Михаил Булгаков учил, что своих героев надо любить, и Таня считала: писатель глубоко прав. Но у нее, тоже писателя, полюбить Холмогорову, своего героя, никак не получалось. Вместо любви она жестоко Марине Евгеньевне завидовала. Нет, не ее миллионам, охранникам, «Мерседесу» и роскошному особняку. И не внешности, конечно, – смешно завидовать тетке за сорок с рыхлой фигурой и дряблой кожей, на которую уже не действуют никакие массажи. Да и муж у Марины Евгеньевны жалкий, и с сыном, мягко скажем, у нее не задалось. И врагов у нее полно... Обидно другое. Им обеим когда-то было по семнадцать лет. И они обе поступили в престижные вузы. Только на том сходство и закончилось. Таня, москвичка, жила в собственной квартире. Мама, а пуще – отчим никогда не отказывали ей в деньгах на карманные расходы. Всякие абсолютно необходимые студентке вещи вроде джинсов или приличной косметики, пусть и с боем, но у родителей она выбивала. А Холмогорова начинала свою взрослую жизнь в чужом, равнодушном городе. В облупленной комнатке общаги. Без поддержки, без родных. Да еще и выживать ей приходилось на одну стипендию...

И вот теперь они обе – взрослые, состоявшиеся дамы. Только некогда несчастная провинциалка Холмогорова входит в десятку самых успешных бизнесменов России, а некогда блестящая студентка Садовникова подвизается у нее в карманных писателях... Есть от чего расстроиться.

...Сегодня, когда закончили работать, Марина Евгеньевна не терпящим возражений тоном велела:

– Жди дома, я подъеду к семи.

К ноге, послушная собачка! И ведь зубы не оскалишь после второго-то чека, после пятидесяти тысяч за молчание и беспокойство...

А Холмогорова, хозяйка, властительница, совсем обнаглела. Окончательно перешла на «ты» и обращалась к ней совсем уж бесцеремонно:

– Только смотри мне: в кровати не валяться, себя не жалеть. Ничего страшного с тобой не случилось. А не увижу к вечеру готовой главы – штраф выкачу.

Вот так. Дала указания личной писательнице; приняла из рук горничной роскошный, безупречно наглаженный жакет белого льна; погрузилась в сопровождении свиты из неизменных Нелли с Антоном во внедорожник и отбыла в большую жизнь. А Таня верной приживалкой осталась в особняке.

И тоже решила не теряться. Жалеть себя и валяться в кровати она, конечно, не будет. Но и работать на Холмогорову в настоящий момент совсем не хотелось.

Таня переоделась в купальник и отправилась в хозяйский бассейн. Давно пора насладиться этакой красотой! Целых две двадцатиметровые дорожки, чистейшая голубая вода, белоснежный кафель, ухоженные пальмы в кадушках, солнце, бьющее сквозь стеклянную крышу... И всем великолепием пользуется она одна. Разве сравнишь это помещение со спортивным клубом? Пусть там бассейн и больше (не две дорожки, а пять), но народу – человек двадцать плещется. И хлоркой воняет. И музыка вечно играет самая ненавистная – шансон вперемешку с хип-хопом. А тут Таня тихонько Вивальди включила, дверь за собой заперла и – наслаждайся себе...

«Надо будет еще и в сауну сходить, – разохотилась Садовникова. – А потом – в джакузи поваляться...»

Обидно, конечно, что сии райские блага принадлежат не ей – но хотя бы попользоваться, пока есть возможность...

Таня плавала и плавала, изо всех сил заставляя себя отрешиться от проблем. Как их на йоге учили? Представь, что лежишь на траве, смотришь в небо и повторяй: «Я – это не мои мысли. Мои мысли – это облака...»

Только абстрагироваться никак не получалось.

В конце концов, в нее ведь вчера стреляли! Пусть несерьезно, как говорит Марина Евгеньевна, но все равно, расслабиться после такого сложно.

Тем паче, что когда шла в бассейн, к ней подошел один из охранников. Строго поинтересовался:

– Татьяна Валерьевна, вы куда направляетесь?

Спасибо, хозяйские халдеи хоть по имени-отчеству к ней обращаются.

– Плавать, – пожала плечами Садовникова.

– Ну, это можно, – важно кивнул тот.

– А что, я должна спрашивать у вас разрешения? – подняла бровь Татьяна.

– Вы должны ставить меня в известность, – парировал парень. – Потому что Марина Евгеньевна приказала: мы должны знать обо всех ваших перемещениях. Для вашей же собственной безопасности.

Возразить было нечего. Но до чего же неприятно, когда за тобой присматривают!

Таня быстрым брассом рассекала нежную гладь воды. От бортика к бортику, пятьдесят метров, сто, триста, пятьсот... И все время, как ни взглядывала случайно на огромные окна, видела снаружи, в саду, фигуру охранника.

Работал парень добросовестно: глаз с бассейна не сводил. И пойди пойми: то ли охраняет, то ли подсматривает.

А когда вылезла из воды и устроилась отдохнуть в шезлонге, под одной из раскидистых пальм, охранник и вовсе к окну приклеился. Тоже мне, телохранитель... Явно ведь просто глазеет (благо есть на что поглазеть).

Таня не удержалась: показала надоедале язык. Отвернулась. И вдруг услышала (окна-то открыты) хрип рации. А потом – недоуменный возглас:

– Что-о?

Обернулась: охранник с самым озабоченным лицом приклеился к своей уоки-токи. И на глазах бледнел.

Таня обратилась в слух. Но бодигард лишь коротко рявкнул:

– Мы немедленно выезжаем.

И, не удостоив Садовникову даже мимолетным взглядом, сорвался с места.

– Славу богу, свалил... – облегченно пробормотала Татьяна.

Хотя даже немного обидно стало: пара слов по рации, и ее безопасность больше никого не волнует.

Она решила снова прыгнуть в бассейн, проплыть еще метров триста-четыреста, но увидела: в сад вдруг выбежала Фаина. Ни грана обычной сдержанности – мчит, не разбирая дороги, по направлению к главным воротам. И по лицу слезы размазывает.

Ну, после подобного зрелища – уж совсем не до купания.

Таня, более не заботясь о возможных зрителях, расстегнула мокрый купальник. Бросила его прямо на пол. Мгновенно оделась. И тоже поспешила через сад к главным воротам.

Здесь уже ревел двигателем внедорожник – не тот, что увез днем Холмогорову со свитой, а другой. На заднем сиденье устроилась заплаканная Фаина, рядом разместились двое охранников. Место спереди пустовало.

Таня подлетела к Фаине, выпалила:

– Что случилось?

Та вскинула на нее опухшие, зареванные глаза:

– С Мариной Евгеньевной беда...

– Мадам! Мы уезжаем. Или туда – или сюда! – рявкнул на Татьяну водитель.

Она поспешно прыгнула на переднее место. Внедорожник начал тяжело подавать назад, запахло соляркой. А Фаина на заднем сиденье забормотала:

– Мариночка... Зайка, солнышко... Пожалуйста, держись...

– Что случилось? – обратилась Таня уже к охраннику – тому самому, что надоедал ей подле бассейна.

– «Мерседес» Марины Евгеньевны в аварию попал. По пути в Красную Долину.

– Серьезную?

Охранник опасливо взглянул на Фаину и понизил голос до шепота:

– Сказали, выживших нет.