Глава пятая
ИМПЕРИЯ КАХОУ. РАЗНЫЕ ЛИКИ ФЕНОМЕНА

Инспекционный рейд «Шкеллермэуца» благополучно приближался к завершению первой стадии, и за это время Тэйтус Пшу полностью освоился с ролью ревнителя имперских стандартов, через каждые три вахты читая проповеди команде броненосца и исправно записывая в кондуит прегрешения того или иного члена экипажа, не сумевшего безучастно выдержать промывку мозгов в течение предписанного Полётным Уставом часа Единодушия. Остальное время доктор звездознания использовал, в основном, для пристального наблюдения за несравненным феноменом Молекулярного Экрана, благо командир броненосца весьма благосклонно отнёсся к желанию главного корабельного идеолога посрамить вредоносные идеи бывшего преподавателя Ужерского Фундаментального Университета и всячески приветствовал каждодневные бдения псевдо-Ноха за сканерами в командной рубке. Когда же у Тэйтуса выпадала свободная минутка, он не отказывал себе в удовольствии пообщаться с членами ячейки Активного Противодействия, поскольку изгнаннику империи требовалось периодически отдыхать от своих зажигательных проповедей.

И Опии Хунж, и Секав Лэй, и Аздро Флег, не говоря уже о Шарби Унце, всегда были рады коротать время в компании знаменитого земляка, потому что чем бы ни начинались их совместные бдения в часы Сравнительной Ностальгии, отданной Полётным Уставом для целей релаксации экипажа, заканчивалось всё теми же проповедями. Хвала Очевидцу, что Тэйтус Пшу, становясь на это время самим собой, проповедовал не затхлые догмы Генеалогического Права или избранные главы Уложения Правящей Династии, а то, что он знал лучше любого из граждан Кахоу — свои космогонические взгляды на природу вселенной. Точнее, обеих вселенных, соседствующих в пустотном Пузыре, и ту роль, которую, по его представлениям, играет в их динамическом равновесии самое загадочное из творений мироздания — Молекулярный Экран. Если просуммировать, что доктор пытался вложить в головы своим товарищам, то вырисовывалась следующая картина.

Чуть дальше границы, до которой распространялась сфера влияния империи Кахоу, располагался астрообъект, названный Молекулярным Зеркалом. Ничего похожего на этот объект в галактике больше не встречалось. Он представлял собой участок пространства диаметром примерно в полмиллиона дневных переходов со свойствами, делающими его отличным и от звёзд любого температурно-спектрального ранга (несмотря на звёздную яркость и светимость, температура на его поверхности всего на несколько сотых градуса превосходила Абсолютный Минус), и от планет-гигантов и сверхгигантов (разве может планета обладать плотностью, ничем не отличающейся от глубокого вакуума?), и от прочих порождений глубокого вакуума, включая квазары, пульсары, чёрные дыры и прочее.

С Расстояния Стрелы (сравнимого с поперечником галактики) Молекулярный Экран выглядел как неприметная звёздочка пятнадцатой величины, с Расстояния Копья (что на порядок меньше) — как булавочная головка с постоянно меняющейся светимостью, и, наконец, с Расстояния Меча (на котором в данный момент находился от него «Шкеллермэуц») — как громадный диск, безостановочно меняющий на своей поверхности разноцветные разводы и больше всего напоминающий сполохи атмосферного сияния в высокоширотных областях вблизи полюсов Кахоу. Но не внешние характеристики определяли феноменальность Молекулярного Экрана, а совсем иные свойства. Например, совершенно непонятным образом он генерировал излучение во множестве диапазонов, хотя никаких термоядерных реакций внутри него не происходило и не могло происходить из-за температуры, приближающейся, как было сказано выше, к Абсолютному Минусу. Причем, в какой-то момент излучение могло прерваться в одном из диапазонов или во всех сразу и замереть на неопределенное время, чтобы неожиданно возобновиться. Но и это не всё. Молекулярный Экран, единственный из астрообъектов, характеризовался такой уникальной способностью, как «отрицательное излучение». То есть, иногда он начинал работать в обратную сторону, не генерируя своё, а вбирая, словно губка, чужое излучение. Будто время от времени кто-то внутри переключал режимы функционирования. Но в том-то и дело, что внутри не было никого и ничего, ибо гравитоцентрические замеры со всей очевидностью показывали, что феномен не имеет массы, следовательно, и никакой концентрации гравитации не наблюдается. Словно этой сферы в этом месте Глубокого Вакуума не существует, а есть одна иллюзорная видимость. Поэтому Молекулярный Экран среди астрофизиков Кахоу носил ещё одно название — «Поле-фантом». И вообще, с названиями астрообъекту повезло. Все расы, чьё внимание он привлекал, ибо не привлечь не мог, называли его по-разному.

Первой не поддающийся логическому объяснению феномен обнаружила раса Вежбо, в границах которой он и находится. Зрение у вежборасиян существенно отличается от кахоутов, они воспринимают суженный световой диапазон (все-таки высшие амфибии, а не приматы!) и в их представлении ночное небо выглядит не как отдельные световые пятнышки на месте звёзд, а как сплошное сверкающее полотнище (так называемое Рубище святой Мрякзы). К тому же они, ещё будучи в планетарном состоянии, выделили на небосводе материнской планеты некую область и назвали ее из-за особого блеска Пятном Сверкающей Истины. Примерно двести или триста сезонов назад раса Вежбо достигла таких высот технологии, что решилась на сооружение вблизи Пятна долговременного наблюдательного поста в виде искусственного планетоида. К этому моменту астрообъектом серьёзно заинтересовалась и Солнечная Федерация, ставшая союзником вежборасиян в рамках Добровольного Содружества. Естественно, Объединенные Человечества не могли остаться в стороне от реализации самого крупного научно-технического сооружения и предложили расе Вежбо посильную помощь в реализации проекта. Совместное строительство продолжалось не один и даже не два десятка сезонов и, в конце концов, привело к появлению спутника Зет-03, который едва не стал камнем преткновения между вежборасиянами и людьми, с одной стороны, и непомерными амбициями ближайшего окружения императоpa Цалоша — с другой. Хвала Надвечному, здравый смысл возобладал, и галактическая война не началась. Имперские дипломаты выторговали право на участие в исследованиях команды наблюдателей, которых и должен сменить через несколько суток «Шкеллермэуц». Кстати, у землян Молекулярный Экран называется Потусторонним Зеркалом, поскольку первый корабль Федерации, приблизившийся к нему ещё до воплощения проекта в жизнь, наблюдал довольно странное явление. Межзвёздникам представилось, будто они видят в глубине удивительного небесного тела туманные картины, связанные с их дальнейшей участью. И участь эта, увы, была по меньшей мере драматична, если не сказать больше. Словно они подсмотрели в зеркале свою близкую гибель. Они были настолько потрясены этим зрелищем, что скоростным «почтовым голубем» отправили на Землю подробный отчёт. Поскольку несчастный «Блюберд» не вернулся, хотя никакого документального свидетельства его гибели не существует до сих пор, за астрообъектом так и закрепилось название Потустороннее Зеркало. Кстати, незадолго до своего отбытия из района феномена команда парусника стала свидетелем ещё одного необычного явления, с описанием которого был запущен к Земле второй «почтовый голубь». Из центра диска вырвалась и, помахивая треугольными крыльями, разлетелась в разные стороны вереница гигантских полупризрачных созданий. При этом все наблюдавшие эту картину испытали огромное облегчение, словно сбросили со своих плеч тяжелую ношу. Ни с одного другого корабля Федерации подобный «караван-нирвана» больше не наблюдался.

Уже во времена постоянной эксплуатации спутника было выявлено, что существует немало аномалий, которые присущи не только самому Молекулярному Экрану, но и его окрестностям. В частности, непредсказуемые исчезновения исследовательских судов с радарных экранов, периодический выход из строя электронных приборов и, наконец, абсолютное радиомолчание в пределах исследовательской зоны, из-за чего связь между Зет-03 и Федерацией с начала строительства оставалась и по сию пору остается чрезвычайно проблематичной. На границах зоны пришлось поставить специальные радиобакены, с которых можно было с помощью суб-эфирного вещания получать депеши. Поэтому с периодичностью примерно десять-двенадцать раз в сезон от Зет-03 к радиобакенам отправлялись почтовые корабли с накопленными за время радиомолчания сведениями. Отправив донесения и получив тахиограммы из дома, курьеры отправлялись назад, на планетоид.

Но все-таки самым интригующим было признано явление, получившее название «Плюс Один». Оно напрямую было связано с этимологией словосочетания Молекулярный Экран. Почему Экран? И к тому же Молекулярный?

А потому, что хотя данное небесное тело представляло собой сферу диаметром почти в десять тысяч дневных переходов, оно в некоторых случаях вело себя не как трёхмерный, а скорее как двумерный объект, будто располагалось не в пространстве, а было проекцией на плоскости.

Так, в частности, выяснив, что температура феномена далеко не звёздная и посему не может причинить звездолётам особого вреда, многие капитаны принимали решение высадиться на поверхность Молекулярного Экрана, если удастся, а дальше исследовать его глубины. Но оказалось, что, касаясь оболочки, звездолет в ту же секунду оказывался уже по другую сторону астрообъекта, то есть как бы проникал сквозь сверхтонкую мембрану, чья толщина могла состязаться с молекулами. Отсюда и возникло название Молекулярный Экран. Небесный феномен хоть и выглядел шаром громадного диаметра, но при соприкосновении вёл себя как тонюсенькая плёночка. Но самое удивительное, что попытки прокола сферы приводили к успеху только если на борту судна находился единственный член экипажа. Если же межзвёздников было два и более, эксперименту была гарантирована неудача. В этом случае, едва корабль касался поверхности астрообъекта, его тут же отбрасывало назад с той же скоростью, что у него была, но с отрицательным вектором.

Но и это ещё не всё.

Если на борту находился вежборасиянин и землянин, корабль свободно пронизывал Экран. Сочетание «вежборасиянин и кахоут» срабатывало аналогичным образом. А вот «землянин-кахоут» уже не воспринималось. Из этого учёными всех трёх рас был сделан вывод: возможно, астрообъект обладает способностью воспринимать ментальное излучение разумных существ и при этом отличает одну разновидность от другой, разрешая на корабле представительство каждой расы в единичном экземпляре…

Вполне понятно, что вышеизложенное было трудно причислить к жанру идеологической проповеди. А поскольку внимали Тэйтусу все-таки не коллеги-астрономы, без вопросов не обходилось ни одно бдение.

Например, после заявления доктора звездознания, что кахоуты и люди не различаются по типу ментального излучения, Шарби Унц не выдержал:

— Вы хотите сказать, что когда-то мы с нашими соперниками вышли из одной колыбели?

Пшу улыбнулся:

— Я не биолог и не слишком разбираюсь в сравнительной физиологии гуманоидных рас, знаю достоверно только одно: Молекулярный Экран однозначно свидетельствует, что, по его представлениям, люди и кахоуты относятся к одной ветви развития галактического разума. А где первоначально находилась наша общая колыбель — не суть важно, главное, что мы — родственники.

— Близкие или далёкие? — ухмыльнулся дубль-старнан Секав Лэй.

— А вы сами как считаете? — вопросом на вопрос ответил Тэйтус.

— Даже не знаю, что сказать, но, похоже, что близкие.

— Ага, — потёр гладко выбритый подбородок субкапитан медицинской службы Флег, — теперь понятно, почему всякого нормального кахоута корёжит при упоминании о Федерации. Известно, что самые жестокие разборки происходят между близкими родственниками.

Все заулыбались и только Шарби Унц покачал головой:

— Нет, дело вовсе не в родственной близости.

— А в чем же? — вскинул голову не принимавший дотоле в разговоре участия Опни Хунж.

— Вы что-нибудь знаете о Наследии Дотогошников?

По недоуменным лицам стало понятно, что они впервые услышали подобное словосочетание.

— Так вот, во времена, предшествующие правлению императора Цалоша, среди генералитета возникли разговоры о сверхмощном оружии, которым якобы владела одна из перворас нашей галактики. Эта первораса получила кодовое название Дотогошники, потому что они появились до того, как возникли все современные цивилизации, включая и нас, и Солнечную Федерацию, и расу Вежбо, и даже Союз Синих Солнц, древний как злопоух-патриарх, живущий в придворцовом парке Столицы.

— А где они сейчас, эти дотогошники?

Шарби пожал плечами:

— То неведомо. По одним предположениям эта первораса за многие миллиарды сезонов, что просуществовала в галактике, достигла немыслимых высот, после чего разочаровалась в достигнутом и потихоньку угасла, не видя смысла в дальнейшем бытии. По другим — покинула галактику и, возможно, даже нашу вселенную, воспользовавшись Молекулярным Экраном.

— Значит, их не смутил даже такой эффект, как «Плюс Один»? — спросил Секав Лэй.

— Во-первых, исход дотогошников произошел так давно, что тогда этого эффекта могло не существовать, а во-вторых, — фрейзер испытующе посмотрел на Тэйтуса, — кто может дать гарантию, что Молекулярный Экран — это природное явление, а не артефакт, изготовленный самими дотогошниками, верно, доктор?

Тэйтус не стал мешкать с ответом:

— Ну, собственно говоря, искусственное происхождение Экрана не слишком вписывается в мою теорию динамического равновесия, поскольку я считаю его природным механизмом, удерживающим обе вселенные от непосредственного соприкосновения, что привело бы к концу света. Однако в вашей гипотезе нет ничего противоречащего известным на сегодня фактам, так что… — ученый пожал плечами, — если вам угодна такая трактовка, возражать не имею права.

Фрейзер прижал руки к груди:

— Верьте Надвечному, доктор, это вовсе не моя трактовка, а версия, выдвинутая генералами времен Упаднической Династии. Лично я целиком нахожусь под влиянием вашей теории Молекулярного Экрана как компенсаторной мембраны между Добром и Злом.

Воздав великому астроному, Шарби вернулся к основной теме своего рассказа:

— Итак, первораса покинула галактику, но её достижения не давали заснуть нашим генералам. Особенно достижения военные. Дотогошники просто не могли не создать богатейшего арсенала — только сильному подчиняются материя, энергия и дух. Но куда они девали свой арсенал перед уходом с исторической сцены, — вот в чём вопрос? Много сезонов целые эскадры и отдельные крейсера утюжили Глубокий Вакуум, просеивая сквозь мелкоячеистую сеть своих локаторов и металлоискателей отдельные планеты, астероиды-шатуны и прочие небесные тела в поисках хоть какого-то следа, способного навести на упомянутый арсенал. Всё без толку. И вот какая-то умная голова в генштабе императора Цалоши, деда Цибиды Своевольного, выдвинула довольно сомнительный тезис. Дескать, дотогошники хоть и забрали арсенал с собой, чтобы не дразнить другие цивилизации, что придут им на смену, но далеко его не унесли. Одним словом, склад супероружия спрятан либо в самом Экране, либо в его окрестностях. Кто первым его найдёт, тот и будет диктовать свою волю остальным расам. Вот почему, узнав о проекте Зет-03, наши «пращ-птицы» подбивали нерешительного Цалоша начать военные действия против расы Вежбо и Солнечной Федерации.

— А не тогда ли, командир, и начал свои действия в глубоком тылу нашего потенциального врага и, по всей видимости, ближайшего родственника легендарный лазутчик Зебин Леш? — прищурился Опни Хунж.

— В самую точку, дубль-старнан, — похвалил Шарби Унц пытливого подчинённого: — Должен сказать, что похождения героя Светозарной Истины на территории Солнечной Федерации во многом были задуманы как одна из составных частей секретной операции под кодовым названием «Доказательство от противника», о которой нам подробно рассказывали в спецшколе. Инициатором и бессменным руководителем операции являлся выдающийся стратег и мыслитель прошедших сезонов Его Блистательность князь Гурог-Меход. Воспользовавшись тем, что ему в руки попало тело федерального межзвёздника, он смог выудить из его мозга множество сведений самого различного характера. Потом с помощью процедуры перекачки, вроде той, что мы провернули с Тедлем Нохом, Гурог-Меход вложил эти сведения в мозг своему лучшему лазутчику, субкапитану Зебину Лешу, после чего направил его под видом землянина в Федерацию. Задание субкапитана заключалась в том, чтобы отвадить Объединённые Человечества от тех астрономических объектов, к которым армейские чины империи Кахоу, в связи с поиском арсенала дотогошников, проявляли особый интерес. Миссия отважного лазутчика закончилась, сами знаете чем.

— Я не знаю, — сказал единственный гражданский из присутствующих, Тэйтус Пшу.

— К сожалению, психологический аспект задания прославленного лазутчика оказался скомканным — землян не только не отвадило, в частности, от Молекулярного Экрана, а напротив — заставило плотно объединиться с расой Вежбо в деле исследования этого феномена.

— Зато, — назидательно поднял палец медик Аздро, — мы показали этим землянам, что с кахоутами следует считаться! Просто сгораю от нетерпения с ними поближе познакомиться. Уж я-то им задам жару! В конце концов, это единственная возможность офицеру моего ранга сделать карьеру, а не киснуть в субкапитанах до самой отставки.

— Хотелось бы верить, — подтвердил доктор звездознания, — что жару зададим именно мы. Хотя, честно говоря, я сторонник межрасового сотрудничества. Разумеется, по-настоящему наука движется исключительно гениальными одиночками, мой пример тому лучшее доказательство. Но чем больше я узнаю о Молекулярном Экране, тем сильнее опасаюсь, что моей жизни может не хватить для разрешения всех его загадок. А это значит, что для успешной работы необходимы совместные усилия кахоутов, землян и расы Вежбо.

Молекулярный Экран недаром славился непредсказуемостью поведения. Главный свой сюрприз он приготовил, когда броненосцу оставалось преодолеть последний двухсуточный отрезок пути, и так уж получилось, что Тэйтус Пшу как раз в этот момент находился в командной рубке. Доктор звездознания сидел за выделенным ему столом и сверял снятые с фотодатчиков значения светимости псевдокороны (по терминологии федералов свечение Потапова-Казинса) с таблицей примерных допусков, которую он составил, ещё преподавая в Ужерском Фундаментальном. Учёный, можно сказать, священнодействовал, поскольку данные красиво укладывались в рамки теории динамического равновесия. В расчетах ему помогал приставленный приказом Инхаш-Брезофа старнан-мозгосчёт, обладающий феноменальной скоростью вычислений, но во всём остальном дурак-дураком. Так что, какими бы ни получились результаты, Тэйтус мог не опасаться ни за них, ни за свою судьбу. К тому же скоро он ощутит под ногами не палубу имперского броненосца, а твердь искусственного спутника, на территорию которого не распространяется юрисдикция Кахоу и где опального астронома не достанет никакая тайная канцелярия.

В рубке царила абсолютная тишина, нарушаемая лишь всхлипами инжекторных насосов, да бубнил под нос мозгосчёт, решая в уме систему дифференциальных уравнений в частных производных.

— Каков коэффициент частотного расширения, ты сказал? — переспросил Тэйтус, поднося ладонь к уху.

— 1653 десятитысячных, если захват раструба фотодатчика не превышает двенадцати градусов, — повторил старнан.

— Погрешность вычислений?

— Не выше ноль целых, четыре нуля пятнадцать процента.

— Так-так-так, — чуть ли ни пропел Пшу, — славненько, чудесненько и просто замечательно.

Он уже почти до конца выстроил кривую зависимости и готов был проэкстраполировать ее, когда его внимание привлёк посторонний шум. Доктор вытянул шею и глянул через плечо сидящего напротив мозгосчёта — действительно, неподалёку какой-то фрейзер из третьеранговых пришёл в необычайное возбуждение. Он даже вскочил из-за стола, расположенного в нише рядом с ребристым кожухом обогатителя и теперь что-то громко втолковывал напарнику с погонами субкапитана.

— Каковы очередные параметры Энто, Инто и Юва квадратичное, господин ревнитель? — поинтересовался мозгосчёт у Тэйтуса, и на миг его обычно рассеянный взор обрел осмысленность.

— Тихо! — прикрикнул на помощника Пшу. — Дай выяснить, в чём там дело.

Мозгосчёт сник. Он не мог врубиться, почему ему заткнули рот и больше не дают необходимых для вычислений параметров. Ведь вычислять так интересно.

Вскоре характер претензий фрейзера к субкапитану стал понятен Тэйтусу. Во многом из-за того, что тот называл вещи своими именами и к тому же не выбирал выражений.

— Нет, — громко настаивал он, — ты мне признайся, давно ли корабельный дальномер проходил оптический контроль? И ради благого Мурайи не увиливай от ответа, я всё равно выясню правду!

Субкапитан побагровел, но оправдываться не стал, а поклялся всеми святителями, что поверку приборы проходили не далее, чем малый месяц назад, на орбите Уариша, а регламентом оптического контроля предусмотрен срок в три раза больший.

— Лжёшь, злопоух! Не может врать дальномер, если он поверен. А он врёт, с места не сойти.

Субкапитан что-то тихо сказал, на что его оппонент разъярился ещё пуще:

— Ты у меня под погребальные колокольцы загремишь! Я тебя на шесть локтей в землю зарою и сам сверху присяду! Ишь ты, распоясался — не поверенным прибором пользоваться заставляет! Меня, героя Перпендикулярной Перестрелки на плацдарме у стен цитадели Узорчатых Братьев!

Нет, подумал Тэйтус, так дальше работать невозможно. Надо прекратить этот базар. Эх, вмешался бы кто-нибудь… А почему кто-нибудь? Почему не я? Ревнитель имперских стандартов не только имеет право вмешаться в дрязги между офицерами младше его по званию, ни и просто обязан это сделать (Параграф 211-й Е, подпункт Дабо)!

Он поднялся, и направился к эпицентру конфликта.

— В чём причина вашего недовольства, фрейзер? — поинтересовался он.

— Недовольства? — переспросил вахтенный, узнав главного корабельного идеолога. — Берите выше, господин ревнитель, речь идёт об акте саботажа, если не о диверсии.

И он, не взирая на беспомощные попытки субкапитана противостоять его напору, изложил причину, побудившую героя Перпендикулярной Перестрелки поднять гвалт в командирской рубке. Выяснилось, что данные, снятые две вахты назад с оптического дальномера, который фиксирует расстояние до Зет-03, ничуть не уменьшились за истекший период, хотя корабль должен был пройти расстояние в несколько миллионов дневных переходов. Причина, естественно, коренится в неисправности дальномера, который по вине субкапитана не прошел в нужное время очередной поверки.

— Что ответите, господин субкапитан? — строго вопросил Тэйтус, примеряя на себя роль третейского судьи.

— Дальномер в полном порядке. Вот запись о поверке, которую я производил самолично по определению расстояния от базовой величины до обоих спутников Уариша — Глува и Эждеки.

Он протянул толстую тетрадь с закладкой на нужной странице.

Предъявленный документ полностью подтверждал его слова.

— Дальномер направлен на Зет-03? — спросил Тэйтус.

— Конечно. Он предназначен фиксировать оставшийся путь до цели, а нашей целью является, именно Зет-03.

— А можно направить его на какую-ту другую цель? Временно?

Субкапитан пожал плечами.

— В принципе ничего невозможного в этом нет. Сейчас вызову мозгосчёта из своей бригады, пусть просчитает, на сколько градусов необходимо повернуть приёмную трубу дальномера, чтобы определить расстояние, отделяющее броненосец, например, до Уариша.

— Не надо никого вызывать, — возразил Пшу. — У меня под рукой свой мозгосчёт.

Он подозвал прикомандированного старнана, и субкапитан объяснил условия задачи. Через минуту в поворотный механизм дальномера поступили необходимые команды управления.

Замеры производились через каждые четыре секунды. Расстояние до Уариша возрастало ровно на столько, сколько проходил за четыре секунды «Шкеллермэуц» на крейсерской скорости.

Потом дальномер вернули в исходное положение. Как ни удивительно, расстояние до Зет-03 не уменьшилось.

— Ничего не понимаю, — сказал озадаченный фрейзер. — Если дальномер исправен, значит, за две вахты броненосец не приблизился к планетоиду ни на локоть.

Тэйтус раздумывал не долее секунды.

— Значит, Молекулярный Экран снова принялся за свои шутки, — объяснил он. — Связи с Зет-03 у нас, конечно, нет?

— Откуда? — пожал плечами фрейзер. — Мы — в зоне радиомолчания.

— Стало быть, сообщить на планетоид о сложившейся ситуации мы не в состоянии, — констатировал астроном.

— Мне кажется, — подал голос реабилитированный субкапитан, — надо поставить в известность Его Блистательность. У него опыт восприятия Глубокого Вакуума не чета нашему.

Мысль была дельная. Среди офицеров флотоводец Инхаш-Брезоф пользовался репутацией командира вдумчивого, а не карьерного. Об этом говорило хотя бы то, что на «Шкеллермэуц» его перебросили с поста командующего Резервной Эскадры. Что ни говори, а это — значительное понижение в должности. Что тому послужило причиной, по броненосцу ходила масса слухов, но ни одному верить было нельзя. Вполне возможно, что их распространяла подглядка-подслушка в качестве теста на лояльность. Причем не по отношению к князю, а к тем приближённым императора, которые добились смещения Инхаш-Брезофа.

Несмотря на позднее время, командир броненосца бодрствовал. Доклад ревнителя он воспринял спокойно, посоветовал не пороть горячки, а дождаться его появления в рубке.

За то время, пока князь добирался, Тэйтус с помощью субкапитана и героя Перпендикулярной Перестрелки несколько раз замеряли оставшееся расстояние до планетоида, но утешительных результатов не получили. Молекулярный Экран словно не желал, чтобы броненосец пришвартовался к спутнику Добровольного Содружества в назначенный срок.

Инхаш-Брезоф прибыл не один, а в сопровождении командиров всех подразделений, включая корабельную разведку. По-видимому, Его Блистательность счёл положение чрезвычайным. Сперва был заслушан подробный отчет Тэйтуса Пшу, волей обстоятельств оказавшегося во время ЧП старшим по должности. Потом наступила очередь фрейзера, субкапитана и даже мозгосчёта, который лишь ошалело крутил головой и чаще отвечал невпопад, чем по существу дела.

— Какие имеются соображения? — демократически спросил Инхаш-Брезоф, когда старнан-мозгосчёт выдохся окончательно.

Конечно, первым проявил инициативу начальник подглядки-подслушки, который заявил, что налицо вопиющий факт диверсии, направленный даже не против «Шкеллермэуца» как такового, а против самого Светоча Лучезарной Истины, ожидающего результатов инспекционного рейда в Хрустальном дворце. А коли броненосец не сможет состыковаться с Зет-03, стало быть, и результатов высочайшей особой не будет получено.

К чести князя он выслушал всю эту галиматью с непроницаемым лицом.

— Хотите сказать, что Добровольное Содружество научилось произвольно менять метрику пространства, по своему разумению растягивая координатную сетку? — спросил он у главного корабельного сикофанта.

— О координатной сетке ничего конкретного сказать не могу, — бодро отрапортовал начальник подглядки-подслушки, — зато о коварстве и подлости потенциального противника знаю наверняка: нет такого преступления, на которое не отважились бы федералы, найди они ключ к загадке наследия дотогошников! Ясно одно: Содружество не хочет допускать нас на свою территорию, где под их игом вот уже четвертый сезон стенает наша команда наблюдателей!

— И что вы предлагаете?

И здесь командир корабельных сикофантов оказался на высоте. У него все было продумано.

— Броненосцу лечь в дрейф. Спустить атмосферные, они же абордажные, шлюпы с призовыми командами и атаковать Зет-03 с ходу!

Инхаш-Брезоф нахмурился:

— Мысль столь же оригинальная, сколь и бредовая. Атаковать чужой спутник у меня, как командира отдельной функционирующей единицы имперских вооруженных сил, нет полномочий, это во-первых. Во-вторых, если неспособность броненосца достичь конечной цели своего маршрута — это происки Зет-03, как смогут подойти к нему абордажные шлюпы? Измененная метрика пространства действует избирательно, что ли?

И здесь Тэйтуса Пшу удивил Шарби Унц, попросивший слова.

— Я тоже ничего не могу сказать о растягивании координатной сетки, Ваша Блистательность, но полагаю, что на ваш последний вопрос об избирательности действия на тот или иной корабль могу ответить положительно. Вспомним хотя бы такой феномен, как «Плюс Один». Мне кажется, он и не уменьшающееся расстояние от броненосца до спутника — явления одного порядка. Кстати, отсюда напрашивается вывод: мы столкнулись не с диверсией, а с проявлением очередного феномена Молекулярного Экрана.

Чувствовалось, что командир Корабельной Разведки попал в резонанс мыслям Инхаш-Брезофа. Иначе князь не поощрил бы фрейзера третьего ранга к продолжению:

— Видимо, фрейзер, у вас своё виденье проблемы?

— Так точно. Я сверился с корабельным положением по независимым цефеидам: через сутки Зет-03 окажется по ту сторону Молекулярного Экрана от нас.

— Ну и что? — воскликнул кто-то нетерпеливый из свиты флотоводца.

— Предлагаю отправить к нему атмосферный шлюп. Но не на абордаж, а на разведку. Формально можно также просить помощи. Возможно, у научной составляющей команды спутника относительно нашей ситуации найдётся полезная информация. Всё-таки столько сезонов они наблюдают за Молекулярным Экраном. А поскольку это небесное тело находится между броненосцем и спутником, шлюп надо направить прямо в него. Следуя принципу «Плюс Один», шлюп с одним членом экипажа на борту пронзит Экран и доберётся до цели.

— Я не спрашиваю, фрейзер, кто будет этим членом экипажа. По-моему, это ясно всем присутствующим. Ваша самоотверженность должным образом будет отмечена в вашем генеалогическом досье.

Шарби Унц склонил голову:

— Благодарю, Ваша Блистательность. Обещаю оправдать доверие.

— Но вы так и не ответили на мой вопрос: каким образом шлюп сможет преодолеть разлитое в вакууме пространственное болото?

— Мне поможет Светозарная Истина (по бледным губам князя скользнула тень улыбки), а также маневр, которому меня научил преподаватель навигации в приюте. Этот маневр носит название «перпендикулярная спираль». Для отрыва от броненосца шлюп воспользуется не собственной тягой, которая несомненно будет нейтрализована, а центростремительной силой. Таким способом я попробую преодолеть пространственную трясину.

— Я удовлетворён. Идите, фрейзер, готовьтесь к полёту.

Командир корабельных лазутчиков отдал честь и направился к выходу, а Тэйтус Пшу мог поклясться на собственном генеалогическом досье, что перед уходом фрейзер показал ему глазами следовать, по возможности, за ним.

В том, что обладание перекаченной информацией — штука полезная и в некоторых случаях просто необходимая, астроном убедился на собственном опыте уже через некоторое время, когда обратился к флотоводцу за разрешением покинуть рубку вследствие неотложных дел. И когда начальник подглядки-подслушки отреагировал на это, безапелляционно заявив, что в связи с обострившейся обстановкой любые дела могут подождать, Тэйтус напомнил слова св. Ары, когда тому понадобилось удалиться, чтобы побеседовать с Надвечным, а паства пыталась его не пустить: «Если говорите вы, что я в сердце каждого из вас, то взовите к нему и без меня не останетесь!»

Неизвестно, что повлияло на решение Инхаш-Брезофа: то ли открытая конфронтация главного корабельного идеолога с главным корабельным сикофантом, то ли крылатая фраза самого почитаемого в империи святого, но только разрешение покинуть рубку было получено.

Ячейка противодействия в полном составе: оба дубль-старнана и субкапитан Флег оказалась в сборе и ожидала Тэйтуса в каюте своего руководителя. Когда перед астрономом раскрылась диафрагма, Шарби Унц заканчивал инструктаж:

— …концу второй вахты Хунж со своим взводом должен полностью контролировать транспортную секцию, на посадочной палубе не должно быть никого постороннего. Вплоть до применения парализаторов дискретного действия. Надеюсь, они уже получены на складе? — Когда Опни Хунж кивнул, фрейзер обратился ко второму дубль-старнану: — А в это время ты, Секав…

Лей хитро прищурился:

— Тоже со своим взводом?

Фрейзер покачал головой:

— Никакого взвода. У тебя задание сугубо деликатное.

— Наведаться в кубрик медикесс? — невинно спросил дубль-старнан.

— Вот вернусь, тогда посмотрим. Нет, мой дорогой, тебе придется составить компанию мужской составляющей нашей славной медицины.

Он встретился взглядом с Аздро Флегом.

— Догадываетесь, субкапитан, что вам предстоит?

Медик пожал плечами.

— Ваше решение лететь в одиночку, командир, настолько неожиданно, что я даже растерялся.

И снова ответ фрейзера привел доктора звездознания в замешательство.

— Почему в одиночку? — удивился он и только теперь посмотрел в сторону Тэйтуса. — У меня будет напарник. Как вам, доктор, моя идея пронзить Молекулярный Экран?

— Идея великолепная, не спорю, — ответил астроном. — Честно говоря, я смертельно завидую вашему напарнику, вот только одного не могу понять — как вы собираетесь обойти принцип «Плюс Один»?

Шарби посуровел.

— А это я скажу только своему напарнику и только на борту шлюпа. А сейчас, субкапитан и Секав, пройдёмте в мой уголок Вечернего Отдохновения, надо уточнить кое-какие детали, ведь не свистящие цветы на лужайке предстоит вам собирать…

Оставшись вдвоём с Опни Хунжем, астроном никак не мог совладать с нервами, взвинченными до предела. Сначала он барабанил пальцами по переборке, а потом с отсутствующим взглядом принялся мерить каюту из конца в конец.

— Что с вами, доктор? — с участием поинтересовался дубль-старнан. По его сияющей физиономии легко читалось, что скорым отлетом фрейзера он не опечален, ну разве что самую малость. Чувствовалось, что на запрет посещать вспомогательный женский персонал Корабельной Медицины он чихать хотел. — Да не волнуйтесь вы так за командира, он и не из таких переделок выходил с честью. Знаете, какой он мастер? Высший класс!

Тэйтус Пшу словно наткнулся на незримую стенку. Он вздрогнул. В зрачках вспыхнули искорки. Таким его Опни раньше не видел. Даже когда его доставили контрабандой на борт, он не выглядел таким обеспокоенным.

— Что вы сказали, Опни? — пробормотал астроном странным голосом.

— Я сказал, что не стоит вам переживать. Не пропадет наш фрейзер. Будьте уверены, он и Экран прошьет насквозь, и до Зет-03 без потерь доберётся. А как проконсультируется с тамошними спецами, тут же вернётся.

Астроном улыбнулся, но было понятно, что это далось ему с большим трудом. Только теперь Опни понял, что имел в виду фрейзер, когда рассказывал об «улыбке мумии», присущей доктору звездознания в иные моменты.

— Я верю в счастливую звезду Шарби Унца и знаю, что он благополучно вернётся на броненосец. Меня беспокоит другое. В командирской рубке я проводил важный расчет и чуть-чуть его не закончил, но предварительные данные таковы, что… Одним словом, боюсь, что нас ожидают куда более серьёзные неприятности, нежели невозможность добраться до Зет-03.

— Вы о чём, доктор?

Но Тэйтус не успел ответить, вернулся Шарби Унц с товарищами. Аздро Флег и Секав Лей задерживаться не стали, а отправились выполнять полученные инструкции.

— Дубль-старнан, а вы чего ждете? — обратился фрейзер к последнему из членов ячейки. — До конца вахты осталось не больше часа. А ведь у вас ещё масса дел: поставить задачу перед солдатами, занять намеченные позиции и организовать патрулирование на посадочной палубе.

— Уже бегу, командир! — В два прыжка Опни Хунж нырнул в раскрытый зев диафрагмы, но перед этим успел приложить правую ладонь к левому плечу.

Если Тэйтус ничего не путал, то на языке корабельных лазутчиков это означало: «Желаю удачи!»

Шарби Унц внимательно посмотрел на опального астронома.

— Ну что, доктор, готовы стать моим напарником?

Тэйтусу хотелось надеяться, что с уходящим вдаль цилиндрическим корпусом «Шкеллермэуца» отступят в прошлое и беды, которых было так много. Правда, будущее по-прежнему покрыто мраком, но учёный надеялся на лучшее. Кажется, в галактике не найти ни одной высокоцивилизованной расы, которой были бы безразличны накопленные им знания о Молекулярном Экране, этом средоточии загадок Глубокого Вакуума. Но всё же он не мог догадаться, каким образом Шарби Унц собирается преодолеть запрет, накладываемый принципом «Плюс Один». Хотя другой запрет, наложенный самим пространством, ему преодолеть, похоже, удалось. Как он и обещал князю Инхаш-Брезофу, маленький шлюп (даже не шлюп, а спасательная шлюпка, тем не менее обладавшая именем «Мронгилавуш») не включал движок, а дождался момента, когда транспортная секция, в которой он находился, раскрутится на максимум. Это стало возможным благодаря тому, что броненосец состоял из отдельных секций, способных вращаться вокруг собственной оси. В полёте секции вращались в одном направлении и с одинаковой скоростью. Но одна секция, транспортная, то есть та, в которой в отдельных пеналах, как патроны в револьверном барабане, располагались спасательные шлюпки, абордажные шлюпы и атмосферные челноки, могла, во-первых, крутиться независимо от остальных, а во-вторых, развивать поистине головокружительную скорость на тот случай, если выходу вспомогательных судов из пеналов будет препятствовать какая-нибудь внешняя преграда. Этим и воспользовался Шарби, раскрутив транспортную секцию до предела, а потом отключив магнитный захват. «Мронгилавуш» вылетел из пенала, как камень из пращи, и мгновенно оказался на громадном расстоянии от броненосца, так что тот маячил теперь скособоченным полумесяцем далеко за кормой. Похоже было, что «перпендикулярная спираль» помогла-таки шлюпке успешно преодолеть капканы коварной метрики, так как дальномер исправно показывал постоянно увеличивающееся расстояние от корабля-матки и сокращающееся — до Молекулярного Экрана. И тогда астроном осмелился напомнить фрейзеру про его обещание рассказать о своих намерениях.

— Ну, конечно, у меня есть задумка, — начал Шарби Унц, — как обмануть хитроумное правило, не позволяющее представителям одной расы проскакивать сквозь Экран. Дело в том, что к моменту подхода к его оболочке на нашем суденышке, — он хозяйски похлопал по выпуклому гребню пульта управления, за которым сидели они оба, — Экран будет воспринимать только одно ментальное излучение — ваше, доктор.

— А как же быть с излучением вашего собственного мозга, благонравный? Вы собираетесь покинуть «Мронгилавуш» досрочно?

Шарби Унц позволил себе снисходительно улыбнуться:

— Обожаю гражданское мышление. Никаких нюансов. Если не будет моего ментального излучения, значит, и меня в шлюпке не будет. Других вариантов не допускается. А если моего излучения не будет, а я тем не менее продолжу составлять вам компанию? Как вам такой вариант, доктор?

Надо сказать, Тэйтуса не обидело, что его мышление было названо гражданским. Собственно говоря, астроном как был, так и оставался сугубо гражданским лицом, несмотря на временное перевоплощение в Тедля Ноха. Видимо, поэтому он и не мог взять в толк, что задумал командир лазутчиков.

— Многоуважаемый доктор, мы, лазутчики, — назидательно заявил фрейзер, — привыкли идти к цели не напрямик, а кружным путём, привлекая на помощь так называемые «складки местности». В данном случае, я вспомнил опыт легендарного героя, о котором вы уже не раз слышали. Я имею в виду Зебина Леша… Спасаясь от такой напасти, как супертермиты, — когда-нибудь я расскажу вам о них поподробнее, — он вынужден был стать… деревом. И не просто деревом, а высохшим деревом. Без листьев, с ободранной корой. Да-да, не удивляйтесь. И на время своего превращения его излучение тоже стало… древесным. А супертермиты — это, докладываю вам, удивительно чуткие твари, выведенные искусственным путем, они реагируют на минимальное ментальное излучение потенциальной добычи. Стоило им почувствовать обман, и от славного лазутчика осталось бы одно воспоминание. К счастью, способность Зебина Леша мимикрировать оказалась выше всяких ожиданий.

— Так, — воскликнул Пшу, — кажется, и я начинаю мыслить как военный. Вы считаете, что тоже сможете превратиться в дерево…

— В куст, — скромно уточнил лазутчик. — В интерьере пилотской кабины висящие на стенах побеги будут смотреться намного эстетичнее, нежели высохшее дерево.

— …и пассажирами нашей шлюпки станут один кахоут — это я — и один куст. Следовательно, принцип «Плюс Один» нарушен не будет.

— Браво! — воскликнул Шарби Унц. — Вынужден взять свои слова обратно, за время пребывания на броненосце Тэйтус Пшу научился мыслить армейскими категориями.

Тэйтусу пришло в голову, что Шарби сильно рискует. А вдруг его уловка не сработает — в конце концов Молекулярный Экран это не супертермиты и его способность воспринимать ментальные излучения разумных существ может зиждиться на совсем иных принципах, но говорить вслух этого не стал.

— Ну, допустим, мы с вами доберемся до Зет-03. Насколько я понимаю, на «Шкеллермэуце» никто не знает, что вы полетели не один. Иначе зачем Опни Хунжу было поручено охранять посадочную палубу.

— Абсолютно верно, доктор.

— А что будет, когда на броненосце обнаружат исчезновение ревнителя имперских стандартов? Очевидно, что на вас первого падет подозрение!

Фрейзер усмехнулся.

— А вы, оказывается, не высокого мнения о Корабельной Разведке! Неужели вы считаете, что лазутчик-профессионал, начиная игру по крупному, предварительно не продумает свои ходы? А я, уж поверьте мне на слово, профессионал — к следующему часу Единодушия настоящего Тедля Ноха обнаружат в его каюте.

У Тэйтуса кровь отхлынула от лица.

— Меня пугают ваши слова, благонравный! Когда я соглашался на перекачку, вы обещали, что с моим прототипом все будет в порядке. Надеюсь, его обнаружат живым и здоровым?

— Живым — несомненно, а вот насчёт здоровья — обещать не могу, все-таки бедняге пришлось провести малый месяц в анабиозном контейнере, а за это время наведённая амнезия должна усилиться, так что вспоминать случившееся с ним он начнёт очень не скоро… Во всяком случае он будет находиться под неусыпным надзором Аздро Флега. Так что пусть вас не волнует состояние его Здравомыслия, о нём есть кому позаботиться, а вот перед нами стоят куда более важные и сложные задачи. Скоро «Мронгилавуш» войдёт в зону, где начинает действовать строгое правило «Плюс Один». К этому времени я должен закончить трансформацию, а до этого мне нужно отдохнуть хотя бы пару часов. Вам, доктор, тоже не мешает расслабиться, ибо вскоре вы убедитесь воочию, что кажущаяся громада сферы Молекулярного Экрана на самом деле подобна оболочке мыльного пузыря, которую наше судёнышко проткнёт как иголка. Раз — и готово: вы уже по другую его сторону!

— Сейчас, сейчас, — торопливо согласился Тэйтус, черкая что-то в рабочем блокноте, — только быстренько просчитаю градиент по усредненной формуле Шега Ульчи, когда параметр Бро равен минус единице…

Ещё на броненосце доктор звездознания даже будучи поставлен перед фактом, что ему придется сопровождать Шарби, решил непременно закончить экстраполяцию кривой, начатую с помощью мозгосчёта.

Конечно, без старнана-счётчика обойтись трудно, но возможно. Если бы Тэйтус не владел навыками устного счета, он никогда бы не стал доктором.

— Ну, как хотите, — недовольно буркнул Шарби, откинулся на широкую спинку пилотского кресла и сомкнул веки. Через секунду его волевое лицо приняло безмятежное выражение.

Тэйтус же наклонился вперёд, не отрывая взгляда от маленького сканера, электронное табло которого почти полностью было покрыто мозаичным изображением Молекулярного Экрана.

Ему понадобилось не более получаса, чтобы вычислить две последние точки намеченной кривой, и сверить их с таблицей примерных допусков.

Все, что составляло основу его теории, подтверждалось на практике. Но это не радовало основоположника динамического дуализма мироздания, поскольку основа оставалась основой, но дополнительные данные весьма сильно влияли на выводы теории. И влияли не очень приятно.

Нет, не может быть! Скорее всего, он ошибся, с цепными дробями это иногда бывает, особенно, если вместо параметра Инто случайно подставить граничное значение Энто-штрих!

Повторный расчёт занял ещё четверть часа — полученное число, характеризующее рассеивание избыточной энергии, перегоняемой через компенсаторную мембрану, отличалось от предыдущей вычисленной цифры не больше, чем на две десятимиллионных, что вполне вписывалось в допустимую погрешность устных вычислений.

— А дела обстоят ещё хуже, чем я предполагал, — пробурчал Тэйтус. — Судя по результатам, истечение всех видов энергии за малый месяц, что я провёл на борту «Шкеллермэуца», непрерывно возрастало, а за последние несколько суток нарастание происходило даже в геометрической прогрессии, будто Молекулярный Экран сошёл с ума. Очень может быть, что в самое ближайшее время должно произойти что-то непредсказуемое, Свистопляс меня побери…

Он суеверно схватился за обе мочки и чуть подвигал уши — не хватало ещё накликать беду. Ему казалось, что он говорил про себя, но это было не совсем так.

Вернее, совсем не так.

Шарби Унц, не открывая глаз, тихо, но внятно произнес:

— Что случилось, доктор?

Не поворачиваясь, Тэйтус пробубнил, уговаривая самого себя:

— Хвала благому Мурайе, пока ничего.

Фрейзер открыл глаза и приподнялся:

— Вы можете толком объяснить, что вас волнует?

— Ну, как вам объяснить подоходчивее? — прижимая руки к груди, ответил астроном: — Мои расчеты… ну… они, в общем, дают весьма неприглядный прогноз…

Лазутчик хотел уточнить, что его спутник имеет в виду, но не успел.

— Вот оно! — крикнул Тэйтус дрожащим голосом, тыча пальцем в обзорный экран.

Цветную вуаль, закрывавшую сердцевину астрообъекта, словно сдуло порывом могучего ветра. Открылась горящая ярко-жёлтая точка, будто осветился изнутри вход в глубокий туннель. Но любые планетарные аналогии были неправомерны, поскольку дело касалось величин поистине циклопических. Учитывая диаметр астрономического феномена, эта горящая точка наверняка была больше, чем поперечник планеты Кахоу. Потом ярко-жёлтый цвет в одно мгновение изменился на оранжевый, длинные блики, похожие на лепестки свистящих цветов, протянулись во все стороны, вызывая в памяти Тэйтуса виденное им когда-то в телескоп извержение вулкана на Эждеке, маленьком мёртвом спутнике Кахоу.

— Что это, доктор? — лицо лазутчика побледнело. Хотя ему уже доводилось посещать район Молекулярного Экрана, ни с чем подобным он не сталкивался.

Состояние Тэйтуса было не лучше. У него тряслась голова, он беззвучно шевелил губами, видимо, от потрясения потерял дар речи.

Тем временем события набирали ход. Из точки, ставшей теперь тёмно-фиолетовой, как полог на шатре Хозяйки Сущего (если верить слугам Надвечного), вырвался наружу пузырь, чёрный, как угольный кристалл, что добывают во славу императора в бездонных шахтах Семизвездья. Сначала он принялся распухать, словно его распирало изнутри, а потом с бешеной скоростью устремился навстречу «Мронги-лавушу». На какой-то миг он охватил шлюп со всех сторон.

Шарби Унц ощутил жесточайший приступ депрессии. Будто его заглотил и начал основательно пережёвывать гигантский зубохвост — жуткое порождение глубин Единоутробного Океана. Все суставы отозвались невыносимой болью, в висках застучали отбойные молотки, сердце готово было выпрыгнуть из грудной клетки. Но всё это было пустяком по сравнению с тоской, подобной той, что накатывает на самоубийц. Всепроникающей и настолько безысходной, что несчастные кахоуты, подверженные её приступам, не задумываясь, заглатывали неразбавленную желчь смрадозуба, спрыгивали со сверкающих шпилей или бросались под нагруженный быстрокат… Хвала св. Аре, защитнику и покровителю путешествующих, что в этот момент у фрейзера не нашлось ни желчи, ни шпиля, ни быстроката. Всё бы ничего, да только вырвавшаяся из глубин Молекулярного Экрана напасть этим не закончилась. Лазутчику показалось, что его тело раздулось до немыслимых размеров, а потом лопнуло и разлетелось по всей галактике. Он больше ничего не мог чувствовать, потому что перестал существовать как единое целое…

Сколько это наваждение продолжалось, кахоуту, разъятому на миллиарды частиц, сказать было трудновато. Но всё плохое, как и хорошее, обладает свойством когда-нибудь прекращаться, и морок, наведённый Молекулярным Экраном, не был исключением. Когда Шарби Унц очнулся, доктор ещё находился в полубессознательном состоянии. Видимо, и его не миновало воздействие чёрного пузыря, а, учитывая преклонный возраст Пшу, трудно представить, как он это перенёс. А экраны на пульте, как по заказу, вновь демонстрировали алую вуаль, накинутую поверх Молекулярного Экрана, словно с астрообъекта не была сброшена маска, скрывавшая истинный его лик.

Фрейзер обернулся, затылком почувствовав, что на парных полусферах заднего обзора начинает разгораться бледное зарево. Но то было не следствие каких-то технических неполадок, связанных с приборами. Нет, это был залит неестественным блеском корабль, к которому обращён приёмным тубусом обратный дальномер.

Сей продукт технологического прогресса империи у любого кахоута вызывал чувство глубокого удовлетворения: гигантский серый цилиндр, несколько сужавшийся к носу, на котором концентрическими поясами должны были мигать позиционные огни. Но в данный момент их было невозможно различить из-за слабого вначале, но с каждой секундой все более и более интенсивного свечения, словно какие-то баловники пытались поджечь «Шкеллермэуц» невидимыми зажигалками. Баловниками являлись гигантские создания, по-видимому проклюнувшиеся из пузыря, этого снесенного Экраном яйца, и теперь окружившие плотным кольцом несчастный броненосец, ставший случайным свидетелем появления «космических стервятников»…

В ухо фрейзеру тяжело задышали — Тэйтус пришел в себя и тоже не мог оторвать взгляда от происходящего. А там творилось что-то непонятное и потому жуткое: легированный корпус «Шкеллермэуца», способный, хоть и непродолжительное время, но всё же выдержать температуру солнечной короны, постепенно менял цвет, становясь сначала молочно-белым, потом бледнел до полупрозрачности и наконец окончательно растворялся на фоне зарева, чтобы на том месте, где только что вырисовывался чётко очерченный контур, не осталось ничего.

— Шарби, — впервые по имени за всё время их знакомства обратился к фрейзеру астроном, — куда они его волокут?

Командир лазутчиков недоумённо уставился на астронома:

— Кого волокут?

— Наш корабль.

— О чем это вы? Они же его растворили!

Настал черед удивляться Тэйтусу:

— Растворили? Да ничего подобного, эти великаны в рогатых шлемах набросили на «Шкеллермэуц» ловчую сеть и теперь утаскивают прочь!

— Вы видите это?

— А по-вашему я не должен верить собственным глазам?

— Постойте, постойте, — несмотря на стрессовое состояние Шарби Унц продолжал мыслить логично, ведь недаром он являлся лазутчиком, — давайте отталкиваться не от зрительного восприятия, потому что мне привиделись не великаны, а совсем иное: гигантские птицы с треугольными крыльями, заставившие броненосец исчезнуть. Единственное объяснение — мы оба стали жертвами оптической иллюзии, а на самом деле этого ничего нет, и с броненосцем всё в порядке!

— Вы так считаете?

— А что остается делать в нашем положении?

— Честно говоря, — еле слышно произнёс Тэйтус, — в нашем положении зрению действительно нельзя доверять — выброс энергии из Молекулярного Экрана был настолько мощным, что дальномер вполне мог выйти из строя.

— И не только дальномер, — невесело усмехнулся фрейзер. — Масс-детектор наличия в пространстве «Шкеллермэуца» больше не показывает.

— Значит, одно из двух: или броненосец исчез на самом деле, или мы остались без поддержки приборов. В любом случае проверить это мы не можем.

— Значит, нам остаётся одно — продолжать идти к Зет-03!

Все-таки недаром в Корабельную Разведку набирают самых отважных, самых стойких, самых надёжных, и Шарби Унц полностью соответствовал каждой из этих характеристик. Казалось бы, на его глазах только что исчез корабль, с которым фрейзера связывали два десятка последних сезонов, но прошло не больше получаса, как бывший командир корабельных лазутчиков выглядел так, будто ничего не случилось.

— Я понимаю, доктор, что вам тяжело, но постарайтесь взять себя в руки. Впереди у нас Молекулярный Экран, а за ним нас ждет Зет-03, где мы сможем прийти в себя…

— А если не сможем? — хрипло произнёс Тэйтус.

— Это почему?

— Боюсь, что мы, — повторил астроном, глядя фрейзеру в глаза, — не сможем придти в себя на Зет-03, потому что произведённые мною расчёты, к сожалению, уже оправдались в одном случае.

— Что вы имеете в виду?

— Исчезновение «Шкеллермэуца».

— И что?

— А то, что, вероятно, планетоид Содружества постигла та же участь.

— Но Зет-03 находится по другую сторону Молекулярного Экрана, а «космические стервятники» — по эту.

— Ваши бы слова, да Надвечному в уши! Нам остается надеяться на лучшее.

— Не хотел вас огорчать, доктор, но поскольку вы сами затеяли этот разговор, темнить не стану. Если вы правы, и планетоид исчез так же, как и броненосец, то положение у нас просто аховое. Не стоит забывать, что мы находимся на территории Добровольного Содружества, а это не оставляет нам практически ни одного шанса на спасение. О помощи со стороны империи не может идти и речи.

— Тогда я ничего не понимаю, — удивился Тэйтус, — вы же специально везли меня сюда, обещая, что здесь я получу политическое убежище. А теперь утверждаете, что у нас нет шансов на спасение.

— Шансы есть. Но только если ваши опасения не оправдались и Зет-03 по-прежнему на месте.

— Положим, что я все же оказался прав, — сказал астроном, — и планетоид исчез. По логике вещей Федерация направит к месту исчезновения своих спасателей. Они нас и подберут.

— Ничего подобного, — горько усмехнулся Фрейзер. — По логике вещей следует совсем другое: ни для кого не секрет, что кахоуты — что бы ни твердили дипломаты — продолжают оставаться врагами Федерации. И первыми, кого обвинят в диверсии, это «Шкеллермэуц», поскольку его рейд совпал по времени с исчезновением Зет-03. Молитесь Очевидцу, доктор, чтобы первыми на «Мронгилавуш» наткнулись люди, а не вежборасияне!

— Почему?

— Потому что логики у людей и кахоутов похожи, вы же сами говорили, что мы относимся к одной ветви эволюции. Может быть, попытаются сперва выяснить, какого Цукеша мы здесь болтаемся. А вот раса Вежбо разбираться не будет: увидев шлюпку с броненосца, запустит щуп своего иглодиска на максимум излучения — и вся недолга. Но даже людям трудно будет объяснить, что Зет-03 исчез не по вине «Шкеллермэуца».

— И что нам теперь делать?

— Что и собирались. Рванем через Экран напролом. В надежде, что с планетоидом всё в порядке — по-прежнему сверкает в ночи, как праздничная иллюминация Хрустального Дворца в честь тезоименитства Его Императорской Светозарности!

Он отвернулся от экранов заднего обзора, тем самым как бы отрешившись от неопределенности ситуации. Он снова стал офицером, который должен выполнять задание. На его плечи возложена ответственность самим Змеёй, и, как верный питомец, Шарби скорее лишил бы себя жизни, чем не довёл порученное дело до конца. Он должен спасти опального астронома, и он спасёт его, во что бы то ни стало. Решение принято и пасовать, даже принимая в расчёт вновь открывшиеся обстоятельства, фрейзер не собирался.

— У меня осталось не так много времени для трансформации, — сказал он, — но я справлюсь. Вы тоже справитесь, доктор. Тем более что менять курс шлюпки вручную не придётся, я уже внёс все необходимые поправки в рулевое управление. Кроме того, я отключил автоматику, обеспечивающую открытие огня при появлении в пределах видимости угрозы — возможно, это спасёт вам жизнь, если Зет-03 действительно погиб.

— Вы сказали «вам», благонравный? А не «нам»?

— Вряд ли куст, в которого мне предстоит обратиться в ближайшие часы, может претендовать на обобщение «мы», — сформулировал Шарби. — К тому же растения не потребляют НЗ и кислород, скорее наоборот. Это тоже должно увеличить ваши шансы на выживание. Так что, с какой стороны ни посмотреть, я в ипостаси ползучей кружевики буду для вас гораздо полезнее.

Мысль о том, что он останется один на один с Глубоким Вакуумом, встревожила Тэйтуса, но выбирать ему было не из чего:

— А если предчувствия меня подвели, и когда «Мронгилавуш» благополучно пронзит Экран, спутник Содружества окажется цел и невредим, вы так и останетесь кружевичным кустом?

— К сожалению, у растительных форм нет нужных органов чувств, так что я не смогу выяснить истинное положение вещей. Моя сущность, сущность Шарби Унца, будет скрыта в глубине перестроенных хромосом и обратная трансформация не сможет начаться, пока она не получит сигнал извне.

— Какого рода должен быть сигнал?

Фрейзер достал из кармана плоскую прямоугольную коробочку.

— Здесь, доктор, специальный порошок-катализатор. Обычно мы, многоформы, трансформируясь на незначительный срок, способны сами вернуть себе прежний облик. Но в данном случае это может не сработать. Если всё пройдёт как надо, и Зет-03 будет ожидать нас по ту сторону Экрана, растворите немного катализатора в воде и дайте впитать висячим корням.

— И тогда передо мной вновь предстанет фрейзер третьего ранга во всей своей красе? — улыбнулся доктор звездознания.

Но эта невинная шутка почему-то заставила бравого лазутчика отвести взгляд.

— Я сказал что-то не так? — продолжал наседать на многоформа ученый.

— Ну, в общем…

— Да говорите начистоту! — разозлился Тэйтус. — Тоже мне «дева безгрешная, руки ломая, только мычит и в покрове стыдливости слова не скажет»!

— Понимаете, доктор, биотрансформация, акт чрезвычайно… гм… интимный и требующий полной уединенности. А, кроме того, мало эстетичный. Я попрошу вас, доктор, по возможности не смотреть на моё превращение. Предварительно мне понадобится снять с себя одежду, ведь кусты не носят мундиров.

Астроном развеселился.

— И это вогнало вас в краску? Ну и дела! Никогда не думал, что отважный лазутчик стеснителен как юная медикесса!

— Да будет вам, доктор, — Шарби отвернулся и постучал согнутым пальцем по коробочке с катализатором. — Кстати, а вы сами-то небось забыли об обратном метаморфозе!

— Каком метаморфозе?

Лазутчик снова полез в карман, но извлёк уже не коробочку, а складной мозаичный портрет.

— Узнаете?

На Тэйтуса уставилось лицо полного пожилого мужчины с близко посаженными чёрными глазами, носом с горбинкой и чувственными губами.

— Свистопляс побери, да это же я!

Наступил черёд веселиться лазутчику:

— Надо же, с первого взгляда признали! А я думал, что вы со своим новым лицом полностью сроднились и иначе себя уже представить не можете. Как бы то ни было, вам пора снова стать Тэйтусом Пшу. Вряд ли на Зет-03 дадут политическое убежище ревнителю имперских стандартов. Так что пока я буду корячиться, выпуская воздушные корни и ползучие побеги, вы, доктор, постарайтесь вспомнить три составные части наших занятий.

— Я и так их помню, — уверенно сказал астроном. — Сосредоточенность, Погружение, Перестройка.

— Вижу, что с памятью у вас всё в порядке, — похвалил фрейзер. — Тогда, доктор, сосредоточьтесь на прежней внешности и — полный вперёд! Надеюсь, что когда я воспряну из растительного бытия, то встречу не ревнителя имперских стандартов Тедля Ноха, а славного учёного мужа, заведовавшего в Ужере университетской кафедрой.