Эпилог

Оксана Берзарина сидела за столиком в дальнем углу паба «Бистро Вино» в Лондоне, на пересечении Олд Бромптон-роуд и Кромвель-роуд.

Именно здесь они договорились встретиться с Велиховым.

Неделю назад он позвонил ей. Сообщил, что все прошло успешно, что с парнишкой он рассчитался и подтвердил сегодняшнюю встречу.

Оксана потягивала свой излюбленный джин-тоник.

«Надеюсь, мы проведем с ним вечер, – думала она. – Надеюсь, он не будет настаивать на том чтобы мы немедленно расстались». Она уже скучала без Велихова. При воспоминании о его сильных руках сладкая волна поднялась снизу.

"Я хотела бы быть с ним вместе. Всегда. Зачем нам эта глупая, дурацкая конспирация? Зачем нам расставаться на год? Все уже позади. За нами никто не следит. Да и Барсинскому не нужны эти деньги. Он сам сказал мне. Что ему эти сорок миллионов!..

Как я хотела бы просто жить – тихо жить рядом с Велиховым, где-нибудь на краю земли, в уютном доме у моря… А потом мы будем путешествовать. Мы поедем к Мертвому морю. Мы обратимся к лучшим врачам. И, может быть, они. отменят диагноз – и у нас с ним будет ребенок… А если нет – что ж, тогда мы возьмем ребенка в приюте. Усыновим светловолосого мальчика из России. В несчастной России сейчас много несчастных детей…"

От размышлений Оксану оторвал голос бармена.

Он закричал на весь паба:

– Есть ли здесь мадам Берзарина?

Предчувствуя недоброе, Оксана подошла к стойке.

У стойки стоял парнишка в красной шапочке рассыльного.

– Госпожа Берзарина? – ломким голосом спросил он. – Вам письмо.

Оксана, задыхаясь от волнения, расписалась.

Порылась в сумочке и дала мальчику полфунта на чай.

Ей казалось, что время остановилось. Что все происходит, словно в замедленной киносъемке. Вот мальчик кротко сказал: «Благодарю вас, мам», – и отошел. Вот ее руки пытаются разорвать конверт. Руки плохо слушаются. Вот она наконец раздирает его. Идет к своему столику. По пути вытаскивает письмо.

Разворачивает его.

Нет, это не письмо. И не записка.

Это чек на имя Оксаны Берзариной.

В графе «сумма» указано: «Семьсот пятьдесят тысяч американских долларов».

Оксана разодрала конверт пополам. Заглянула в него.

Нет. Больше ничего в конверте не было. Ни письма, ни записки.

Ни-че-го.

Оксана бессильно опустилась на стул.

«Понтиак-Файерберд» 1957 года выпуска, настоящий корабль пустыни, мчался по утреннему шоссе между Лос-Анджелесом и Лас-Вегасом.

"Вот так надо приезжать в Америку, – думал Велихов, на полную мощь запустив радио и откинувшись в водительском кресле. – Вот так: богачом, а не нищим. Америка любит победителей. И здесь так легко затеряться!.. Сейчас Лас-Вегас, потом поеду в Даллас, дальше – во Флориду… Стану ночевать в мотелях, заправляться на неприметных колонках, жевать гамбургеры… Буду колесить по Штатам… Как Гумберт Гумберт, Стейнбек… Или Ильф и Петров…

Свободный как птица… Никому не интересный и ни от кого не зависящий… Вот она – свобода… То, чего я добивался всю жизнь…"

Увлеченный своими мыслями, Велихов не заметил, что от самого Лос-Анджелеса за ним следует серый «Додж-караван».

Тем более он не мог видеть тех троих, что находились внутри машины.

В кожаной тишине просторного кабинета сидел человек и напряженно думал.

Пылинки плясали в косых солнечных лучах, скрестившихся над длинным лакированным столом. Кабинет был заперт, секретарь получил указание ни с кем не соединять.

Человек сидел, откинувшись в кресле. Перед ним лежали две объемистые папки. В одной из них находились документы, посвященные финансовому магнату Борису Сергеевичу Барсинскому. Который неделю назад стал беднее на сорок три миллиона долларов. Долларов, безусловно, принадлежавших России.

Однако хозяином этих денег неделю же назад стал некто Андрей Евгеньевич Велихов. Бывший друг и бывший совладелец империи Бориса Барсинского.

Андрей Велихов… Он же – наркоман и художник Михаил Юрьевич Корольков (заявление об утере паспорта поступило в местное отделение милиции в марте сего года).

Он же – Станислав Вадимович Расплетин. (Станислав Расплетин, осведомитель по кличке Марс, написал подробное красочное заявление, в котором изложил все обстоятельства утраты своего документа.) Итак, Велихов. Выпускник Московского электротехнического института.

Знаток западной рок-музыки. С восьмидесятых годов совладелец студенческих кафе «Вектор» и «Синус» и трех видеосалонов. В 1991 году при невыясненных обстоятельствах уезжает в Америку. Бросает и бизнес, и квартиру, и жену. В 1995-м – возвращается в качестве российского представителя американской фирмы «Пауэр инжиниринг и электронике». Проводит в России эффектнейшие гастроли. И опять уезжает в США – сев на хвост каравану с гуманитарным грузом для югославов. И позаимствовав у Барсинского ни много ни мало – сорок три миллиона долларов.

Однако против Велихова не существовало никаких улик. И только сегодня утром заместителю Генерального прокурора попал в руки любопытный рукописный документ, подписанный неким Германом Титовым.

Уважаемый Генеральный прокурор!

Если Вы читаете это письмо, значит, меня больше нет в живых. И поэтому я безо всякой опаски могу признаться в преступлении, которое я совершил.

Точнее, которое моими руками совершил некий Велиxoв A.E. …

В кабинете у прокурора зазвонил мобильный телефон. Он поспешно снял трубку. Слышимость была великолепной:

– Он направляется в Лас-Вегас.

– Пока не трогать. Глаз не спускать. Это не в интересах России – самостоятельно арестовывать Велихова на территории США. Прокурор вызвал по интеркому секретаря:

– Срочно соедините меня с российским бюро Интерпола.

Барсинский сидел в кожаном кресле в своем Кабинете. У его ног на коленях примостилась та самая рыжая официантка из Шереметьева-2. Она расстегнула его ширинку и самозабвенно трудилась.

Барсинский оторвал ее и залепил две оплеухи. Одну по правой щеке, другую по левой. Пощечины, были такими, что голова у официантки дернулась сперва влево, потом вправо. «Лучше работай!» – зарычал Барсинский.

Официантка не заплакала, не закричала. Ей, казалось, нравились побои.

Напротив, она с еще большим усердием накинулась на его член.

Барсинский изо всех сил вцепился ей в волосы.

В последнее время он получал особенное удовольствие от того, что бил своих любовниц. С каждым разом побои становились все сильнее, а страсть его – все ярче.

– О! О! – кричала Людмила. Она стояла голая на коленях перед зеркалом в их с Барсинским спальне. Сзади был охранник – тот самый черноокий «испанец», которого она так долго хотела и соблазняла.

В зеркало она видела его искаженное страстью лицо.

«Испанец» входил в нее все глубже и глубже. «Боже, какой же он у него огромный», – мелькнуло у Людмилы.

Она снова закричала от разрывающей все внутри, затопляющей ее сладкой боли.

Татьяна улетала в Париж.

Она не любила, когда в аэропорту собиралась толпа провожающих. Зачем?

Все слова сказаны. Все напутствия выслушаны, и говорить уже не о чем. Она, Таня, – отрезанный ломтик. Одной ногой в других краях. А те, кто остается, лишь грустно ждут, когда, наконец, объявят посадку… Однако в этот раз Таня согласилась, чтобы в аэропорт ее сопроводили мама и отчим. А подбросить их до Шереметьева вызвался на своей «восьмерке» Павел Синичкин.

Юлия Николаевна, Валерий Петрович, Паша и Таня со стороны выглядели как современная дружная семья. Мама, как всегда, одета с иголочки. Отчим тщательно выбрит и благоухает респектабельным одеколоном. И дети смотрятся так, как надо: мужественный Павел с элегантно-небрежной щетиной. Очаровательная Таня в походных джинсах и с рюкзачком вместо дамской сумочки.

По настоянию ответственной Таниной мамы в Шереметьево они выехали заранее. До начала регистрации оставалось еще минут сорок, и было решено не болтаться бесцельно по суматошному залу вылета, а провести время в ресторане.

Ресторан на четвертом этаже аэропорта походил на огромное озеро с бесчисленным количеством парусников-столиков, застеленных белыми скатертями. В отличие от переполненных кафешек в зале отлета, в просторном и гулком зале, не было никого, кроме заспанных официанток, которым явно не хотелось приниматься за работу. На призывные жесты девушки не реагировали, и Валерию Петровичу пришлось гаркнуть своим сочным басом:

– Красавицы, оторвитесь на минутку. Официантки уважительно взглянули на его массивную фигуру и откомандировали к их столику у окна с видом на взлетную полосу самую молоденькую.

– Всем по чашке кофе! И вы свободны, – весело попросила Таня.

Официантка облегченно вздохнула, быстро принесла кофе и вернулась к своим приятельницам.

Таня отпила глоток. Кофе был отвратительным, но она даже не поморщилась. После пережитых приключений Татьяна научилась ценить даже такие маленькие радости, как невкусный кофе в огромном неуютном зале.

– Опять наша лягушка-путешественница уезжает, – уже в который раз за сегодняшний день вздохнула мама.

«Сколько можно повторять», – мелькнуло в голове у Тани, но она сдержалась и ласково сказала:

– Ну, мамик, ты же скоро приедешь! Я тебя к своей косметичке отведу! На «Пежо» прокачу!

– А этот твой «Пежо» просторный? – с напускной озабоченностью поинтересовался Валерий Петрович.

– Поместишься! – успокоила отчима Таня. Она постаралась ничем не выдать свою радость от того, что Валера, кажется, тоже собирается приехать к ней. И приехать – вместе с мамой. Только бы ему удалось наконец получить загранпаспорт!

Павел с улыбкой наблюдал за ними. Казалось, ему искренне хотелось, чтобы в этой глубоко симпатичной ему семье все было хорошо.

Таня подтянула свой рюкзачок, который она небрежно бросила возле столика. Достала довольно объемистый сверток. Газетная бумага была перевязана капроновой ленточкой. Она хитро взглянула на Павла:

– Поражаюсь твоему хладнокровию!

И через стол подтолкнула сверток в его сторону.

– Извольте получить гонорар. Валерий Петрович оценивающе взглянул на объемистый пакет:

– Ото, Паша… Поздравляю.

Таня хмыкнула:

– Вся сумма – десятками. Других денег в банкомате не было. Я вчера часа три снимала…

Ей хотелось добавить: «Все в этой России через задницу», но она сдержалась. Пусть плохо, пусть через задницу – только почему же тогда ей так не хочется отсюда уезжать?

Самолеты на взлетной полосе за окном по-слоновьи суетились и взлетали один за другим. Официантки по-прежнему болтали в своем закутке.

– Не пора ли на досмотр? – обеспокоилась Юлия Николаевна.

– Давайте посидим еще! – попросила Таня. Ей было безумно хорошо здесь, в просторной тишине ресторанного зала, – в компании самых близких людей. Павла Синичкина после пережитых приключений она тоже считала почти что родным братом.

Ей было хорошо – просто помолчать под теплыми взглядами своих родственников.

Но уютным семейным посиделкам быстро пришел конец. Гулко хлопнула тяжелая входная дверь. В ресторан стремительно ворвался и заскользил по натертому паркету раскрасневшийся Дима Полуянов.

– Я так и знал, что вы здесь! – закричал он на весь полупустой ресторан прямо с порога. Таня радостно вскочила ему навстречу:

– Ты все-таки приехал! Дима поспешно уселся за их столик. Ни следа от пережитых ужасных испытаний не осталось на его лице. Дима был, как прежде, элегантен, розовощек и азартен. А еще чуть-чуть нетрезв и как-то лихорадочно весел.

Павел, который видел его впервые, подумал:

«Неудивительно, что с ним постоянно что-то происходит».

На официанток явление молодого ясноглазого парня произвело впечатление, и они тут же откомандировали к их столику лазутчицу. Дима погладил девушку по руке:

– Кофе… с шампанским, лапушка.

– Какое шампанское? – уважительно поинтересовалась официантка.

– «Вдову Клико», если есть.

– Нет, Дима, мы пить не будем, – строго сказала Юлия Николаевна. Она уже давно была не в восторге от Полуянова – вечно с ним связаны какие-то дикие приключения.

– Так повод есть, Юль Николавна! Он бережно вынул из сумки гранки и гордо протянул их Тане:

– Гляди! Завтрашний номер.

Таня выхватила страницу и восхищенно уставилась на свою собственную фотографию, которая занимала чуть ли не половину полосы. На оставшейся части газетной страницы помещалась статья с интригующим заголовком: «Мафию победила… девушка».

Татьяна быстро пробежала глазами статью и сказала Диме с укором:

– Классно, конечно… Но ты все преувеличил. И мою фотографию – тоже.

– Око за око! – отпарировал Дмитрий. – Помнишь твое объявление?

Рекламный отдел до сих пор балдеет…

Дмитрий разлил шампанское и отсалютовал бокалом Тане:

– Старуха, за тебя! Ты меня опять спасла! Татьяна ответила ему в тон:

– И за тебя, старик! Ты меня опять прославил! Тут по громкой связи объявили посадку на Танин рейс…