Глава 9
Таня и охнуть не успела, а рядом уже стоит Валерочка. Ее добрый гений. Спаситель. Как только успел? Тяжелая ладонь на плече Черединского, хмурый взгляд, суровый вопрос:
– В чем дело?
Эрнест подпрыгнул, будто его раскаленным железом прижгли – видно, никак не ожидал, что у Тани найдется защитник. Глаза заметались, губы заплясали… Он задергал плечом (пытался Валерину руку сбросить, да безуспешно) и визгливо потребовал:
– Кто вы, позвольте, такой?
Таня (она уже взяла себя в руки) вопросительно взглянула на Ходасевича. Тот еле заметно кивнул, и она представила противников друг другу:
– Это мой коллега Эрнест Максимович Черединский, копирайтер рекламного агентства «Ясперс энд бразерс». Валерий Петрович Ходасевич, полковник ФСБ. Мой отчим.
– Во-от как?.. – протянул Эрнест Максимович. Его вострые глазки (смесь недовольства и любопытства) буравили Ходасевича, пытались прожечь насквозь. Полковник же смотрел на Черединского спокойно и даже слегка насмешливо.
– У вас к Татьяне какое-то дело? – поинтересовался Валерий Петрович.
– Нет… да… – совсем стушевался Эрнест. – Просто хотел спросить, почему она сегодня на работу не вышла?
Вопрос прозвучал жалобно.
– У меня есть дела вне офиса, – отрезала Таня. – Вас интересует что-то еще?
«Интересует!» – прочла она в глазах Эрнеста. Он так и косился на конверт, выглядывавший из Таниной сумочки.
Она демонстративно застегнула «молнию». Валерий Петрович мягко тронул ее за плечо:
– Пошли, Танюшка.
Оба двинулись прочь из бара.
Черединский и бармен с любопытством глазели им вслед.
– Налить вам водки? – услышала Таня участливый вопрос бармена, обращенный к Эрнесту Максимовичу.
– Вот тело! – в сердцах бросила Таня, когда они с отчимом вышли из бара.
– В смысле? – озадаченно поинтересовался Валерий Петрович.
– В смысле, Эрнест этот Максимыч – одно тело. Без мозгов, – фыркнула падчерица. И пообещала: – Дождется он у меня. По статье уволю.
Таня не была уверена, что наделена единоличными полномочиями увольнять сотрудников, тем более по статье, но даже просто помечтать об изгнании ненавистного Черединского было приятно.
– Остынь, Танюшка. – Отчим успокаивающе погладил ее по руке. – О другом сейчас надо думать. Что в конверте?
– Давай посмотрим.
Она распечатала конверт. Там не оказалось ни письма, ни записки. Только – видеокассета. Микрокассета для портативной видеокамеры.
– Та-ак… – задумчиво произнес Валерий Петрович. И тут же потребовал: – Что нам нужно, чтобы ее просмотреть?
– Хотя бы видеокамера. Плюс, желательно, видеомагнитофон. Или компьютер.
– Где это можно найти? – продолжал пытать ее Ходасевич.
– У меня дома есть.
– Не лучший вариант.
– Может, на вилле у Глеба Захаровича?
– Не пойдет, – поморщился Валерий Петрович.
– Можно пойти в магазин бытовой электроники, – продолжала размышлять Татьяна. – Сделать вид, что мы видеокамеру купить хотим. И вроде как тестируем ее перед покупкой… Я в одном голливудском фильме видела, «Убийство в Белом доме». Герои там принесли криминальную кассету в магазин, посмотрели на тамошней аппаратуре… А только ушли – по всем телевизорам, в магазине-то они во всю стену, начали их портреты показывать. С плашкой: «Их разыскивает милиция». То есть в смысле, полиция.
– Вот именно, – сказал Ходасевич.
– Да ладно, кто там нас особо разыскивает?
Но отчим тему не поддержал, спросил:
– Как ты думаешь, что снято на эту кассету?
– Понятия не имею, – развела руками Таня.
– Тогда в магазин тем более лучше не идти.
– А можно знаешь как? – загорелась Татьяна. – Давай купим и видеокамеру, и компьютер. Подумаешь, делов-то! А посмотрим где-нибудь в безопасном месте. – И, на всякий случай, просветила далекого от технического прогресса Ходасевича: – Розетки, кстати, нам не нужны. Ноутбуки и от батареи работают.
Тане нравилось иногда изобразить перед отчимом «крутую барышню». Настолько преуспевающую, что и камера, и компьютер – ей по деньгам, словно пара порций мороженого.
– Что ж, идея неплохая… – задумчиво сказал отчим.
А Таня принялась лихорадочно соображать – барышня-то она крутая, но такие покупки минимум в пару тысяч долларов обойдутся. Хватит ли денег на кредитке?
– …неплохая, с одной стороны, – закончил Валерий Петрович. – А с другой – компьютер сначала, наверное, настраивать надо? Соединять с видеокамерой? Батарею заряжать? И вообще, разбираться, как все работает?
– Да, геморрой, – согласилась падчерица.
На самом деле никаких особых проблем бы не возникло – с техникой она управляться умела. Таню другое смущало – гаденькая улыбка продавца: «Извините, средств на вашей карточке недостаточно». Вот будет стыдобища!
– Давай мы поступим так, – предложил Валерий Петрович. – Я схожу к тебе домой…
– Ты же сам говорил, что нам туда нельзя!.. – вскинулась Таня.
– Сначала дослушай, – поморщился отчим. – Я пойду один. Ненадолго – только забрать камеру и компьютер.
– А если у дома засада? Или в подъезде? – округлила глаза Таня.
– В таком случае просто не буду входить в квартиру, – пожал он плечами.
– А если они… прямо в квартире сидят?
Валерий Петрович улыбнулся:
– Значит, не повезло.
– Но как ты узнаешь: есть там кто или нет? – хмыкнула Татьяна. – В дверь будешь звонить? И если не отпирают – значит, никого?
– Пошли, Танюшка, – снова улыбнулся отчим.
Она не двинулась с места.
– Нет, ты сначала объясни!
Отчим взглянул в одновременно обиженные и любопытные глаза падчерицы и снизошел:
– Мы же из квартиры вместе выходили, не помнишь? И я на всякий случай кое-какие меры принял.
– Волосок, что ли, наклеил?
– Примерно. Так что, если дверь в наше отсутствие вскрывали, я пойму.
– Когда только успел? – восхищенно выдохнула Таня.
– Пока ты лифт вызывала, – усмехнулся отчим.
Таня не стала напоминать Валерию Петровичу, что лифта в ее доме нет.
План благополучно сработал, и уже через полчаса Таня (отчим опять оставлял ее ждать) радостно бросилась навстречу Валерочке – тот неспешно шествовал с двумя кофрами и своим портфельчиком в руках.
– Молодец, Валерочка, гениально! – обрадовалась Татьяна. – Значит, до моей квартиры они не добрались…
– Да, там все в порядке, – кивнул отчим.
Таня неожиданно спросила:
– А цветы ты хоть догадался полить?
– Что-о? – опешил Ходасевич.
– Ясно, – вздохнула падчерица. – Ну, ладно, не до цветов сейчас. Куда пойдем смотреть кино?
– А какие будут предложения?
Таня пожала плечами:
– Да к реке придется. Там полно всяких укромных местечек. – Она пожаловалась: – Ох, и надоел мне этот тихий и великий Танаис…
– Ты к Танаису несправедлива, Танюшка, – осудил отчим. – Во-первых, красиво. Величественно. А во-вторых, давно доказано – если человек постоянно смотрит на воду, у него и здоровье крепче, и нервная система устойчивей.
– Вот и смотри сам на свою воду, – буркнула Таня. – А меня она раздражает. У меня к этой реке вообще какое-то… предубеждение. Есть в ней какая-то… скрытая подлость!
– Ну, это ты загнула, – усмехнулся Ходасевич.
Укромных местечек по берегу Танаиса оказалось достаточно – было из чего выбрать даже придире-полковнику. Отчим решительно забраковал обрывы, не захотел сесть и на цивилизованном пляже, с «грибками» и раздевалками. Выбрал неприметную бухточку.
– Странно, что совсем никого народу нет, – удивился Валерий Петрович.
– Это потому, что день будний, – объяснила Таня. – Взрослые рубашки к завтрашней работе гладят. А молодежь, наверное, к вступительным экзаменам готовится. Да и вообще костровчане на этом, правом, берегу не купаются. Не принято у них. Грязно здесь считается. Все ездят на пляжи на левый берег.
Сели у самой воды, на мягком песочке, впитавшем все солнце дня. Прежде чем позволить Татьяне включить компьютер и видеокамеру, отчим еще раз оглядел окрестности, убедился, что вокруг – ни души. И наконец велел:
– Запускай Берлагу.
Таня – она уже дрожала от нетерпения – быстро подсоединила видеокамеру к компьютеру, включила приборы, вставила кассету… Помехи, разводы – и, наконец, картинка.
Не было никаких сомнений – видео им предстояло смотреть любительское. Камера, слегка подрагивая – явно в неумелых руках, – продемонстрировала им берег реки. Местечко Тане было незнакомо, но она почему-то не сомневалась: река – та самая. Костровская. Великий, он же тихий Танаис. Догадку подтверждали и цифры в нижнем углу экрана: 17 часов 40 минут, бегущий промельк секунд, а число – 20 июня. Минувшее воскресенье. День, когда пропал Леонид.
А тут и его голос раздался за кадром (услышав знакомые интонации, Таня вздрогнула):
«Вот, дамы и господа, та самая река Танаис, на которой стоит город Костров. Вид с левого берега».
Камера перепрыгнула в небо, продемонстрировала, как тонет в туче закатное солнце. Для особо непонятливых Леня пояснил:
«А вот – заход солнца над пресловутой рекой…»
Ленин голос вроде бы слегка дрожит – хотя чего волноваться, если снимаешь любительское видео с речкой и закатом? Или ей показалось? Это просто помехи?
«Ну, а сейчас вы увидите пароходик».
Нет, пожалуй, Леонид и правда очень волнуется. Почему?
Камера продемонстрировала: на реке, метрах в сорока от берега, стоит на якорях небольшой сухогруз. Зум приближает его… и уже видно название: «Нахичевань». Странная такая «Нахичевань» – то ли буксир, то ли паром. Иллюминаторы затянуты фольгой… А камера прыгает и фокусируется на другом: к теплоходу подплывает весельная лодка. В ней – двое мужчин. Один гребет. Камера задерживается на их хмурых, сосредоточенных лицах. Зум максимально приближает их лица. Лодка идет явно тяжело груженная, осевшая ниже ватерлинии. В ней – какие-то ящики. Мужик на веслах с трудом выгребает в сторону парохода.
Тут с «Нахичевани» спускают трап. Лодка причаливает к нему. Мужик, сидящий на носу, привязывает ее канатом.
Следующий план: мужчины начинают поднимать из лодочки на трап один из ящиков. Ящик тяжелый – по крайней мере, с ним с трудом управляются двое.
Леня за кадром никак не комментирует происходящее.
Камера перепрыгивает к берегу. Съемка ведется с какой-то возвышенности, и отчетливо видно, что в перспективе, на всем протяжении реки – никого.
А напротив самого теплохода, на берегу, деревянный, грубо сколоченный причал. Возле него пришвартована еще одна лодка. Ее грузят. Там тоже работают двое мужчин. Один – в лодке. Второй помогает ему.
Еще трое подтаскивают к лодочке новые ящики. Они несут их из двух грузовиков. Рядом с грузовиками стоят две черные легковые машины. И мент в белой рубашке покуривает, вяло наблюдая за погрузкой-перегрузкой. Рядом с ним – странная парочка: один в камуфляже, другой в гражданском, но оба – с автоматами на плечах. «Похоже, получается интересное кино», – бормочет за кадром Леня.
– Стоп! – прокричала Татьяна, и так как далекий от техники Ходасевич не прореагировал, сама остановила пленку. Перемотала чуть назад и снова пустила запись. Когда в кадр попал один из гражданских с автоматом, она нажала на «паузу», а затем с помощью цифрового зума стала укрупнять лицо человека в белой рубашечке и наглаженных брючках («калашников» на его плече явно диссонировал с цивильным видом). Когда изображение достигло максимально возможного и стали отчетливо видны зерна пленки, а физиономия мужчины заняла весь экран, Таня прошептала сквозь зубы:
– Да, это он…
– Кто?
– Комков. Сволочь! Тот опер милицейский, что меня допрашивал. Ну, погоди, гнида!.. Теперь ты мой!
– Давай дальше, – скомандовал отчим. Он никак не прокомментировал Танино открытие.
Татьяна послушно нажала на «play». Она явно воодушевилась, увидев на криминальной пленке лицо своего врага.
…А Ленино кино продолжается. Из грузовиков ящики переносят в одну лодчонку, из второй – поднимают по трапу на борт «Нахичевани»… Изображение отъезжает так, что в один кадр умещаются и грузовики, и легковушки, и лодки, и пароход. И все люди вокруг. Оператор Леня снова молчит: слышно лишь его дыхание.
И вдруг…
Мирный, почти идиллический процесс погрузки прерывается окриком, прозвучавшим откуда-то из-за кадра: «А ну стоять!»
Камера дергается и поворачивается в сторону окрика. Внизу, на берегу реки, у зарослей камышей стоит ранее не попадавший в кадр мужик, одетый во все черное. В руках у него пистолет. Оружие направлено в сторону – на кого, пока на экране не видно. Очевидно, это он только что кричал. Глаза у него бешеные, видно даже издалека.
Камера отъезжает, и на экране монитора появляются те, на кого мужчина в черном направил пистолет. Это дети лет десяти. Мальчик чуть постарше, девочка помладше. Они явно напуганы. И в этот момент с той стороны, где идут погрузочные работы, доносится звук падения чего-то тяжелого.
Камера дергается в сторону звука. Успевает сфокусироваться на увиденном. Один из тех ящиков, что перегружали на лодку, валяется на земле. Он расколот. Лениной камере открывается зрелище: сквозь развалившиеся доски видны стальные округлости. Леня укрупняет план: округлости все ближе, видна нанесенная на них фабричная маркировка.
И в этот момент за кадром раздается выстрел. Камера прыгает в обратном направлении. Перескок кадров – и теперь видна иная сцена. Мужик в черном только что выстрелил. Мальчуган уже упал. Девочка стоит рядом, замерев от ужаса. Глаза ее широко раскрыты. И тут мужчина снова стреляет. Раз, другой. Девочка падает. За кадром слышится перепуганный Ленин голос: «О боже!»
Судя по движениям камеры, он вскакивает. И тут его замечает мужик в черном. Он переводит пистолет и снизу вверх стреляет прямо в Леню.
Дальше начинается бешеная пляска кадров. Невыключенная камера дергается, показывая землю и фиксируя тяжелое дыхание убегающего Лени, топот его шагов и отдаленные выстрелы.
Похоже, наконец Леня добегает до своей машины, впрыгивает в нее, бросает камеру на пассажирское сиденье. Таня видит Леню за рулем в странном ракурсе, снятом валяющейся камерой. Он втыкает первую передачу, слышен рев мотора и, в отдалении, выстрелы. К камере тянется его рука, и – стоп.
Темнота. Помехи.
Прошло минут пятнадцать, прежде чем Татьяна пришла в себя. Перед глазами все стояла, никак не хотела уходить, документальная картинка – мальчик с девчушкой, совсем юные, любопытные и испуганные. Их удивленные, доверчивые взгляды, пойманные Лениной камерой… И злой, отчаянно громкий звук выстрелов…
«О боже, они убили их, – подумала Таня. – Как хорошо, что Леня не снял крупный план». Впрочем, воображение и без того дорисовало картинку: как могут выглядеть хрупенькие тельца детишек после выстрелов почти в упор…
Она закрыла лицо руками, прошептала:
– Какой кошмар…
Отчим осторожно подвинулся ближе к ней, молча коснулся плеча… Таня кинулась ему на шею и зарыдала.
Валерий Петрович терпеливо ждал, пока падчерица выплачется. Молчал, продолжал тихонько поглаживать ее по спине, и его теплые ладони будто наполняли ее силой и мужеством. А когда Таня наконец отревелась и вскинула на него заплаканные глаза, Ходасевич тихо сказал:
– Выключай компьютер, Танюшка. Надо уходить.
Таня машинально перевела взгляд на монитор – по экрану по-прежнему ползли полосы-помехи. Она нажала на «стоп».
– Дай мне кассету, – попросил отчим.
Голос его звучал абсолютно спокойно, будто они заурядный, насквозь вымышленный боевик только что посмотрели.
– Зачем? Зачем он убил их?! – всхлипнула Таня.
– Похоже, дети увидели то, что им нельзя было видеть, – буднично объяснил Валерий Петрович. – И Леня тоже. – И спросил: – Ты записала изображение в память ноутбука?
Таня кивнула.
– Очень хорошо. Давай мне кассету.
И, вот странно, его мерный и вроде бы даже равнодушный голос успокоил Татьяну. Она молча нажала на «eject» и протянула отчиму видеокассету.
– Посмотри в своей сумочке целлофановый пакет, – отдал Валерий Петрович следующий приказ.
– Я не ношу с собой пакетиков, – раздраженно буркнула она.
– Посмотри, – тихо повторил отчим. – Не обязательно именно пакет. Любой полиэтилен.
– Ничего у меня такого нет, – дернула она плечом, но сумочку все же открыла.
И целлофан действительно обнаружился – Таня протянула отчиму прозрачную папочку-файл, в которую была вложена распечатанная концепция «Юлианы».
– Подожди меня здесь, – велел Валерий Петрович.
Он аккуратно завернул видеокассету в целлофановую папочку. Потом тяжело поднялся и, оставляя на влажном песке глубокие следы, пошел к реке, к ивовым кустам.
Таня хотела остановить его. Предложить спрятать кассету где-то еще. Но промолчала. В самом деле, где? Арендовать сейф в банке? Уже поздно, банки давно закрыты. К тому же для того чтобы взять ячейку, все равно пришлось бы предъявлять паспорт. Что остается? Вокзальная камера хранения? Ну, там на тайну вкладов не стоит надеяться. Так что пусть Валерочка поступает, как сам считает нужным.
Она осталась ждать его на берегу. Бездумно смотрела, как над Танаисом разливается закат – мирный, расцвеченный яркими красками. Успокаивающий, мягкий…
В особняк Глеба Захаровича они вернулись уже в полной темноте.
Тане совсем не хотелось туда ехать. Она даже представить не могла, что сейчас ей придется светски улыбаться. Ужинать с тончайшего фарфора. Вести галантную беседу… Она попыталась уговорить Валерия Петровича найти приют где-то еще – в гостинице. В мотеле. На частной квартире, наконец. Но отчим был непреклонен:
– Нет, Танюшка. Надо быть последовательными. Ты сама попросила господина Пастухова о помощи – так что теперь, уж будь добра, ее принимай. К тому же в любом другом месте нам придется предъявлять паспорта. А это, как ты понимаешь, сейчас совсем лишнее.
– Тебя не переспоришь, – вздохнула она. – А куда камеру с компьютером девать?
– Возьмем с собой, – пожал плечами отчим. – Компьютер тебе в любом случае пригодится. Сама же говорила, что нужно смету рекламной кампании составлять. Вот завтра этим и займешься. Глеб Захарович будет доволен.
«Ага, щаз! – подумала Таня. – Ты, значит, будешь делом заниматься, а меня хочешь в особняке запереть?»
Но спорить с отчимом не стала – лучше завтра, с утра пораньше, его перед фактом поставить, что она от него не отлипнет.
На вилле Глеба Захаровича их ждали. Едва такси притормозило у парадного входа, как ворота тут же сами собой начали раскрываться.
– Крутяк! – восхищенно прокомментировал таксист. – Заезжать, что ли?
– Заезжай, – велела Татьяна. – Смотри только, статуи не посшибай.
Таксист лихо, будто на гонке с препятствиями, объехал и фонтанчики, и статуи, с визгом, подняв тучу пыли, тормознул и потребовал:
– С вас пятьсот.
Цена, по костровским меркам, абсолютно несуразная, но Валерий Петрович спорить не стал, потянулся за кошельком. Впрочем, расплатиться с таксистом не успел – к машине уже мчалась давешняя услужливая горничная. Выглядела она виновато и дверцу перед ними распахнула столь поспешно, будто в конкурсе на расторопность участвовала.
– Добрый вечер, Татьяна Валерьевна, Валерий Петрович. Сколько вы должны заплатить?
– Тыщу, – тут же сориентировался наглый таксист.
Горничная безропотно вручила ему тысячную купюру.
– Но… – попыталась было встрять Таня.
Валерий Петрович накрыл ее ладонь своей и выбрался из машины. Таня пожала плечами и последовала за ним. А таксист на бешеной скорости – как бы баре не передумали – помчался к выезду.
– Извините меня, пожалуйста, – покаянно обратилась к Тане с отчимом горничная.
– За что? – не понял Валерий Петрович.
Горничная понизила голос:
– Глеб Захарович очень сердился, что я не предоставила вам машину… Но я ведь не знала, что вы уедете! Вы же сказали, что просто по саду пройтись пошли!
– Все нормально, – успокоил женщину Ходасевич.
– Вы скажете ему, что я вам предлагала?.. – с надеждой зашептала горничная. – Что я предлагала «Ауди», а вы отказались?
– Конечно, скажем, – заверил полковник.
– Тогда будьте добры пройти в столовую. – Она тут же повысила голос до своего обычного, высокомерного тона. – Ужин уже накрыт.
Глеб Захарович вышел к столу в вельветовых брюках, рубашке поло в крупную клетку и мокасинах. (Таня не преминула отметить, что темно-горчичные клетки на рубашке по цвету точно совпадают с ботинками.)
Парфюмерный босс от души тряхнул руку полковника Ходасевича, приложился к Таниной ручке, проверил, достаточно ли дров в камине, и пригласил гостей к столу.
Беседа за ужином велась исключительно формальная, светская. Глеб Захарович ни полслова не молвил об их неожиданном бегстве, ни вопроса не задал о том, куда они ездили и что делали. Он разливался соловьем о Кострове, рассказывал про свой завод, выспрашивал Валерия Петровича и Татьяну о московских премьерах, умело и к месту вставлял анекдоты… «В общем, очаровывает», – подвела итог Садовникова.
Поначалу она больше отмалчивалась, едва ковыряясь в салатиках – не было ни аппетита, ни настроения разговаривать, – но ближе к десерту, после того как Глеб Захарович ввернул парочку уместных и весьма галантных комплиментов в ее адрес, сменила гнев на милость и стала посматривать на него более благосклонно. Все же не так часто на ее пути встречались подобные мужчины – чтоб и умные, и стильные, и при вилле…
После мороженого с восхитительно вкусной клубникой и чаем тонкого аромата Глеб Захарович распорядился подать коньяк и сигары. Отослал прислужницу, разлил «Хеннесси» в бокалы тяжелого хрусталя, щелкнул перед сигарой полковника массивной золотой зажигалкой, прикурил сам и только тогда спросил:
– Скажите, Валерий Петрович, Таня, я могу вам чем-то помочь?
– Да, – быстро ответила Садовникова. – Я немного не успеваю со сметой вашей рекламной кампании. Пожалуйста, дайте мне небольшую отсрочку.
– Не вопрос, – улыбнулся ГЗ. – Недели вам хватит?
– Больше чем достаточно, – заверила она, победно взглядывая на отчима.
– Что-нибудь еще? – заботливо предложил Глеб Захарович. – Может быть, вам нужны машины?
– Машина не помешает, – кивнул Ходасевич. – Одна.
– Но только без шофера, – тут же встряла Таня.
– Конечно. А деньги? Информация? Охрана? В общем, любая помощь? – продолжал наседать ГЗ.
– Спасибо, – поблагодарил Валерий Петрович. – Больше пока ничего.
– И, конечно, вы мне ничего не расскажете, – констатировал парфюмерный король. Впрочем, досады или же любопытства в его голосе не звучало.
– Нам пока просто нечего рассказывать, – простодушно развел руками Ходасевич. – Как говорится, недостаточно информации.
– Ну, на нет – и суда нет, – развел руками Глеб Захарович. – Как хотите. Но имейте в виду: мои возможности – а они, я вас уверяю, весьма велики – всегда к вашим услугам.
Он помолчал и неожиданно прибавил:
– И еще я хочу вас поблагодарить…
– За что? – опешила Татьяна.
ГЗ внимательно взглянул ей в глаза:
– За то, что вы попросили помощи именно у меня.
Он оставил в хрустальной пепельнице недокуренную сигару и встал:
– Тогда я, с вашего позволения, откланиваюсь – у меня завтра переговоры, надо еще поработать над документами. А вечером… – ГЗ на секунду задумался, – скажем, часиков в семь, может быть, мы с вами, Таня, сыграем в теннис? Я бы хотел отыграться…
– Не знаю, смогу ли я… – нахально ответила Татьяна. – Я вам позвоню, хорошо?
– Хорошо, – улыбнулся Глеб Захарович. – Звоните мне на личный мобильный, в любое время. – Он вынул визитку и быстро начертал на обороте номер.
Потом улыбнулся и вышел из столовой.
– Серьезный мужчина, – прокомментировал Ходасевич, когда дверь за ним захлопнулась.
– Жаль, в теннис играет плохо, – фыркнула Таня. – Ну, что, Валерочка, какой план действий на завтра?
