Глава 27

Канцелярия архиепископа Рутенбургского располагалась к северу от дворца Крон-Регента, по адресу Кирхенштрассе, 16. Это было массивное четырехэтажное здание, отличавшееся, как утверждали опытные специалисты, большим количеством архитектурных излишеств. Секретарь архиепископа, преподобный отец Гюнтер, находился сейчас в своем кабинете на первом этаже, недалеко от арки главного входа. Отец Гюнтер был ответственен за прием посетителей, но сейчас он был один и предавался благочестивым размышлениям. Поразмышлять было о чем: церковь переживала сейчас непростые времена и подвергалась несправедливым нападкам со стороны безбожников и откровенных еретиков. Началось это еще пять лет назад, когда злые люди из таможенного департамента, обуреваемые гордыней и алчностью, стали требовать от Святой Церкви уплаты таможенных пошлин на ввозимые в Империю товары. Никакие доводы самого Святейшества архиепископа и даже апелляции его к самому Крон-Регенту не давали должного результата. Притеснители все равно, несмотря на самые проникновенные увещевания, отказывались признавать табак и крепкие сорта алкоголя, ввозимые из-за границы, церковной утварью. Безбожники, не опасаясь Высшей Кары, безжалостно стали арестовывать и конфисковать имущество Святой Церкви, причиняя ей тем самым серьезный урон. Сам отец Гюнтер терял на этом от трех до пяти тысяч золотых ежегодно, и когда ему доводилось размышлять об этом, то на его челе лежала печать тяжелой нравственной муки. Беда, как известно, никогда не приходит одна. Подлые гонители истинной веры в этом году вновь показали свое безбожное естество, попытавшись получить государственный контракт на поставки вина для праздника Независимости. Испокон веку вино для всенародных празднеств и гуляний поставлялось в Империи церковью. Это было специально сделанное для этого случая церковное вино, которое, в отличие от обычного, обладало чудодейственной силой причастия и очищало души мирян. Богоугодный процесс пития этого вина прихожанами создавал тот особый, труднообъяснимый духовный контакт между человеком и Церковью. В сложившейся невыносимой ситуации архиепископу с большим трудом удалось отвоевать у администрации Крон-Регента лишь половину от прежних контрактов на поставки. Лично для отца Гюнтера это означало потерю еще восьмисот шестидесяти пяти золотых, и приступы отчаяния сменялись в его душе волнами смятения и тоски. Он не раз прибегал к испытанному средству – молитве, помогающей человеку смириться с земными горестями и обрести благодать, но и молитва помогала плохо, когда речь заходила о таких значительных суммах. Размышления подобного рода настолько поглотили святого отца, что он совершенно не заметил, как в его кабинет вошел посетитель.

Это был человек лет сорока пяти – пятидесяти, среднего роста, с чуть седоватыми волосами. Одет он был как простой мирянин – в ношенный уже не первый год сюртук, штаны из плотного сукна и стоптанные, но тем не менее – тщательно вычищенные сапоги из телячьей кожи. Свою запыленную шляпу он почтительно снял перед входом и держал сейчас в руках. Отцу Гюнтеру не понравилось, что простой мирянин прерывает его серьезные размышления о Вечном и Сокровенном, но Господь учил нас смирению, и он, благочестиво улыбнувшись, мягким голосом спросил:

– Кто ты и что привело тебя ко мне, Сын Мой?

– Святой Отец! – обратился к нему посетитель, предварительно склонив голову. – Я главный лекарь айзенвальдской лечебницы, и зовут меня Браун. Я обращаюсь к вам, так как исчерпал уже все иные возможности, и мне не у кого больше искать помощи. Я пришел просить не для себя, поверьте, мне ничего абсолютно не надо, кроме благословения Божия, но я пришел просить за страждущих, которых мне приходится врачевать. Положение дел в моей лечебнице просто чудовищное – у нас не осталось лекарств и материалов, чтобы лечить людей. Если бы Церковь смогла выделить хотя бы пять сотен золотых, разумеется – не мне на руки, а закупив лекарственные травы, микстуры, кое-что из инструментов – самый необходимый минимум – это облегчило бы страдания сотен людей! – Посетитель старался говорить спокойно, без эмоций, но периодически его голос начинал дрожать и срывался.

«Господь посылает мне еще одно испытание, на сей раз – в виде этого безумного посетителя-еретика! Господи! Дай мне силы вытерпеть все эти издевательства и не ослабеть в Вере своей!» – пронеслось в голове у отца Гюнтера. Он тем не менее не позволил гневу овладеть собой, а все тем же мягким и приятным голосом заговорил:

– Сын мой! Болезни, которые ты, как ты сам утверждаешь, лечишь в своей лечебнице, есть не что иное, как испытания, посылаемые нам Господом, дабы мы укрепились в Вере своей!

Отец Гюнтер при этих словах вспомнил про обострение геморроя, случившееся у него месяц назад и доставившее ему немало мучений, и подумал – насколько же глубока и правильна вот эта мысль, которую он только что высказал своему назойливому посетителю. Он продолжал:

– Не в лекарствах и инструментах лежит путь к исцелению тела, но в совершенствовании души человеческой. Только укрепившись в Вере, страждущие обретут здоровье и благодать. Для этого ни в коем случае не следует делать упор на различные отвары, микстуры и снадобья, которые готовятся к тому же аптекарями неясной веры. Нет! Обратите взоры свои к небу и там найдете ответы на вопросы, которые вас тяготят. Когда ваших больных в последний раз причащали?

Браун стыдливо потупил глаза и ответил, что в последний раз причащали страждущих в январе, что приход священника местной церкви для соборования и причастия стоит сто золотых, а это полумесячный бюджет его лечебницы.

– Вот видите! – назидательно сказал отец Гюнтер. – Вы ослабели в Вере и хотите при этом, чтобы вам явилось чудо исцеления! А так не бывает! Не бывает! Не зря Господь шлет все новые и новые болезни мирянам вашего прихода – он по-отечески дает вам знак, напоминание, чтобы вы одумались!

Браун вспомнил мальчугана, умершего этой весной от укуса змеи. Ребенок был при жизни добрым и благопорядочным, регулярно ходил в церковь и посещал церковную приходскую школу. При всей своей вере и всем воспитании Браун не мог поверить, что его ужасная смерть была «отеческим напоминанием». Он печально посмотрел на отца Гюнтера и тихо сказал:

– Простите, Святой Отец, что отвлек вас от важных дел и благочестивых мыслей. – Затем он, в нарушение общепринятой субординации и почтительности, надел на голову шляпу и вышел из канцелярии, так и не получив обязательного в таких случаях благословения…