеными волосами. Новенькая. Вижу, как она подходит к отделению Резервного банка.
— Не понял, шестерка, о чем ты?
— Да меня старший детектив сюда сунул! Вычитал, что вояки часть личных вещей хранят в Резервном, вот и подсуетился. Типа, вдруг кто-то из знакомых подсудимых полезет компромат доставать.
— Компро… Черт! Ты с девкой не ошибся?!
— Нет, у меня же зрительная память лучшая в отделе. Точно она, не спутал. Уже в банк вошла.
— Так, оставайся на месте! Сейчас тебе две группы сбросим! Пусть выйдет дура, проводите до ближайшего тихого переулка и берите! Нам еще этого не хватало, чтобы какую-нибудь гадость на суд притащили, премий же лишат!
Слово «премия» крайне не понравилось наблюдателю, и он тут же заворчал в ответ:
— Давай, шевелись! Я один за ней не услежу! Тут народу на площади до чертиков!
— Будет тебе поддержка, уже выезжают! Буквально пять минут продержись!
— Жду… Отбой связи…
* * *
Дурак Макс, ой дурак. Ну почему он приказал не брать с собой никакого оружия? Ни «ствол», ни завалящий нож! Как теперь отделаться от уродов, что бегут следом? И дышать уже нечем, лишь сиплый свист в груди. И топот ботинок все ближе.
Турникет, другой, вопли полицейского на платформе. Бледная девушка прошмыгнула мимо дородной матроны с выводком малолетних лупоглазых детишек, и метнулась дальше, нацелившись на технический выход со станции монорельса. Но шагнувший из-за колонны чужак резко ударил предплечьем по груди, сбив с ног и лишив остатков воздуха. И пока хрипящая беглянка пыталась подняться, на нее уже навалились загонщики, выламывая запястья и цепляя наручники.
— Девятый, мы ее взяли. Повторяю, объект задержан, груз не сброшен. Выезжаем в отделение…
Через час потный детектив выбрался из комнаты, где на столе валялась разодранная на куски матерчатая сумка. Нацедив в пластиковый стаканчик кофейную бурду, зло посмотрел на начальника отделения и ругнулся:
— Ну и зачем ты мне это дело подсунул? Шпана с улицы, с парой приводов за травку. И ничего с собой нет.
— Должно быть, она ходила в банк за компроматом.
— Может, она туда ходила подзаработать, клеркам минет сделать? Пусто у нее, ни бумажки, ни дискеты. Ни-че-го… Сейчас Сюзанна придет, личный досмотр выполнит. Но готов сотню поставить, ничего не найдем. У нее даже ножа с собой нет.
— Трудно подбросить?
— Тебе надо — ты и подбрасывай. А девка из Конгеладо. Я с ними в такие игры не играю и тебе не советую. Найдут на ступенях дома с располосованным горлом — и привет.
— Но ведь ходила она в банк! И у нас приказ — прикрыть все возможные контакты вояк, отследить любые необычные связи!
Смятый стакан полетел в урну, туда же детектив сплюнул, с ненавистью разглядывая задержанную через пластиковое стекло:
— Не знаю, что она в банке делала. Молчит. И адвокат уже примчался, не получится на нее надавить как следует. Молись, чтобы Сюзи нашла твою дискету. Или — еще час проволокитим и буду отпускать…
* * *
— Господин судья! — подал голос адвокат. Кстати, единственный мужик, который реально пытался хоть что-нибудь сделать для нас. Не знаю, что им двигало: память о военной срочной службе, благодаря которой он получил потом кредит на учебу и окончил университет, или собранные бедняцкими кварталами деньги, достаточные для найма независимого адвоката. — Защита хочет по последнему пункту о расхищении медицинского имущества предоставить видеоматериалы, снимающие данное обвинение. Прошу разрешения поставить кассету.
— Видео? — рыхлая женщина в нелепом судейском парике с выбившимся из-под него ярко-рыжым локоном махнула ладошкой. — Показывайте.
Крошечный черный микрочип перекочевал из рук в руки, и на широком экране замелькали кадры. Из мощных колонок по залу поползли стоны:
— О, о, давай, давай, детка, о…
Голый зад лихорадочно подпрыгивал в центре экрана, звучно шлепая по голым волосатым ногам снизу. Не успела камера сменить ракурс, как женщина обернулась, и…
— Уберите это! — заорала судья, от неожиданности откинувшись на стуле назад и полетев вверх-тормашками. — Уберите немедленно!
В зале началась суета. Пока спешно барабанили по кнопке отмены видео, пока трясущимися руками выламывали микрочип, пока орали на журналистов, проснувшихся и щелкавших напропалую фотоаппаратами. Я же подождал, пока суматоха чуть уляжется и ткнул пальцем в довольную рожу прокурора:
— И на тебя есть! Мно-о-о-ого!
Улыбка тут же пропала, а посетителей вытолкали взашей, покрикивая:
— Технический перерыв! Заседание закрыто!
Еще через полчаса меня приволокли в крохотную комнату, где набилась свора в дорогих костюмах. На блюдце валялся злополучный обожженный чип. Похоже, его показательно казнили, дожидаясь главного виновника «развлечения».
— Что вы себе позволяете, Убер?
— Я? Я всего лишь устал от балагана. И хочу его закончить.
— И?
— Новая власть, новые люди. Готов поспорить, что такой скандал никому не нужен. Стоит мне вытряхнуть все накопленное в газеты, судью и прокурора порвут на куски. И пусть завтра их заменят, но старому составу легче не будет. Старому составу — это всем вам. Вы же в одной команде, не так ли?
— Ты считаешь, что у нас нет способов испортить тебе жизнь?
Я аккуратно устроился на жестком стуле и невесело усмехнулся:
— У вас — нет. Потому что испортить жизнь человеку, которого несколько лет подряд убивали — очень сложно. А я вам испортить могу — в момент. И поверьте, вы не сможете закрыть все газеты и порно-каналы, на которых будут крутить клубничку. И не сможете доказать налоговой, почему не успели вовремя заплатить положенное с разного рода сомнительных махинаций. И еще многое другое, что будет выложено на потеху публике. Пусть нас потом показательно засудят, все равно к этому все идет. Но вы все получите волчьи билеты. Обещаю…
Прокурор осторожно прокашлялся и спросил:
— И много у тебя… Такого?
Я покопался в памяти и начал загибать пальцы:
— Сделка с судостроительным заводом после аварии в цехе проката. Сумму назвать? И еще скандал с липовыми препаратами, что закупали у соседей три года тому назад. И еще…
— Хватит, я понял уровень вашей информированности. Но вопрос остается в силе — что вы хотите?
Злые глаза буравили меня, надеясь провертеть кучу дырок. Или еще лучше — спалить заживо. Но, не смотря на злобный настрой, вся эта падаль лишь бессильно скалилась, не решаясь напасть. Потому что это я мог дать шантажисту в зубы, а они предпочитали договариваться. Ведь, в отличие от меня, им было что терять. И ради этого они были готовы сдать любых хозяев. Потому что хозяева меняются, а личная шкура остается при любом режиме.
— Закрываете дело без обвинительного заключения. Без права пересмотра. В отношении нас, и в отношении тех парней, на кого состряпали отдельные бумаги.
— Это невозможно.
Скрипнув стулом, я медленно поднялся и вежливо улыбнулся оскаленным рожам:
— Тогда на следующей неделе мои люди опубликуют все материалы. Если даже какой-нибудь паршивый клерк попытается уволиться, если судья возьмет самоотвод — документы пойдут в печать. Все документы. Видео, данные о банковских счетах, тайные сделки с криминалом и корпорациями. У меня целый чемодан этой грязи, битком забитый такими чипами. И время пошло. Даже если нас убьют в камерах, контакты на свободе не просчитать и не обнаружить… Но я даю слово, слово офицера, что если разойдемся по-хорошему, то можете жить спокойно, ни крупицы гадости наружу не просочится… Время пошло.
Пока охрана сопровождала меня к выходу, я еще успел услышать, как за спиной надрывают глотки балаганные «столпы судебной системы»:
— Мы не можем идти на поводу! Это…
— А я не могу потерять семью! Вы знаете, что будет, когда это видео пойдет в печать! И пусть у журналистов в зале отобрали всю технику, но у него целый чемодан такого!
— Раньше думать надо было, дура!
Дверь закрылась, отрезав меня от клоаки…
* * *
Я стоял вместе с другими подсудимыми, слушая каркающий голос:
— Суд постановил: признать офицеров бывшей сводной бригады спецназа виновными в частичном превышении полномочий и выполнении прямого преступного приказа. При этом, суд считает, что в связи с давностью срока и показаниями бывшего подполковника Кокрелла, доля вины подсудимых в данном вопросе не является доказанной в полной мере.
Спасибо вам ребята. Вам всем, с кем мы потрошили корпоративный центр данных, и кто потом хранил и транспортировал для нас эти записи. Спасибо Эмми, которая организовала рано утром встречу курьера и ребят из «латинских» кварталов. И кто передал потом адвокату копию наиболее «жареной» дряни. Вы все же успели сделать это до того, как нас показательно распяли на потеху публике.
— По совокупности рассмотренных обстоятельств, суд выносит решение: лишить бывших офицеров сводной бригады спецназа званий и наград, а так же отказать в праве на получение пенсионного довольствия по выслуге лет. Освободить подсудимых в зале суда… Дело закрыто.
* * *
Мрачный детектив проводил адвоката с молоденькой девушкой на улицу и придержал на секунду тяжелую дверь:
— И все же, не для протокола, что ты делала в банке? Вон, в новостях говорят, освободили твоих друзей. Но ты не могла им ничего передать, тебя же задержали намного раньше.
Эмма лишь пожала плечами:
— Что можно делать в банке? Счет там открыла. Друг на учебу в университете денег дал. Может, тоже на доктора выучусь.
И хрупкая фигурка заскакала по ступенькам вниз, навстречу встречавшим ее радостно орущим парням:
— Хей, лоботрясы, меня выпустили! Гуляем!..
Гуляем, парни. Мы вернулись домой. Все, кто смог. И теперь свободны, окончательно свободны. Отличный повод, чтобы поднять рюмку за нас. И за тех, кто остался позади. За всю сводную бригаду войск специального назначения. За живых и мертвых, оставшихся в списках бригады навсегда…