Книга: Горе победителям
Назад: Глава 8
Дальше: Глава 10

Глава 9

Я стоял у ограды интерната и смотрел во двор. Когда-то давно, целую жизнь назад, я стоял на этом же месте, только с другой стороны ограды, и смотрел на улицу. Сейчас подойдет Виктор Семенович и скажет, как и тогда:
— Вот ты где, Кирилл.
Виктор Семенович, конечно же, не подошел. Да и двор с той стороны ограды был пуст.
— Что будем делать дальше? — поинтересовался Тигар, выведенный из себя моим стоянием на одном месте без всякого дела.
Я повернулся и направился в сторону небольшого скверика, видневшегося чуть в стороне от здания интерната. Тигар терпеливо шел следом. В сквере я достал конверт, раскрыл его и дописал в письме несколько слов:
Виктор Семенович, сегодня в семь вечера я буду во дворе вашего дома. Если вы согласны встретиться со мной, то выйдите в это время во двор. Если до половины восьмого вы не появитесь, то я буду знать, что встречаться со мной вы не желаете. И еще, если вы все-таки согласитесь, то будьте дома один. Я… мне будет тяжело говорить при ком-нибудь еще. Пожалуйста.
Я снова сложил письмо в конверт и протянул его Тигару.
— Дальше ты возьмешь это и передашь его Виктору Семеновичу.
— Я?! Каким образом?
— Самым элементарным. Ты идешь в интернат и спрашиваешь первого встречного, на месте ли Виктор Семенович Говоров. Если отвечают, что на месте, то вежливо попроси проводить тебя, поскольку у тебя к нему есть важное письмо. Вручаешь письмо и быстро уходишь. Если он спросит откуда, просто скажи, что велели передать. Заплатили за это, мол. Понял?
— А почему бы тебе самому не передать?
— У-у, болван! Зачем же тогда я письмо писал?! Я же говорил, что не хочу сразу появляться перед ним. Надо же подготовить человека. И потом… а вдруг он не захочет со мной встречаться?
Тигар покрутил головой, изображая непонимание. Но письмо принял.
— Ладно, только ради тебя. В конце концов, я и полетел с тобой, чтобы оказывать помощь.
— Беги, помощник, — усмехнулся я.
Тигар побежал. Я же опустился на ближайшую скамейку и погрузился в некую полудрему. Вроде все вокруг воспринимаю, но отстраненно, словно окружающее никоим образом меня не касается. За это я и был немедленно наказан — рядом со мной плюхнулись два нетрезвых типа неопределенного возраста. Судя по виду, им явно не хватало на опохмелку, и сейчас они честно пытались на нее заработать. И судя по всему, я был выбран ими в качестве невольного спонсора или мецената, кому как нравится.
— Юноша, не поможете ли в беде двум взрослым дядям? — поинтересовался один из них заплетающимся языком. Второй говорить, видно, вообще не мог. Только согласно мычал.
Пьянь пьянью, но держали они меня довольно цепко. Видно, четко определили меня как человека, который поможет раздобыть им на выпивку. Драться не хотелось. Я огляделся — сквер был пустынный. Ясно теперь, почему они ко мне пристали.
Я резко встал. Удержать, понятно, меня они не смогли. Да и вряд ли заметили мое движение. По их представлению я вот только сидел и вдруг каким-то образом оказался на ногах. Я шагнул к столбику из стальной трубы, воткнутому рядом с молодым деревом для его поддержки. Пьянчужкам упускать «спонсора» не хотелось, и они угрожающе шагнули ко мне. Я одним движением оборвал веревку и вырвал столбик из земли. Потом согнул его подковой и повесил на шею первому подошедшему пьянице, закрутив импровизированный хомут. Тот ошалело уставился на свое «украшение». Переглянулся со своим приятелем. Буквально на глазах они протрезвели. Уже и выпить им не так хотелось. Один из них попытался разогнуть трубу и снять ее.
Наконец окольцованный мной человек с испугом поглядел на меня.
— Парень, ты это… не балуй. Сними.
Я подошел и разогнул трубу. Посмотрел на изгиб и резким движением распрямил ее. Снова вогнал трубу в землю рядом с деревом.
— Убирайтесь, — бросил я пьяницам.
Те повторять дважды не заставили.
— Говорил же тебе, что пора завязывать с этим, — услышал я слова одного из приятелей, прежде чем они скрылись из виду. Я же опустился перед деревцем и стал собирать куски веревки и связывать их вместе. Потом аккуратно подвязал дерево.
— Ты же ведь не виновато в глупости людей, — проговорил я ему, поглаживая кору. — Зачем же тебе от этого страдать? Расти, дружок.
Я снова вернулся на скамейку дожидаться возвращения Тигара.
Из ворот интерната Тигар не вышел — выскочил. Злой как черт, он подбежал ко мне.
— Без скафандра на безвоздушную планету!!! Без оружия против скрохнеров!!! Все что угодно, но больше не посылай меня с такими заданиями!
— А что случилось? — с интересом спросил я. — Что тебя так взволновало?
Тигар покосился на вход в здание.
— Пойдем отсюда.
Не дожидаясь ответа, он первым зашагал по дорожке, уводящей его прочь от интерната.
— Я спокойно, тихо и мирно вошел в здание, — начал по дороге рассказывать Тигар. — Никого не трогаю, ни к кому не пристаю. Подхожу к такой тетке, что сидела там в такой будке…
— Вахтерше.
— Да хоть кто она там! Я ведь помню о том, что вы не дролы. Поэтому заговорил с ней вежливо. Заговорил так, как говорил бы со старшим мужчиной у себя в роду. Эта же тетка… Слушай, ты уверен, что она не дрольская женщина? Может, просто замаскировалась? По крайней мере глупа она точно как дролка. Я ее вежливо спрашиваю: могу ли я встретиться с этим Виктором Семеновичем. Она спрашивает зачем. Я объясняю. Просит передать письмо ей. Я говорю — не могу, письмо лично в руки надо отдать. Она орет, что я хулиган и что у меня нет на самом деле никакого дела. Ну не дура?
— И как же ты выкрутился? — с интересом спросил я, с трудом сдерживая смех.
— Да никак. Плюнул и спросил каких-то ребят, что там крутились. Они и объяснили, как найти кабинет твоего знакомого. Ну я и прошел.
— Мимо вахтерши? И она тебя не остановила? Не пыталась поймать?
— Пыталась. Но чтобы меня поймать, ей для начала следует сбросить килограммов этак сто. Когда она приползла к кабинету Виктора Семеновича, я уже уходил оттуда. Пришлось удирать снова.
— Да уж! — Я представил себе ту картинку и все-таки не выдержал и расхохотался.
— Тебе смешно, — надулся Тигар. — Это ведь не ты носился по всему зданию от этой тетки и ее помощников.
— Каких помощников?
— Ну разные там тети и дяди. Они тоже меня поймать пытались. Правда, только на обратной дороге. Видно, их та тетка в помощь позвала.
— И как ты убежал?
— Да ребята помогли. Они показали выход. Я там в окно на первом этаже выскочил. Все за мной. Пока искали, я в другое окно заскочил — и к выходу.
— Все! — Я поднял руку. — Хватит. Больше ни слова. А то я не выдержу. Давно так не смеялся.
— Да ну тебя. Я тебе тут рассказываю о своих героических подвигах, а ты ржешь.
Я ехидно посмотрел на мальчишку.
— А что, подвиги бывают не героические?
— Тьфу! — Похоже, что Тигар разозлился всерьез. Пришлось его успокаивать. А через некоторое время мы уже вдвоем смеялись над его гонками по зданию интерната. Сквозь смех он выдавливал новые подробности и сам же смеялся. Настроение заметно поднялось. Отпустила меня и меланхолия, с которой я не расставался с момента приземления.
— Ладно, Тигар, поехали, я покажу тебе свой город. До назначенной встречи у нас еще уйма времени. И надо его чем-то занять.
— Пошли, — скорее из вежливости, чем из истинного интереса согласился Тигар. Вряд ли ему был слишком уж интересен мой родной город.
На всякий случай я повел мальчишку в другую часть города, где вероятность встретить своих старых знакомых была гораздо меньше. После недавней встречи этого я опасался больше всего. Время до вечера пролетело совершенно незаметно. Несколько раз с нами на связь выходили с «Мечты». Мы успокаивали их, говорили, что все в порядке.
— Знаешь, Тигар, — говорил я, подходя к дому, где жил Виктор Семенович, — я никогда раньше не представлял, насколько прекрасна Земля. А вот стоило ее потерять, как я понял, что без нее не могу. Не могу без этого голубого неба и зеленой травы. Нет, некоторые планеты по своей природе похожи на Землю, но мне они всегда казались лишь ее жалкой подделкой. Я понимаю, что несправедлив. Понимаю, что у каждой планеты есть свое очарование, но… Я вот сейчас иду мимо всех этих деревьев, домов и готов отказаться от всех своих миллионов и остаться нищим, но здесь. Если бы можно было вернуть мое настоящее тело, то я бы так и сделал.
— Зеленые деревья, голубое небо, — передразнил меня Тигар. — Отравленный выхлопами воздух… не знаю, как тебе эта вонь, но мне она не нравится. Впрочем, на любителя.
— Я же ведь не говорил, что мой мир совершенен. К совершенству можно стремиться, но вряд ли его удастся достичь.
— В таком случае этому миру еще долго стремиться придется.
— Тигар.
— Ой, прости, Кир. Я понимаю, что это твоя родина. Извини. — Тигар виновато опустил голову.
Наверное, он еще долго извинялся бы, но в этот момент я предупреждающе сжал его руку.
— Мы подходим.
В разгар лета семь часов вечера это не слишком поздно. Поэтому видно все вокруг было превосходно. Солнце уже не пекло, как днем, и легкий ветерок приятно освежал. Именно в такую погоду лучше всего было прогуляться. По этой причине во дворе было очень много народа. Здесь были и бабушки с внуками, и молодые мамы с колясками. Здесь же носились и «самостоятельные личности» переходного возраста. На скамейках у подъезда примостились вездесущие бабушки.
Честно говоря, я уже забыл, как может выглядеть обычный двор в такую чудесную летнюю погоду на Земле. Поэтому я замер в некоторой растерянности, пытаясь отыскать знакомое лицо. Тигар дернул меня за руку.
— Если я правильно отдал письмо, то твой знакомый стоит вон там.
Я посмотрел в ту сторону, куда указывал Тигар. Там и в самом деле стоял Виктор Семенович. И стоял, похоже, давно, хотя мои часы показывали всего лишь пять минут восьмого. Было видно, что он волнуется, и чтобы справиться с волнением, постоянно курит. Вот он выбросил докуренную сигарету и тут же достал новую. Трясущимися руками стал раскуривать ее. Это ему удалось не сразу. Но вот дрожащий огонек заплясал на кончике сигареты, и Виктор Семенович облегченно вздохнул. К нему иногда подходили люди, судя по всему, его знакомые. Мне было не слышно, о чем Виктор Семенович говорил, но его собеседники посматривали на него с некоторым недоумением и поспешно отходили.
— Тигар, подойди к нему и попроси идти домой. Я поднимусь следом. Мне кажется, что сейчас при таком скоплении народа мне не стоит подходить к нему. И… постарайся успокоить его.
— Успокоить, — проворчал Тигар. — Я что, врач?
Однако, ворча, он все же просьбу исполнил и направился к Виктору Семеновичу. Я увидел, как нервно дернулась рука у Говорова, когда он увидел Тигара. Вот мальчишка подошел к нему и что-то сказал. Виктор Семенович кивнул, отбросил сигарету и скрылся в подъезде. Тигар обернулся на меня и двинулся следом. Выждав пять минут, я, на всякий случай низко опустив голову, бросился следом. Почти бегом ворвался в подъезд, проигнорировал крик какой-то старушки: «Мальчик, ты к кому?»
Не задерживаясь у лифта, я по лестнице взбежал на шестой этаж. Дверь в квартиру Виктора Семеновича оказалась незапертой. Я нерешительно остановился перед приоткрытой дверью. Взялся за ручку. Не знаю, почему у меня возникло такое чувство, но мне подумалось, что если я сейчас войду, то это в корне изменит всю мою жизнь. Стало страшно.
— Какие глупости! — пробормотал я про себя, решительно входя в квартиру. Захлопнул за собой дверь. В коридоре было темно и тихо.
— Это он, — услышал я Тигара. — Кир, ты там скоро?
Я медленно подошел к дверному проему. Виктор Семенович стоял напротив и смотрел на меня. Некоторое время мы молчали.
— Кирилл, — прошептал он. — Боже мой! — Он вдруг резко тряхнул головой и яростно начал тереть глаза. Потом шагнул мне навстречу. Снова замер. И тут же решительно взял меня за плечи и завел в комнату. Быстро ощупал, словно желая убедиться, что я не привидение. Эта мысль, похоже, пришла в голову и Тигару.
— Да живой он, живой. Хотя и по ошибке.
— Я сейчас тебе настучу, ошибка природы, — буркнул я для проформы. На самом деле я был благодарен Тигару за эту нехитрую шутку. Она помогла и мне, и Виктору Семеновичу вернуться к действительности. А то неизвестно сколько времени бы мы так простояли напротив друг друга.
Виктор Семенович вздрогнул и отпустил меня. Отошел к креслу, но не выдержал и по дороге обернулся.
— До сих пор не могу поверить, что это ты. Ты ничуть не изменился.
— Я знаю, — вяло отозвался я. Это напоминание никак не прибавило мне настроения. Виктор Семенович это тут же почувствовал.
— Ох, прости, Кирилл…
— Да нет, все в порядке.
— Ты расскажи, что там случилось. А то из твоего письма я понял только одно — ты жив и окончательно запутался в себе.
— Это было так заметно? — озадаченно поинтересовался я.
— Ну… если каждое новое предложение почти не связано с предыдущим по смыслу, то письмо мог писать только абсолютно лишенный чувства стиля человек, либо… либо он находится в сложном положении и спешит изложить свои мысли, стараясь уместить как можно больше информации в минимум слов. Плюс волнение, плюс… ну ты понял.
— Да. — Я медленно прошелся по комнате, разглядывая такие знакомые вещи, которые я видел еще в то время, когда Виктор Семенович приглашал меня к себе. — У вас мало что изменилось. Вот этого пуфика вроде не было…
— Я его купил два года назад, — улыбнулся Виктор Семенович. — Ты не мог его видеть. А так ты прав. Почти ничего не изменилось. Да, наверное, тебе это будет интересно… — Виктор Семенович вдруг встал и достал из шкафа альбом с фотографиями. — Вот. Здесь фотографии твоей группы.
Я взял альбом и раскрыл его. К собственному удивлению, в нем я обнаружил и свою фотографию. Фотограф, снимая игры детей, заснял и меня. Я сидел на ветке дерева и смотрел куда-то в сторону. Как-то получилось, что именно эта моя задумчивая фигура на снимке оказалась центральной. То ли фотограф специально снимал только меня, а остальные оказались лишь фоном, то ли так получилось чисто случайно. Я достал эту фотографию и стал внимательно разглядывать себя тогдашнего. Подошел к зеркалу.
— Знаете, а я все-таки изменился, — заметил я. — Не внешне, но что-то все равно есть.
— Ты стал старше, — кивнул Виктор Семенович. — Пусть это по внешнему виду и не видно, но сейчас, когда я с тобой говорю, это заметно. — Он взял из моих рук фотографию и тоже глянул на нее. — Знаешь, а эта фотография мне тоже нравится. Мне всегда нравились именно те фотографии, которые сделаны неожиданно для тех, кого снимают, без подготовки. Только тогда они действительно живые. А так… Если хочешь, можешь ее взять. Думаю, она тебе нужнее, чем мне.
Я покачал головой.
— Давайте сделаем по-другому. — Я достал рацию. — Мушкетер, отсканируй изображение и сохрани его в памяти. Потом сделай распечатку.
— Давай изображение, — тут же отозвался голос Мушкетера. Виктор Семенович при виде рации вздрогнул и с интересом стал наблюдать за моими дальнейшими действиями. Я же положил фотографию на стол и неторопливо провел над ней рацию.
— Давай для точности еще раз, — попросил Мушкетер. Я выполнил пожелание и снова провел над фотографией рацию. — Все. Изображение сохранено. Сейчас я его обработаю и потом распечатаю. Конец связи.
— Конец связи, — отозвался я, убирая рацию и возвращая фотографию.
Потом мы с Виктором Семеновичем присели на диван и стали разглядывать альбом. Нельзя сказать, что эти фотографии что-то вызвали в моей душе. Слишком мало я был в интернате и почти никого не успел узнать из своей группы. Да и не интересовался я в тот момент никем. Зато сейчас Виктор Семенович этот пробел и восполнял. Тигар же уселся на кресле и принялся за изучение журналов, что лежали перед ним на журнальном столике. Нам он старался не мешать, делая вид, что его тут вообще нет.
— А теперь давай о себе, — отложил альбом Виктор Семенович. — Я ведь чувствую, что тебя что-то гнетет. Ты… ты вроде тот, но другой.
— О себе? — невесело хмыкнул я. — Что ж, вы правы. И вряд ли вы сможете гордиться своим учеником. Как я погиб, вы ведь знаете? Так что мой рассказ начнется как раз с того места, когда я очнулся в совершенно незнакомом кабинете…
Я заметил, что даже Тигар отложил журналы и внимательно слушает. Впрочем, он ведь тоже ничего этого не знал. Впервые я говорил кому-то свою полную историю, ничего не утаивая. Я был полностью откровенен, как можно быть откровенным вообще. Это была моя исповедь.
Виктор Семенович слушал внимательно. Потом машинально достал сигарету и закурил, похоже, даже не заметив этого. По окончании моего рассказа он долго молчал. Я тоже. Выложившись полностью, я просто не знал, что сказать. Да и не хотелось ничего говорить. Тем более рассказ занял довольно много времени. На улице уже начало темнеть, а значит… я глянул на часы. Почти десять. Значит, мы сидим почти три часа. Я посмотрел на Виктора Семеновича. Тот пыхтел своей сигаретой. Потом встал.
— Посиди, я сейчас. — Он прошел на кухню и загремел там посудой. Вскоре вернулся оттуда с тремя чашками. Принес вскипевший чайник и коробку конфет. — Вот, давайте подкрепимся. Думаю, это нам не помешает. Кажется, разговор нам предстоит долгий и серьезный. И не смотри на часы, Кирилл. Я взял несколько дней отгулов. Так что время у нас есть. Если, конечно, ты не спешишь.
Я смутился.
— Да нет. Мне некуда спешить. Я ведь и прилетел, чтобы посоветоваться…
— Вот об этом я и хочу поговорить. Кирилл, Кирилл. Я все-таки был о тебе лучшего мнения. Как ты мог ни разу не дать мне даже знать о том, что ты жив?!
— Но… я же дал…
— Дал? Это когда ты неожиданно появился в сети, выдал несколько фраз и исчез, ничего не объяснив? Нет, я понимаю твое состояние, но все же. Кирилл! — вдруг с неожиданной болью воскликнул Виктор Семенович. — Я же ведь все это время считал себя виноватым в твоей смерти! Если бы я тогда не настоял на твоем походе в музей…
— Но… но ведь хорги все равно меня подкараулили! Не было бы того случая, был бы другой!
— Я не знал о хоргах.
Я опустил глаза.
— Простите.
— Не будем вспоминать прошлое. Прошлое в прошлом. А вот ты, похоже, это забыл. Ладно, давай поедим, а потом поговорим. Кстати, ты до сих пор не представил своего друга. — Было заметно, что первое потрясение от встречи со мной у Виктора Семеновича прошло, и он взял себя в руки.
Тигар вопросительно посмотрел на меня. Я кивнул. Он подошел к выложенным продуктам и достал анализатор. Быстро проверил принесенные булочки, конфеты и чай. Виктор Семенович слегка удивленно наблюдал за его действиями. Потом посмотрел на меня.
— Ему не все можно есть из земных продуктов, — объяснил я.
— Почему? — Виктор Семенович недоуменно покосился на мальчишку. — Постой, ты говоришь — из земных продуктов… — Кажется, он все понял, поскольку ошарашенно уставился на Тигара.
— Внешность бывает такой обманчивой, — подтвердил я его вывод.
— Черт возьми! — Виктор Семенович опустился в кресло и уставился на Тигара. — Этого не может быть!
— Почему? — удивился Тигар. — Вы поверили рассказу Кирилла и не верите в то, что я не землянин?
— Ну… — замялся Виктор Семенович. — Я думал, что инопланетяне… ну… ну отличаются от землян.
— Отличаются. Некоторые больше, некоторые меньше, — подтвердил Тигар. — Это если судить по внешности. Моя раса, например, мало от вашей отличается, хотя перепутать нас невозможно. Если вы присмотритесь, вы поймете, что я все же не землянин. А остальное лишь вопрос пластической хирургии.
— П-понятно. Что ж, видно, я смогу и это переварить. Что ж, если еда подходит, то прошу за стол.
Мы с Тигаром дружно придвинули стулья и взялись за чашки. Во время еды мы старались не разговаривать о деле. В основном Виктор Семенович расспрашивал Тигара о его народе. Тот, как мог, отвечал.
Заметив, что я выпил чай и уже сыт, Виктор Семенович тоже отложил свою чашку.
— Кир, возможно, мой вопрос покажется тебе жестоким… Как ты относишься к этому твоему другу? Старху? Я правильно запомнил имя?
— Правильно, — вздохнул я. — Как я к нему отношусь? Знаете, я считаю себя виноватым в его смерти. Мне кажется, что он прекрасно понимал, чем ему грозит его предательство.
— Мне тоже так показалось. И мне жаль, что это тебя ничему не научило. Тихо. — Виктор Семенович поднял руку, предупреждая мои возражения. — У тебя будет время мне возразить. Сейчас просто выслушай. Твоя вина в смерти твоего друга, безусловно, есть, и тут уж тебе от этого никуда не деться. Но подумай, что привело к ней. Почему он вынужден был носиться за тобой по всей галактике? Ты говорил, что раньше он предупреждал тебя, чтобы ты уехал на Землю и забыл все.
— Но я не мог…
— Не мог на Землю, зато мог найти другое тихое место. Я так понял, ты многим занимался. Мог найти дело по душе. Так что тебя погнало на эту Эстреду? Что тебя толкнуло к сотрудничеству с таким человеком, как Укорт? Месть! Я неправ?
Я опустил голову.
— Правы. Но я тогда думал…
— Не важно, что ты думал! Пойми, месть — чувство разрушительное. Прежде всего ты губишь себя, превращая свою жизнь в заложника своей мести.
Виктор Семенович вдруг встал, подошел к полке и вытащил оттуда две довольно толстые книги. «Граф Монте-Кристо» — прочитал я на обложке.
— Наверное, ты знаешь эту книгу.
— Я читал ее.
— В таком случае ты должен помнить, о чем она. Так ответь, что принесла Эдмонду его месть? Что он сделал в своей жизни хорошего? Превратил девушку, которую любил, во вдову без средств к существованию? Заставил ее сына, который в грехах отца был неповинен, зарабатывать на жизнь не только себе, но и содержать мать? Разорив банкира, он ведь не только отомстил ему, но и лишил средств к существованию все его семейство. И что осталось ему? Порой я думал, убей Дюма своего героя в конце книжки, и от этого ничего не изменилось бы. Ибо нет у Дантеса дальнейшей жизни. Ему судьба дала богатство. Он был не лишен талантов. И на что он все это растратил?
— Вы считаете, что лучше бы он простил?
— На мой взгляд, да.
— А мои родители? Их смерть тоже, по-вашему, можно простить?!
Виктор Семенович встал и отвернулся к окну.
— Тут сложный вопрос. Я могу понять тебя и твои чувства. И наверное, я не могу тебе ничего здесь посоветовать. Ты мне только ответь на один вопрос: ты уверен, что твои родители настолько не любили тебя, что хотели, чтобы ты отомстил за них?
От подобной парадоксальной мысли я вздрогнул. Даже Тигар удивленно уставился на Виктора Семеновича.
— Я не понял, — пробормотал я. — Как вы сказали?
— Эх, мальчишки! — с неожиданной злостью вскрикнул Виктор Семенович. — Ну подумай хоть немного! Допустим, ты твердо решишь отомстить, ты понимаешь, какая жизнь тебя ждет?
— Я осознаю это, если вы имеете в виду сложности и мою возможную смерть.
— Вот именно!!! Возможную смерть! Даже очень вероятную. Ты думаешь, именно этого хотели бы твои родители для тебя?! Но ладно, пусть у тебя есть хитрый план и ты не погибнешь. Пусть. Но ведь это значит, что ты потратишь всю свою жизнь на месть. Всю цивилизацию хоргов тебе все равно не уничтожить. Потрепать — да, можешь. Доставить кучу неприятностей. Уничтожить по ходу своей мести кучу ни в чем не повинного народа.
— Я не…
— Ты не собираешься этого делать?! Скажи это тем, кто погиб от руки генерала Дрого! Или ты думаешь, что это его последние жертвы?
Я побледнел и отпрянул.
— Я… я не думаю…
Виктор Семенович заметил мою реакцию.
— Ох, Кирилл, прости!
— Да нет, все правильно. — Я отвернулся. — Наверное, меня надо было сунуть носом в это, чтобы заставить задуматься.
— Вот и плохо, что приходится тебя заставлять думать! Самому это сделать, конечно, трудно. Ты просто представь себя на месте твоих родителей. Хотел бы ты, чтобы твой сын всю свою жизнь посвятил бы мести за тебя? Ну отомстишь ты — и что? Что дальше?
— И что же мне делать?!
— Думай. Неужели мало возможностей? Неужели тебя ничего не привлекает? Неужели нет ничего, что могло бы тебя заинтересовать?
Я задумался.
— Допустим. Допустим, но как быть с тем, что сделали хорги со мной? С их программой?
— Кирилл, у меня ведь психологическое образование. И у меня большой опыт в этом. Нет никакой программы. Если бы она была, то ты перестал бы быть собой. А этого им не надо было. Иначе и огород городить не стоило. А программу ты сам придумал. А сделали твои хорги скорее всего следующее: они просто связали с твоим желанием мести некоторые возможности организма, и при желании отомстить у тебя отключаются чувства. Ты превращаешься в живого мыслящего робота. У тебя не остается привязанностей, ничего — только твоя цель. А когда есть всепоглощающая цель, то, поверь, человек на многое способен.
— Выходит… выходит, я сам включал в себе эту… это… — Я смешался, не понимая, как сформулировать мысль.
Виктор Семенович сочувственно посмотрел на меня.
— Судя по твоим описаниям, да. Подобное под силу и нашим земным психологам. Конечно, добиться в наших условиях подобного результата сложнее, но можно. А тут тысячелетний опыт древней цивилизации. Твое чувство мести было и мотором, и топливом заложенной программы. Даже не так. Не заложенной. Просто многократно усиливающей то, что есть в тебе. В каждом из нас есть нечто, чем мы не можем гордиться. Дело только в контроле за этими чувствами со стороны разума.
Я поднялся и прошел к окну. Некоторое время разглядывал ночной пейзаж за окном. Никогда не думал, что обычные огни ночного города могут так завораживать. Раньше я просто не обращал на них внимания. Потом практически не видел, поскольку редко бывал на планетах. А если и бывал, то ночевал либо на яхте, откуда огнями городов не очень-то полюбуешься, либо был на вновь открытых девственных мирах, где городами еще и не пахло. И сейчас этот открывшийся вид мне показался прекрасным. И все мои проблемы казались пустяками.
— Если дело только в этом, то я справлюсь. Контроль…
— Кирилл, — перебил меня Виктор Семенович. — Ты опять думаешь о контроле, а не о первопричине.
— Но я не могу их простить. Просто не могу.
— Во всем, даже в том, что кажется самым черным, есть нечто хорошее. Найди это. А пока давай отложим дальнейший разговор. Уже поздно, и все устали. А тебе надо еще разобраться в себе.
Я хотел сказать, что на яхте у нас было совершенно другое время и для нас еще совсем не ночь, но тут вспомнил, что день только для нас с Тигаром, а для Виктора Семеновича уже глубокая ночь. К тому же он еще наверняка вымотан предыдущим ожиданием встречи со мной. Не так-то легко поверить в воскрешение давно погибшего человека.
— Хорошо. Вы только покажите, где нам лечь. Мы вам не помешаем. На яхте мы привыкли к тесноте. Она ведь у меня совсем крошка.
— Ага, — подтвердил Тигар и вдруг зевнул. — Устал, — пожаловался он.
— В таком случае — спать. — Виктор Семенович бросил на кровать постель. — Разберетесь сами?
Я усиленно закивал и принялся стелить себе на диванчике. Тигара Виктор Семенович отвел в другую комнату.
— Эта комната моей дочери. Ее сейчас нет. Так что располагайся.
Только оставшись один и лежа в кровати, я понял, что Виктор Семенович специально оставил меня одного, давая время обдумать сказанное за сегодня.
В эту ночь заснуть мне так и не удалось.

 

Утром я поднялся первым и убрал постель. Оделся и вышел на балкон, вдыхая прохладный утренний воздух. Потом залюбовался пейзажем. На балконе я и простоял все то время, пока проснулись остальные. И тут раздался звонок в дверь.
Я вздрогнул и беспомощно посмотрел на Виктора Семеновича. Если это кто-то с работы Виктора Семеновича, то они могли помнить меня. Конечно, вряд ли, но…
Виктор Семенович решительно прошел в прихожую. Через минуту там раздалось щелканье замка и радостно оживленный голос Виктора Семеновича:
— Ленка? Ты как здесь? Ты же вроде как собиралась с подругами сегодня заниматься? У вас же сессия.
— Ой, папка, да мать вчера позвонила. Говорит, что ты позвонил ей вчера и настойчиво просил сегодня домой не приходить, а переночевать у знакомых. Сказала, что голос у тебя был какой-то странный. Что-нибудь случилось?
Я почувствовал, что краснею. Сколько хлопот доставил людям. Я же совсем забыл, что у него есть дочь и жена.
Тут в комнату вошли Лена и ее отец. Я повернулся и замер.
— Ой, Мотылек, — невольно вырвалось у меня. За пять лет Лена изменилась совершенно. Впрочем, это было и неудивительно. Я был знаком с дочерью Виктора Семеновича очень короткое время, когда он однажды пригласил меня к себе. Он рассказал ей мою историю, и эта девчонка, всего лишь на год старше меня, подсела тогда ко мне и просто взяла за руку. Не знаю почему, но мне стало легче. Она ничего не говорила. Просто сидела и молчала, сочувственно сжимая мою ладонь. Сама же она была какая-то вся воздушная. В тот день я ее в первый и последний раз назвал мотыльком. Сейчас же… сейчас это была вовсе не та Ленка-конфетка, которую я знал. Теперь это была уже взрослая девушка, но все равно что-то озорное оставалось в ней от того, что было раньше. И именно это что-то и заставило меня назвать ее тем именем, каким когда-то я ее наградил.
Ленка отшатнулась, смертельно побледнев. Повернулась к отцу. Я же, проклиная свой язык, бросился к ней…
Я успел как раз предотвратить падение, подхватив ее до того, как она грохнулась на пол. Осторожно поднял и перенес на диван. Рядом бегал встревоженный Виктор Семенович, чуть ли не проклиная себя.
— Я ведь должен был помнить, что она встречалась с тобой! Должен! Один раз, конечно, но все равно должен был предвидеть, что она узнает тебя! Боже ж мой, она же считает тебя мертвым! Она же ведь была на похоронах! Сама настояла! Я должен был ее подготовить!
Я тоже ругал себя, только мысленно. В этой ситуации, пожалуй, один Тигар сохранил голову. Он отстранил меня и Виктора Семеновича и склонился над девушкой. Охватил рукой шею.
— Пульс есть, — сообщил он. — Ничего страшного.
Я принес стакан воды и аккуратно побрызгал из него на лицо Лене. Та медленно раскрыла глаза. Увидела наши три рожи, с тревогой наблюдавшие за ней, и снова закрыла.
— Я умерла, да? — прошептала она.
Мы переглянулись с Виктором Семеновичем, не зная, что на это можно сказать. Зато Тигар знал. Он протянул руку и ущипнул Лену. Та ойкнула.
— Жива, — констатировал он. — Можешь не тревожиться. Впрочем, я не знаю, как у вас тут. Может, мертвые и чувствуют боль. Но сомневаюсь.
Этот несколько грубоватый способ сработал замечательно. Ленка вдруг поднялась и уставилась на меня.
— Ты?!
— Ну… вообще-то я, — сконфузился я. — Прости, не хотел пугать.
— Но откуда?! И… и ты… — Я с интересом наблюдал, как Ленка силилась произнести «ты ничуть не изменился» и не могла.
— Да. Я ничуть не изменился.
Лена повернулась к отцу:
— Я требую, чтобы мне рассказали ВСЕ! Немедленно!!! Иначе я опять буду кричать!
Виктор Семенович вздохнул.
— Лучше всего это сделает сам Кирилл.
Назад: Глава 8
Дальше: Глава 10

валерий
Добрая книга.Желательно нашим политикам подумать,хотя .... вот именно.Валерий ,учитель труда.