9 января
Все, что сегодня случилось, — ужасно. Просто ужасно. Не могу ничего писать, расскажу обо всем завтра. Если сумею.
10 января
Итак, вот что произошло вчера… Вот как она развязалась, наша многодневная драма в Лапландии… Я постараюсь здесь, в дневнике, максимально отстраниться от происшедшего и быть как можно более объективным и спокойным… Хотя, признаюсь, дается мне это ох как нелегко…
Все вчерашнее утро я пребывал в напряжении. Я чувствовал: Леська что-то готовит. Что-то важное. Что именно, я не знал. Она не сочла нужным поставить меня в известность. Теперь у нее, видимо, появился другой конфидент. Дипломатический, блин, работник Кирилл Боков.
Одна радость: в тот день я наконец выспался. Полярная ночь и чистейший воздух способствовали лени и неге. Народ в нашем домике нехотя проснулся в половине одиннадцатого, когда на улице стало через силу светать. Валентина, единственная оставшаяся с нами женщина, соорудила яичницу из десяти яиц, выдавила сока из свежих апельсинов и нажарила тосты. Мы вчетвером, с ее мужем и Саней, лениво позавтракали. На гору, похоже, никто не собирался. Все ждали намеченного на час обеда, хотя об этом никто не вымолвил ни слова.
Где-то в двенадцать мне вдруг позвонила Стелла. Совершенно обыденным голосом попросила меня сгонять в город и прикупить лимон и сметану. Они (дамочки), видите ли, готовят рыбную солянку, а для нее (солянки) они (лимон плюс сметана) совершенно необходимы, а они (овцы) забыли их купить. Я спросил, знает ли она, как будет «сметана» по-фински или хотя бы по-английски, а она засмеялась: дескать, в местном супермаркете основополагающие продукты питания заботливо снабжены рукописными табличками на русском. Типа, смотрите, дебилы: это, мол, хлеб, это — молоко, а это — сметана.
Может показаться, что я не знаю, о чем писать, поэтому специально тяну время и погрязаю в несущественных подробностях, — однако это не так. Про сметану важно, потому что если б я ее не покупал, то не оставил бы свою «Хонду» у «вдовьего домика» и потом не смог бы… Впрочем, я забегаю вперед…
Итак, я съездил в город за продуктами. Купил лимонов и сметаны. И еще пива. Сложил покупки в багажник и заглянул в тот самый бар, откуда я некогда завидел Петю с Саней и начал слежку за ними, — как давно, кажется, это было!
По моим наблюдениям, тут варили лучший кофе в городке, настоящий эспрессо, а не американскую бурду. Я не спеша выпил двойную порцию, глянул на часы, и оказалось, что уже без десяти час, — и если я хочу поспеть к началу званого обеда, мне надо лететь на всех парах. Вот и получилось, что с лимонами и сметаной мне пришлось парковаться у «вдовьего домика». Ввалился я в коттедж в начале второго, когда все наши оказались в сборе.
Теперь, когда компания снова сошлась вместе, особенно остро стали ощущаться пустоты, незанятые места за столом. Мне невольно вспомнились наша вечеринка по случаю приезда и то, как мы встречали Новый год… Какими же мы тогда были веселыми и беззаботными! И сколько всего произошло за это время! И как же мало нас теперь!
Сюда нас прибыло двенадцать. А теперь?
Вадим погиб.
Петр погиб.
Родион в бегах.
Из всей компании оставалось девять человек. Из них всего трое парней: я, Сашка да Иннокентий. И шестеро женщин.
Почти все уже расселись за длинным столом — кроме девушек, Стеллы, Леси и Светы, которые хлопотали на кухне, разливая суп. Без лишних церемоний я скинул пуховик и занял место за столом — лицом к окну.
Украдкой я рассмотрел собравшихся. Дальше всех от двери, на председательских местах (которые раньше занимали их мужья), сидели Настя и Женя. Обе ненакрашенные, бледные, с синяками под глазами. Женя, по обыкновению, вытянула больную ногу и пристроила ее на табурет. После всего происшедшего между нами, после гибели Петра мы с ней не перемолвились ни единым словом. Девушка, казалось, избегала меня. Да и я, признаться, тоже не горел желанием с ней разговаривать. Интересно, знала ли она о моей роли в самоубийстве ее мужа? Или, может, догадывалась? Проболтались ли ей о случившемся «секунданты» — Родион и Кен? Родион, я был почему-то уверен, не трепался. Не до того ему было — сплетни распускать. Деловой человек!.. (Хотя дело его, что там говорить, дурно попахивало.) Да и где он теперь, Родион! А вот Иннокентий… Он, я думаю, успел разболтать все.
Вышеупомянутый Иннокентий и жена его Валентина устроились на противоположном к нашим вдовушкам конце стола, ближе к выходу. Оба сидели суровые, молчаливые.
Саня умостился рядом с Женей Гореловой и о чем-то с ней вполголоса переговаривался. Женщина ему даже пару раз бледно улыбнулась. Что за странный тандем? Неужели мой друг решил поухаживать за вдовой? Зачем? Возжелал занять Петино (да и мое!) вакантное место? Что ж, коли так, его можно понять. Горелова — богатая наследница. Вдова с изрядным приданым. А может, его дружба с Женей длится давно? Может, они любовники? И поэтому он в компании с ней замешан в убийстве? Или ему ассистировала его подруга — Светка?
Саня и Светлана вели себя необычно. Они даже словом не перемолвились, не глядели друг на друга. Может быть, он узнал про ее финты с иностранцем? Может, Светка продолжила и углубила свое знакомство с красавцем-швейцарцем?
Но что-то между ними явно произошло. Тарелку с рыбной солянкой Света, к примеру, поставила перед моим дружбаном с грохотом, не глядя в его сторону, не сказав ему ни слова.
Да, компания наша — подумал я, помнится, в тот момент — явно рассыпалась. Да и существовала ли она вообще, эта компания? Или мы так и остались теми, кем и были с самого начала, — сборищем абсолютно чужих друг другу, случайных людей?
К тому же у меня неотступно сидело в мозгу (как, наверное, у всех присутствующих): кто-то из нас — убийца.
В этот момент Леся поставила передо мной тарелку, вдруг погладила по плечу, нагнулась к самому уху и прошептала:
— Следи за их реакцией, когда я буду рассказывать.
И тут же отошла, я даже не успел переспросить: за чьей «их» реакцией я должен надзирать и что она собирается рассказывать?
В этот момент я заметил, что приборов на столе оказалось на два больше, чем присутствующих. Мы кого-то ждали к обеду? Кого?
Я не успел спросить об этом Лесю, как сам получил ответы. В окно я увидел, как у коттеджа остановился давешний «Форд», и из него вылезли — конечно же! — наш бравый дипломат Кирилл Боков и финский полицейский комиссар Мауно Кууттанен. Они, оба одетые по-городскому — начищенные ботиночки, брючки, — прошествовали по дорожке и появились в дверях.
— Здравствуйте! — радушно приветствовал всех Боков. — Не помешаем?
Разумеется, никакой радости от его появления я не испытал и даже довольно глупо пробурчал себе под нос: «Помешаете!» Боков моей реплики, конечно, не расслышал, тем более что Леся оказалась (ну разумеется!) гораздо более радушной хозяйкой. Она наверняка знала, что финский полицейский и русский дипломат к нам пожалуют, вероятно, сама же их и пригласила, теперь на правах хозяйки проводила вновь прибывших гостей к столу. Им тоже налили по тарелке супа и по кружке пива.
И вот наконец все расселись, включая обслуживавших нас девушек. Леся заняла место напротив меня — рядом с Боковым.
За столом повисла напряженная тишина. Все понимали: что-то происходит. Предчувствовали: что-то вот-вот случится. Но что?
Тут, словно пастор для предобеденной молитвы, встал со своего места Боков. Изрек:
— Я рад, что мы собрались все вместе, здесь и сейчас. И вот по какому поводу. Как известно, Олеся Максимовна, — Боков ласково (вот сволочь!) дотронулся до плеча моей девушки, — по просьбе Анастасии Сухаровой проводила неофициальное расследование убийства ее мужа, Вадима Сухарова. Насколько я понимаю, нынче Леся собирается нам всем сообщить о некоторых предварительных результатах своей деятельности. А я в свою очередь хочу предупредить собравшихся, что между нашими двумя странами, Россией и Финляндией, существует договоренность о том, что российские граждане, совершившие преступление на территории Финляндии, подвергаются уголовному преследованию со стороны компетентных органов Российской Федерации. Иными словами, — Боков слегка улыбнулся своими бледными губами, — когда и если преступник будет обнаружен, судить его будут по нашим, российским законам…
Витиеватые речи дипломата ощутимо сгустили атмосферу в комнате. Иннокентий с Валентиной переглянулись. Глаза у Светки стали испуганными. Стелла, Настя и Женя опустили очи долу. И только Сашка продолжал сидеть с безучастным лицом.
— Итак, — заключил свой юридический экскурс дипработник, — слово для сообщения имеет Олеся Максимовна. Леся, прошу.
И он улыбнулся ей. Наверняка он знал, что скажет Леся. (Интересно, в каком антураже происходило их совещание? В ресторане? На прогулке? Или у него в номере?) Итак, он знал, а я — нет. От досады я скрипнул зубами, да так, что сидевшая рядом со мной Света расслышала звук и метнула на меня удивленный взор.
Юная сыщица вскочила со своего места. Я видел, что она волновалась: и щеки, и даже шея пошли пунцовыми пятнами.
На девушку устремились десять пар напряженных глаз.
— Расследовать убийство непросто, — проговорила она в тишине звонким, чуть срывающимся голосом. — Особенно такое. Когда у многих имеется мотив убить. И когда у многих нет удовлетворительного алиби.
Боков начал тихонечко переводить речь Леси на ухо Кууттаненену, сидевшему от него по другую руку. Финн понимающе кивал.
— Тем паче, — продолжила Леся (она постепенно успокаивалась), – здесь, в Лапландии, по сути, произошло не одно, а целых три преступления. Убийство Вадима Сухарова можно квалифицировать по статье УК России сто пять, часть вторая, пункт «д» — убийство с особой жестокостью. Однако ранее данного преступления было совершено другое, которое подпадает под статью Уголовного кодекса сто двенадцатую, часть вторая «а» — умышленное причинение средней тяжести вреда здоровью в отношении двух и более лиц. Я имею в виду эпизод, случившийся тридцать первого декабря, когда неизвестный сбросил со скалы валун, причинив телесные повреждения Вадиму Сухарову и Евгении Гореловой. Кроме того, можно задаться вопросом: а нет ли в суициде Петра Горелова признаков статьи сто десять УК РФ, а именно, доведения до самоубийства путем систематического унижения достоинства потерпевшего?
Я немного успел узнать характер девушки и понял, что в тот момент Леся сыпала статьями Уголовного кодекса не для того, чтобы образованность свою показать. Напротив, она, как это часто случается с неопытными ораторами в минуту волнения, схватилась за профессиональную лексику, словно за спасательный круг. Она, по-моему, просто дико переживала. И как раз в тот момент я вдруг отчетливо и остро понял, почему. Ведь девушка не просто выступает с отчетом о проделанной работе. Она, самая юная из всех присутствующих, собирается кого-то из нас объявить сегодня убийцей. И я почувствовал, что многие из присутствующих тоже поняли это.
Во всяком случае, народ сидел напряженный и подавленный. К супу притронулись только Кууттанен, Иннокентий да Боков. (Хотя последнему обедать мешали добровольно взятые на себя обязанности переводчика. Между ложками он вполголоса трещал по-фински на ухо полицейскому.) Я тоже решил поесть. Как говорится, война войной, а обед по расписанию. Настоящим мужчинам необходимо регулярно подзаряжать свой организм. А может, хороший аппетит доказывал нашу с Иннокентием безгрешность?
Я детально помню события вчерашнего дня. Каждое свое движение, каждую мысль. Правду говорят психологи: в стрессовой ситуации восприятие обостряется…
К счастью для нее, Леся довольно быстро успокоилась. И заговорила простым, человеческим языком.
— Первый вопрос, который перед нами возникает: связаны ли между собой эти три события, а именно: покушение на Сухарова и Горелову тридцать первого декабря, убийство Вадима Сухарова, самоубийство Петра Горелова? Из него вытекает вопрос второй: один и тот же человек повинен в данных преступлениях или они — дело рук различных граждан?
Леся выдержала паузу, вышла из-за стола, и словно прокурор по залу суда, слегка прошлась по гостиной.
— Серьезный мотив для убийства Сухарова имелся у главного бухгалтера фирмы Иннокентия Большова.
Кен вздрогнул и положил ложку — она звякнула о тарелку. Валентина сжала в нитку свои и без того тонкие губы.
— Я не буду углубляться в детали, но нам стало известно, что Иннокентий совершил серьезную финансовую ошибку. Вадим счел ее преступлением и пригрозил Большову изгнанием из фирмы, да вдобавок с волчьим билетом. Вполне достаточный мотив для того, чтобы Большов (возможно, с помощью своей супруги Валентины) мог убить Сухарова.
— Какая чушь! — ледяным голосом воскликнула Валентина.
Невзирая на эту реплику, Леся продолжала:
— Алиби у супругов Большовых ни на время покушения, тридцать первого декабря, ни на момент убийства, второго января, не имеется. У них вполне была возможность совершить преступления.
— Прекратите ваши инсинуации! — очень тихо, но твердо проговорила Валентина.
— Я попросила бы меня не перебивать, — не менее внушительно промолвила Леся, глядя Большовой прямо в переносье.
Девушку поддержал и ее новый друг Боков. Он постучал черенком ложки по столу.
— Да, пожалуйста, давайте сохранять порядок и спокойствие.
Голос его прозвучал внушительно. Валентина опустила глаза. А Леся спокойно продолжила:
— Насколько нам стало известно, Сухаров грозился вас, Иннокентий, уволить — причем не по собственному желанию, а по статье. — Бухгалтер хотел было что-то возразить, но сдержался, лишь весь, включая лысину, покраснел. А Леся продолжала: — И это означало бы для вас конец карьеры. По сути, запрет на профессию. Могли вы избежать этого? Да, если вспомнить, кто после Вадима должен был возглавить фирму. Новым руководителем стал бы Петр Горелов. А он о злоупотреблениях Иннокентия не знал. А даже если б узнал, то, вполне возможно, спустил дело на тормозах. У него ведь более мягкий характер, чем у Сухарова. Он мог и пожалеть, войти в положение, ограничиться выговором да лишением премии…
Я, по просьбе Леси, внимательно отсматривал, как собравшиеся реагируют на ее обвинения. Правда, я не понимал, за кем конкретно мне следует наблюдать, поэтому сосредоточил свое внимание на супругах Большовых. Валентина, казалось, вот-вот взорвется от гнева, а Иннокентий сидел сосредоточенный, упрямо стиснув губы. Кроме того, я заметил, что и Настя, и Женя, и Саня слушают сыщицу с удивлением и даже с недоверием.
Тут бухгалтер твердо и спокойно перебил девушку:
— Это просто домыслы, — при этом он обращался не к ней, но к Бокову и сидящему рядом Кууттанену.
Однако Леся, казалось, не обратила внимания на его реплику и продолжала:
— Вернемся к событиям тридцать первого декабря. Кто мог сбросить валун на головы Вадима с Женей? Только тот, кто оказался наверху, над ними, случайно. Это довольно большая натяжка. Или тот, кто знал, что они будут именно в том самом месте. Но в одиночку выследить парочку, ставшую жертвой покушения, вряд ли возможно: они передвигались на горных лыжах, преступник — пешком, по колено в снегу… Он никак не мог за ними угнаться… Однако если предположить, — голос девушки зазвучал вдохновенно, — что преступников было двое? Например, супруги Большовы? Оба они могли вооружиться рациями — или, на худой конец, мобильными телефонами. Один — следит. Видит, что парочка, Вадим и Женя, остановилась, покуривает. Если имеешь средства связи, легко можно навести напарника к месту преступления. От ближайшей станции подъемника до той точки, откуда уронили камень, ходьбы три-четыре минуты, даже по глубокому снегу. И вот Женя с Вадимом останавливаются, и Валентина выходит на связь с мужем. Иннокентий бросается в то место над головами жертв, которое указала ему сообщница, застает их врасплох и опрокидывает на них сверху валун…
— Протестую! — тихо, но внятно воскликнул бухгалтер.
Но Леся мчалась напролом, не обращая внимания ни на что:
— Однако первая попытка убить не удалась… Но время шло, а вместе с ним и рос риск, что Вадим, даже на отдыхе, даст делу ход. Он даже первого января не оставил Большова в покое, прорабатывал его… И тогда Иннокентий с Валентиной решили, что называется, добить его…
Большова вскочила:
— Хватит! Я не желаю это слушать! У вас нет никаких доказательств! Слышите, ни единого! Иннокентий, пойдем отсюда!
Большов тоже поднялся.
Тут на них прикрикнул Боков, почему-то по-английски:
— Take it easy! — И повторил то же самое по-русски: — Давайте поспокойнее! Сядьте! Олеся Максимовна вовсе не утверждает, что вы — убийцы. Она лишь рассказывает о возможных мотивах и способах совершения преступления.
Леся послала в сторону дипломата взгляд, преисполненный благодарности, и миролюбиво обратилась к Большовым:
— Я вас ни в чем не обвиняю. Да и, по моему глубокому убеждению, вы ни в чем не виноваты. Вы были под подозрением — у всех, включая меня. Теперь эти подозрения рассеяны. Прошу меня извинить, если я доставила вам пару неприятных минут.
Кровь отхлынула от лица Иннокентия. Он выкрикнул, сбиваясь на уголовный сленг:
— А к чему тогда этот гнилой базар?!
Опять пришлось вмешаться Бокову:
— Пожалуйста, сядьте.
Его слова прозвучали внушительно, и Большовы нехотя послушались.
А Леся тем временем продолжила:
— Итак, если не Большовы, то кто?.. Возможность убить имел и Александр. Алиби у него тоже отсутствует. Больше того: мы знаем, с его же собственных слов, что в момент убийства от находился в непосредственной близости от домика, где оно произошло. Возникает вопрос о мотиве. Вот только каким он может быть? Мы ведь в точности не знаем, кто, на самом-то деле, затеял аферу с переводом денег фирмы в разорившийся банк — Большов или, может, Александр? Большов свою вину отрицает, а Александр, как зам главного бухгалтера, тоже мог осуществить махинацию. Подсунуть на подпись Большову левую платежку. Здесь, в Финляндии, мы в точности установить это не можем. Нужны следственные действия в Москве… — Я глянул на Сашку. Тот сидел понурившись и прятал глаза. — И убийство, и, особенно, предшествовавшее ему покушение на убийство трудно совершить без сообщника, но у Александра таковой имелся: безгранично преданная ему и готовая ради него на все Светлана.
Света вспыхнула.
— Я опять-таки не утверждаю, — оговорилась Леся, — что Светлана и Александр — преступники. Я просто стараюсь вслух обсудить все возможности — как рассматривала их в ходе следствия.
И тут я понял, для чего девушка затеяла этот рассказ. Она решила выгодно подать себя. Грамотно презентовать свою работу: чтобы заказчик — в данном случае Анастасия Сухарова — впечатлилась объемом трудов и уверилась, что деньги сыщице она платит не зря. А может, Леся вдобавок на своего финского коллегу Кууттанена впечатление производила. И на Бокова, блин, тоже.
Сыщица разливалась соловьем:
— Отметим также, что имелся мотив для убийства Сухарова и у покинувшего нас Родиона Сыромятского. Он, как нам стало известно, уже находится по линии Интерпола в международном розыске. — Стелла пошла красными пятнами. — Дело в том, что Сыромятский является представителем российской наркомафии.
У кого-то из присутствующих вырвался возглас удивления. Женя и Настя со значением переглянулись.
А Леся продолжала:
— Похоже, что тут, в Финляндии, Сыромятский налаживал новые пути для наркотрафика из стран Юго-Восточной Азии в Западную Европу…
На Стеллу было больно смотреть. Она едва сдерживала слезы.
Но Леся не останавливалась. Похоже, она чувствовала, что наступил ее звездный час.
— Мог ли Вадим Сухаров, вольно или невольно, узнать о планах Родиона Сыромятского? Да, мог. Способен ли Родион убрать ненужного свидетеля? Более чем. Итак, мотив у него имелся. А возможность? Сначала у Сыромятского вроде было алиби: он утверждал, что они, вместе с женой Стеллой, в день убийства уезжали в Рованиеми. Но расследование показало, что ни в каком Рованиеми они не были. По словам Стеллы, Родион в тот день встречался с деловыми партнерами. Узнать, кто они, а тем паче допросить их нам пока не удалось. Следовательно, у Сыромятского также нет алиби. И он тоже является подозреваемым в убийстве…
А Боков гоголем, словно на любимую свою ученицу, глядел на Лесю и не забывал тихонечко переводить ее речугу на ушко Кууттанену.
— А сама Стелла? — задала риторический вопрос Леся. — Ведь и у нее отсутствует алиби. И она также имела мощную мотивацию для того, чтобы ненавидеть Сухарова и желать ему смерти. Достаточно сказать, что в Рованиеми она, как и Родион, не ездила. И за несколько часов до того, как убийство совершилось, попросила отдыхающего здесь мурманского бандита разобраться с Вадимом. Бандит — к его чести, надо сказать, — отказался, и тогда Стелла, отчаявшаяся найти помощников, могла покарать своего врага самостоятельно…
— Что ей-то Вадим сделал? — выкрикнула со своего места нахмуренная, бледная вдова, Анастасия Сухарова.
На этот вопрос юная сыщица сочла нужным ответить:
— Стелла горела желанием отомстить за свою сестру. Много лет назад Вадим соблазнил и бросил Марфу — старшую сестру Стеллы.
— Вот как? — лицо Насти Сухаровой неприятно перекосилось. — У вас есть доказательства?
Свой вопрос она адресовала не Лесе, но Стелле.
— Какие тебе еще доказательства! — воскликнула та с ненавистью, адресуясь к вдове. — Все происходило на моих глазах!
— Когда случилась та история? — поинтересовалась Настя.
— Вы уже были женаты! — сквозь слезы выкрикнула Стелла. — Лучше надо следить за своим мужиком!
— Знаешь, моя дорогая, — высокомерно парировала Сухарова, — в любви обычно участвуют два человека. Раз твоя сестренка повелась на моего Вадима, значит, она сама этого хотела. И не надо строить из моего мужа коварного Казанову, а из этой твоей Марфы — овцу невинную. Еще неизвестно, кто кого соблазнил.
— Да ты!.. – воскликнула, приподнявшись, Стелла. — Ты разве знаешь!.. – Однако на этой ноте осеклась, опустилась на свое место и в голос зарыдала.
Света стремительно вскочила, бросилась на кухню и принесла девушке воды. Подала ей стакан и обняла несчастную за плечи.
Леся не растерялась. Она терпеливо ждала, когда порядок будет восстановлен.
Наконец рыдания Стеллы превратились в глухие всхлипывания. Света перестала бормотать ей на ушко слова участия. И тогда сыщица продолжила:
— Я прошу прощения за то, что кого-то вольно или невольно обидела. Но, поверьте, мои слова — ничто по сравнению с тем, что бы вам пришлось испытать, когда бы вас действительно обвинили в убийстве. Поэтому я просто пыталась донести до вас, насколько трудное это дело и от какого груза подозрений многие из вас будут избавлены, когда мы изобличим подлинного убийцу.
— Что нам теперь — в ножки тебе прикажешь кланяться? — пробурчал вполголоса Иннокентий.
Леся прекрасно расслышала его реплику, но никак не отреагировала. Однако слова все-таки задели ее за живое: губы упрямо сжались, щеки вновь зарозовели.
— Но должна сказать, что самые серьезные подозрения в убийстве своего старого друга и партнера, — продолжала она, — с самого начала вызывал Петр Горелов.
Я видел: лицо Жени закаменело.
— У него имелся мотив. Даже, вернее, целый комплекс мотивов. Во-первых — ревность. И вы, Анастасия, — легкий поклон в сторону одной вдовы, — и вы, Евгения, — поклон в адрес второй, — говорили мне, что у Вадима Сухарова была в свое время связь с вами, Женя. И ваш муж Петя — он ведь человек тонкой душевной организации — до сих пор переживал факт измены. Кроме того, похоже, что он всю жизнь завидовал своему другу. Вместе они работали много лет. Начинали с нуля. И Сухаров всегда играл в фирме главные роли. Он управлял коллективом, организовывал работу, рулил финансовыми потоками. В конце концов, его должность звалась «генеральный директор» — в то время как Петр являлся всего-навсего «директором креативным». Я полагаю, что Горелову надоело находиться в тени компаньона. Он хотел стать и формально и фактически первым! Тем паче, что его вклад в дела фирмы тоже неоценим. Он был автором едва ли не всех идей. Мозгом, криэйтером, создателем — но при этом в связке с Сухаровым вечно был ведомым. Мог он, наконец, взбунтоваться и для того, чтобы выйти на главные позиции, убить своего партнера?
Лесю слушали внимательно — можно даже сказать, затаив дыхание. Из глаз Жени выкатились две слезинки. Она смахнула их тыльной стороной ладони. А сыщица раздухарилась и гнала вперед:
— Итак, мог ли Горелов пойти на убийство? Способен ли он убить человека? Следует внимательно рассмотреть личность преступника. Не один из нас слышал здесь разговоры, — Леся впервые за время своей речи посмотрела на меня и слегка улыбнулась, — что у Пети не все в порядке с головой. А многие из нас, жившие с ним бок о бок, могли воочию убедиться в странностях его поведения… Евгения, скажите, — неожиданно обратилась она к Гореловой, — лечился ли ваш супруг от каких-то, м-м, душевных расстройств? Обращался ли к врачам? Состоял ли на учете?
Вопросы застали Женю врасплох, однако она ответила немедленно и не задумываясь:
— Нет, ни к кому Петечка не обращался и ни на каком учете не состоял.
— Тогда почему вы решили, что он психически нездоров?
— Н-ну, я дипломированный врач, и как раз по соответствующему профилю…
— Отлично! Значит, антипсихотические таблетки ваш супруг принимал по вашей рекомендации?
И тут Женя застыла. В ее глазах, казалось, бился вопрос: «Откуда она узнала? Сказать ли правду, или..?» В конце концов моя случайная любовь понурила голову и пробормотала:
— Да, это я их ему предписывала.
— Прекрасно! — Леся еще более воодушевилась — видимо, тем обстоятельством, что ей удался прилюдный допрос свидетеля. — Значит, мы установили, что Петр Горелов — мягко говоря, психически нестабильный человек. Для подобных больных порой характерно бесчувственное и безжалостное отношение к чужим жизням. Стало быть, внутренне он был готов пойти на убийство. Но имелась ли у него возможность совершить преступление? Точнее сказать, даже не одно, а два преступления: одно неудавшееся покушение на своего партнера и второе, увенчавшееся успехом?
Женя пристально, не мигая, смотрела на Лесю.
А та вдруг улыбнулась и вышла в прихожую. И через секунду вернулась. В руках она держала белоснежную горнолыжную куртку. Я ее сразу узнал — она принадлежала Жене Гореловой. Сыщица схватила куртку за воротник, нащупала под подкладкой какой-то небольшой твердый предмет и протянула одежку воротником вперед Кууттанену. Тот потрогал сквозь ткань твердость и удовлетворенно кивнул.
— Что за хрень? — нахмурился Саня.
— Джи-пи-эс передатчик, — любезно пояснила Леся. — Куртка нового поколения, очень современная, очень дорогая. В подкладку вмонтирован простейший джи-пи-эс передатчик. В случае, если вы заблудились в горах или попали под лавину, можно подать сигнал бедствия… А я-то все голову ломала: как тридцать первого декабря убийца смог оказаться на горе точно на том месте, что находилось прямо над головами Вадима и Жени? Ответ оказался прост: преступник, незаметно для Евгении, активировал джи-пи-эс передатчик в ее куртке. После этого местонахождение Гореловой можно было определить, вооружившись приемником сигнала, с точностью до нескольких метров. Оставалось только устроить, чтобы Евгения осталась с Вадимом наедине, и с помощью прибора проследить, где они окажутся… Но зададимся вопросом: кто знал о существовании датчика в куртке у госпожи Гореловой?
Голос Леси возвысился. Она была ужасно похожа на прокурора, произносящего в зале суда обвинительную речь.
— Как бы там ни было, Петя о передатчике знал, — продолжила Леся.
— Знал, — вдруг тихо кивнула Женя. — Мы еще с ним шутили, что это прекрасный способ проследить, где я нахожусь и чем занимаюсь… — Она слабо улыбнулась и вдруг сменила тон: — Но я все равно не верю, что это он!..
Леся не ответила:
— Итак, тридцать первого декабря Петр Горелов с помощью активированного им джи-пи-эс передатчика выследил обоих: свою супругу и Вадима. Он улучил момент, когда они остановились, и сбросил им на головы камень. Не знаю, хотел ли он убить обоих: и жену, и напарника. Думаю, нет, и основной удар Горелов направил против своего заклятого друга. Однако счастливая случайность и быстрая реакция спасли Вадима и Женю. Сухаров отделался переломом ноги. Евгения — сильнейшим вывихом и растяжением связок. Кстати, вы помните: я осматривала тогда место происшествия. Я обнаружила следы обуви преступника и сфотографировала их. Они явно принадлежали мужчине — размер обуви сорок третий — сорок пятый. Однако я никому не рассказывала, — взгляд в мою сторону, — что потом я проверила обувку всех мужчин из нашей компании. И протектор следа один в один совпадал с протектором ботинок Петра Горелова.
Кирилл Боков по-прежнему вполголоса переводил финскому полицейскому. В тот момент комиссар Кууттанен одобрительно покивал головой и уважительно посмотрел на Олесю. Переглянулись и Настя с Женей. Горелова смотрела рассеянно. Сухарова успокаивающе положила ей руку на предплечье.
— А теперь, — изменила темп речи Леся, и голос ее стал еще более звонким и напористым, — вернемся во второе января, день, когда было совершено убийство. Мы доказали, что у Петра имелся мотив, чтобы совершить преступление. Но была ли у него возможность? Итак, не вызывает сомнений и не отрицается, что Вадим был убит около пятнадцати часов, плюс-минус полчаса. Ближе всего в это время к месту убийства находились трое. Во-первых, в своем коттедже, на расстоянии примерно полукилометра от дома, где находился Сухаров, пребывали Евгения и Петр Гореловы. Показания, которые они дали на следующий день после убийства, совпадали. Они плотно пообедали, легли в кровать, занялись сексом и уснули — и разбудила их только я, когда вернулась в коттедж уже в начале пятого. Но потом… Потом сразу трое заявили, что Петр, оказывается, тогда не спал. Да, он занимался любовью с женой, но потом встал, оделся и вышел из домика. Он отсутствовал в своем коттедже в момент убийства. Во-первых, об этом говорил он сам — здесь, в этой самой комнате, когда вдруг обвинил в убийстве Сашу. Во-вторых, его супруга рассказывала о том, что муж выходил из домика во время своей частной встречи с Иваном Алябьевым, — последовал острый, далекий от приязни взгляд на меня. — И, наконец, в-третьих, и в главных, его видел Саша. Видел — выходящим из домика, где находился Вадим. Видел как раз в тот промежуток времени, когда, по заключению экспертов, было совершено убийство!
Леся перевела дыхание. Она раскраснелась. Она была хороша сейчас, когда столь стройно и логично рассказывала немалой аудитории о разгадке таинственной смерти Вадима Сухарова. И мы — все, как один, старше ее, и гораздо более опытные по жизни, и даже настоящие профессионалы, в лице Кирилла и Кууттанена, — слушали с неослабевающим интересом.
— Я думаю, что Петя был хорошо подготовлен. Алиби ему должна была обеспечить супруга. Для того чтобы она спокойно спала и не задавала лишних вопросов, он незаметно подсыпал ей во время обеда снотворное. Этим, кстати, объясняется деталь, на которую я обратила внимание, когда вернулась в день убийства домой. Вся посуда находилась в посудомоечной машине, однако одна чашка стояла в раковине. Видимо, именно в нее подсыпалось снадобье, и убийца вымыл ее собственноручно, чтобы последующая экспертиза не обнаружила следы снотворного… Итак, пока его супруга спала, Петр оделся и прокрался в дом, где находился его прикованный к постели друг. Чтобы не испачкаться в крови, он, перед тем, как нанести своему другу смертельный удар, разделся догола, а после, там же, в домике, принял душ. Этим, кстати, объясняется открытая форточка в ванной и слегка запотевшее зеркало, на которые обратил внимание Иван Алябьев (который первым оказался на месте преступления и обнаружил труп).
Леся на минуту остановилась, переводя дыхание.
— Все поведение Петра Горелова после убийства, — продолжила девушка, — было весьма неадекватным, что также является косвенным свидетельством в пользу того, что убийца — именно он. Все мы это видели. Он был то заторможен, то возбужден, то красноречив, то вспыльчив… А это странное самоубийство, произошедшее при свидетелях… Петра что-то очень тяготило. Видимо, он испытывал страшные муки совести и в итоге не выдержал их груза и покончил с собой… Итак, — сделала решительный жест Леся, — я считаю, что следствие может быть закрыто. Последнее слово, конечно, — сделала она словесный реверанс в сторону Кууттанена, — остается за финской полицией и финскими властями, но лично у меня никаких сомнений нет: Сухарова убил Петр Горелов, ныне, очевидно, покойный. Остается только отыскать тело Горелова и предать его земле.
Кууттанен, до которого дошел перевод Бокова, одобрительно покивал. Я посмотрел на Женю: моя случайная любовница, уткнувшись в руки, лежала лицом на столе. Кажется, она плакала.
После минутной паузы со своего места встала Настя Сухарова. Глаза ее тоже были на мокром месте, однако она справилась с собой. Молодая женщина подошла к Лесе и сказала вполголоса:
— Вы понимаете, как мне тяжело… Петя был другом и мне… Но вам, Леся, все равно спасибо. Вы отлично выполнили свою работу. И вот ваш гонорар. — Настя протянула Лесе кредитную карточку. — Здесь как раз три с небольшим тысячи евро. Пин-код, — Настя слабо улыбнулась, — я сообщу вам чуть позже. Наедине.
Однако в этот момент вдруг произошло событие, произведшее на собравшихся эффект разорвавшейся бомбы. Из-за того, что я сидел лицом к окну, я стал его свидетелем чуть прежде, чем остальные, и на минуту раньше пережил шок.
К коттеджу по заснеженной дороге подъехало такси. Я безотчетно глянул на часы: пять минут третьего. Тут из машины вышел… нет, я не мог поверить своим глазам… Мне показалось, что я сплю или у меня начались галлюцинации… А через минуту ахнули уже все собравшиеся — потому что на пороге гостиной возник Петр Горелов, живой и невредимый.
Сейчас я пытаюсь вспомнить, кто из компании каким образом отреагировал на поразительное явление, — и не могу. Прежде всего потому, что сам был удивлен сверх всякой меры воскрешением Пети из мертвых. Однако самую сильную реакцию продемонстрировала, конечно, Женя. Как-никак, она была его женою…
Женщина вскочила со своего места, смертельно побледнела, а потом повалилась на бок, прямо на пол.
К ней бросились ее подруга Настя, и Стелла, и даже Валентина — таким образом, внимание в какой-то момент оказалось от Пети оттянутым. А он, в свою очередь, не сделал ни единого шага навстречу своей вдове — точнее, теперь, конечно, уже не вдове…
В гвалте и суете я отчетливо расслышал слова Пети — потому что они были обращены непосредственно ко мне:
— Прости меня, Ваня, за этот спектакль. Извини и ты, Кен.
— Садись, Петя, — улыбнулась воскресшему Леся. — Хочешь пива или супа?
— С удовольствием. И того, и другого. В Рованиеми полно туристов, и днем с огнем не найдешь нормальной еды.
…Когда наконец привели в чувство Женьку и все снова расселись, я заметил, что Горелов устроился максимально далеко от своей супруги. С момента его появления они не обменялись с ней ни взглядом, ни словом. Леся участливо спросила Петю:
— Вы можете, рассказать, Петр, что с вами произошло?
Тот помотал головой:
— Я пока не готов. Чуть позже.
— Что ж! — воскликнула Леся. Она снова поднялась на ноги и обращалась ко всем собравшимся. — На самом деле события развивались не совсем так, как я только что рассказывала. Я прошу прощения у собравшихся за то, что намеренно ввела вас в заблуждение. Однако мне было важно отследить реакцию настоящих убийц. И она, эта реакция, оказалась такой, на которую я рассчитывала: преступники, невзирая ни на что, выглядели явно довольными и удовлетворенными моей работой.
— Так кто же они, на самом-то деле? — воскликнул Саня.
— Минуточку терпения. Давайте вернемся к валуну, сброшенному тридцать первого декабря на головы Сухарова и Гореловой. Действительно, я нисколько не сомневаюсь, что джи-пи-эс передатчик в куртке Евгении был активирован, и это помогло преступнику найти ее вместе с Вадимом на трассе. Но кто его на самом деле активировал? И кто сбросил камень на головы этой парочки?
— Я не делал ни того, ни другого, — тихо промолвил Петр, глядя в пространство. Вопреки своим заверениям, что проголодался, он не притронулся ни к пиву, ни к супу, только вертел по сторонам головой, внимательно всматриваясь в лица собравшихся, но по-прежнему не смотрел на жену.
— Вот! — воздела указательный палец Леся. — И я склонна верить Петру. Тогда кто включил передатчик? И кто выследил парочку на многочисленных горных трассах?.. Давайте перевернем ситуацию. Подумаем: а может, дело обстояло совсем не так, как я вам тут только что рассказывала? Может, таинственному преступнику не понадобилось выслеживать Сухарова и Горелову? Может, как раз наоборот? И эта парочка специально пришла ровно в то место, где находился охотник? И один из тех двоих якобы жертв знал, где прячется преступник, и намеренно привел туда другого? Может, они нарочно остановились именно в том месте, над которым уже занял позицию злоумышленник?
Леся все больше увлекалась. Собравшиеся — включая Кууттинена и Бокова — смотрели на нее во все глаза, Боков не забывал вполголоса переводить финну. А внимательнее всего на докладчицу глядела Женя. Ее лицо выражало одновременно и скепсис, и брезгливость.
— Допустим, Евгения Горелова приводит своего приятеля Вадима Сухарова на условленное место. Условленное — с кем? С тем, кто сидит наверху, на снежном гребне, и ждет их. Когда парочка останавливается внизу и закуривает, злоумышленник сталкивает вниз валун. Его цель — Вадим, Женя пострадать ни в коем случае не должна. Но Вадим спортсмен, горнолыжник, у него хорошая реакция, и он успевает отпрыгнуть. Камень «всего лишь» ломает ему ногу.
— Полное вранье, — вдруг проговорила Женя. Ее лицо было бледно, она закусила губу. — Ни о чем ни с кем я не сговаривалась. Никуда Вадима не приводила.
Словно не заметив этой реплики, Леся сказала:
— Так кто же был там, наверху? Петр Горелов? Мы заключили это, лишь исходя из размера и рисунка подошв его ботинок. Но что, если кто-то просто взял его ботинки? Надел, чтобы отвести подозрения от себя и одновременно подставить Петра?
— Ну, и кто же это? — промолвил представитель посольства Кирилл Боков.
— Это она, — палец частной сыщицы уперся прямо в Настю.
— Какая чушь! — от сердца, брезгливо воскликнула Сухарова.
Не обращая внимания на ее слова, Леся продолжила:
— Неудавшееся покушение на убийство, совершенное тридцать первого декабря, имело перед собой две цели. Первая: устранить Вадима Сухарова. Вторая — подставить Петра Горелова. И точно такие же задачи ставили перед собой преступники, когда второго января убивали Вадима. Первую задачу — покончить с ним — они выполнили. Вторую — бросить тень на Петра — вроде бы тоже, но не до конца. Петр Горелов начал собственную игру, и в итоге, как мы видим, переиграл преступников.
— Так кто же, в конце концов, убил Вадима? — воскликнул нетерпеливый Саня.
Леся очень спокойно пояснила:
— Оба преступления стали результатом сговора. Оба преступления спланировали и осуществили две женщины: Анастасия Сухарова и Евгения Горелова.
— Тяжелый, клинический, параноидальный бред, — презрительно скривив губу, процедила Женя.
— Продолжайте, Олеся, — поощрительно кивнул Боков.
— Надо отдать должное этим двум дамам, — воодушевляясь, проговорила Леся. — Тридцать первого декабря Евгения Горелова привела Вадима в ту точку, над которой, в лесу, их поджидала Анастасия Сухарова. А та, нацепив горнолыжные ботинки Пети, чтобы оставить его следы, сбросила на голову своего супруга тяжеленный валун. Вадим сумел отпрыгнуть. Камень только повредил его ногу. И тогда Евгения Горелова — надо отдать должное ее хитрости и быстроте реакции! — для того, чтобы ее ни в чем не заподозрили, сделала вид, что она тоже пострадала в результате покушения… После первой относительной неудачи обе преступницы, Сухарова и Горелова, быстро перестроились и выработали новый план…
— Да что вы ее слушаете! — вдруг взорвалась Женя. — Вы что, не понимаете?! Эта девчонка просто мстит!..
— За что мне мстить — вам? — с высокомерной усмешкой молвила сыщица.
— Да за то, что я у тебя парня отбила! — Я почувствовал, что краснею. — Ваня, — со страданием в голосе обратилась Евгения ко мне, — а ты что молчишь? Ведь она специально меня подставляет!
Не знаю, на кого как, а на меня эта реплика произвела впечатление, обратное тому, на которое рассчитывала Женя. Я ни на секунду не поверил ей. Ее слова вряд ли могли быть правдой. Да, я с ней переспал. Но я не был парнем Леси. И вдобавок Олеся не такой человек, что стала бы мстить моей случайной любовнице за то, что та якобы отбила меня. По-моему, это понимали все вокруг. Кажется, даже Кууттанен.
А Леся продолжила:
— Следующее покушение на Вадима, на сей раз удачное, совершила уже не Настя, а Евгения…
— Какой бред! — покачала головой Евгения. — Уши вянут это слышать. Настя, что ты молчишь?! Она же нас тут просто оскорбляет! За наши же деньги!
Обе вскочили.
Но тут поднялся и комиссар Кууттанен. Коротко, внушительно, но вежливо проговорил он что-то по-фински. Однако Боков перевел его слова с родной, российской угрожающей интонацией:
— Сидеть! Вы, обе!
Его неожиданно прозвучавшему рыку женщины подчинились.
Снова прозвучала короткая реплика комиссара, а следом — боковский перевод. В этот раз, как мне показалось, толкование прозвучало более адекватно: «Олеся, пожалуйста, продолжайте!»
Девушка промолвила:
— Итак, вернемся к событиям, происшедшим второго января. Как вы помните, в тот день чета Сыромятских на весь день собиралась ехать в Рованиеми. Свои ски-пассы они любезно передали нам с Иваном… Скажи, Стелла, — вдруг обратилась она к девушке, — а чья была идея: дать попользоваться вашими пропусками на подъемник мне и Ване Алябьеву?
— Я точно помню, — тряхнула волосами Стелла, — это предложила Настя. Я еще тогда подумала, что она очень заботлива.
— Спасибо, Стелла… А ведь мы с Иваном на горе нужны были Анастасии Сухаровой исключительно для того, чтобы подтвердить ее алиби. Возможно, уже тогда у Сухаровой возникла идея: поручить расследование убийства мне. Я понимаю ход ее мысли: дескать, молодая девчонка, что она сможет нарыть, попадет пальцем в небо! А еще лучше: обвинит того, кого нужно, а именно — Петра Горелова… И то, что весь день убийства Анастасия провела рядом со мной, — дополнительная гарантия того, что уж кого-кого, а ее я подозревать не стану…
— Вот именно, — злобно усмехнулась Настя. — Молодая, глупая девчонка, попала пальцем в небо… Это ты сказала, а не я!.. Кого вы тут слушаете?! – апеллировала она к Бокову с Кууттаненом. — Ведь она тут все или врет, или путает!
Кууттанен быстро проговорил несколько слов, а Боков бесстрастно перевел:
— Настя, пожалуйста, помолчите. Олеся, продолжайте.
Молодая сыщица улыбкой поблагодарила полицейского комиссара за поддержку и проговорила:
— Да, на весь день второго января Анастасия Сухарова обеспечила себе идеальное алиби. Мы с Иваном, оба, просто не можем его не подтвердить… Но что делала вторая соучастница? Что происходило в том коттедже, где мы с вами сейчас находимся?.. С утра все отправились на гору, а Евгения Горелова, как и первого января, осталась в домике одна. Вполне естественно, ведь все знали: у нее серьезно повреждена нога. Ходить она не может… Около часа дня она из дому звонит по мобильнику своему мужу Петру. Женя с ним ласкова. Она зовет его, намекая на сладкие утехи… Замечу в скобках, что ее зов имел тем больший успех, потому что прошедшей ночью Евгения отказала своему супругу в близости…
Петя на этом месте усмехнулся и грустно кивнул. А Женя с нескрываемым презрением фыркнула, глядя на Лесю:
— А ты ночью нас под дверью подслушивала! Ищейка!
Сыщица прекрасно расслышала злую реплику, но никак не отреагировала, только губы ее сжались в еще более жесткую складку.
— Петя поспешил в дом, — молвила Леся, стараясь не глядеть в сторону Жени. — Там он остался с супругой наедине. Они пообедали, при этом Евгения подсыпала ему в питье изрядную дозу снотворного. Вот откуда, на самом деле, взялась вымытая чашка в раковине. Горелова не оставила ее на столе и не поставила в посудомоечную машину, а предусмотрительно ополоснула… Затем они вдвоем отправились в постель… А когда Петя уснул, Евгения встала. И надела — обратим внимание, прямо на голое тело! — куртку, штаны и ботинки своего супруга…
Тут Леся повернулась к моему румяному другу Сане.
— Ты утверждаешь, что видел, как второго января, в день убийства, около трех часов дня из вашего домика выходил Петр Горелов?
— Да, — кивнул Саня, однако в его голосе прозвучали нотки сомнения.
— Как далеко ты в тот момент находился от коттеджа? — продолжила наседать на него юная сыщица.
— М-м, метров, может, сто… Или семьдесят пять…
— В тот момент уже было темно?
— Нет, не совсем… Но темней, чем днем… Наступали сумерки…
— По каким признакам ты узнал, что из домика выходит именно Петр Горелов?
— Н-ну… Я увидел его пуховик, желтый… И малиновую ушанку…
— Но лицо его ты видел?
— Лицо? Нет, лица я в точности не разглядел. Все-таки далеко было. К тому же я его в основном со спины видел.
— А походка — узнал ли ты ее?
Саня дернул плечами:
— Походка как походка…
— Ты уверен? Можешь сейчас определенно утверждать: человек, выходивший из вашего коттеджа второго января, — Петр Горелов?
Мой друг ответил, не задумываясь:
— Теперь точно не могу сказать.
— Но, может, то была Евгения Горелова — одетая в мужнину одежду?
— Не знаю. Может быть. Но опять же, утверждать не могу.
— Постойте, господа! — вклинился в разговор Иннокентий. — Я не понимаю, как Горелова могла выходить из чужого коттеджа? У нее ведь вывих ноги или серьезное растяжение!
— А кто вам сказал про серьезное растяжение? — усмехнулась Леся. — Она, Евгения Горелова, и сказала. Мы ведь ни рентгеновских снимков не видели, ни к врачу с ней не ходили… А Горелова, надо отдать ей должное, проявила прямо-таки нечеловеческую предусмотрительность и прозорливость: уже в тот момент, когда валун, брошенный рукой Насти, едва не пришиб Вадима, она стала симулировать. Во-первых, для того, чтобы отвести от себя подозрения. Как она может быть организатором и соучастницей покушения, если сама в нем пострадала? А скорее всего, в ее голове уже тогда зародился новый план убийства. Убийства, в котором у нее будет идеальное алиби.
— Она просто врет! — воскликнула тут Женя, обращаясь в основном к своей подруге. — Врет на пустом месте. Фантазирует, бредит!..
— Пусть себе! — снисходительно откликнулась Настя. — Все равно ни у нее, ни у горячих финских полицейских нет никаких улик, одни домыслы.
— Подтверждаю! — вдруг вскинул руку Петр Горелов. — Я подтверждаю слова Олеси.
— Подтверждаешь?! – в голосе Жени звучала брезгливость, смешанная с презрением. — Да что ты можешь подтвердить, несчастный идиот!
— Я видел! — вскричал Петр, обращаясь к Олесе. — Я не знаю, чем она меня в тот день опоила — когда я окончательно проснулся, голова у меня действительно была очень тяжелая — но в тот момент я тем не менее не спал. И видел, как она, Евгения то есть, встает с кровати и одевается — в мою одежду. И выходит из коттеджа!
— Тебе все приснилось, любовь моя, — ухмыльнулась Женя.
— Рождественские чудеса в решете творятся в Лапландии, — иронически прокомментировал Саня. — Люди спят, но видят сны… И хромые встают с одра и начинают ходить…
Леся решительно пресекла обсуждение.
— Позвольте, я расскажу о том, что происходило в тот день дальше, — молвила она, возвысив голос. Потихоньку все успокоились. — Вот как произошло убийство. Горелова, переодетая в одежду своего супруга, пришла в коттедж, где в одиночестве маялся Вадим. В гостиной она скинула куртку и брюки, и вошла к нему в комнату обнаженная. Они с Вадимом некогда были любовниками. Поэтому он отнюдь не удивился, увидев ее на пороге своей спальни абсолютно голой. Он был совсем не против возобновить некогда существовавшие между ними близкие отношения, поэтому лихо сбросил с себя одежду. Вот она, ключевая улика! Вот почему убитый Вадим лежал на незастеленной кровати весь голый! Как вы понимаете, ради Петра он не стал бы обнажаться. Он предвкушал любовное свидание с женщиной. Итак, нагая Евгения подошла вплотную к кровати — и тут Сухаров вместо любовного поцелуя получил удар в шею острым столовым ножом. Вадим скончался на месте. Из перерезанной артерии фонтаном хлынула кровь, и она испачкала убийцу. Горелова хладнокровно стерла с ножа свои отпечатки пальцев, бросила его на месте преступления и отправилась в душ. Вот почему в ванной комнате было открыто окно — чтобы пар поскорее вышел наружу, однако зеркало все-таки слегка запотело. И это увидел первым пришедший на место преступления Иван… А Горелова после душа спокойно снова надела на себя одежду мужа и вернулась в свой коттедж, где Петр продолжал спать — или делать вид, что спит…
— Богатая фантазия, — хладнокровно прокомментировала Настя.
— На грани бреда, — невозмутимо откликнулась Женя. — Или уже за гранью.
Несмотря на прозвучавшие серьезнейшие обвинения в их адрес, обе женщины держали себя спокойно, уверенно и даже вызывающе.
— Но какой же мотив?! – воскликнула тут Светка. — Зачем Гореловой было убивать Вадима?!
— Позвольте, на этот вопрос отвечу я, — наконец вступил в разговор Петя. — Дело в том, что моя супруга Евгения и Анастасия Сухарова в течение долгого времени были любовницами…
— Любовницами! — саркастически расхохоталась Женя. — Ты же знаешь, мой дорогой, один раз не считается.
— Один раз?! – воскликнул Петя. — Это вы, обе, хотели, чтоб мы с Вадимом думали, что был только случай, один-единственный… Но я все время, все последние годы, спрашивал себя: почему ты стала так холодна ко мне…
— А ты не думаешь, — язвительно молвила Женя, — что дело тут не во мне, а — в тебе? Ты слишком много бегал на сторону и растрачивал себя, Петечка, чтобы я продолжала любить тебя!
Горелов грустно усмехнулся, обвел взглядом собравшихся:
— Вы извините, господа, что мы тут прилюдно полощем грязное белье… Но беда в том, что оно имеет отношение к убийству… Я повторяю: они, эти две дамочки, наши жены, вместе уже долгие годы… Мы с Вадимом давно догадывались об этом, но как раз перед нынешней поездкой узнали обо всем точно.
— У тебя паранойя, Горелов! — презрительно воскликнула его супруга. — Ты ею и Вадима заразил!
Петр грустно усмехнулся:
— Когда частный детектив в Москве предоставил нам неопровержимые улики вашей связи… Фотографии, записи… Это уже совсем не паранойя…
— Вы следили за нами! — вскричала Женя. — Какая гадость! И теперь — теперь ты хочешь нам отомстить? Обвинив в убийстве, да?
— Да, за вами следили, — спокойно ответствовал его супруг. — И как раз накануне отъезда сюда мы откровенно обсудили с Вадимом создавшееся положение… И решили сразу после Финляндии дать вам обеим развод… Бог знает, откуда вы об этом узнали! Но вы не могли допустить развода, ведь тогда вы теряли все… И вы решили действовать… Убрать нас с Вадимом, обоих. Его — уничтожить физически, а меня — засадить в тюрьму по обвинению в убийстве друга…
— Женя плохо тебя лечила, — громко прокомментировала Настя, обращаясь к Горелову.
А я смотрел на Женю и Настю во все глаза. Я верил в то, что заявил Петр. Но если две эти женщины были любовницами, то вдобавок они являлись прекрасными актрисами. Они так вели себя все время здесь, в Финляндии, что ни я, ни, наверное, кто-то другой даже заподозрить не могли, что между ними имеются какие-то особые отношения. Ни единого любовного взгляда. Ни одного нежного прикосновения. Только дружеская поддержка и дружески-женская милая болтовня…
Так вот откуда золотые серьги с изумрудами в вещах Жени! — вдруг догадался я. Не просто в чемодане, а в потайном отделении. Сережки и карточка с надписью «моей любимой»… Украшение, которое Женя никак не могла надеть при всех на Новый год, потому что неминуемо начались бы расспросы: кто подарил? А подарила сережки любовница Настя…
А Петя продолжал:
— Сейчас все на свете меряется деньгами. И после того, как мы оба были бы устранены, Вадим — убит, а я арестован или погиб, — этим двум женщинам, обеим, досталась бы в наследство вся наша фирма. Не говоря уже о недвижимости. А это в сумме — несколько десятков миллионов долларов. Вполне достаточно, чтобы безбедно прожить до самой смерти… Вместе, вдвоем, любящей парочкой…
— Бред сумасшедшего, — спокойно прокомментировала слова супруга Женя.
Горелов, не повышая голоса, возразил:
— Это тебе хотелось представить, что я сумасшедший. Тебе и Насте. Вам обеим. Вы, обе, и делали все после убийства Вадима, чтобы вывести меня из себя, свести с ума. Вам нужно было, чтобы я покончил с собой, или признался в убийстве, или попросту исчез. Для этого ты, Женечка, пичкала меня, под видом легких успокаивающих, сильнейшим снадобьем. Для этого ты, дорогая моя, и переспала с Иваном, и шепнула ему на ушко, что ты видела, как я якобы выходил из нашего домика в день убийства… Знала ведь, что он дружит с Лесей и наверняка передаст твои слова…
Я покраснел, потому что слова Пети, скорее всего, были правдой.
— А я, дурак… — продолжал несчастный муж, по-прежнему обращаясь к супруге. В его глазах не было ни грана любви или сочувствия, одна только ненависть. — Я после убийства Вадима сначала думал, что я должен защищать тебя… Выгораживать… Я ведь действительно видел, как ты встаешь с постели, одеваешься и выходишь из коттеджа… Но я долго не мог понять, при чем тут мои вещи… Думал, что ты просто ошиблась в здешней полутьме или мне пригрезилось, примерещилось… Мне открыл глаза Саня… Он стал наезжать на меня с обвинениями в убийстве и требовал денег за свое молчание…
Я глянул на своего друга. Сашка сидел весь красный.
— Он якобы видел, как я выходил в час убийства из Вадимова коттеджа… Видел и опознал мою ушанку и пуховик… Но если меня там не было, если я лежал в постели, в полусне, значит, кто-то другой надел мои вещи… Надел — затем, чтобы подставить меня. А сделать это мог только один человек — ты, Женька… И тогда я понял вашу с Анастасией игру. И понял, что я для вас совсем ненужный свидетель… И если я останусь здесь, с вами, то, скорей всего, я обречен… Вы, обе, Женя и Настя, рано или поздно до меня доберетесь. Подставите, отравите, убьете, и в итоге спишете убийство Вадима на меня. И тогда я решил умереть. А точнее, исчезнуть. А чтобы мое исчезновение выглядело как можно более правдоподобным, чтобы вы успокоились, возликовали, и, может, стали совершать ошибки, — я и придумал эту дуэль на виду у всех… Я заранее, еще днем, пока было светло, разведал местность. Там, на горе, метра на четыре ниже дороги, на которой мы с Иваном «стрелялись», есть маленькая, два на два метра, но достаточно ровная площадка. Я днем пометил на краю дороги точку, под которой она расположена. Положил туда камень. Было очень страшно — вдруг я ошибся в расчетах? Вдруг кто-то сдвинет камень? Вдруг я промахнусь мимо площадки? Или, спрыгнув, не удержусь на ней? Но, слава богу, все обошлось. Благодаря тому, что я пометил место, я даже в тумане угодил на нее и не сломал себе конечности, и даже удержался на ногах… Потом, правда, страшно замерз, пока ждал, когда же мой противник и секунданты уедут с дороги… Когда они убрались, я, цепляясь за уступы, вылез обратно. Снегопад засыпал все следы. Я пешком дошел до поселка — кстати, получилось не очень недалеко, километров пять-шесть… Там поймал такси и уехал в Рованиеми… Жил в гостинице… У меня были с собой деньги и кредитная карточка… Я спасал свою шкуру и ждал развязки… И, как видите, дождался… Леся сама написала мне эсэмэску… И я позвонил ей…
Тут вскочила Настя.
— Кого вы слушаете?! – она обращалась к Бокову и финскому полицейскому. — Это же просто слова! Выдумка, дикая выдумка, бред! У них же нет никаких доказательств, ни одного!
— Почему? — спокойно прервала эту гневную тираду Леся. — У нас есть доказательства.
Настя усмехнулась:
— Какие же, интересно?
Леся, едва скрывая торжество, сказала Бокову:
— Переведите, пожалуйста, господину комиссару: обнаружены ли на теле убитого либо на ноже, которым совершено убийство, следы ДНК посторонних людей?
Посольский эту реплику перевел Кууттанену, и тот, дотоле практически все время молчащий, на сей раз коротко откликнулся.
Боков невозмутимо перевел:
— Да.
— Принадлежит ли эта ДНК кому-то, кто присутствует сейчас здесь?
Снова перевод, и короткий ответ финна — не нуждающийся, впрочем, уже в переводе:
— Да.
Тут напряжение достигло высшей точки, потому что Леся спросила:
— Принадлежит ли эта проба Евгении Гореловой?
И снова громом прозвучало:
— Да!
В этот момент, как я вспоминаю сейчас, я почувствовал какую-то неловкость, словно ответ Кууттанена меня жал, скреб, будто волоски за тесным воротником после парикмахерской… Однако я мгновенно забыл это ощущение, потому что последняя реплика финского полицейского сильно переменила мизансцену в гостиной.
Видимо, нервы убийц уже находились на пределе… Настя и Женя быстро переглянулись между собой. Обе вскочили с места. В руках Насти откуда-то явился длинный нож.
— Не подходить! Никому не подходить! — завизжала она. — Дорогу!
Они обе бросились к двери. Нога Жени и правда чудесным образом выздоровела. Девушка двигалась бодро, с не меньшей скоростью, чем Настя.
Хлопнула дверь, и они обе, не одеваясь, выскочили на улицу.
Мы все тоже повскакали со своих мест, а со двора через секунду проревел движок автомобиля.
Я сидел близко от двери и выскочил из коттеджа первым.
«Лендровер», в который впрыгнули преступницы, в тот момент как раз сорвался с места.
Недолго думая, я вскочил в свою «Хонду» и бросился вдогонку.
На пустых лесных дорогах вдоль необитаемых коттеджей, внедорожник слегка оторвался от меня. Я прибавил газу и вскоре почти настиг его.
Женщины наверняка видели мое авто в зеркалах заднего обзора. Их джип двигался быстро, но как-то судорожно. Казалось, они не знали, куда ехать. Впрочем, так, наверное, и было. Вскоре они зачем-то свернули на дорогу, ведущую в гору, — ту самую, по которой мы ездили с Женей в поисках своего приключения, ту самую, где состоялась наша с Петей дуэль.
«Лендровер» полез все выше и выше по снежному накату. Я несся сзади.
Вскоре я догнал беглянок и пристроился за ними вплотную. Нас разделяло не более пятидесяти метров. Я ехал настолько быстро, насколько позволяла заснеженная дорога с кучей слепых поворотов и пропастью по обочине. Я несся и волей-неволей заставлял женщин увеличивать скорость. Мне показалось, что они идут на пределе своих возможностей и еле-еле справляются с управлением на петляющей, ползущей в гору снежной трассе.
Тут я вспомнил: еще со времен дуэли на приборной панели «Лендровера», который я преследовал, валяется рация. Может, мне удастся наладить с беглянками контакт? Я вытащил из бардачка свою рацию и нажал кнопку вызова.
— Женя, Настя, пожалуйста, остановитесь! — воззвал я в микрофон.
Женщины не отвечали.
— Остановитесь, я прошу вас!
Навстречу нам пролетел, выскочив из-за слепого поворота, джип с российскими номерами. Он едва не впилился лоб в лоб в «Лендровер» и пронесся мимо меня с диким гудением. Водительница — кто там из них был на водительском кресле? — видимо, испугавшись, дернула руль. Машина потеряла управление и несколько десятков метров прошла юзом, соскальзывая все ближе к столбикам ограждения. Я сбавил ход и только молился про себя, чтобы они не свалились в пропасть. Мои молитвы были услышаны: внедорожник остановился не более чем в метре от бездны.
— Стойте! — снова выкрикнул я в рацию. — Девочки, выйдите, пожалуйста, из машины!
И снова мне никто не ответил.
Я продолжал взывать к ним:
— Прием! Прием! Ответьте мне! Пожалуйста, ответьте!
Я уже открыл дверцу и собрался выпрыгнуть из машины — непонятно, правда, зачем, — как преступницы стали сдавать назад. Видимо, они хотели, невзирая ни на что, продолжить бегство. Я захлопнул водительскую дверь и подал вперед. Я успел заблокировать их автомобиль, поставив свою «Хонду» ровно позади них. Тяжелый «Лендровер», двигаясь задним ходом, наверное, мог просто смести мою легковушку с дороги — но они вдруг остановились. И рация ожила.
— Ваня, это ты? — проговорила она голосом Жени.
— Да, это я. Прием.
— А знаешь ли ты, Ванечка, что даже среди ничтожных мужиков — ты полный и абсолютный ноль? — продолжила она. — В тебе нет ничего: ни ума, ни силы, ни интеллекта. Ты тугодум и подстилка под любую умную женщину. Тебя используют, а ты радуешься — как и все мужчины, впрочем.
Где-то далеко, у подножия горы, раздался вой полицейских сирен. С каждой секундой сирены приближались.
— Хорошо, пожалуйста, я согласен, — торопливо проговорил я в рацию, — пусть я сволочь, ноль, подстилка, только выходите, ради бога, из машины. Не делайте глупостей!
— Разумеется, на меня ты не произвел никакого впечатления, — прохрипел в ответ эфир голосом Жени. — А вот ты — ты, я думаю, будешь долго вспоминать меня. Прощай!
Я выскочил из «Хонды» — но что я мог сделать? Что?
«Лендровер» дернулся вперед. Разогнался на оставленном ему маленьком пятачке — и… колеса его зависли над пустотой… Еще секунда — и тяжелый джип сорвался в пропасть.
На этот раз, в отличие от нашей с Петей дуэли, погода и видимость были прекрасными. Часы показывали три, было еще довольно светло. И я мог хорошо видеть, как внедорожник летит вниз — величаво, медленно и даже красиво, если не думать о людях, заключенных в жестяную коробку… Он пролетел вниз, наверно, метров пятьдесят… Перелетел не замерзшую реку… Врезался капотом в скалы… Сначала я видел, как беззвучно сминается капот… Потом моих ушей достиг страшный удар… Раздался ужасающий хруст ломающегося железа… Внедорожник перевернулся на крышу, она промялась… А после он — покатился, покатился, покатится, кувыркаясь, переворачиваясь, все ниже по заснеженному склону, ударяясь о валуны, сшибая коротконогие ели, и где-то там, далеко внизу, вдруг увяз в снегах, закончив свой полет. А через секунду вдруг расцвел ослепительным красно-белым пламенем… И до меня донесся грохот взрыва…
Я стоял на краю обрыва, схватившись за голову, и не мог ни поверить в случившееся, ни до конца осознать его…
Рядом остановилась полицейская машина. Затем — вторая. Потом подъехал «Форд», и оттуда вылезли невозмутимый Кууттанен и Кирилл Боков…
…В ту ночь я напился. Мне не хотелось видеть никого — никого из наших. Я отправился в ту самую дискотеку «Хуло Поро» — «Бешеный олень», — где когда-то, давным-давно, мы были с Лесей — в ту самую ночь, когда я неожиданно переспал с Женькой.
Я сидел за столиком один и накачивался текилой. Кактусы расцветали в моей крови. Заунывные финские мелодии были как раз под стать моему настроению.
Мне было ужасно жаль погибших. И Женю, и Настю. Они обе были очень красивыми, и одну из них я почти любил. И был с ней близок. Наплевать, что она использовала меня. Наплевать, что перед смертью она не нашла ничего лучше, чем оскорбить меня. Все равно: в ту ночь мне было с ней хорошо. Она была опытной, умелой и заботливой. И плевать, что сама она при этом, наверно, ничего не чувствовала. А может, все-таки чувствовала?
Ах, бабы, бабы, глупые вы бабы!.. Вы решили перехитрить всех. Ваш дьявольский план почти удался. Вы предусмотрели все — да не все.
Странно, но мне не было жаль Вадима. Невинную, казалось бы, жертву. А вот Настю и Женю, безжалостных убийц, я жалел. Вы, девочки, прокололись. И за это поплатились. Погибли. И по моей, в том числе, вине. Зачем я гнал их по этой снежной дороге? Что меня вело? Дурацкий инстинкт охотника? Безумная логика погони? Почему я не дал им уйти? Пусть их арестовали бы финские полицаи, зато они были бы живы, сидели б сейчас по теплым камерам и писали показания… Ах, дурак я, дурак…
А когда я накачался до такой степени, что полутемное помещение дискотеки плыло перед моими глазами, меня внезапно осенило. Догадка шипом кактуса уколола изнутри мой мозг. Боже, неужели я был так наивен? И они, погибшие женщины, — тоже?
Я должен был проверить свое озарение. Но нет, не прямо сейчас. Сейчас я слишком пьян. А мне надо подготовиться. Такие вопросы не задают с кондачка. И такие дела не решают с бухты-барахты. Завтра. Я подумаю об этом завтра.