Глава 8.
Мистер Брекекекс и ТИПА-1
Неандертальцы, вопреки общепринятому мнению, отнюдь не тупы. Возникающие у них затруднения с чтением и письмом проистекают из особенностей зрительного восприятия, которые у людей называют дислексией. Однако мимический язык неандертальцев весьма сложен. Одно и то же молчание может выражать у неандертальца около тридцати различных оттенков смысла в зависимости от взгляда. «Неандертальский английский» богат и передает такие тонкие смысловые нюансы, совершенно недоступные людям, не владеющим «лицевым языком». Опираясь на высокоразвитую «лицевую грамматику», неандертальцы инстинктивно чувствуют, когда им лгут, – именно поэтому им совершенно не интересны театр, кино или политика. Они любят читать вслух и очень много разговаривают о погоде – еще одна область, в которой они прекрасно разбираются. Они никогда ничего не выбрасывают и любят орудия труда, особенно станки. Из трех каналов, предназначенных неандертальцам, два показывают только программы, посвященные деревообработке.
ГЕРХАРД ФОН КАЛЬМАР. Неандертальцы: возвращение после недолгого отсутствия
– Четверг Нонетот? – проскрежетал высокий мужчина, как только я вошла в здание ТИПА.
– Да?
Он показал мне жетон.
– Агент Броддит, ТИПА-5, а это мой напарник Джеймс Трупп.
Трупп вежливо приподнял шляпу, и я пожала им руки.
– Мы не могли бы поговорить где-нибудь с глазу на глаз? – спросил Броддит.
В конце коридора отыскалась свободная допросная.
– Мне очень жаль Кроуви и Ффарша, – сказала я, как только мы сели.
– Это все неосторожность, – внушительно произнес Трупп. – Клеем можно пользоваться только в хорошо проветриваемом помещении, на упаковке же написано.
– Мы хотели бы у вас кое-что узнать, – немного смущенно начал Броддит. – Не скажете ли вы нам, что они собирались делать? Они ведь погибли, не успев написать отчет.
– А что сталось с их блокнотами?
Трупп и Броддит переглянулись.
– Их сожрали кролики.
– А это-то как могло произойти?
– Разглашению не подлежит, – отрезал Трупп. – Мы проанализировали то, что осталось, но все было уже хорошо переварено – кроме вот этого.
Он положил на стол закатанные в целлофан обрывки испачканной бумаги. Я наклонилась поближе. На одном я прочла часть своего имени, второй представлял собой фрагмент об остатке денег на карточке, на третьем стояло одно-единственное имя, от которого меня бросило в дрожь, – Аид.
– Аид? – спросила я. – Вы думаете, он еще жив?
– Это ведь вы его убили, Четверг. Как по-вашему?
Я видела его гибель на крыше Торнфильд-холла и даже нашла его обгоревшие останки, когда мы обыскивали почерневшие руины. Но Аид умирал и прежде – или нам так казалось.
– Я уверена, насколько это возможно. А что означает этот счет?
– Опять же, – ответил Броддит, – мы и сами толком не знаем. Кредитка краденая. Покупали по ней в основном женские платья, туфли, шляпки, сумочки и так далее. Мы поставили «Дороти Перкинс» и «Кэмп Хопсон» под двадцатичетырехчасовое наблюдение. Что-нибудь улавливаете?
Я покачала головой.
– Тогда расскажите нам о ваших контактах с Кроуви.
О короткой встрече с их предшественниками я рассказала, что могла, а они по ходу рассказа делали короткие заметки.
– Значит, они хотели знать, не происходило ли с вами в последнее время чего-нибудь странного? – спросил Броддит. – А бывало такое?
Я рассказала им о воздушном трамвае, об «испано-суизе», и они еще что-то записали. Наконец, уточнив неоднократно, нет ли у меня еще каких-нибудь добавлений, они встали, и Броддит протянул мне визитку.
– Если что-нибудь обнаружите…
– Само собой, – ответила я. – Надеюсь, вы их накроете.
Они хмыкнули в ответ и ушли.
Я вздохнула и вернулась в вестибюль дожидаться Скользома и ТИПА-1. Кругом бегали и суетились полицейские, и вдруг мне стало очень жарко, перед глазами все поплыло. Боковое зрение начало гаснуть, и не успей я сесть и опустить голову между колен, наверняка хлопнулась бы в обморок. Жужжание, наполнявшее комнату, превратилось в глухой гул, глаза закрылись сами собой. В висках пульсировала кровь. Спустя несколько секунд приступ дурноты миновал. Я открыла глаза и уставилась на вкрапления слюды в цементном полу.
– Вы что-то потеряли, Нонетот? – послышался знакомый голос Скользома.
Я очень медленно подняла голову. Он читал какие-то записи и говорил, не глядя на меня.
– Выбиваюсь из графика: кто-то незаконно присвоил целую партию конфискованного сыра. Через пятнадцать минут будьте в комнате номер три.
Он зашагал прочь, не дожидаясь ответа, а я снова уставилась в пол. Почему-то по сравнению с тем, что через год в это же время у меня уже будет малыш, Скользом и ТИПА-Сеть показались мне мелочью. У Лондэна хватит денег на нас обоих, и мне даже не придется уходить в отставку: останусь в списке ТИПА-резервистов и буду иногда выполнять разовые поручения. Я уже начала сомневаться в своей готовности к материнству, когда вдруг почувствовала на плече чью-то руку и у меня перед носом возник стакан воды. С благодарностью осушив его наполовину одним глотком, я подняла глаза на своего спасителя. Это оказался неандерталец в ладно скроенном двубортном костюме с жетоном ТИПА-13 на нагрудном кармане.
– Здравствуйте, мистер Брекекекс, – сказала я, узнав его.
– Здравствуйте, мисс Нонетот. Тошнота пройдет.
Мир вдруг задрожал и завращался в обратном направлении так внезапно, что я чуть не подпрыгнула.
– Дрянит, ми Нето – нетоп равдан.
– Что за… – пробормотала я, когда вестибюль рывком вернулся на место и сиреневые стены вдруг позеленели.
Я посмотрела на Брекекекса, и он сказал:
– Тонашемя, Нето – новы никудазна.
Люди в вестибюле почему-то как по команде надели шляпы. Брекекекс отскочил назад и произнес:
– Этонашими Дането – нокудавызнате?
Ногам вдруг сделалось как-то странно, и я обнаружила, что на мне не ботинки, а кроссовки. Теперь понятно: время немного искривилось. Я ожидала папиного появления, но отец так и не пришел.
Брекекекс снова начал фразу и на сей раз произнес ее четко:
– Да, нас так зовут, Нонетот, но вы откуда знаете?
– А вы не ощущаете ничего странного?
– Нет. Выпейте воды. Вы очень бледны.
Я отпила еще, откинулась на спинку стула и глубоко вздохнула.
– А раньше эта стенка была сиреневая, – вырвалось у меня под внимательным взглядом Брекекекса.
– Откуда вы знаете наше имя, мисс Нонетот?
– Вы приходили на вечеринку по случаю моей свадьбы. Говорили, что у вас есть для меня работа.
С полминуты он пристально смотрел на меня глубоко посаженными маленькими глазками. Его большой нос порой подрагивал, он явно к чему-то принюхивался. Неандертальцы очень хорошо обдумывают свои слова, прежде чем их произнести, а то и вовсе промолчат.
– Вы говорите правду, – сказал он наконец.
Неандертальца почти невозможно обмануть, да я и не пыталась.
– Мы представляем вас в вашем деле, мисс Нонетот.
Я вздохнула. Скользом предусмотрел все. Ничего не имею против неандертальцев, но для защиты выбрала бы представителя этого племени в последнюю очередь, особенно после того, как напала на одного из них.
– Если у вас есть проблемы, скажите нам, – произнес Брекекекс, внимательно глядя на меня.
– Раз вы меня представляете, у меня нет проблем.
– Вы бодритесь, а вид у вас невеселый. Вы думаете, нас назначили, чтобы навредить вам. Мы тоже так думаем. Но повредит ли это вашему делу в действительности, мы еще посмотрим. Вы можете идти?
Я сказала, что могу, и мы прошли в комнату номер три. Брекекекс открыл портфель и извлек оттуда пухлую папку. Дело набирали крупным шрифтом, с подчеркнутыми большими буквами. Неандерталец извлек деревянную линейку и положил на страницу, чтобы легче было читать.
– Почему вы ударили Киэлью, водителя воздушного трамвая?
– Я думала, что у него пистолет.
– Почему вы так подумали?
Я уставилась в немигающие карие глазки адвоката. Если совру, он поймет. Если расскажу правду, то ему придется по долгу службы открыть ТИПА-1, что я замешана в делах моего отца. А в свете грядущей гибели мира и при моем безоговорочном доверии к папе положение складывалось, мягко говоря, щекотливое.
– Они будут вас допрашивать, мисс Нонетот. И уклончивости не поймут.
– Придется попытаться.
Брекекекс склонил голову набок и несколько мгновений рассматривал меня.
– Они знают о вашем отце, мисс Нонетот. Мы советуем вам быть осторожней.
Вслух я не произнесла ничего, но для неандертальца, наверное, наговорила с три короба. Их язык чуть ли не наполовину состоит из мимических движений. Они умеют спрягать глаголы, чуть изменяя выражение лица, и передавать целый диалог в танце.
Больше мы не успели сказать ни слова, поскольку открылась дверь и вошел Скользом.
– Меня вы знаете, – бросил он. – Это агенты Уритье и Нейк.
Двое ТИПА-чинуш впились в меня взглядом. Мне стало не по себе.
– Это предварительная беседа, – заявил Скользом, не сводя с меня стальных глаз. – Для допроса по всей форме время еще найдется, если мы сочтем подобную меру необходимой. Любое ваше действие и высказывание может повлиять на исход дела. Все в ваших руках, Нонетот.
Он не шутил. ТИПА-1 законам не подчиняется – она их создает. И если они и вправду решат меня устранить, то мигом переправят в Центральное управление нашей конторы, где бы оно ни находилось. В такие моменты я вдруг начинала понимать, почему мой отец взбунтовался против ТИПА.
Скользом сунул в магнитофон две пленки, назвал дату, время и наши имена, а потом спросил зловеще вкрадчивым голосом:
– Вы знаете, почему вы здесь?
– Потому что ударила оператора воздушного трамвая.
– Нападение на неандертальца вряд ли можно счесть преступлением, достойным внимания ТИПА-1, мисс Нонетот. Говоря формально, это вообще не преступление.
– Тогда почему?
– Когда вы в последний раз видели вашего отца?
Остальные ТИПА-агенты чуть подались вперед, чтобы услышать мой ответ. Но я не собиралась облегчать им жизнь.
– У меня нет отца, Скользом, и вы сами это знаете. Ваши громилы из Хроностражи устранили его семнадцать лет назад.
– Не считайте меня идиотом, Нонетот, – предостерег Скользом. – Я с вами шутить не намерен. Невзирая на дезактивацию полковника Нонетота, он по-прежнему бельмо у нас на глазу. Еще раз спрашиваю: когда вы в последний раз видели отца?
– На собственной свадьбе.
Скользом нахмурился и сверился со своими заметками.
– Вы вышли замуж? Когда?
Выслушав мой ответ, он нацарапал на полях еще несколько загогулин.
– И что он сказал, когда появился у вас на свадьбе?
– Поздравил меня.
Скользом несколько мгновений сверлил меня взглядом, затем сменил тему.
– Описывая тот инцидент с вагоновожатым, – начал он, – вы говорили, что у него был пистолет, вырезанный из мыла, который он где-то спрятал. По показаниям свидетелей, вы ударили неандертальца в челюсть, надели на него наручники и обыскали. Они сказали, что вы были очень удивлены, когда ничего не обнаружили.
Я молча пожала плечами.
– По-вашему, мы дураки, Нонетот? Папаша иногда вам что-то поручает, и мы готовы закрыть на это глаза, но ваших перемещений во времени мы уж точно не потерпим. Был перенос?
– Значит, вот в чем вы меня обвиняете? И я здесь именно поэтому?
– Отвечайте на вопрос.
– Нет, сэр.
– Врете. Отец успел вернуть вас пораньше, но он не так уж хорошо контролирует временной поток. Мистер Киэлью передумал угрожать пассажирам челнока. Вы шагнули не туда, Нонетот. Немножечко оступились в потоке времени. Случилось все то же самое, но в несколько ином порядке. Отклонение было совсем небольшим – примерно девятого уровня. Временные отклонения – профессиональный риск в работе Хроностражи.
– Чушь собачья, – фыркнула я. Брекекекс заметил бы мое вранье, но, может быть, мне удастся обвести вокруг пальца Скользома.
– Вижу, вы не понимаете, мисс Нонетот. Это куда важнее, чем вы сами и ваш папенька. Два дня назад мы потеряли связь с двенадцатым декабря. Мы знаем, что сейчас проходит забастовка, но даже внештатники, засланные нами вперед, в будущее, не выходят на связь. Похоже, надвигается большая катастрофа. Если ваш отец рискнул даже вами, стало быть, он и сам так считает. Хоть мы с ним и враждуем, надо признать, он мастер своего дела, иначе мы бы покончили с ним много лет назад. Что происходит?
– Я просто подумала, что у него пистолет, – повторила я.
Скользом молча пялился на меня несколько минут.
– Начнем с начала, мисс Нонетот. Вы обыскали неандертальца на предмет наличия муляжа пистолета, муляж обнаружили у него на следующий день, вы извинились перед ним, назвав его по имени, а полицейский, арестовавший вас на станции воздушного трамвая, сказал, что видел, как вы переводили часы. Немного промахнулись, не так ли?
– Как это – «муляж пистолета обнаружили у него на следующий день»?
Скользом ответил совершенно спокойно:
– Киэлью застрелили сегодня утром. Так что говорите, и побыстрее. У меня хватит доказательств, чтобы запетлевать вас на двадцать лет. Помните об этом!
Я хмуро смотрела на него, не зная, как вести себя дальше.
«Запетлевать» – жаргонное словечко, так называют заключение в замкнутой петле временного поля. Преступников заключают в повторяющуюся петлю времени продолжительностью восемь минут на пять, десять или двадцать лет. Обычно это делается в прачечной самообслуживания, в приемной врача или на автобусной остановке. Зачастую в вашем присутствии время близ петли для окружающих замедляется. Ваше тело стареет, но вы обходитесь без еды и питья. Это жестоко и противоестественно, зато дешево и не требует ни решеток, ни охранников, ни пищи.
Я открывала и закрывала рот, словно выброшенная на песок рыба.
– Расскажите нам все о вашем отце – и выйдете отсюда на свободу.
На лбу у меня выступили капли пота. Я смотрела на Скользома, Скользом смотрел на меня, пока наконец мне не пришел на помощь Брекекекс:
– Мисс Нонетот тем утром работала для нас, ТИПА-13, сэр, – негромко и невозмутимо произнес он. – Киэлью был замешан в подстрекательстве неандертальцев к бунту. Операция являлась секретной. Спасибо, мисс Нонетот, но нам придется рассказать ТИПА-1 правду.
Скользом гневно зыркнул на неандертальца, который ответил ему бесстрастным взглядом.
– Почему вы мне об этом не доложили, Брекекекс?
– Вы не спрашивали.
Теперь единственное, в чем мог обвинить меня Скользом, так это в переводе часов назад. Он зарычал.
– Если ваш папаша что-то затевает, а вы от нас это утаили, я позабочусь, чтобы вас запетлевали по ту сторону Большого Взрыва!
Он перевел дух и ткнул пальцем в Брекекекса.
– Если вы лжесвидетельствовали, то я и вас засажу! Вы возглавляете неандертальский штат ТИПА-13 по одной-единственной причине – для показухи!
– Непонятно, как вы стали доминирующим видом, – не выдержал наконец адвокат. – При вашей-то злобе, нетерпимости и тщеславии.
– Это краеугольный камень нашей эволюции, Брекекекс. Мы менялись и приспосабливались к враждебной среде. Нам это удалось, а вам нет. Что и требовалось доказать.
– Не прикрывайте свои грехи Дарвином, Скользом, – ответил неандерталец. – Это вы сделали нашу среду обитания враждебной. И вы тоже погибнете. Но не из-за появления другого доминантного вида. Вы сами себя погубите.
– Чушь, Брекекекс. У вас был шанс, и вы его упустили.
– У нас тоже есть право на здоровье, свободу и стремление к счастью.
– С точки зрения закона – нет, – спокойно ответил Скользом. – Эти права принадлежат только людям. Если хотите равенства, обратитесь в «Голиаф». Он вас возродил. Он ваш хозяин. Если повезет, вы, может быть, даже окажетесь в опасности, как и мы. Попросите как следует – и снова превратитесь в вымирающий вид.
Скользом захлопнул папку с моим делом, схватил шляпу, вынул обе кассеты и ушел, не сказав больше ни слова.
Как только дверь за ним захлопнулась, я облегченно вздохнула. Сердце стучало, как паровой молот, но меня пока не арестовали.
– Мне жаль мистера Киэлью.
Брекекекс пожал плечами.
– Он был несчастлив, мисс Нонетот. Он ведь не просил, чтобы его возрождали.
– Вы солгали ради меня, – не веря себе, сказала я. – Я думала, неандертальцы не умеют лгать.
Он несколько секунд смотрел на меня.
– Не то чтобы не умеем, – ответил он наконец. – Нам просто незачем. Мы помогли вам потому, что вы хороший человек. В вас есть агрессивность сапиенсов, но вы и сочувствовать умеете. Если вам еще понадобится помощь, мы к вашим услугам.
Обычно спокойное и неподвижное лицо Брекекекса искривилось в гримасе, обнажив два ряда редких зубов. В первое мгновение я испугалась, но потом осознала, что имею честь видеть улыбку неандертальца.
– Мисс Нонетот…
– Да?
– Наши друзья зовут нас Брек.
– А меня мои – Четверг.
Он протянул мне громадную лапищу, и я с благодарностью ее пожала.
– Вы хороший человек, Брек.
– Да, – медленно ответил он, – нас такими возродили.
Он забрал свои заметки и ушел.
Через десять минут я вышла из здания ТИПА и направилась к Лондэну в кафе. Его там не было, поэтому я заказала кофе и ждала его минут двадцать. Он так и не появился. Я оставила записку для Лондэна у хозяина кафе и поехала домой, полагая, что в преддверии грядущего конца света, после того как я едва избежала случайной гибели «в результате стечения обстоятельств», попала под суд неизвестно за что и видела пропавшую пьесу Шекспира, ничего странного со мной приключиться больше просто не может. Но я ошибалась. Очень сильно ошибалась.
