Глава 8

Сумасшествие этого дня кончилось, едва Таня и отчим оказались на территории Глеба Захаровича. Стрельба, погоня, отчаянный страх остались где-то далеко, за забором, отделявшим владения парфюмерного магната от всей прочей жизни.

– У меня вам будет спокойно, – пообещал Глеб Захарович.

И не соврал – Татьяна даже физически стала ощущать, как нервы – напряженные, сжатые в беспокойный комочек, – в его доме успокаиваются. Что тому способствовало? Тихая, вышколенная прислуга? Дорогая великолепная мебель? Еле слышный Вивальди из размещенных под потолком колонок?

– Чувствуйте себя, как дома, – радушно предложил Глеб Захарович. И убыл на свой комбинат, на очередное и, как он сказал, неотложное совещание. А Таня с Валерием Петровичем взялись осваивать великолепный особняк. Они осмотрели свои комнаты, обставленные с нарочитой простотой настоящей роскоши. Валерий Петрович принял душ, а Таня – повалялась в джакузи. Потом настало время обеда, поданного на тончайших фарфоровых тарелках…

Поев, оба отправились на террасу, утонули в глубоких, усыпляющих креслах. В хрустальных бокалах вкусно шипел ледяной тоник с лимоном. Далеко внизу блестел в солнечных лучах полноводный Танаис – пароходики, буксирчики, мальчишки, атакующие тарзанку…

Валерий Петрович, кажется, наслаждался. А Таня потягивала тоник и чувствовала, что двух часов в «тихой гавани» Глеба Захаровича ей хватило. И к горлу противной волной подступает раздражение. Татьяну начинало бесить все – и вежливая прислуга, и элегантная простота линий дома, и то, насколько органично чувствовал себя внутри этой простоты ее хозяин, Глеб Захарович.

И вид с террасы – разумеется, на воду – тоже раздражал. «Архитектура немецкая, обстановка – хай-тек, а вид открывается на опостылевшую, очень русскую реку?» – злилась она. Костровчане, на Танин взгляд, вообще на этом своем Танаисе помешались. Глаза б ее на него не глядели, зато Валерий Петрович, неофит, посматривал на водную гладь с явным интересом.

– Красиво здесь, – похвалил он.

Глотнул тоника, аппетитно затянулся сигареткой, небрежно стряхнул пепел в пепельницу тяжелого серебра… Таня вдруг подумала: «А ведь Валерочка в этой обстановке не менее гармоничен, чем Глеб Захарович! И как у него только получается – курит вонючую «Стюардессу» барственно, будто настоящую «гавану»!»

– А лично я ничего красивого не вижу, – буркнула Таня. – По-моему, сплошная, нарочитая показуха.

Валерий Петрович не ответил. Прищурился на солнечные лучи, полюбовался, как тлеет сигаретный кончик, помолчал… И вдруг выдал:

– Я, кажется, понимаю…

И снова смолк.

– Что ты понимаешь? – настороженно поинтересовалась падчерица.

Она залпом допила ледяной тоник и теперь с трудом подавляла желание придвинуть к себе проклятую «Стюардессу» и тоже закурить.

– Боюсь, ты рассердишься, – вздохнул полковник.

– Я никогда на тебя не сержусь, – пожала плечами она. – Говори.

Ходасевич внимательно посмотрел на нее. И тихо произнес:

– По-моему, ты к этому Глебу Захаровичу неравнодушна. Поэтому тебя все в нем и возмущает. Женская защитная реакция.

– Какая глупость! – мгновенно отреагировала Татьяна.

И тут же поняла – она реагирует чуть быстрее, чем следовало бы. И немедленно бросилась спасать положение:

– Ну, мне он, конечно, нравится. На фоне прочих местных. К тому же он наш главный заказчик, а заказчика полагается любить… Но особняк у него – насквозь фальшивый. Ничего настоящего, от души, все – только напоказ: вот, мол, какой я крутой!

– Ладно, Танюшка, проехали, – покачал головой полковник. И неожиданно предложил: – Пойдем пройдемся?

Таня удивленно взглянула на отчима – чтобы тот по собственной инициативе оторвал от мягкого кресла свою шестипудовую тушу? Она недоверчиво спросила:

– Ты уже переварил обед?

Обед оказался весьма обилен – даже ей, закаленной всякими теннисами и тренажерными залами, и то хотелось после него сидеть да сидеть. И потягивать ледяной тоник до самого ужина. Но отчим настаивал:

– Вот как раз и переварим. В движении.

Он, покряхтывая, поднялся, и Татьяне ничего не оставалось, как тоже встать. Но они и шага сделать не успели – на террасе показалась горничная. Засеменила к ним, с укором сказала:

– Вам что-то нужно? Вот же звоночек есть…

И показала на колокольчик, лежавший на столике.

– Маразм! – еле слышно буркнула Таня. Она, конечно, любила то, что называется «dolce vita», но вызывать горничную перезвоном колокольчика – это даже на ее взгляд чересчур.

– Мы хотим пройтись, – вежливо сказал Валерий Петрович.

– Пожалуйста, – радушно улыбнулась горничная. – Вы будете гулять в саду или пойдете к реке?

– А что, мы должны докладывать вам наш маршрут? – желчно поинтересовалась Татьяна. Она понимала, что вопрос звучит грубо, но не сдержалась – что за мода такая следить за каждым шагом?!

Прислуга, продолжая дружелюбно улыбаться, пожала плечами:

– Нет, Татьяна Валерьевна, вы не должны мне ничего сообщать. Просто, если вы захотите спуститься на пляж, вам лучше обувь сменить. Там ступеньки крутые, на каблуках будет неудобно. А у нас в передней очень много теннисных туфель. Совсем новых и на любой размер.

– Спасибо, что беспокоитесь, – проворчала Татьяна.

Отчим удивленно посмотрел на падчерицу и вежливо заверил горничную:

– Наверное, мы просто прогуляемся по территории.

– Тогда выходите прямо отсюда, – прислужница распахнула стеклянную дверь. – Эта дорожка ведет непосредственно в сад…

– Что ты к ней прицепилась? – поинтересовался Валерий Петрович, когда они вышли. – Шипишь, как дикая кошка!

– Да раздражает меня это барство! – фыркнула Таня. – Горничные, колокольчики, постоянный контроль… Шагу без пригляда не ступишь.

– По-моему, во всех богатых домах так, – пожал плечами Валерий Петрович. Они шли по саду – строгому, с деревьями, посаженными будто по линеечкам. Никаких простецких яблонь – сосенки, туи, тамариски… Между деревьями иногда мелькали то миниатюрный фонтанчик, то стильного литья лавочка (на сиденье для мягкости брошены подушки – интересно, прислуга, верно, обязана при первых каплях дождя бросаться в сад и подушечки убирать?).

Валерий Петрович остановился, чтобы рассмотреть огромную, белого мрамора, статую, изображавшую то ли наяду, то ли Семирамиду.

– Взять хоть эту мымру, – Татьяна раздраженно махнула на статую. – Недешевая ведь штуковина, явно. Но к чему она тут? Для чего? Что символизирует, кроме хозяйского дурновкусия?!

– По-моему, ты сама решила приехать именно сюда.

– Можно подумать, у нас был выбор! Ну и потом… Это был первый порыв… – замялась Таня. – Я просто подумала… что в этом Кострове никого не знаю… к кому ж еще обращаться? Но, – она покаянно развела руками, – не знаю почему, меня тут все бесит.

– А по-моему, здесь просто замечательно, – продолжал гнуть свою линию полковник.

И тут Таня вдруг заметила: отчим не просто любуется достопримечательностями. Он работает: обшаривает взглядом сад. И то и дело вдруг взглянет через плечо или неожиданно обернется…

– Ты что-то увиде…

– Пойдем, Танюшка, – перебил ее Валерий Петрович.

Подхватил ее под руку и повлек мимо дорожек, в глубь сада.

Они остановились на солнечной полянке – в той части барского парка, что изображала собой полудикий, запущенный лес. Высоко над головами шумели вековые сосны, но травка на лужайке под их ногами оказалась тщательно подстрижена.

– Давай письмо, – вдруг проговорил отчим.

– К-какое письмо? – опешила Таня.

– От Леонида. Оно ведь у тебя с собой.

– Ох, и правда. А у меня из головы вон.

Таня залезла в сумочку и протянула отчиму письмо в конверте. Тот осторожно взял его, развернул. Прочитал раз, другой. Затем перевернул телеграфный бланк и посмотрел на цифры на обороте. Сказал: «Ладно» – и, свернув письмо, сунул его во внутренний карман пиджака.

– И за тобой, Татьяна, еще один должок.

– Какой?

– Узнать, из открытых источников, что происходило в Кострове и области за последние несколько дней.

– В самом деле, ты меня просил. А я все забыла. Извини.

– Не извиняйся. Имеешь право. По крайней мере сегодня. Не каждый день в тебя из пистолета палят.

– А как я это смогу узнать, сидя здесь?

– Никогда не поверю, что в таком роскошном особняке нет компьютера, подключенного к Интернету.

– И правда. Что-то я торможу сегодня.

– Так что – за дело. Цели, как говаривал Никита Сергеевич Хрущев, поставлены, задачи определены. За работу, товарищи!

– Подожди, Валерочка. Я хотела тебя спросить…

– Спрашивай.

– Почему ты согласился сюда, к Глебу Захаровичу, приехать?

– Сама же говоришь, что у нас с тобой не было выбора.

– И все-таки… Ты говорил, что никому в Кострове не можешь доверять, даже своим коллегам из ФСБ… А тут какой-то совсем незнакомый тебе ГЗ, – и сразу же поправилась: – То есть Глеб Захарович?

– А ты в курсе, – ответил вопросом на вопрос отчим, – что «Юлиана» находится на сто втором месте в списке самых крупных компаний России? Это очень хорошая позиция для парфюмерной фабрики. Рыночная стоимость предприятия составляет сто пятьдесят пять миллионов долларов. А лично Глебу Захаровичу принадлежит пятьдесят один процент акций «Юлианы», что равняется примерно семидесяти восьми миллионам американских долларов. И он входит в тридцатку самых богатых людей России – легальных миллионеров. Я ответил на твой вопрос?

– Признаться, не совсем поняла ход твоих мыслей.

Ходасевич взял падчерицу под руку, и они медленно пошли поперек лужайки в сторону дома. Отчим принялся терпеливо втолковывать ей:

– Судя по тому, что твой Глеб Захарович вообще светится в рейтингах, да еще со своими белыми доходами, это человек, который хочет казаться цивилизованным бизнесменом. Имидж у него такой, понимаешь? Богач, эстет, меценат. И если к нему за помощью обращается понравившаяся ему девушка, к тому же партнер по бизнесу, да еще имеющая отношение к рекламе и пиару, он, согласно своему имиджу, просто обязан ей, то есть тебе, помогать. И мне в придачу – тоже. Что он и делает. Убедительно?

– В общем-то, умозаключения логичные, – не могла не признать Татьяна. – Но откуда ты все это знаешь? Сто какое-то место в рейтинге, семьдесят восемь миллионов долларов состояния…

– Я навел справки.

– Ты? Когда?

– После твоего звонка, перед отъездом из Москвы. Хотел узнать, на кого моя Танюшка работает.

– А, ты просто позвонил своим друзьям на службу…

– Зачем? Все узнал из обычных открытых источников.

– Когда? У тебя был всего один вечер на сборы. Где ты нашел эти открытые источники?

– А ты думаешь, Танюшка, – скосил лукавым глазом отчим, – ты одна в этом мире умеешь работать с Интернетом?

– А-а! Вот оно как! Значит, ты уже и Всемирную паутину освоил! Растешь! Может, ты вместо меня и про костровские преступления в Сети разузнаешь?

– Пожалуйста. При условии, что ты разгадаешь шифр в Ленином письме.

– Э, нет.

И Татьяна, в который уже раз при словесных баталиях с отчимом, молчаливо признала себя побежденной.

Разумеется, в особняке Глеба Захаровича оказался компьютер. Конечно, старшая горничная была просто счастлива предоставить ноутбук в полное Танино распоряжение. А подключиться к Интернету оказалось не проблемой в любом месте дома и, как заявила домоправительница, «безо всяких там проводов», из чего Татьяна сделала вывод, что все жилище Глеба Захаровича имеет выход в глобальную Сеть через «вай-фай»-соединения.

В итоге она устроилась с ноутбуком на коленях на свежем воздухе, на огромной затененной террасе, правда, отвернувшись от надоевшего Танаиса. Валерий Петрович, чтобы, как он сказал, «поразмыслить», удалился в отведенные ему апартаменты.

Татьяна для начала задала в окошке поискового сервера слова «Костров; преступление»…

Когда она спустя двадцать минут пришла с первыми результатами к Валере в комнату, тот мирно спал, лежа навзничь и похрапывая с открытым ртом.

Спустя еще полчаса, когда она перелопатила десятки сайтов, узнала еще кое-что новенькое и снова заявилась к толстяку, тот почивал в прежней позе. Ждать было больше невыносимо, информация жгла ее изнутри, и Таня потрясла отчима за плечо. Тот мгновенно открыл глаза, а секундой спустя его взор стал полностью осмысленным.

– Что случилось? – спросил он ясным голосом.

– Пойдем опять прогуляемся, – предложила Татьяна. Ей не хотелось разговаривать в доме Пастухова ни о каких делах.

– Пойдем, – охотно согласился Валерий Петрович и тяжело поднялся с кровати.

Когда они за три минуты дошли до той же полянки, где беседовали час назад, Татьяна начала с жаром рассказывать:

– В Кострове за последнюю неделю произошло три подозрительных преступления. Не знаю, конечно, как с ними связан Леня, но, может, связь есть.

Татьяна знала правило, установленное еще Марком Аврелием, и неукоснительно его придерживалась не только в своей работе, но и в частной жизни: начинать выступление надо с сильного аргумента. Потом можно пустить факт послабее, а третьим, на закуску, привести самый мощный довод. Вот и теперь, в докладе отчиму, она почти непроизвольно проранжировала показавшиеся ей подозрительными костровские преступления в том же порядке. Сперва решила рассказать о важном, однако, по ее представлениям, не главном.

– Итак, в воскресенье вечером – Леня как раз где-то ездил на своей «девятке» – произошло ДТП со смертельным исходом. На проспекте Стачек была сбита женщина с ребенком. Женщина погибла, ребенок, девочка семи лет, находится в реанимации. Они переходили улицу в неположенном месте, мать пребывала в состоянии легкого алкогольного опьянения. Но все равно обвиняют водителя, хотя бы потому, что он с места преступления скрылся. Свидетели не успели заметить номер машины, однако уверяют, что это была «девятка». Светлая «девятка». Такая, как у Лени.

Таня скосила глаза на отчима – тот шагал рядом и внимательно ее слушал. Они шли по участку, похожему на лес, забираясь все дальше и дальше.

– Приемлемо, – вполголоса пробормотал Ходасевич.

– Куда мы идем? – спросила девушка.

– Наружу. А ты мне, кажется, рассказывала, что в ментовке осматривала машину Леонида?

– Ну да.

– Есть ли на ней характерные вмятины, свидетельствующие, что машина участвовала в наезде на пешехода?

Татьяна вызвала перед мысленным взором Ленину раскуроченную «девятину», попыталась вспомнить, но помотала головой:

– Что-то не припоминаю. Я ее не очень внимательно осматривала. – И опять подольстилась: —У тебя б лучше вышло. Да она так раздолбана была, что я могла вмятины просто не заметить.

Они вышли к высокому, в два человеческих роста забору, ограждавшему участок.

– Крепость, – прокомментировал отчим.

– Да ладно! В два счета можно перелезть, – залихватски возразила Таня. (Хотя уже далеко и не ребенок, через заборы она лазить умела.)

– Зачем? – пожал плечами отчим.

Снова взял ее под руку и повлек за собой по тропинке, вьющейся вдоль забора. Лицо полковника было сосредоточенным – разительный контраст с тем благостным толстяком, только что бездумно храпевшим в своей комнате.

– Однако версия ДТП не объясняет, что искали в Лениной машине. И в вашем офисе – тоже.

– Может, искали какие-то улики, обеляющие его, – неуверенно предположила Татьяна. – Или, напротив, очерняющие. А может, это просто совпадение.

– Совпадения только в плохих детективах бывают, – отчеканил полковник.

Таня думала, что они опять вышли просто прогуляться по саду. И полагала, что вдали от посторонних ушей она расскажет о своих открытиях и они с отчимом обсудят, имеют ли те отношение к исчезновению Леонида. Однако примыкавшая к забору тропка вскоре привела их к калитке, выходящей в лесок. Отчим подергал ручку – оказалось заперто. Валерий Петрович недовольно пожевал губами – Таня уже знала, что сим действием он, в духе знаменитого сыщика Ниро Вульфа, сопровождает мыслительный процесс, – и вдруг предложил:

– А давай на пляж спустимся?

– У меня же обувь неподходящая, – процитировала горничную Татьяна.

– Ничего, справишься, – заверил отчим.

И быстро – будто и не плескался в его желудке обед из пяти перемен блюд – зашагал по саду в направлении Танаиса. Таня поспешила за ним – в который уж раз обдумывая свежую мысль о том, что повороты мужской логики девушкам неподвластны.

– Ну, давай рассказывай дальше, – бросил на ходу Ходасевич.

– Случай номер два заключается в следующем…

На второе место Татьяна поставила историю, которая показалась ей наименее значительной.

– Во вторник, то есть вчера, на левом берегу Танаиса, в плавнях, были обнаружены трупы двоих детей. Это брат и сестра, двенадцати и десяти лет. Они исчезли из дома в своем поселке Знаменское, который расположен на левобережье, еще в воскресенье днем. Их искали, но в основном не милиция, а сами жители поселка. В итоге тела обнаружил вчера отчим погибших. Милиционеры в точности не уверены, когда они были убиты, экспертиза еще не проводилась, но газетчики, ссылаясь на неназванные источники, утверждают, что погибли дети как раз в воскресенье вечером, когда исчез Леня.

– Причина смерти?

– Никаких официальных заявлений не делалось, но тот же источник рассказал журналистам, что дети убиты из огнестрельного оружия.

– У Лени был пистолет?

– Ну, что ты! Он и оружие вообще вещи несовместные.

Татьяна подумала, что ее заявление звучит слишком безапелляционно, и слегка его подкорректировала:

– Во всяком случае, о том, что у Леонида было оружие, я ничего не знаю.

Калитка, ведущая к пляжу, оказалась незапертой. Валерий Петрович решительно распахнул ее и начал балансировать на узких ступенях, явно не приспособленных под его габариты. Татьяна, несмотря на каблуки, шла легко и даже успевала по сторонам смотреть. Слева от тропинки тянулись неприступные заборы новорусских вилл, внизу блестела вода, справа виделся реденький, чахлый лесок.

– Валерочка, неужели ты правда хочешь на пляж? – недоверчиво спросила Таня.

Тот не ответил – продолжает спускаться, пыхтит, хмурится…

– Смотри, – пугнула Таня, – лифтов тут нет. Не поднимешься потом.

– Похоже, нам сюда. – Отчим вдруг решительно сошел со ступенек и ступил направо, на узкую лесную тропинку.

– Мы, наверное, ищем клад, – иронически предположила Татьяна. И пояснила: – Тут, в Кострове, его все ищут. Говорят, что скифы где-то в окрестностях города золотишко зарыли.

– Отлично! – вдруг возвестил Валерий Петрович.

Таня удивленно взглянула на отчима – вообще-то высшей похвалой у него раньше было слово «приемлемо». И потребовала:

– Ты можешь наконец объяснить, куда мы идем?

– Так я и думал: дорога, – не отвечая падчерице, констатировал отчим. – Я ее еще с террасы заметил.

Тропинка действительно упиралась в не шибко оживленную, но все-таки трассу.

Отчим велел:

– Останавливай первую же машину. Пусть довезут нас до города или хотя бы до шоссе. Не торгуйся, соглашайся на любую сумму. Деньги у меня есть.

– Мы что, опять убегаем? – удивилась Татьяна.

Из-за поворота показалась старенькая «пятерка».

– Голосуй, – велел отчим.

Таня послушалась, подняла руку. Машина затормозила. За рулем оказался древний дедок – такому на теплой печке место, а не за рулем.

– Подвезете нас до Кострова? – спросила дедка Татьяна.

Тот прошамкал:

– На шштанцию еду.

– Тогда до станции, – выступил из-за ее спины Ходасевич.

– Шшадитесь, – пригласил дедок. – Шшигарет мне за подвоз купите.

Он подождал, пока Таня с отчимом разместятся в машине. Лично проверил, хорошо ли они захлопнули двери. Подправил зеркало заднего вида. Основательно, будто перед дальней дорогой, поерзал в своем водительском кресле. Велел отчиму, севшему на переднее сиденье:

– Пришштегнитесь.

И только потом аккуратно снял машину с ручного тормоза и неспешно тронулся.

– Рассказывай дальше, – велел отчим, повернувшись к Тане с переднего сиденья.

Та сделала знак в сторону спины дедка: мол, а можно ли при нем? Валерий Петрович махнул рукой: дескать, не обращай на него внимания.

– И еще одно преступление было совершено как раз в минувшее воскресенье, – начала Татьяна и покосилась на водителя. Тот был поглощен процессом руления. Тогда она продолжила (напоследок приберегла самую забойную историю): – В понедельник в своей квартире был обнаружен труп некого Давида Кобишвили. Нашла его домработница, пришедшая к нему убираться и открывшая дверь своим ключом. Кобишвили был зарезан несколькими ударами ножа. Дверь не взломана. Из квартиры исчезли деньги, золото, антиквариат. Вообще Кобишвили был состоятельным человеком. Он руководил небольшой компьютерной фирмой, которая в том числе поставляла компьютеры руководству области. Милиционеры считают, что это убийство с целью грабежа и что совершил его человек, хорошо знакомый с покойным. Кобишвили сам открыл убийце дверь, а в квартире нашли недопитую бутылку коньяка и два бокала…

– Это очень интересно, – прервал Татьяну отчим, – но при чем здесь… – он глянул на дедка – тот весь отдавался рулежке, однако Ходасевич все равно не назвал вслух ничьих имен: – …тот объект, который мы все ищем?

Таня ждала этого вопроса и потому с торжеством сказала:

– А при том, что в газете «Вечерний Костров» опубликована фотография убитого господина Кобишвили. И, ты знаешь, я сразу поняла, что его где-то видела. Я напрягла свои серые клеточки и вспомнила!..

Татьяна выдержала паузу, однако отчим не встрял с вопросом: «Ну а что дальше?» Сидел впереди как баран бесчувственный. Поэтому ей волей-неволей пришлось податься к нему и продолжить:

– Я вспомнила, что однажды видела этого господина Кобишвили в обществе нашего друга! – провозгласила она, тоже на всякий случай не назвав Леню по имени.

– Вот как? – довольно рассеянно откликнулся Ходасевич. Честно говоря, Таня рассчитывала на более бурную реакцию. – При каких обстоятельствах вы встречались?

– Я зашла однажды вечером в то самое кафе на набережной, где в нас сегодня… – Таня не стала говорить «стреляли», поправилась: – Где мы так славно позавтракали. Я там частенько бываю. Ну и увидела их. Они сидели за столиком и ужинали. Наш друг познакомил нас. Вот, говорит, это Давид, возможно, наш будущий заказчик. Они предложили подсесть к ним, грузин на меня сразу повелся, принялся комплиментами сыпать. Но мне он не понравился. Поэтому я садиться к ним не стала, выпила чашечку кофе у стойки (там кофе очень хороший) и сразу ушла.

– А потом про этого Кобишвили вы с интересующим нас человеком разговаривали?

– Нет, ни разу.

– И больше ты их вместе не видела?

– Никогда.

– Это любопытно, – хладнокровно заметил отчим, а дедок-водитель лихорадочно затормозил и громогласно провозгласил:

– Шшштанция!

– Объясни мне наконец, что случилось, – в очередной раз подступила к отчиму Татьяна. – Куда мы едем?

Они сидели в вагоне электрички. Та неспешно тянулась к Кострову, и путь, разумеется, пролегал вдоль навязшего в зубах тихого Танаиса.

– Ничего не случилось, – заверил ее Валерий Петрович. – Во-первых, мне нужно купить себе свежую рубашку. А во-вторых, – так же буднично продолжал отчим, – я расшифровал Ленино послание.

– Ты расшифровал?? – Татьяна вылупилась на полковника.

– Да.

– Когда успел? Ты ведь только и делал, что спал без задних ног!

– Ничего подобного. Я не спал. Я совершал мыслительный процесс.

В глазах отчима сверкнули веселые искорки.

– Ага, при этом всхрапывая.

– Ну, это к делу, которое я имею честь представлять, никакого отношения не имеет.

– Да не может быть, чтобы ты во всем разобрался. Так быстро?! Я два дня голову ломала!

– Элементарно, Ватсон!

– Рассказывай.

Отчим неприметно оглянулся – в вагоне они были почти одни: не считать же трех цыганок с многочисленными детьми, расположившихся на дальней скамейке. Да и кто поедет под вечер в раскаленный солнцем город. Сейчас, наоборот, все на природу стремятся, на левый берег: на дачи, пляжи, загородные участки.

– Вот письмо, – отчим достал из внутреннего кармана послание Лени, протянул Татьяне телеграфный бланк, на котором оно было написано. – Помнишь его?

– Почти наизусть.

Она развернула бланк, и перед ее глазами предстали торопливые строчки:

– Ты совершенно правильно предположила, – академическим тоном продолжал полковник, – что цифры на обороте представляют собой шифр. Шифр оказался совсем простым, можно сказать, детским. Называется в просторечии «прыжок блохи». Им пользуются с незапамятных времен…

– Ну и?.. – Татьяна не могла не сознаться, что у отчима куда лучше получалось интриговать ее, чем наоборот. – Не томи!

– Числа означают всего-навсего порядковые номера слов в Ленином письме, которые нужно читать, чтобы получить от него еще одно послание.

– И все??!

– Да, и все. Ну, как: сама будешь пересчитывать слова или мне сказать тебе, что получилось?

– Зачем же мне делать двойную работу!

– Итак, первое число, пятнадцать, означает пятнадцатое по порядку слово – «спросить». Затем второе число Лениного шифра: сто четырнадцать. Сто четырнадцатое слово в его письме, по счету, – «конверт»… И так далее. А вместе получается точное указание: «Спросить конверт (в) нашем баре».

– Вот оно что! А я все думала, почему мне казалось странным Ленино письмо! Теперь поняла: какое-то оно избыточное. Слишком много лишних слов. Особенно для записки, начерканной второпях… Да, Валерочка, ты гений.

– Ничего особо гениального на горизонте не наблюдаю. Элементарный шифр. Его солдаты в письмах с фронта использовали, чтобы военную цензуру обмануть.

– И что, мы сейчас едем выполнять Ленино поручение?

– Да, совершенно верно: спрашивать конверт в вашем баре. Ты поняла, о каком конкретно заведении идет речь?

– Думаю, да. Только зачем мы поехали на электричке? – Таня не без опаски взглянула на табор цыган, расположившийся в другом конце вагона. – Почему не взяли машину у нашего хозяина? В гараже у него их полно.

– А зачем им знать? – пожал плечами отчим.

– Кому – «им»? – не поняла Таня.

– Хотя бы прислуге.

– Думаешь, прислуга не узнает, что мы сбежали? – прищурилась на Валерия Петровича Таня. – Могу поспорить: они уже нас ищут! Решили очередного тоника со льдом предложить и обнаружили, что нас нет! Да я тебе больше скажу: они небось уже Глебу Захарычу доложили, что мы куда-то исчезли!

– Вот именно. – Валерий Петрович понизил голос. – «Куда-то исчезли». А не «поехали в Костров, в такой-то бар».

Таня возмущенно спросила:

– То есть ты считаешь, что они за нами следят? И, если бы мы поехали на машине, кто-то из прихлебателей ГЗ проследил бы за нами?

– Не уверен. Но мало ли?

– По-моему, Валерочка, у тебя мания преследования, – отмахнулась Татьяна. – Совершенно необоснованная… И из-за твоих перестраховок приходится тащиться в этой противной электричке…

Она бросила недовольный взгляд на духовитую и пеструю компанию цыган, галдящую на весь вагон, и продолжала ворчать:

– Как, интересно, мы в Кострове от вокзала поедем? На троллейбусе, что ли?

– Вот именно, на троллейбусе, – подмигнул ей отчим. – Самый, между прочим, экологически безопасный вид транспорта. И не только экологически.

Валерий Петрович оставил Татьяну изнемогать от жары в видеомагазине напротив и отправился в бар первым – на разведку.

«Чего б нам не вместе пойти?»

Торчать в магазине ей совсем не нравилось – и жарко, и не до дисков, и какой-то мужик косится, того и гляди пристанет с сакраментальным: «Девушка, который час?»

Впрочем, отсутствовал отчим недолго – по расчетам падчерицы, ровно то время, что понадобилось, чтобы заказать и в среднем темпе выпить чашечку эспрессо.

Валерий Петрович не спеша – настолько не спеша, что Таня еле удержалась, чтоб не броситься ему навстречу, – подошел к ней. Шепнул: «Все тихо, бармен тот же, иди». И с видом знатока принялся рыться в дисках.

По пути в Костров и дальше, в троллейбусе, отчим ей настоящий допрос устроил. И внешность бармена, который тем вечером обслуживал их с Леней, просил описать, и планировку бара, и его приблизительную площадь… Таня, с грехом пополам, на все вопросы ответила – впрочем, отчим все равно оказался недоволен: «На лбу – куча прыщей, и глаза какие-то странные», – это, Танюшка, извини, не описание внешности, а черт знает что». Но что поделаешь, если в бармене она только и заметила, что россыпь ugris vulgaris и глаза «в кучку»?

Таня, переходя дорогу, оглянулась на отчима, видного через витрину, и с любовью подумала: «Настоящий слон. Огромный, нескладный и добрый».

Впрочем, насчет нескладности и доброты полковника Ходасевича иллюзий она не питала. Не сомневалась: Валерочка нескладный только тогда, когда хочет таким казаться. А на самом деле у него все под контролем. Полковник уже убедился: в баре – все чисто (иначе он бы ее туда не пустил). А сейчас отчим страхует ее. И если что-то его насторожит, он обязательно окажется рядом. Прикроет, проконтролирует, поддержит… Поэтому в бар Татьяна заходила без страха.

Бармен узнал ее сразу же, радостно приветствовал из-за стойки:

– О, какие люди – и без охраны!

«Почему без охраны? А Валерочка?» – непроизвольно подумала Таня.

– Привет! – улыбнулась она.

– Мартини? – тут же предложил бармен.

Интересно, это он ее вкусы запомнил или здесь, в Кострове, принято, что все девушки заказывают себе мартини?

– Спасибо, нет, – машинально отказалась Таня. Но потом вдруг подумала: «А почему, собственно, нет? Она сегодня – не за рулем, и рабочий день, когда формально спиртное вроде бы не положено, уже закончился. Да и организму полезно – пусть слегка расслабится, после всех сегодняшних сумасшествий…»

– Давай мы знаешь что? – предложила она бармену. – Давай с тобой вместе выпьем. Только не мартини, а чего-нибудь покрепче. Водки, например.

– Нам нельзя, – строго сказал бармен.

– Да ладно гнать! – фыркнула Таня. И добавила: – Я угощаю.

Манерничать дальше бармен не стал. Подмигнул ей и заявил:

– Ладно, уговорила. Только, раз взялась угощать – зачем этой пошлой водкой? Угощай коньяком.

Пока бармен разливал по фужерам «Мартель» (хорошо хоть здесь совсем уж дорогущего «Хеннесси» не оказалось), Татьяна украдкой огляделась. Действительно, все тихо, посетителей мало. За одним из столиков какой-то старикашка нагло обхаживает юное создание, чуть ли не школьницу, настойчиво заставляет пить шампанское залпом и теребит девчачью коленку. За другим столом компания усталых, задерганных начальниками клерков; они даже пиво пьют осторожно, словно боятся, что и здесь, в баре, их злой босс застигнет.

– Ну, твое здоровье! – Коньяку бармен плеснул щедро, граммов сто – что чиниться, коли все равно халява?

– И твое, – Таня ответила на тост и под его испытующим взглядом свой коньяк проглотила лихо, одним глотком.

– Сильно, – оценил тот и последовал ее примеру.

А Таня, пока он пил, вгляделась в его лицо и едва удержалась, чтобы не расхохотаться: действительно, никаких особых примет. Только прыщавый лоб и шалые, абсолютно без фокуса, глаза.

Бармен с шумом водрузил пустой бокал на стойку, подмигнул:

– Повторим?

– Повторим, – твердо ответила Татьяна. Ста граммами коньяка ее из седла не выбьешь.

Бармен потянулся наливать, но она его остановила:

– Потом повторим. Ты сначала отдай мне то, что Ленька в воскресенье оставил.

Она внимательно, как учил когда-то Валерочка, вглядывалась в лицо бармена. Фиксировала малейшую фальшь, или испуг, или тайный замысел.

Однако никаких тайных умыслов у бармена, похоже, не было.

– Ах да, конвертик, я и забыл… Сейчас найду.

Сунулся куда-то под стойку, покопался и вынырнул с обычным почтовым конвертом. Ровно из той же серии, что и тот, в котором Леня прислал в офис свое письмо. На этот раз в нем угадывалось что-то темное и, кажется, твердое. Никаких надписей на нем не имелось.

– Этот? – спросил бармен.

Никаких «наверное» он не дождется.

– Да, этот, – твердо сказала Таня.

Бармен протянул было послание ей, да задержал руку, будто надумал играть в «собачки».

– Ну? – строго произнесла Татьяна.

– Это… – замялся бармен. – Конвертик-то… он, как это говорится… поступил наложенным платежом. Словом, Ленька сказал, что ты заплатишь.

– Сколько?

Бармен вдруг фыркнул:

– Ишь, заволновалась… Давай, за двести «Мартеля» заплати – и он твой. Тыщу восемьсот.

– Вымогатель, – буркнула Татьяна и положила на стойку две тысячные купюры, предусмотрительно позаимствованные у Валерочки, – ведь всю свою наличность она отдала утром пострадавшим от покушения хозяевам кафе.

– Эх, надо было больше просить, – простодушно вздохнул бармен.

Ловким движением смахнул купюры и протянул ей конверт.

– Что это вы покупаете, Татьяна Валерьевна? – вдруг раздалось за спиной.

Таня вздрогнула. Молниеносным жестом отправила конверт в сумочку. И только тогда обернулась.

Перед ней стоял Эрнест Максимович, ее дотошный коллега. Он вытягивал шею, пытаясь заглянуть в ее еще не застегнутую сумку, и гаденько улыбался.