Глава 12

Довольно трудно организовать операцию налоговой полиции в течение одного дня – тем более если этот день выходной.

Валерию Петровичу, отчиму Татьяны, это удалось.

Я еще раз отдал должное ему, кагэбэшнику-отставнику. Видать, у него сохранились крепкие связи на самой верхотуре правоохранительных органов.

Без четверти одиннадцать мы на «Форде» и автобусе выдвинулись в район Кузьминского кладбища. В «Форде» сидело двое налоговых полицейских и двое оперов с Петровки. В автобусе-"пазике" размещалось подразделение физической защиты с автоматами АКСУ и я со своим газовым пистолетиком.

Офис на краю кладбища принадлежал моим, так сказать, коллегам – охранному предприятию «Оазис». Налоговые полицейские не сомневались, что при обыске в этом оазисе они найдут массу нарушений – как, собственно, отыскали бы их и у меня в конторе, и в любой другой фирме на территории России. Милицейские опера, в свою очередь, рассчитывали при налете на «Оазис» обнаружить незарегистрированное оружие, наркотики и подслушивающие устройства.

А я – Дмитрия Полуянова.

Вчерашний день, воскресенье – начавшийся для нас с Татьяной в квартире Германа Титова с захвата его сообщника Велихова, – я провел дома у Таниного отчима Валерия Петровича. В меру своих сил и скромных (в сравнении с теми, что имел толстяк) связей помогал ему в организации сегодняшней операции. У меня отчего-то не было сомнений, что похищенного журналиста следует искать именно здесь, в особняке на окраине Кузьминского кладбища. Самого журналиста – или хотя бы его следы.

После того как дома у прыщавого «космонавта» Титова мы повстречались с его подельником Величковским-Велиховым, картина преступления стала в общих чертах ясна.

Этот Велихов задумал обокрасть господина Барсинского (или, быть может, получить какие-то сведения, компрометирующие магната и миллионера – это оставалось неясным). Сделать это он решил новейшим и модным способом – через компьютерную сеть. Для этого Велихов привлек талантливого юнца-программиста Германа Титова.

Титов всего-то за пять тысяч долларов – бедный компьютерный террорист!

– написал программу-"жучок" и передал ее своему работодателю Велихову. Тот каким-то образом, каким? – это оставалась неясным, но для меня никакого значения не имело – запустил «жучка» в компьютерную сеть Барсинского.

Все у виртуальных грабителей шло как по маслу до тех пор, пока бедный Герман не решил проявить ненужную инициативу. Девятого августа он через Интернет подключился к компьютеру Барсинского и активировал своего «жучка».

Захотелось мальчику проверить, как работает его игрушка!

Вторжение в компьютер не осталось незамеченным для Барсинского.

Наверно, у Барсинского работают компьютерщики ненамного менее талантливые, чем юнец Герман (и при этом, добавлю в скобках, наверняка более мытые). Его люди довольно быстро вычислили номер, с которого звонил незадачливый хакер.

Когда бы Герман устанавливал связь с компьютером Барсинского со своего телефона – сидеть бы ему сейчас в особняке у загадочного Липки. Но кто-кто, а я тогда бы искать его не стал. И не появилась бы у меня в офисе шикарная женщина Таня с заплаканными глазами, и не обнаружили бы мы хладный труп в ее квартире, и не пришлось бы нам гоняться по Москве, уворачиваясь от бандитских кулаков и пуль…

Но юный компьютерный онанист решил тогда, девятого августа, схитрить. С помощью телефонного сканера он подключился к телефонному номеру своего соседа, журналиста Димы Полуянова. Герман утверждал: для того, чтобы тому пришел счет за Интернет. Детский сад!.. Я же подозревал, что не все было так просто, как рисовал нам этот мальчишка. Наверное, ему именно этот Дима чем-то насолил. К тому же Герман хотел, на случай, если на его звонок вдруг выйдут, отвести от себя подозрение.

Последнее прыщавому «космонавту» блестяще удалось. Компьютерная контрразведка Барсинского зафиксировала, что вторжение в виртуальные святыни магната произошло с телефона, принадлежащего скандальному журналисту. Что они могли там подумать? Верно, то, что подумали: журналюга похитил у миллиардера самую ценную, самую секретную и самую компрометирующую его, олигарха, информацию. И если не принять срочных мер, она, эта информация, не сегодня-завтра очутится на газетных полосах.

Охранники Барсинского немедленно приняли контрмеры.

Результатом этих костоломных мер явилось все прочее: похищение журналиста, убийство в его квартире несовершеннолетней подружки, подозрение, павшее на несчастную Таню… А затем – убийство в Таниной квартире случайно зашедшего навестить ее соседа, охота за самой Таней, которая решила ловить преступников на живца (при этом в роли живца выступила она сама и в некоторой степени ваш покорный слуга)…

Все это я изложил толстяку Валерию Петровичу, Таниному отчиму. На протяжении моего доклада он молчал, полуприкрыв глаза, курил одну болгарскую сигарету за другой, а по окончании моего сообщения пару минут сидел тихо, втягивая и вытягивая толстые губы. Ни дать ни взять Ниро Вульф. Только вместо трехэтажного особняка с лифтом у отечественного Вульфа имелась однокомнатная, довольно-таки запущенная квартирка на Сельскохозяйственной улице. По результатам моего доклада полковник в отставке Ходасевич пробормотал – точно в стиле Ниро Вульфа: «Приемлемо!»

И мы принялись с ним обсуждать, как вызволить из рук бандитов несчастного Дмитрия Полуянова – если он, конечно, еще жив.

Никаких более светлых идей, кроме как прошерстить особняк Липки, у нас не нашлось.

Вот так, после полусотни воскресных звонков, сделанных полковником Ходасевичем в самые высокие правоохранительные сферы, я оказался утром в понедельник вместе с бойцами подразделения физической защиты налоговой полиции в автобусе, который подъезжал к белому двухэтажному зданьицу на окраине Кузьминского кладбища.

В 10.47 офицеры позвонили в стальные двери особняка.

В 10.52 все присутствовавшие внутри особняка были построены лицом к стенам – «Руки на стену! Ноги раздвинуть!». Обитателей Особняка было семеро.

Рожи их, а также «голдовые цепуры», какими привязывают собак, и спортивные костюмы недвусмысленно указывали на род их занятий.

В 10.56 я закончил обход комнат особняка. Одна из них представляла собой что-то вроде медицинского кабинета с клеенчатой кушеткой и кучей датчиков, провода от которых уходили за стену. В комнате за стеной был обнаружен аппарат, к коему датчики тянулись. Прибор напоминал осциллограф с тремя экранчиками. Видимо, так выглядела отечественная конверсионная модификация пресловутого полиграфа – детектора лжи. В этой же комнатенке стоял стандартный медицинский шкафчик. В наборе препаратов, хранящихся в нем, преобладали транквилизаторы и психотропные вещества.

Никаких следов Димы не было.

Бойцы закончили обыск выстроенных вдоль стеночки охранных бандитов (или бандитских охранников?). К удовлетворению милицейских оперов, у тех нашлись и наркотики, и незарегистрированные пистолеты.

Рожа одного из бандюг, стоящих вдоль стены, показалась мне знакомой.

Это он палил в нашу с Таней «девятку», когда мы убегали от «Мерседеса» по Косинской улице.

– Что ж ты, сволочь, с места ДТП сбежал? – сказал я ему сзади ласково.

Тот дернулся.

– Говори, где журналист, а не то оформлю тебя за угон, стрельбу и прочее, – прошептал я ему.

– Пошел ты!..

– Я пойду, а ты сядешь.

Рукой, прислоненной к стене, бандит изобразил мне интернациональный жест: «fuck you!» Очень хотелось садануть его по почкам, но не в моих традициях пинать мертвого льва. А то что этот лев был, фигурально говоря, мертв, сомнений у меня не было. Я был уверен, что мои коллеги из официальных правоохранительных органов засадят парня по полной программе. Ему я, в отличие от его спутника, пребывающего в больнице Склифосовского – никаких обещаний не давал. И, честно говоря, не хотелось.

Тем более что оперативники среди вещей задержанных в это самое время отыскали четыре внушительных ключа.

После недолгих поисков была обнаружена неприметная дверь, к которой один из этих ключей подходил. Дверь вела в подвал.

С оружием наголо мы спустились по ступенькам вниз.

В подвале было еще три зарешеченных двери.

За каждой из них помещалась камера-одиночка, оборудованная по всем правилам тюремной архитектуры (заметно было, что проектировщики камер в совершенстве изучили предмет – видимо, на собственной практике). В каждой из камер располагались: деревянный топчан, прикрученный к стене столик, табурет, а также рукомойник и унитаз. Окон в камерах не было.

Все они были пусты.

После тщательного осмотра импровизированной тюрьмы я обнаружил под одной из коек две буквы, неровно написанных на стене кровью:

ДиП.

Я безо всякой экспертизы почему-то был уверен в том, что группа этой крови и группа крови Дмитрия Полуянова совпадает.

Они едут куда-то? Или это ему снится?

Руки затекли. Они, кажется, связаны за спиной. Ноги тоже не двигались.

Кажется, они тоже связаны.

Дима открыл глаза и ничего не увидел. На голову его был надет черный мешок.

Пол под ним тихонько подрагивал. Похоже, его все-таки везут куда-то.

Куда? Он задал себе этот вопрос – но ему было неинтересно на него отвечать.

Впервые в жизни он задавал вопрос – и не хотел найти на него ответа.

Им владело удивительно тупое, апатичное, сонливое состояние, когда не поймешь, наяву все происходит или во сне. В таком состоянии он пребывал все время с того самого вечера, как в его квартиру ворвались трое, схватили его, заткнули рот, связали… Один из бандитов тогда схватил обнаженную, замершую в ужасе Оленьку за волосы и полоснул по ее горлу ножом. Оленька попыталась закричать, в горле что-то забулькало, на голую грудь выплеснулась алая кровь…

Тогда эта сцена отозвалась в его сознании острой болью, похожей на ожог души – теперь он вспоминал о происшедшем равнодушно, словно и не с ним это происходило… Он не мог вспомнить, когда это было; сколько времени прошло с тех пор; сколько дней и ночей провел он в камере без окон на деревянном топчане… Ему давали кашу без ложки в алюминиевой посудине, несколько раз в день туда приходил человек в белом халате и прямо сквозь одежду делал ему укол. Его водили по лестнице куда-то вверх, он лежал в больничной комнате с присоединенными к рукам и груди датчиками, какой-то голос о чем-то спрашивал его. Все происшедшее было словно в сером тумане и казалось таким далеким, будто он смотрел на все в перевернутый бинокль – а вся предыдущая его жизнь была еще дальше, словно ее и не было вовсе.

Похоже, они едут. Пол под ним трясется, временами они то замедляют, то ускоряют движение. Но это отчего-то совсем не волновало Диму.

Страшно хотелось пить. Язык и губы превратились в наждак.

– Пи-ить… – жалобно прохныкал Дима.

– Он там что-то вякает, – сказал мужчина, сидевший за рулем джипа.

– Просит чего-то, – ответил второй, разместившийся на пассажирском сиденье.

– Чего ему там надо, кандидату в покойники! – сказал водитель.

– Скоро успокоится, болезный, – заржал пассажир. – Слышь, может, трахнем его напоследок?

– Не хочу. Вялый он какой-то…

Дима слышал, да не понимал, о чем говорят эти люди.

Его везли куда-то – а куда, ему было уже все равно.

Татьяна вычислила его практически сразу. Несмотря на то, что все игроки были одеты в одинаковые темно-зеленые маскировочные комбинезоны, а лица их – скрыты под защитными масками. Она определила его по тому подобострастию, с которым с ним обращались не только товарищи по команде, но и те, кто выступал на стороне «врага». И прозвище у него было соответствующее – обычных игроков называли кого «Щепкой», а кого «Лязгой», – его же именовали «Терминатором».

Все эти Щепки, Лязги и Терминаторы собрались в Ясеневе, в парке на окраине Москвы поиграть в пейнтбол.

Наверно, пейнтбол выдумали «вечные мальчишки» – которым к зрелому возрасту так и не удалось вырасти. И играют в эту игру тоже мальчишки – не важно, что у них есть усы, бороды, ранняя седина или лысина, семьи и высокооплачиваемая работа.

Пейнтбол похож на мальчишескую «войнушку» – только лучше и дороже.

Вместо игрушечных пистолетиков участники вооружены почти настоящими автоматами, похожими на автоматы Калашникова. Стреляют автоматы не пистонами, а пластиковыми шариками, начиненными красной краской. Попадая в цель, шарики лопаются, оставляя «кровавые» следы. Угодил в человека – значит, ранил его или убил. Впрочем, убить можно и в самом деле – если угодить шариком в лицо метров с двух.

Играют в пейнтбол командами – армия на армию, взвод на взвод. Цель игры традиционна – победить врага. Пристрелить его – то есть испачкать краской.

Иногда задача по желанию игроков усложняется: нужно отвоевать знамя, спрятанное на нейтральной территории, или взять в плен лазутчика. Этакая «зарница», доступная, по причине дороговизны, одним лишь «новым русским»: директорам и высшим менеджерам компаний; банкирам, уцелевшим после кризиса и всамделишных отстрелов; чиновникам, уже переставшим таиться в расходах… – Настоящие бандиты в пейнтбол не играют. Им хватает практики на московских улицах.

Так что в пейнтбол играют солидные люди.

К примеру, такие, как этот Терминатор.

Татьяна, укрывшись за пышно-зеленой березой, внимательно его рассматривала. Ниже среднего роста поджарый мужчина с жилистыми, не особо благородными и не особо ухоженными руками. Лицо его было закрыто шлемом. Из-под маски доносился резкий каркающий голос…

Уверенные жесты. Безапелляционные интонации. Его явно боялись.

Интересно, какой ему смысл воевать с теми, кто так явно перед ним дрожит?

Побеждать всегда приятнее тех, кто смел и непокорен!.. Впрочем, сегодня Терминатора ожидает сюрприз.

Татьяна, пригнувшись, забралась поглубже в лес и спрятала в куче веток автомат, который ей выдали в клубе. В ту же кучу она отправила и «патроны» – шарики с краской. Игрушки ей не нужны.

Старший по игре – единственный, кто был одет не в маскировочный комбинезон, а в желтую, как у путевых рабочих, куртку, – дал игрокам сигнал разойтись по позициям. Противоборствующие команды отправились в разные концы поляны. В ходе пейнтбольного сражения им предстоит захватить знамя, которое установили посередине.

«Они все думают, что исход предрешен. И знают, КТО из игроков захватит знамя», – скептически подумала Таня, вжимаясь в дерево, чтобы ее никто прежде времени не заметил.

Только сегодня Терминатору ничего не светит. Уж она, Татьяна, об этом позаботится.

Работа в рекламном агентстве «Джасперс энд бразерс» отнимала у Таниной однокурсницы Маргариты – как когда-то у самой Тани! – почти все силы. После напряженной рабочей недели энергии хватало не на многое. Сама Таня, например, в бытность свою рекламистом, проводила выходные на дискотеке или на теннисном корте. А ее бывшая коллега Маргарита предавалась более экзотическому хобби. Она вела еженедельную светскую хронику в популярной московской газете, подписывая свою колонку псевдонимом «Принцесса Марго».

Маргариту всегда отличали зоркий глаз, дерзкий язычок и феноменальная память. Эти качества она и использовала в полной мере для своего приработка – который давал ей не слишком много денег, но зато приносил немалую популярность в определенных кругах и многочисленные удовольствия.

Маргарита страшно гордилась «профессиональными» знакомствами со знаменитостями всех мастей. Кроме того, она была большим гурманом – и у нее был шанс регулярно отведывать какую-нибудь «рыбу по-корнуольски» или «запеканку из перепелов» на презентациях, где приходилось бывать по долгу светского репортера. К тому же Маргарита еще в институте обожала находиться в центре всех интриг и сплетен.

Набирая номер однокурсницы, Таня нисколько не сомневалась в том, что та явится на встречу немедленно. Наверняка прочитала ту злополучную заметку и жаждет получить максимум кровавых подробностей непосредственно из уст «миллионерши-убийцы».

Днем в воскресенье, вернувшись к матери из квартиры Германа, Татьяна приняла душ и позвонила Маргарите. Предложила встретиться через пару часов.

– Я могу быть в центре через сорок минут, – поспешно перебила ее Маргарита.

Татьяна как бы нехотя согласилась, и они договорились пообедать в «Райском уголке».

– Только… я… – Маргарита тоже имела свои понятия о чести и ясно давала понять, что она некредитоспособна.

– Ничего страшного. Только не опаздывай. Охочая до сенсаций Марго явилась точно в назначенное время. Пока она поднималась по винтовой лесенке на второй этаж, где находились самые уютные столики, Татьяна успела отметить, что рекламистка-хроникерша была одета, как всегда, более чем экстравагантно.

Сегодня на ней красовались длинная пестрая юбка, надетая прямо поверх тертых черных джинсов, и полупрозрачная кофточка, из-под которой выглядывал массивный мальтийский крест на грубой цепочке. Такой глупостью, как бюстгальтер, Маргарита никогда себя не обременяла.

Под плотоядными взглядами официантов мужского пола она продефилировала к Таниному столику и радостно поприветствовала подругу на весь ресторан:

– Привет, киска! А я думала, ты в тюрьме!

Через полчаса, осторожно наведя разговор на Барсинского, Татьяна узнала, что магнат, во-первых, известный всей Москве, но крайне осторожный бабник. Попасть к нему в постель считается большой удачей, потому как любовниц своих, хотя бы даже одноразовых, Барсинский вознаграждает по-царски.

Барсинский одержим работой, проводит в офисе с девяти утра до десяти вечера. Ему очень льстит дружба со знаменитостями – льнет он в основном к тем, кто примелькался на экранах телевизоров. Появился в ящике чаще чем четыре раза в месяц – жди от него приглашения на прием.

В нечастое свободное время Би-Би, как его порой называют, не занимается всякими набившими оскомину чиновничьими глупостями вроде тенниса. Он отдает предпочтение экстремальным видам спорта. Участвовал, к примеру, в ралли «Кэмел-трофи» по чилийскому бездорожью; обучился – и довольно неплохо – прыжкам на сноуборде. Раньше, когда он не был еще так богат, Барсинский бился вместе со своими друзьями Фоменко, Минаевым, Якубовичем в «гонках на выживание» в Крылатском. Он неоднократно охотился на львов, тигров и крокодилов в Африке.

"Ты знаешь, сколько стоит убить крокодила? – с придыханием проговорила Маргарита. – Тридцать пять штук «зеленых!»

Она была поистине кладезем полезной информации.

– Ну, а чем он занимается сейчас?

– Замуж за него собралась? – Маргарита погрозила Тане пальчиком. – Смотри, он женат!

– Покушение планирую.

Марго громко захохотала и выдала следующую информацию: два раза в месяц, по воскресеньям, Би-Би ездит на аэродром близ Киржача, где водит спортивный самолет. А еще два раза в месяц – с утра по понедельникам – играет в пейнтбол на специальном поле в Теплом Стане.

Завтра как раз был понедельник.

Вечером в воскресенье Татьяна поехала навестить своего одноклассника Костю Нечувилина.

Хотя они закончили школу десять лет назад, им удалось не потерять друг друга из вида. В основном это было заслугой Кости, который все школьные годы считал Таню «своим парнем», всегда приглашал ее играть с пацанами в войнушку, а в старших классах даже спрашивал совета, как вести себя с девушками. Таню, которую Костя никогда не прельщал в качестве объекта любовной истории, устраивали такие отношения. Ей нравилась их почти мужская дружба – не требующая излишней откровенности и постоянных сплетен, как бывает, когда девушка дружит с девушкой. Однажды в десятом классе Таня поссорилась с матерью, ушла из дома и нашла на два дня политическое убежище в квартире Кости. Он джентльменским жестом выделил ей свою кровать и перебрался на узкий диванчик.

Сейчас Костя, после развода уже со второй женой, жил в однокомнатной конурке в Митине. Тане не очень-то хотелось тащиться в такую даль, но Костик, который, судя по голосу, был в стойкой депрессии, категорически отказался приезжать в центр: «Пока до остановки дойдешь! Пока „авто-лайна“ дождешься!» И Татьяна со вздохом согласилась. Тортик, который она купила в ближайшем Магазине, обжег ей руки. Она вспомнила, как пять дней назад покупала точно такое же «Птичье молоко» для Димы…

Таня поколебалась минуту – и добавила к тортику бутылку джина «Гордоне», двухлитровую емкость с тоником и пару лимонов. Она мрачно пошутила сама с собой: «Если еще и у Костика кого-нибудь убьют – так хоть джином стресс сниму».

Татьяна уже подустала от приключений. Впервые за последние несколько дней ей хотелось остаться дома и полежать на диване с каким-нибудь глупым романчиком в руках. Но отдыхом пока и не пахло. Одна встреча со сплетницей Маргаритой стоила ей целую кучу нервных клеток. А тут еще предстоящий вечер в компании меланхоличного Костика… Он, конечно, не будет с придыханием расспрашивать ее о ночи в переполненной тюремной камере – его это просто не интересует. Но придется ведь выслушивать его бесконечные рассказы о новых шедеврах коллекции и о неудавшейся личной жизни…

И в таком бешеном режиме ей жить еще как минимум два дня. Или же – всю жизнь! – ходить с клеймом убийцы. В том случае, если Маргарита ей наврала. Или если Костик откажется выделить ей один из своих экземпляров.

Костя Нечувилин закончил авиационный институт. Еще на втором курсе он заболел оружием, и сейчас его квартира больше походила на бандитский склад, чем на жилье законопослушного гражданина. Участковый, который однажды пришел к нему по сигналу соседей, никак не мог поверить, что все эти «беретты», «магнумы» и «смит-вессоны» – всего-навсего виртуозно исполненные макеты.

Год назад Костя хвастался ей, что почти договорился купить точную копию автомата Калашникова – из которого вроде бы можно даже стрелять. И его одноклассница теперь очень надеялась, что ничего не помешало ему пополнить свою коллекцию этим шедевром.

…Таня дремала на переднем сиденье «Мицубиси-Паджеро», которая под бодрые напевы «Отпетых мошенников» везла ее в Митино. Окна были закрыты – в машине работал кондиционер. Водитель – в строгом костюме, с мобильным телефоном и барсеткой – с непритворной радостью согласился ехать, когда она предложила ему двести рублей. Хорошенькие такси теперь в России! Таня, которой понравился мягкий ход машины и уютная прохлада в салоне, предложила водителю:

– Если я заплачу… пятьсот, вы согласны подождать меня и отвезти обратно?

Шофер – который, несмотря на все свои новорусские причиндалы, явно нуждался в деньгах – даже не стал торговаться.

Что ж, если все будет нормально, по дороге домой она договорится о том, чтобы завтра с утра он отвез ее в пейнтбольный клуб. На такой машине туда подъехать не стыдно.

Как только ведущий подал сигнал к началу игры, Татьяна осторожно выбралась из своего укрытия и стала ползком пробираться поближе к ставке Барсинского. Сквозь густую зелень она видела, как тот дает короткие указания своим бойцам. Таня быстро поняла, в чем заключается его план. Он приказывал двум игрокам идти к знамени прямо по центру, напролом, практически не маскируясь. Таким образом они вызывали огонь на себя. А сам Барсинский вместе с оставшимися бойцами пойдет к флагу по флангам и захватит его. Если его не заметят увлеченные пальбой по смертникам враги.

Таня была почему-то уверена, что Барсинского «не заметят». Или сделают вид, что не заметили. В конце концов, он здесь хозяин и вечный победитель.

Победитель всегда – но не сегодня.

Как только войско Барсинского разделилось, Татьяна встала с земли и короткими перебежками стала подбираться поближе к нему. Она не раз играла в пейнтбол со своими коллегами по рекламному агентству и знала, что сейчас ее никто не заметит. Нападения с тыла Барсинский не ожидает.

Она натянула на лицо защитную маску – не хватало еще, чтобы кто-нибудь пальнул в нее краской – и покрепче прижала к себе автомат Калашникова.

Барсинский не ожидал нападения. Татьяна все рассчитала точно. Она выпрыгнула из густого кустарника прямо за его спиной и прижала автомат к его виску.

– Ты мой пленник! Бросай оружие! Барсинский на мгновение оторопел, услышав ее голос, – ни в одной из команд женщин не было! – и послушно опустил на землю свой игрушечный автомат.

Татьяна ласково сказала:

– Ложись!

Барсинский игриво поинтересовался:

– Зачем же?

– Увидишь! – проворковала она. – Ложись! Когда он оказался на земле, Татьяна приставила автомат к его затылку и сказала:

– Между прочим, мое оружие – настоящее. Называется – автомат Калашникова. И он – заряжен.

Хвала Костику – не пожадничал, на два дня отдал ей шедевр из своей коллекции!

Таня быстро окинула взглядом игроков. Пока никто не заметил исчезновения хозяина. От центра поляны доносилась отчаянная пальбы, «разведчики» Барсинского тоже скрылись из глаз.

– Если заряжен, тогда – стреляй! – Воистину, его хладнокровию можно было только позавидовать.

Но Таню не так-то просто было сбить с толку. Она спокойно сказала:

– Не волнуйся, выстрелю. Если ты сейчас же не прикажешь отпустить Диму.

В голосе Барсинского зазвучали брезгливые нотки:

– Что за чушь! Какой еще Дима?!

– Полуянов. Журналист. Которого ты отдал Липке.

Барсинский, не обращая внимания на ее оружие, попытался приподняться с земли. Татьяна молниеносно отвела автомат от его головы и дала короткую очередь в землю. На земле вспенились бурунчики.

Она вернула оружие к его затылку:

– Видишь, он стреляет совсем не краской. Татьяна достала из кармана своего комбинезона признание Германа и сунула его под нос Барсинскому:

– На, читай. В отличие от тебя я играю честно. Ей нелегко давался нарочито бесшабашный, бодрый тон. Но уж играть – так играть.

Татьяна внимательно следила, как Барсинский читал бумагу. Ей показалось, что он напрягся, когда дошел до фамилии Величковского…

– А кто он тебе, этот Дима? – заинтересованным тоном спросил Барсинский. Он вел себя как на светском приеме – хоть и лежал по уши в грязи под дулом Таниного автомата.

– Всего-навсего хороший друг.

– друг?

– друг.

– Хорошенькие у него подруги, – с ноткой зависти пробормотал Барсинский и добавил:

– Мой мобильный телефон остался в машине. Татьяна протянула ему аппарат Павла. Барсинский попытался возразить, но Татьяна решительно сказала:

– Никогда не поверю, что ты не помнишь номер. И посмей только вызвать охрану. Пристрелю к чертям.

Барсинский набрал номер и, не назвав себя и не обращаясь по имени, сказал:

– Журналиста отпускай… Где хочешь… Пока светит солнце.

Барсинский нажал кнопку сброса и пробежался пальцами по клавишам.

«Чтобы я не узнала последний набранный номер – когда он вернет телефон мне», – сообразила Татьяна.

– Что значит «пока светит солнце»? – требовательно спросила она.

– Как что? Чтобы отпустили днем, до наступления темноты…

– Так я и поверила. Говори! Пристрелю! Барсинский впервые занервничал и даже перешел на «вы»:

– Я уверяю вас, его действительно отпустят! Мне уже ясно, что он ни при чем. Не в моих правилах убивать невинных людей… Да и вообще убивать…

Татьяна на «вы» переходить не пожелала:

– Я за Димку горло тебе перегрызу. Откуда хочешь достану.

С центра поляны послышались возбужденные крики. Команде Барсинского удалось завладеть знаменем. Сейчас объявят конец игры, все сбросят маски и увидят, что хозяин исчез… Татьяна нехотя отвела автомат от головы Барсинского.

– Вы мне нравитесь, – сказал Барсинский. – Какое у вас образование? Я мог бы предложить вам, высокооплачиваемую работу. Татьяна усмехнулась:

– Спасибо, нет. Я не нуждаюсь в деньгах.

– Воля ваша.

Татьяна быстро направилась в глубь леса, на ходу бросив через плечо:

– До встречи… – и ехидно добавила:

– Терминатор!

В машине раздался звонок. Он разбудил Диму – или это он, наоборот, заснул от звонка?

Откуда-то издалека до него в темноту доносился гул человеческих голосов. Он опять слышал, да не понимал, о чем они говорят.

Вскоре машина – или на чем они там ехали? – стала тормозить и остановилась.

Дима почувствовал, как его поднимают, взяв за плечи и за ноги. Ногам стало больно. Он опять захныкал. Вот его вытаскивают откуда-то.

Несут куда-то. Ему было все равно.

Вот его положили. Под ним было что-то прохладное и шелковистое. «Что они собираются со мной делать?» – равнодушно подумал Дима. Он попытался рвануться. «Тихо ты», – кто-то саданул его в бок. Он послушно замер.

Вот ему развязали руки. А теперь – ноги. Сдернули с головы мешок.

Ослепительный свет хлынул на него. Дима зажмурился.

Он смог двигаться. Сел.

Когда Дима сумел открыть глаза и они привыкли к свету, он увидел себя сидящим на траве. Рядом, шагах в тридцати, проходила дорога.

На дороге стоял джип с затененными стеклами. В тот момент, когда Дима открыл глаза, дверцы его захлопывались. Дима не увидел, кто там, внутри. Джип резко взял с места.

Дима встал на ноги и побрел к дороге. Стоял ослепительный летний день.

Горело голубое небо. В нем белели облака. Зеленело поле за дорогой. Зеленел лес вдалеке. Справа виднелись дома. Ослепительно белый указатель на трассе сообщал, что начинается город Томилино. Все казалось таким праздничным.

Дима вышел на обочину и побрел в сторону города.

Хорошо, что сейчас он не мог видеть себя. В пропотевшей одежде, с всклокоченными жирными волосами, небритый, с бессмысленным взглядом лихорадочно горевших глаз – он вряд ли смог бы узнать сам себя: остроумного жуира, щеголя, бонвивана, любителя приключений и любимца женщин, блистательного журналиста Дмитрия Полуянова…

Посреди огромного пустого подмосковного поля стояла машина. Вдалеке виднелся громадный бессмысленный бетонный параллелепипед – то был ленинский мемориальный музей. Ни души не было рядом. Ни души не было, казалось, на всей земле.

На заднем сиденье автомобиля «Вольво-440» сидели двое. Передние сиденья были пусты. Одно из них, со стороны пассажира, было разложено. На нем лежал переносной компьютер.

Один из пассажиров, сидевших на заднем сиденье – сорокалетний, худой, высокий, бородатый, – отсутствующим взглядом смотрел, отвернувшись к окну, куда-то вдаль и непрерывно курил. Второй – совсем подросток, прыщавый и с длинными немытыми волосами – самозабвенно склонился над распахнутым на переднем сиденье ноутбуком. Его длинные пальцы с грязными окоемами под ногтями летали над клавишами.

Через мобильный телефон (тот самый, что Велихов некогда купил у безработного банкира из разорившегося банка) с помощью модема их лэп-топ, самый мощный из имевшихся в продаже в Москве, был подключен к «всемирной паутине» – Интернету, неиссякаемому хранилищу самой разнообразной информации, удивительному средству связи и общения между людьми.

И – инструменту для вредительства, шпионажа и грабежа.

…Вчера, в воскресенье, после того как квартиру Германа Титова покинула вооруженная пистолетами парочка, Велихов бессильно опустился на диван.

Долго и презрительно смотрел в сторону Германа.

Герман же неожиданным образом воспрял духом, принялся даже что-то фальшиво насвистывать. Для Велихова было ясно: их операция находится на грани провала. Если люди Барсинского обнаружили компьютерный «жучок» – а они его обнаружили! – он наверняка уничтожен. Оставалась одна надежда – на Оксану.

Сможет ли та сегодня, сумасшедше рискуя, снова внедрить «багз» в личный компьютер господина Барсинского? Но это был, пожалуй, один шанс из ста. Не дурак же Барсинский, чтобы дважды наступать на одни и те же грабли.

А даже если она сможет вставить дискету с «жучком», действовать им с Оксаной надо стремительно. Пока эта парочка, захватившая его и Германа, не добралась до Боба и не застучала их.

Раздался звонок. Звонил мобильный телефон в кармане у Велихова.

Велихов нетерпеливо вытащил трубку, нажал на кнопку. Это была Оксана.

– Здравствуй, – холодно поздоровался он, не называя ее по имени, и нетерпеливо спросил:

– Вставила?

– Почему ты не спрашиваешь, – горько сказала Оксана, – вставил ли он – мне.

– И все-таки? – настаивал Велихов.

– Нет.

– Понятно, – сказал Андрей, помолчал и безжизненно добавил:

– Не огорчайся. – Сил продолжать разговор не оставалось ни у него, ни у нее, поэтому Велихов тускло сказал:

– До свиданья, – и нажал на кнопку разъединения.

Итак, все было кончено. Весь их замечательный план – план, в который вложено столько усилий, нервов, денег – да что там, в который вложена их с Оксаной любовь! – рухнул. Рухнул в одночасье. И все из-за этого прыщавого оболтуса. Да, видно, верно говорят: не существует идеальных преступлений. Даже в великолепно продуманном плане отыскивается слабое звено, которое рвется в самый неподходящий момент. Кто бы мог подумать! Все из-за того, что этому волосатому недорослю вздумалось проверить, как действует его замечательная программа! Нашел игрушку!

Велихов глухо застонал.

Что же ему остается? (Мысли его текли дальше.) Ему почти сорок. Денег у него нет – и, пожалуй, теперь уже не будет никогда. Людмилу, украденную Барсинским, он теперь тоже никогда не вернет.

И сына не вернет. И никогда уже не сможет отомстить Бобу.

Остается постылая работа, все эти сухие спецификации, контракты, чертежи, мелкие хитрости с клиентами и споры с поставщиками.

Остается постылая любовь с Оксаной – тоже изменившей ему. Изменившей – с тем же человеком. С Барсинским.

Все было серо. На душе, на сердце. Сейчас и в будущем.

– Я ведь не просто так активировал тогда «жучок», – сказало вдруг это отродье, этот волосатый гибрид, юный человек-компьютер.

– Что? – отвлекся от своих мыслей Велихов.

– Я говорю: я не только активировал «багз», – высокомерно проговорил Титов. – Я еще немного поработал.

– Ну и что? – презрительно бросил Велихов.

– А то, что мне известны, к примеру, адреса всех счетов вашего клиента за рубежом. И пароле всех его банков. И все коды доступа к счетам.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Я в любой момент могу до этих счетов добраться. И снять с них любую сумму.

– Подожди: ты узнал все пароли?

– Ну да.

– И можешь вскрыть счета Барсинского?

– Да, – терпеливо отвечал Титов.

– Боже! Что ж ты молчал!

– А вы спрашивали?

Так, значит, операция не отменяется! Значит, все еще может произойти!

– Ты готов это сделать завтра?

– Готов, – пожал плечами Герман. – Вот только… – замялся он.

– Что?

– Меня не устраивает цена.

– Тебе мало пятидесяти тысяч долларов?

– Мало.

– Чего ж ты хочешь?

– Третью часть.

– Треть – от чего?

– От похищенных вами денег.

– Ну, братец, ты даешь!.. Бери семьдесят пять тысяч – пока дают.

– Это меня не устраивает. Треть.

– Ладно, сто, и ни копейкой больше.

– Я говорю вам – треть.

Велихов взглянул на Германа и подивился: губешки его дрожали, однако глаза были непреклонны.

– Послушай, дорогой, но это грабеж! В концов концов, все придумали – мы, все подготовили – мы, а ты… Ну сам подумай, каков реально процент твоего участия в деле?

– Реально – шестьдесят процентов. Без меня вы ничего не сможете.

– Ну ты козел! – в сердцах бросил Велихов.

– Зачем вы ругаетесь?

– Ладно: десять процентов.

– Вы знаете, – проговорил, обмирая, Титов, – я ведь могу послать Барсинскому письмо. И все про вас рассказать.

Велихов оторопел от такой наглости. Он тяжело дышал. Ему хотелось ударить этого прыщавого Урода. Раздавить его, как склизкое насекомое. Вдруг хорошая мысль пришла ему в голову.

– Ладно, – устало проговорил Велихов. —Будь по-твоему. Но тридцати процентов я тебе не дам. Соглашайся на двадцать. А?

– Хорошо, – проговорил Титов и слабо улыбнулся.

…Вот так и случилось, что теперь, в понедельник, в 11.55, Титов с Велиховым сидели бок о бок на заднем сиденье принадлежавшего Велихову автомобиля «Вольво-440». Машина стояла на неприметной грунтовой дороге посреди обширного поля, неподалеку от Ленинских Горок.

Место для операции было выбрано не случайно. Именно здесь, на пустом и ровном пространстве (это как-то заметил, а потом еще раз проверил Велихов), очень хорошо работает мобильный телефон: соединение происходит быстро, а связь устойчива. К тому же здесь даже в выходные – а уж тем более утром в понедельник – мало народу. К Ленину больше не привозят экскурсий. Гуляют только забредшие сюда случайно парочки, да редкая компания заедет распить по-быстрому бутылку-другую «у Ленина». Но сейчас не время пьяниц и влюбленных. Так что здесь можно не особо опасаться посторонних любопытных глаз.

К тому же от Горок рукой подать до Москвы. Рядом две автомобильные трассы, автобус, станция электрички… Путей для отхода хватает.

Герман работал на лэп-топе. Когда он сидел у компьютера, парень преображался. Глаза его горели вдохновенным огнем. Он подавался вперед, впиваясь в экран и словно растворяясь в нем. Такими вдохновенными бывают поэты, когда на них снисходит Муза; столь неудержимо рвутся вперед, к чужим воротам, великие футболисты; так устремляется в атаку – шашки наголо! – впереди своего войска отчаянный полководец-рубака. Если бы какая-нибудь девушка когда-нибудь увидела несчастного, прыщавого Титова в тот момент, когда он увлечен работой, она, пожалуй, могла бы влюбиться в него. Но – увы, увы – никто никогда не видел его у экрана компьютера.

Велихов лишь изредка посматривал на юного гения.

Он сидел, отвернувшись к окну, и бессмысленно рассматривал облака, плывущие по синему небу. Странно, но он не чувствовал ничего: ни волнения от того, что творится рядом с ним (и, через посредство электронного соединения, одновременно еще где-то, за десятки и тысячи километров от него); ни радости оттого, что его мечта, быть может, вот-вот осуществится; ни даже страха оттого, что его преступление может быть раскрыто. Велихов лишь бесконечно устало сидел, курил, щурился и глядел на небо.

– Есть! – в азарте крикнул Титов.

– Что там?

– Взял первый счет! – бросил он, не отрываясь от экрана.

– Сколько там?

– Пятнадцать миллионов восемьсот девяносто восемь тысяч триста двадцать долларов, – отбарабанил Герман.

– Хорошо, – меланхолично проговорил Велихов.

В следующую секунду, повинуясь электронному сигналу, поступившему из подмосковного леса, деньги со счета господина Барсинского в «Юнион банк оф Свизерланд» были переведены в лондонское отделение «Чейз Манхэттен банк» на счет фирмы, зарегистрированной на имя российского гражданина Михаила Королькова. А затем, еще через пару мгновений – в банк «Эй-би-эн амро» в Амстердаме, на счет компании «Гудвилл Анджей», зарегистрированной на имя Станислава Расплетина.

Барсинский взял трубку, протянутую шефом охраны, отрывисто спросил:

«Что?» – и сел прямо в грязной своей униформе на кожаное заднее сиденье своего бронированного «Мерседеса». Потянулся закрыть дверцу.

В тот момент, когда дверь машины захлопывалась, Крохалев услышал удивленно-гневный рык Барсинского:

– Что?!!

Крохалев, начальник охраны, никогда еще не видел своего босса таким взбешенным. Гнев, казалось, переполнял Барсинского. Крохалев понимал: любое неосторожное слово – и босс взорвется. Впрочем, он может взорваться и так. «Паскудная у меня работа», – тоскливо подумал Крохалев.

Не заходя в раздевалку, прямо с пейнтбольной поляны, Барсинский подошел к своим автомобилям. Его защитная униформа была вся в грязи. Кое-где к ней прилипли прошлогодние сухие листья.

Крохалев протянул боссу оба его мобильных телефона и доложил:

– Из срочных звонков – Селезнев и Куцаев. – Куцаев был заместителем главного бухгалтера «Бард инвестмент», то есть замом Оксаны Берзариной.

– А почему не сама Берзарина?

– Не могу знать. Но Куцаев говорит, очень срочно.

– Набери мне его номер. И еще: срочно найди мне Берзарину. Пусть звонит мне сюда.

– А что, Андрей Евгеньич, когда денежки-то будем делить?! – азартно и без обычного своего подобострастия воскликнул Герман Титов. Когда он был рядом со своим обожаемым компьютером, юнец преображался. Он становился лихим, вдохновенным, остроумным человеком. Даже немного наглым.

Велихов сидел, по-прежнему отвернувшись к окну своего «Вольво».

– А есть что делить? – безучастным голосом спросил Велихов, не поворачиваясь.

– Есть, есть! С трех его личных счетов денежку я снял. Сейчас буду ломать загрансчета «Бард инвестмент».

– Хватит, сворачивайся, – тихо проговорил Велихов.

– Ладно, еще один счетик, и я закругляюсь… А кто меня отвезет в аэропорт?

– Сейчас прямо и поедем. Билет не забыл?

– Ну что вы, Андрей Евгеньич!

– Ладно, сворачивайся тут, а я пойду отолью.

– А-а, прихватило!

Когда Герман принимался за свое любимое дело, он напрочь забывал обо всем – в том числе о субординации.

Велихов хотел было сделать ему замечание, но потом только усмехнулся и вылез из машины. Не спеша и не оглядываясь, он пересек грунтовую дорогу.

Подошел к сиротливо растущим кустам. Ветлы тревожно зашумели под внезапным порывом ветра.

Велихов достал из внутреннего кармана летнего пиджака плоскую пластмассовую коробочку. Сжал в руке. Опустил руку. Не оборачиваясь, нажал на кнопку.

За его спиной что-то треснуло, осветилось… Через мгновенье раздался взрыв.

Когда Барсинский в своей грязной пятнистой одежде вылез из припаркованного на стоянке возле пейнтклуба «Мерседеса», лицо его было почти спокойным. Но Крохалев, знавший шефа уже пять лет, понимал, что такое спокойствие – хуже любого гнева. Лицо Барсинского побледнело и было похоже на маску.

– Что Берзарина? – отрывисто спросил он.

– На работе и дома ее нет, мобильный не отвечает, – быстро доложил Крохалев.

– Звони пограничникам. От моего имени. Спрашивай: пересекала ли она границу за последние, —Барсинский глянул на часы, – двадцать часов. Пусть все аэропорты проверят! При тебе проверят!

– Понял.

Сам Барсинский быстро набрал номер на своем мобильнике.

– Липка? Пусть твои орлы быстро отследят – с какого номера шло проникновение на счет «Бард инвестмент» в Нью-Джерси… Нет у тебя суток! – закричал он. – И часа нет!

Затем Барсинский нажал кнопку отбоя и снова нырнул в полутьму «Мерседеса».

Взял ноутбук, лежащий на заднем сиденье, открыл его своим ключом и подключил к нему мобильный телефон. Потянулся захлопнуть дверцу.

Крохалев остановил его.

– Борис Сергеевич, – Крохалев почтительно остановил его, – Оксана Берзарина пересекла границу в Шереметьеве-2 в двенадцать ноль-ноль.

Зарегистрировала билет на рейс СУ-243 Москва – Лондон. Вылет в тринадцать ноль-пять.

Барсинский мельком глянул на часы.

– По машинам! Мигалку! Сирену! Едем!

Это была блестящая идея: улететь на военно-транспортном самолете с гуманитарным грузом в Братиславу. Никакого досмотра, никакого паспортного контроля.

Далее гуманитарный груз проследует на грузовиках в Югославию, а он, Велихов, сойдет с самолета, возьмет напрокат машину – и уже через семь «кэмэ» граница. А через шестьдесят километров: здравствуй, Вена! Там снова аэропорт – и к ночи, в крайнем случае к утру, он будет уже на месте назначения.

Хорошо иметь приятеля – заместителя начальника аэродрома «Чкаловский».

Хорошо, что именно сегодня есть борт, летящий с гуманитарным грузом в Европу.

Без двадцати три Велихов был уже в огромном самолете «Руслан», который выруливал на взлетную полосу.

Он устроился в кабине одного из пяти «КамАЗов», стоящих внутри «Руслана». Шофер и сопровождающий этой машины ушли играть в «дурака» в другой грузовик.

Велихов попытался откинуться в кресле и расслабиться. Это плохо ему удавалось. Неудобно. Никакой эргономики в этих советских машинах. Не то что его «Вольво». Жаль машинку.

Ничего. Будем надеяться, что это последнее путешествие с неудобствами в его жизни. В Братиславе он зафрахтует «Мерседес». Лучше с кожаным салоном.

А жалко все-таки его старый милый «вольвешник». Велихов поймал себя на этой мысли и поразился: машину ему было жалко, а Германа – нет. Нисколько не жалко.

Он попытался обнаружить в себе хоть кусочек жалости. Он тщательно вспомнил, как, отойдя в придорожные кусты, нажал кнопку радиовзрывателя. Как грохнуло за его спиной. Как он удивился силе грохота. Как что-то железное – видимо, обломок автомобиля – пролетело над его головой. Как он пригнулся…

Затем все-таки обернулся.

Увидел полыхающий остов автомобиля.

И на заднем сиденье, сквозь веселое пламя – черное, обугленное, недвижимое, скорченное тело. Все, что осталось от Германа Титова.

Ни тогда, ни сейчас он ни на секунду не пожалел парня. И не ужаснулся тому, что сделал.

«Пацан ввязался во взрослую игру, – подумал Велихов. – И проиграл. Он сам напросился. Что за вздорное требование: треть от всей добычи! Видит бог: когда бы он удовлетворился своими пятьюдесятью, даже ста тысячами – я бы его не тронул. Жадность фраера сгубила».

Самолет разогнался по долгой взлетно-посадочной полосе и тяжело оторвался от земли.

Велихову из своего грузовика ничего не было видно, но он живо представил себе, как под крылом плывет, становясь все мельче, расхлябанный, захламленный пейзаж родимой земли: остов брошенного трактора, речушка, покосившийся коровник, поросшее бурьяном поле…

Прощай, Россия! Надеюсь, больше никогда не увижу тебя!

Пора на Запад.

Пора мне, единственному владельцу, проревизовать деятельность фирмы «Гудвилл Анджей».

Пора, пора получить дивиденды от деятельности фирмы. Сколько они там наработали? Сколько им там нынче поступило на счет?

Согласно записям Велихова, сделанным наспех сегодня утром, когда он сидел рядом с Германом в машине, получалось, что ровно столько, насколько стал беднее в этот понедельник Борис Барсинский, а именно: сорок три миллиона двести двадцать тысяч триста пятьдесят долларов.

Такому известному человеку, как Барсинский, ничего не стоило пройти через «ВИП-зал» без всякого контроля и досмотра в «свободную зону» международного аэропорта. Даже в перепачканном землей пятнистом комбинезоне.

– Оставайтесь здесь, – бросил он перед входом охране.

– Но… – запротестовал Крохалев.

– Здесь! – отрывисто бросил Барсинский, и охрана повиновалась.

Довольно быстро Барсинский нашел ее. В конце концов, он знал ее вкусы.

Она сидела за дальним столиком в «Айриш кафе» и пила джин с тоником.

Борис Сергеевич тихо подошел к столику.

Взгляд Оксаны был устремлен куда-то вдаль, и она не заметила его.

– Зачем ты это сделала, Оксана? – тихо спросил он.

Она вздрогнула, увидев его. Взгляд ее заметался. Но бежать было некуда.

Она сидела спиной к стене.

– Не бойся, – бросил Барсинский. – Я один и у меня нет оружия. Я просто хочу спросить: зачем ты это сделала?

Без спросу Боб подвинул себе стул и сел на него верхом.

Оксана не отвечала.

– У тебя до самолета пятнадцать минут. Поэтому быстро расскажи мне: зачем ты это сделала? Ну!.. Или я задержу самолет. И оставлю тебя в Москве. Ты знаешь – у меня на это власти хватит.

– А если я расскажу? – хрипло, со странной улыбкой спросила она.

– Тогда я отпущу тебя. Даю слово.

– А твоему слову можно верить?

– Я обманываю только деловых партнеров. Не женщин… Говори. У тебя осталось двенадцать минут.

Оксана усмехнулась и посмотрела прямо в лицо Барсинскому.

– Неужели ты думал, что мне хватает тех двенадцати тысяч в месяц, что ты платил мне? И положения наложницы у богатого владыки?

– Я недооценил тебя. Прости. Но ты могла бы сказать, а не красть…

Хочешь, мы все переиграем? Я предлагаю тебе партнерство. Пятнадцать процентов акций «Бард инвестмент». Это миллионы ежегодно, Оксана!.. Останься!

Она молчала.

– Останься! Ты – первая, кому я говорю это!

– А Людмила? – усмехнувшись, спросила она.

– Людмила! Да что ты про нее знаешь!

– Ты увел ее у Велихова…

Оксана помолчала, а потом добавила::.

– И еще – ты предал его.

– Ax, вот оно что! Значит, ты сделала это вместе с Велиховым!

Она чуть поколебалась и сказала:

– Да.

– И он твой любовник?

– Да.

– Значит, он мне все-таки отомстил… Как он это понимает… Ну-ну…

Так вот, милая моя, я не знаю, что тебе наплел мой дружок Андрюша, но… Ладно, тебе я расскажу… С его Людмилой дело было так… В начале девяносто первого, когда она еще была его. женой, у нас с ней начался роман. Первый раз мы оказались в постели почти случайно. Ей надоели его бесконечные пьянки и измены.

Людмила захотела Велихову отомстить… Потом мы встречались тайком. И поняли, что созданы друг для друга… А затем… Затем Велихов узнал про нас. И тогда он не нашел ничего лучшего, как написать на меня донос в ОБХСС. Он-то лучше всех знал про все мои дела…

– Я тебе не верю.., – прошептала Оксана.

– Да-да, милая, все было именно так… Можешь сама спросить у него – если, конечно, еще когда-нибудь его увидишь…

– Что ты с ним сделал?!

– Да ничего я с ним не делал. И делать не буду. Господь ему судья. А денег у меня и без тех, что вы украли, хватит… Ты меня не правильно поняла. Я вот что имею в виду. Если ты доверила деньги ему – вряд ли когда-нибудь его больше увидишь. Не такой он человек, чтоб делиться… Хотя, может, я ошибаюсь… Ладно, у нас еще семь минут, и я доскажу тебе ту историю из девяносто первого года… Так вот, Велихов написал на меня донос – такой, знаешь, очень подробный донос… Со знанием дела… Никто, кроме него, всех тех подробностей моей работы не знал… И если б за меня взялись – закатали бы лет на пятнадцать… Но за меня не взялись. Зря я, что ли, всех важных людей к нам в кафе водил… Поэтому мне из ОБХСС сразу обо всем сообщили… И тогда Велихов испугался. Меня испугался. И сбежал. Аж в Америку…

На лице Барсинского появилась презрительная гримаса.

– Он здесь бросил все. И Людмилу свою бросил… И тогда она пришла ко мне.. А что ей оставалось делать! Беременная, без денег… И я, конечно, остался с ней… Вот так-то…

Оксана смотрела на него во все глаза.

– И ребенок это – мой… – продолжал Барсинский. – Велихов не раз мне по пьяни говорил, что он не может иметь детей… Стерильный он… Вот как все было…

– Я тебе не верю… – еще раз прошептала она, впиваясь взглядом в его непроницаемое лицо.

– Как хочешь… А теперь можешь идти… Лети к своему Велихову… Или оставайся. Мое предложение, насчет пятнадцати процентов, в силе.

Она резко встала. Он подвинулся, давая ей пройти.

Выходя из-за столика, с глазами, полными слез, она бросила:

– Все равно я люблю – его.

И не оборачиваясь, заспешила к выходу из кафе.

Барсинский смотрел ей вслед, на ее такое знакомое и желанное, уходящее навсегда, тело… Усмехнулся. Негромко сказал в пространство:

– Сто водки.

Его тихий голос, как ни странно, был сразу услышан в шумном кафе. К нему подскочила пышногрудая рыжекрашеная официантка и заглянула ему в лицо томными преданными глазами. Она давно узнала миллиардера, несмотря на то, что он был в таком странном наряде.

– Одну секундочку, Борис Сергеич… Льда в водочку побольше?

– Не порть.

– Ясненько. А закусить чем желаете? Барсинский глянул на ее прелести:

– Тобой.

– Я на работе, – кокетливо хихикнула официантка.

– Возьми отгул. Я тебе оплачу сегодняшний день. И за полгода вперед.

Тащи водку и собирайся.

Официантка понеслась к бармену и принялась что-то нашептывать ему, пока тот наливал в стакан водку.

Лицо Барсинского скривила гримаса, похожая на улыбку.

Задница официантки пробуждала в нем страсть.

"Ладно, – подумал он. – Сегодняшний день все равно для дела пропал.

Начиная с той глупышки, которая размахивала настоящим автоматом на пейнтбольном поле, все пошло наперекосяк. Теперь вот Оксана. Еще один тебе урок: верить нельзя никому. Все они проститутки, разница только в цене".

Официантка поставила перед ним бокал и шепнула:

– Я через минутку.

Барсинский махнул водку залпом.

«Раз в год можно позволить себе расслабиться. С утра выпил – и целый день свободен, – вспомнил он старую присказку. Водка сразу расслабила живущее в постоянном напряжении сердце, успокоением заволокла мозг. Барсинский вытащил из кармана и отключил оба мобильных телефона. – Интересно, поверила она мне? – подумал Борис, имея в виду Оксану. – А разве теперь это имеет значение?»

Официантка, уже без передника, снова прошла мимо его столика, шепнула:

– Я готова, – и пошла к выходу, покачивая мощными своими бедрами;

Барсинский встал, подошел к бару, заплатил бармену за водку строго по счету и пошел к выходу, где его уже дожидалась рыжая.

По объездной дороге Велихов миновал словацкую столицу и подъезжал к Дунаю. «Мерседес» катил уверенно и мощно.

Через пару километров – австрийская граница, а спустя полчаса езды – Вена.

Велихов откинулся на кожаное сиденье. Его радовала Европа. Эти ровные дороги. Эти четкие указатели и яркая разметка. Чистые леса. Ухоженные разноцветные домики.

Подумать только – Словакия, не самая богатая страна, а как все непохоже на нас. Какая вежливость, какие запахи, чистота.

Велихова затопил вдруг приступ радости.

– Я сделал это! – вслух закричал он. И еще раз:

– Я сделал это! – И заколотил ладонями по рулевому колесу. Это было запоздавшей реакцией на происшедшее.

«Стоп, стоп, – перебил он сам себя. – Радоваться пока рано. Деньги пока еще не в твоем кармане».

Сейчас начиналась последняя и самая ответственная фаза операции.

В сущности, перекинуть деньги в электронном виде с чьего-то банковского счета на свой собственный счет может любой прыщавый компьютерный гений, навроде Германа Титова. (Если, конечно, сумеет, как Велихов, открыть на подставные фирмы банковские счета за границей. И если у него будет сообщник – такой, как Оксана.) Но что дают они, эти деньги, «в электронном виде»? Что такое виртуальные миллионы, появившиеся на твоем счету?

Ничто. Фикция. Дым. Миф.

Да, на электронные деньги можно жить. И не иметь в кармане более тридцати долларов наличными.

Если эти деньги – честные.

Ты можешь на виртуальные деньги покупать себе еду, одежду; можешь приобрести машину, дом, землю… Даже яхту или самолет… Но ты не сможешь в один день накупить себе еды на всю оставшуюся жизнь.

А у тебя есть только один день. Уже завтра может быть поздно.

Кто-нибудь из банковских клерков проверит электронные платежи. В любом банке. В том, куда в конечном итоге пришли эти немыслимые суммы; либо в одном из тех, кто находится в середине цепочки переводов; или в одном из тех, где держит свои заграничные счета господин Барсинский. Проверит – и обратит внимание: что за странные, несуразно огромные переводы? И попросит подтвердить их правильность.

Значит, деньги – все деньги, все сорок три миллиона долларов! – нужно брать в тот же день, когда они улеглись на твой счет.

Так сначала и планировалось.

Если бы все шло, как задумано, он встречал бы деньги уже в Амстердаме.

Но черт бы побрал эту спешку! Из-за дурака Германа весь план полетел кувырком.

В крайнем случае можно попытаться получить деньги завтра. Это – последний срок.

Но вот как их получить? Об этом он задумался прежде всего, сразу же после того, как они с Оксаной решили ограбить Барсинского. И именно эта Деталь, которая представляется многим незадачливым компьютерным грабителям не слишком существенной – более всего занимала его.

Сорок три миллиона долларов – громадная сумма. Один человек не сможет столько наличности унести. Это четыре или пять здоровенных чемоданов – даже если доллары будут в сотенных банкнотах. Да и нет такого количества наличных ни в одном, пусть самом крупном банке мира.

Как в один день снять деньги со счета, закрыть его и исчезнуть?

Но Велихов нашел решение.

Все необходимые распоряжения были сделаны им еще тогда, весною, во время открытия счетов, в Лондоне и Амстердаме. Сегодня утром он, перед тем как заехать за Германом, позвонил в банки и сообщил, что деньги на его счет скоро поступят и он подтверждает поручение, сделанное им ранее. В банке его вежливейшим образом заверили, что поступят в точном соответствии с указаниями господина Расплетина.

Приближался контрольно-пропускной пункт. Велихов встал в небольшую очередь. У машин были сплошь австрийские номера. Венцы часто ездят в соседнюю Словакию за продуктами – здесь они много дешевле.

Очередь машин шла быстро.

Велихов достал из кармана мобильный телефон, набрал номер.

Когда ему ответили, он назвал свой личный пароль.

– Минутку, соединяю.

Велихов ждал соединения, казалось, целую вечность. Потом его попросили еще раз назвать пароль.

Затем клерк спросил, по-английски, по-французски или по-немецки ему удобнее разговаривать, а когда получил нетерпеливый ответ: «По-английски», быстро и отчетливо доложил:

– Поручение господина Расплетина выполнено. Сегодня на Амстердамской алмазной бирже для него приобретена партия обработанных бриллиантов на сумму сорок два с половиной миллиона американских долларов. Бриллианты помещены в сейф по указанному господином адресу. Доступ к сейфу будет открыт завтра с девяти ноль-ноль среднеевропейского времени.

– Спасибо, – бросил Велихов и положил трубку. Его машина подъехала к шлагбауму. Велихов улыбнулся пограничнику и протянул ему свой американский паспорт.