Таня проснулась от грохота. Стучали в дверь. Нахально, громко. Она взглянула на часы и застонала: шесть утра. Поспать удалось от силы пару часов.

Ну кто там такой сумасшедший? Послать негодяя куда подальше и снова завалиться в постель. Девушка накинула халат, решительно двинулась к двери, распахнула ее... и застыла на пороге.

Стас? Бледный, несчастный, в глазах мольба. А ведь они с ним вчера, казалось, разругались навсегда.

– Привет... – растерянно пробормотала Татьяна, тут же вспомнив о своем внешнем виде.

Халатик на голое тело еще никому не вредил, но волосы наверняка лежат кошмарно. А про лицо ей, измученной клофелином и недосыпом, и говорить нечего.

Но Стасу, кажется, было совсем не до ее внешности. Решительно, как к себе домой, он ворвался в ее комнату. Заключит в объятия? Нет, фигушки. Рухнул в кресло, красиво, но несколько театрально, обхватил голову руками. Простонал:

– Таня... Короче, спасай. Кроме тебя, некому.

Садовникова – она уже успела кое-как пригладить волосы и пощипать, чтобы зарумянились, щеки – с таким же напускным, будто на сцене, смущением опустила глаза:

– А что случилось?

Признаться, не сомневалась: речь пойдет о них. Об их отношениях, о хрупкой, едва зародившейся, любви. Но в ответ услышала иное:

– Я вообще без понятия, а они все ко мне лезут, спрашивают... Ты как, в этом сечешь?

– В чем? – тупо переспросила Татьяна.

– Так ведь похороны сегодня! – поморщился парень. – Вот и надо решать: куда ехать сначала, куда потом, кого в какой автобус сажать, сколько могильщикам на кладбище давать...

– А я-то здесь каким боком? – вырвалось у нее.

– Да ты, конечно, ни при чем, – скривился Холмогоров-младший. Обиженным подростком надул губы, жалобно заглянул ей в лицо: – Просто ты женщина, должна вроде лучше разбираться...

Таню неприятно резанул его развязный тон. Понятно, конечно, Стас еще юн, и смущается, и хочет показаться куда взрослей и мудрее, чем есть. Но все-таки мог бы поменьше ерничать.

– Я думала, похоронами Фаина заправляет... – пробормотала Татьяна.

– А, ты ж еще не знаешь! – встрепенулся молодой человек. – Арестовали Фаину. Еще ночью.

– Как арестовали? – опешила Садовникова. – За что?

– Да бред настоящий! Вроде она какую-то бабу замочила. В Сочи.

– Стас! Что ты такое говоришь! – Удивлению Тани не было передела. – Какой Сочи, если Фаина в особняке безвылазно сидит?

– А разве для того, чтобы убить, нужно обязательно убивать самому? – хладнокровно парировал Стас. – Значит, наняла кого-то. Вполне в духе времени.

– Ерунда какая-то... – пробурчала Татьяна.

А парень продолжил:

– История тупейшая. Что за баба, откуда, с чего ее мочить – непонятно. Доказательств, я так понял, прямых нет. Но про то, что без Фаины заниматься похоронами некому, менты и слушать не стали. Сказали, не их проблемы. И забрали ее. Даже не в Красную Долину – в Адлер. В следственный изолятор.

– Как хоть зовут убитую? – спросила Татьяна.

– Да не запомнил я! Сейчас... Имя у нее еще редкое... Во, Инесса.

Таня прикрыла глаза. Выдохнула:

– Фаина? Убила Инессу? Исключено.

– Так-так... – насторожился Стас. – Ты, по-моему, знаешь больше, чем я.

Его тон – подозрительный и требовательный – Таню в восторг не привел. Но она решила: нужно быть снисходительней к человеку, который сегодня хоронит мать. И коротко рассказала про гадание, на котором присутствовала. И как Марина Евгеньевна расстроилась, услышав про пиковую даму. И о том, как Татьяна ту «пиковую даму» обнаружила, и что было дальше – вплоть до подслушанного вчера разговора, когда Фаина кому-то говорила по «спутнику»: «Ты идиот! Я ведь просила тебя!»

– Узнаю мать... – пробормотал Стас. – Человек без нервов, а в дурацкие гадания верила.

В его глазах блеснуло что-то похожее на слезы. Впрочем, юноша тут же вновь заговорил нарочито небрежным тоном:

– В общем, идиотка она, эта Фаина. Вершительница, блин, правосудия! Конечно, маму убила не Инесса. – Он остро взглянул на Таню: – Ты согласна?

– Согласна, – кивнула та.

А Стас задумчиво продолжил:

– Да и Нелька тут, наверное, ни при чем. Хоть она и сдристнула.

– Что сделала?

– Ну, умотала, – пожал плечами юноша.

– Да ты что? – фальшиво удивилась Таня.

Значит, секретарша сдержала слово. Уехала. Единственный достойный за все их недолгое знакомство поступок.

– Будто чувствовала, гадюка, когда надо смыться, – хмыкнул Стас. И объяснил: – Я ведь как понял, что Фаина из строя вышла, хотел на Нельку похороны повесить. Все-таки секретарша. Церемониться не стал. Пришел к ней в комнату сразу, как Фаинку забрали. Часа в четыре утра. А там дверь открыта, никого, а на столе записка. Вот... – Он протянул Тане листок бумаги.

Девушка прочитала: «Вынуждена уехать по срочным семейным обстоятельствам. Очень сожалею, что не смогу остаться на похороны. Извините. Нелли».

– Опять бред: семьи-то у Нельки нет. Сколько себя помню, всегда с нами жила, а тут вдруг семейные обстоятельства. Наверняка специально придумала, чтобы с похоронами не возиться... Кому охота?

– Может, и так, – кивнула Таня. Рассказывать Стасу об истинных причинах отъезда Нелли она не собиралась.

А тот вдруг настороженно взглянул на нее:

– Или ты что-то знаешь?

Ответить Таня не успела – в кармане у Стаса очень вовремя затрещала рация.

– Вот. Опять! – страдальчески выкрикнул он.

Нажал на прием, рявкнул:

– Холмогоров.

Из трубки донесся раболепный женский голос – кажется, то была горничная Зухра:

– Станислав Игоревич! Лимузин приехал. Что ему говорить?

– А я знаю, что ему говорить? – заорал было Стас. Впрочем, тут же взял себя в руки. Пробормотал: – Извини. Ждите все в холле, я через пять минут подойду.

Вернул рацию в карман и жалобно обратился к Тане:

– Слушай, пойдем со мной, а? Поможешь...

– Но я тоже в похоронах не разбираюсь, – развела она руками. Да и с какой бы стати ей заниматься похоронами совершенно чужой женщины? – А что отец?

– Ой! Не знаешь, что ли, его! – раздраженно воскликнул Стас. Потупил глаза и объяснил: – Для него ж любой стресс – повод клюкнуть. С ночи начал и сейчас уже на бровях.

– Ну, тогда пусть Матвей Максимович поможет, – не сдавалась Татьяна.

– И его тоже нет. В Сочи уехал, сказал, по срочному делу. И приедет только на кладбище. Говорю ж тебе: никого нет. Я один должен со всем управляться.

– Ну-у, не знаю тогда... – Таня лихорадочно обдумывала, на кого еще можно перебросить скорбное дело. – Может, Антона Шахова попросить... Все-таки заместитель...

А Стас внимательно глянул ей в лицо своими бездонными глазами и покорно склонил голову:

– Ладно, Таня. Я справлюсь сам, раз ты не хочешь помочь... Извини, что побеспокоил тебя. Просто подумал... не зря же говорят... вместе – в горе и в радости...

– А мы что с тобой, Стасик, разве вместе?

– Ну, по крайней мере, я бы этого очень хотел, – твердо произнес Холмогоров-младший.

Последовал безмолвный поединок взглядов. Наконец она кивнула:

– Хорошо, помогу. Но у меня есть условие.

– Сколько ты хочешь за работу?

– Стас, прекрати. Я возьмусь за похороны бесплатно. Но ты прямо сейчас поклянешься: горничную Киру ты не убивал.

– О господи, опять! – поморщился парень. – Я ведь уже сказал тебе: не я!

– Просто дай слово. Чтоб я не сомневалась. – Она с вызовом взглянула на него и твердо произнесла ту же фразу, которую говорила: – Потому что если ты убийца, я с тобой никаких дел иметь не желаю.

– Ох, Таня... – вздохнул Стасик. – Я просто не знаю, как тебе все объяснить...

Шагнул к ней. Она вздрогнула, отступила на шаг.

– Ты чего? – удивился молодой человек.

– Нет-нет, ничего.

– Ладно, я расскажу тебе. Только ни слова никому, хорошо? Это сделал отец.

– Что-о?

– Кирку убил отец, – повторил Холмогоров-младший.

– Почему? За что?

– Ни почему и ни за что. Просто наклюкался, как обычно, и полез к ней приставать. А Кирка-то – девчонка с гонором, начала орать, вырываться... Вот он и приложил ее о камин. Вроде как для острастки. Только силы не рассчитал.

– Не может быть!

– Может, – снова вздохнул Стас. – Он сам признался. Да и Фаина видела.

Таня на мгновение задумалась. Доказательств, конечно, по-прежнему никаких – но интуитивно она чувствовала: Холмогоров не врет. И главное: повесть ее совсем не удивляет. Чего-то подобного от Игоря Феоктистовича она и ожидала.

– Ну и зачем ты целый огород городил? – укорила Татьяна. – Сказал бы сразу.

– Так стыдно же, – нахмурился молодой человек. – И гадко. Мы с мамой долго думали, как поступить. Она хотела делу официальный ход дать, а я ее уговорил отмазать его. Все-таки отец.

– Добрый ты, Стас... – задумчиво протянула Татьяна.

В голове у Садовниковой мгновенно сформировался план, как отшить Холмогорова-старшего с его дурацким требованием закончить книгу. Пусть теперь только попробует припугнуть ее договором да потраченным авансом – у нее козыри на руках куда крупнее. Она его в ответ пригрозит сдать ментам. Тут уж тот никакого возврата аванса не захочет!

«Подлая ты, Танька, – укорила саму себя Садовникова. – Люди к тебе, как к последней надежде, а ты их шантажировать собралась...»

– Тань, – тихо заговорил вновь Стас, – ну что? Я твою просьбу выполнил. А ты мне поможешь?

Было, конечно, искушение отказаться. Но тогда в памяти ее навсегда останутся эти молящие, беспомощные, ослепительно синие глаза.

И девушка тихо произнесла:

– Хорошо, Стас. Подожди меня в холле. Я сейчас подойду.

Его лицо полыхнуло счастьем. Оттого ли, что вчерашняя ссора забыта и она снова с ним? Или просто потому, что нашлось, на кого переложить ответственность за организацию похорон?

А все оказалось похожим на обычную офисную работу. Координируешь, вдохновляешь, выявляешь приоритеты – чем не менеджер? Пусть Татьяна и не имела опыта в данной сфере, всегда трудилась креативщиком, но с новой миссией справлялась неожиданно легко. Помогло, наверное, что сразу на себя начальственный вид напустила и указания раздавала безапелляционным тоном. Или слушались ее просто потому, что больше было некого?

Формальный глава семьи, Игорь Феоктистович Холмогоров, и правда оказался абсолютно не в форме. Самый неприятный, на Танин взгляд, вид опьянения: когда человек и на ногах вполне стоит, и слова в предложения еще в состоянии складывать, однако при этом несет столь откровенную ахинею, что перед горничными стыдно. Хотя ей-то, Татьяне, что за него стыдиться? Но просто противно смотреть, когда хозяин на несчастную Зухру наскакивает:

– Б-быстро, Зухра! Что за бардак в доме? Серебро не почищено, портьеры все в пыли!

Да разве до серебра сейчас или до портьер? На поминки официально приглашено больше ста человек, и каждого надо накормить-напоить, а чуть не половина из них еще и ночевать в доме останется.

Но Игорь Феоктистович на эти проблемы плевать хотел. Привык, что все хозяйство на Марине Евгеньевне и на Фаине. И даже когда обеих не стало, не сомневается: кто-нибудь за него все решит. Знай себе куражится:

– И пойди переоденься, Зухра. Юбку, так и быть, можешь оставить. А кофту поменяй. И лифчик сними. Экая, право, дрянь!

Стас, как увидел, в каком отец состоянии, аж покраснел до корней волос:

– Извини, Танюш... Он, по-моему, еще больше набрался.

– А-а, голубки! – вскинулся на его голос Игорь Феоктистович. И глумливо заулыбался Татьяне: – Вижу, вижу, лапуля, ты мне молодую кровь предпочла. Ну и пусть, ну и ладно. Кого б насильно заставил, но ради сына родного – так и быть, промолчу. Хотя устоять перед такими прелестями трудно...

– Папа! – еще больше смутился Стас. И виновато взглянул на девушку: – Не обращай внимания!

– Постараюсь, – пробормотала Садовникова. И приказала застывшей в почтительном отдалении Зухре: – Двоих охранников сюда, быстро!

Девушка послушно метнулась прочь, а Игорь Феоктистович (не настолько, видно, и пьян, коли расслышал) напустился на Садовникову:

– Кто тебе право командовать тут дал, дрянь московская?

Добром с ним все равно не договориться, и Таня только плечами пожала, коротко бросила:

– Заткнись.

– Ах ты, сучка! – окончательно взъярился новоявленный хозяин дома и качнулся по направлению к ней.

– Папа! Не смей! – всколыхнулся Стасик.

Но в тот момент, к счастью, в комнату ворвались двое охранников, и Таня хладнокровно велела:

– Уведите его. Пусть проспится.

– Что ты сказала? Ах, тварь! Вышвырнуть ее! – разбушевался Холмогоров-старший.

Охранники неуверенно переглянулись. Но, к счастью, на помощь Садовниковой пришел Стас. Встал с ней плечо к плечу и твердо произнес:

– Вы слышали, что вам сказали? Уведите его. Он очень пьян, ему надо отдохнуть.

И сделал вид, будто не слышит проклятий, коими их осыпал папаня, покуда его волокли прочь из гостиной.

А когда все стихло, уважительно произнес:

– У тебя не хуже, чем у мамы, получается...

Таня поморщилась: еще один любитель жесткой руки. Спросила:

– Ты мне лучше скажи: сколько в доме гостевых комнат?

– Гостевых? – захлопал глазами Стас. – Точно не знаю... штук пять, наверное...

– Ясно, – вздохнула девушка.

Взглянула на часы: половина восьмого. Что там говорила вчера Фаина? На двенадцать, кажется, назначена панихида – в Сочи. В три нужно быть на кладбище – в Красной Долине. А в шесть – уже здесь, дома. Потому что некоторые из гостей приедут только сюда, на поминки. Но теперь, с арестом экономки, вся организация, весь отлаженный механизм домоуправления явно грозит дать сбой.

– Мне нужны телефоны, – обратилась Татьяна к Стасу, – список всех гостей и наличные деньги. Много денег. Если в рублях, то тысяч двести.

Юноша не колебался ни секунды:

– Пошли. Телефон в кабинете. Список, наверное, там же, в компьютере. Я видел, Фаина за ним сидела... А деньги в сейфе.

«Меня признали хозяйкой, – ухмыльнулась про себя Садовникова. – Смешно».

Но в кресло, не так давно принадлежавшее Марине Евгеньевне Холмогоровой, она опустилась с удовольствием.

Из нее действительно получился неплохой антикризисный управляющий.

И пусть Стас с некоторой укоризной назвал ее «стальной», а повариха, себе под нос, «наглой хамкой», но к половине одиннадцатого утра все было готово. Меню на сто персон окончательно согласовано, и горничные уже начали лихорадочно чистить девяносто два килограмма картошки (именно столько, как прикинули, требовалось для поминального обеда из четырех перемен). К воротам поместья съезжались внедорожники – их должно было прибыть семь, практически все, имевшиеся в Красной Долине. Внизу, в поселке, уже ожидали три представительских «мерса» и несколько демократичных «Фольксвагенов». Далее процессия направится в Сочи, в траурный зал, где пройдет панихида и прозвучит «Реквием» Моцарта в исполнении городского оркестра. А на кладбище, даже если они припозднятся, их все равно проведут через «зеленый коридор» – никакой нудной проверки бумажек, немедленно к месту упокоения, и четверо могильщиков ждут наготове...

Отъезд был назначен на 10.45, и Таня уже уходила из кабинета, как вдруг загремел очередной телефонный звонок. За прошедшие пару часов Садовникова говорила по телефону почти беспрерывно: ругалась, спорила, уговаривала... Кто там на этот раз? Бестолковая девушка-клерк из ритуальной службы? Очередной гость – с соболезнованиями и извинениями, что не может явиться лично?

– Да! – нелюбезно рявкнула она в трубку.

Стасик, правда, тут же заметил, что у них в доме принято отвечать: «Резиденция Холмогоровых», – но от нее они подобных глупостей не дождутся.

– Ты, Танюша? – изумленно откликнулся аппарат.

Бог мой! Отчим! Узнал ее, даже несмотря на холодное односложное «да»!

– Я, я, Валерочка! – радостно закричала Таня.

Часы показывали десять сорок одну. Ровно три минуты на родной голос – и минута, чтобы домчаться до холла. Она как начальница опаздывать не имеет права.

И девушка виновато пробормотала:

– Слушай, я жутко рада, что ты позвонил, но мне бежать надо...

Валера, молодец, ничего спрашивать не стал.

– Хорошо, тогда очень быстро. Я нашел твоего Петюню.

В первую секунду Таня даже не поняла, о ком речь, – слишком многое случилось после того, как Марина Евгеньевна рассказывала о друзьях детства. Впрочем, быстро сориентировалась, с энтузиазмом произнесла:

– Супер! Молодец! Спасибо!

Хотя сейчас ей уж точно не до Петюни. Но Валерочка ведь старался, искал... Наверняка старые связи пришлось поднимать... Чтобы отчим не обиделся, пришлось спрашивать:

– Ну и где он? Что с ним?

Полторы минуты уже пронеслось. Сейчас в гостиной, где гости к отъезду готовятся, раздрай начнется.

– Коротко: ничего особенного. Он жив и вполне здоров. Сохранил свою же фамилию: Горемыхин Петр Петрович, проживает в дальнем Подмосковье.

– И к чему тогда все? – как-то обиженно выдохнула Таня.

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, Холмогорова мне якобы страшный секрет открыла. Будто Петюню Матвей Максимович убил. Да и сам Алтухов явно занервничал, когда я его про него спросила... Ты уверен, что это он самый?

– Практически. Год рождения – совпадает. Место рождения – город N. Был прописан на Загородном шоссе, дом 1, по адресу тамошнего кладбища...

Десять сорок пять. Очень может быть, что народ ее не дождется. Самостоятельно ломанется к внедорожникам... Но оборвать разговор на полуслове уже никак не получится.

И Таня задумчиво спросила:

– А как же тогда с тем, что... он, мол, без вести пропал? Значит, не пропадал?

– Пропадал. И заявление его отца имеется, – пояснил полковник. – И даже признание Горемыхина П.П. умершим – как положено, по истечении пяти лет после исчезновения, то есть в тысяча девятьсот восемьдесят шестом году. Но только исчезал Петюня в Советском Союзе, а в тысяча девятьсот девяносто третьем объявился уже в суверенной России. И никого это не удивило.

– Как же так может быть?

– У нас в стране все может быть, – хмыкнул Валерий Петрович. – Да и преступления никакого не случилось. Пропал без вести – потом нашелся, личное дело... Никто его все равно не искал, отец давно умер, а других родственников не было. Я тебе больше скажу: он даже паспорт не выбросил. И получал новый российский в обмен на тот, который ему еще в восемьдесят первом году выдали. Не положено, конечно, без решения суда, однако обошлось. И заграничный паспорт у него имеется. Тебе эта информация что-нибудь дает?..

– Да решительно ничего! – фыркнула Таня, глянув на часы.

Она строго объявила: выезд под ее руководством ровно в десять сорок пять. Но сейчас уже без десяти одиннадцать, а она все еще в кабинете. Вот тебе и успешный антикризисный управляющий!

Отчим же об ее угрызениях совести не ведал и задумчиво заметил:

– Мне, правда, странным показалось другое.

По коридору зашелестели шаги. Дверь в кабинет растворилась, на пороге показался Стас. Он мученически взглянул на Татьяну, пощелкал по циферблату наручных часов, прошептал:

– Тань, они там все уже бесятся...

– Сейчас, – одними губами выдохнула Садовникова. И попросила в трубку: – Можешь, Валерочка, совсем в двух словах?

– Наш Петр Петрович никогда и нигде не учился. Даже аттестата о среднем образовании не имеет. Не работал. В наследство не вступал. Инвалидности не оформлял. То есть никаких выплат от государства не получает. Женат не был, детей нет. Однако проживает в собственном доме аж в четыреста пятьдесят квадратных метров. Ездит на автомобиле «Лэндкрузер». И имеет счет в банке на пятьсот двадцать семь тысяч долларов.

– Счастливый человек... – пробормотала Татьяна.

– Смотри! – Стас потянул ее к окну.

Девушка встала, потянула за собой телефон, увидела: народ идет к внедорожникам. Наверняка ведь сейчас умудрятся рассесться так, что кому-нибудь обязательно места не хватит...

– Все, Валер, я правда больше разговаривать не могу. Пока! – И она бросила трубку.

Невежливо, конечно, но ей сейчас абсолютно не до Петра Петровича Горемыхина.