Не зря Холмогорова – одна из самых успешных в России деловых дам. Она умеет заставлять других жить по своим правилам. Даже свободолюбивую Татьяну своими порядками запугала. Настолько, что сегодня Садовникова, будто бравый солдат, была полностью готова к выходу без четверти семь утра. За пятнадцать минут до официально утвержденного времени завтрака.

«А неплохой из меня получается исполнитель», – сыронизировала над собой Таня. И раз уж все равно собралась, в комнате она решила не сидеть. А то опасно – приляжешь, вроде бы на пару минуточек, и провалишься в сон.

Лучше неспешно, с достоинством, прогуляться по особняку. Понаблюдать, как другие – кто к завтраку проспал – лихорадочно мчатся в столовую. Да и любопытство разбирало. Хотелось одну гипотезу проверить: Таня почти не сомневалась, что Антон Шахов появится к столу вместе с секретаршей Нелли. Причем выйдет сладкая парочка из одной – его или ее – комнаты. Наверняка они любовники. Взглядами-то обмениваются – сладострастными. А чего стоил произведенный Антоном массаж Неллиных стоп? Да и вчера слишком уж дружно они в бассейне плескались.

«А ведь прежде подобные глупости – кто с кем спит – меня сроду не волновали. Но раньше я успешной рекламисткой была, а нынче деградировала до статуса карманной писательницы», – вновь усмехнулась над собой Садовникова.

Но чем еще заниматься в особняке, затерянном в горах, как не наблюдать за другими? Тем более, Таня не сомневалась, и за ней самой смотрят более чем внимательно.

Однако Садовникова продефилировала по коридору целых два раза, а из помещений, отведенных для персонала, никто так и не показался. Таиться же где-нибудь за портьерой, поджидая любовников, девушка сочла неразумным.

Она взглянула на часы: до завтрака по-прежнему есть время, целых восемь минут. Подняться, что ли, пока на третий этаж? Там, помимо спален хозяев и комнаты их сына, еще имелась, по словам горничных, какая-то стеклянная лестница. Вела она вроде бы прямо на крышу, в солярий, и персоналу пользоваться ей категорически не разрешали. Только гостям.

Таня, правда, до сих пор не поняла, кто она в доме Холмогоровой – гость или все-таки прислуга. Но на пресловутую лестницу решила взглянуть.

Садовникова быстро пропрыгала по ступенькам. Вступила на этаж. Воровато оглянулась. Холмогорова-то у нас особа непредсказуемая... Вдруг она все же считает ее за прислугу – и возмутится, что наемный работник осмелился вторгнуться в ее личное пространство?

Но на третьем этаже тоже было абсолютно тихо. Все спят? Или уже спустились к завтраку? Или просто какая-то особая, очень надежная, шумоизоляция на дверях?

Таня легко нашла узкую стеклянную дверь. Обнаружила за ней винтовую, круто уходящую вверх лестницу. Но выбираться на крышу не стала – до завтрака оставалось всего три минуты. Надо торопиться.

Когда она спешным шагом проходила мимо спальни Марины Евгеньевны, дверь неожиданно распахнулась. И из нее абсолютно невозмутимо выплыл вчерашний гость, Матвей Максимович, на ходу застегивая брюки.

Таня от удивления аж рот разинула. Олигарх ее тоже заметил, но абсолютно не смутился, приветствовал небрежным кивком. И крикнул в недра комнаты:

– Мариночка! Я пошел!

– Пока, лап! – прозвучал в ответ хриплый голосище Холмогоровой.

А олигарх совсем уж бесстыдно проворковал:

– Ты сегодня была неподражаема!

Последняя фраза адресовалась, кажется, не столько хозяйке, сколько Тане. Или – хозяйкиному мужу, чья комната располагалась по соседству?

«Совсем обалдели олигархи!» – мелькнуло у Садовниковой.

Она дождалась, пока Матвей Максимович повернется к ней спиной, и пулей ринулась к лестнице. Быстрее прочь, пока Марина Евгеньевна из своей комнаты не выползла.

И во время завтрака она то и дело уважительно взглядывала на Холмогорову. Действительно, молодец тетка! За сорок, и выглядит корова коровой, а молодящийся Матвей Максимович вместо того, чтобы кувыркаться в койке со своей юной, прекрасной, обученной в Оксфорде спутницей, выбрал ее. И ведь не из-за денег старается ублажить – сам миллиардер... И не смущает его ни дряблый живот Холмогоровой, ни ее попа вся в растяжках... Неужели любовь? Или все же ему что-то от Марины Евгеньевны нужно?

«Мне в ее годы точно придется жиголо покупать», – расстроилась Таня. Впрочем, тут же себя утешила. Еще чего – жиголо! Да сроду она себя что в сорок, что в пятьдесят так, как Холмогорова, не распустит. Молодняк будет за честь почитать закрутить роман с прекрасной, пусть и бальзаковского возраста, блондинкой. Но все равно плохо, что о бальзаковском возрасте уже приходится беспокоиться...

Из грустных раздумий ее выдернул, как всегда, резкий голос Холмогоровой:

– Татьяна! Мы выезжаем через десять минут.

– Куда? – Таня поперхнулась от неожиданности.

– Вниз! В город! В люди! – пропела на бодрый мотивчик Марина Евгеньевна. После жаркой ночи с любовником она явно пребывала в самом радужном настроении.

И больше никаких пояснений хозяйка давать не стала. Спасибо, Антон Шахов – он сидел по соседству – сжалился, прошептал:

– В «Юнону» едем. Это Марин-Евгеньевнин санаторий. В Большом Сочи. Там пляж прекрасный. И всякие СПА. Так что бери купальник.

Но хотя он и шептал почти неслышно, а хозяйка все же расслышала. Назидательно произнесла:

– Попрошу без дезинформации. Купаться, милый Антоша, Татьяне будет некогда.

– Вы ее, что ли, с собой на переговоры возьмете? – не растерялся заместитель.

Отвечать Шахову хозяйка не сочла нужным. Обратилась лично к Татьяне:

– Вы в журналистике когда-нибудь работали?

«Никогда не признавайся в собственной некомпетентности», – вспомнила девушка постулат успешности и осторожно произнесла:

– Приходилось...

Не стала, конечно, уточнять, что весь ее опыт исчерпывался парой статей в университетскую многотиражку.

– Вот и соберете материал для главы о моем бизнесе, – тоном главного редактора заявила Холмогорова. – Пройдетесь по санаторию, поговорите с людьми, оцените спектр услуг...

– А чего вам, жаль, что ли, если она и в СПА сходит? – не отставал Антон. – Чтобы, так сказать, на личной шкуре сервис прочувствовала!

«Навязчив. И глуп», – констатировала про себя Татьяна.

Но Холмогорова снова шустрика не оборвала, лишь с досадой поморщилась. Странно. Олигарху Матвею Максимовичу по любому поводу перечит, а какому-то мальчишке позволяет безнаказанно выделываться.

Впрочем, оборвала себя Садовникова, ее наняли не психологию разводить, а писать панегирик заказчице. Вот и нечего голову ломать.

Только устраниться от Холмогоровой с ее мужиками Тане все равно не удалось. Потому что, едва разместились на сиденьях внедорожника, хозяйка приказала:

– Включайте диктофон, работать будем. – И заявила: – Сегодня опять про Матвея буду рассказывать. Про нашу с ним, – она лукаво, беззаботной школьницей, улыбнулась, – развеселую жизнь на кладбище.

Таня не выдержала, встряла:

– Так и сказали? Прямо этими словами?

Марина Евгеньевна небрежно взметнула унизанную перстнями руку:

– Ну да. Матвей меня всегда побаивался.

И неожиданно велела:

– Выключи диктофон.

Таня, как безропотный солдат, повиновалась. Щелкнула клавишей, замерла на своем сиденье.

Во внедорожнике их ехало четверо. Спереди – водитель. Рядом с ним – секретарша Нелли. Ну а на заднем сиденье – Марина Евгеньевна и Татьяна.

Холмогорова грубо ткнула секретаршу в плечо. Рявкнула:

– Нелли! Ты чего там кропаешь?

– Я?! Э-э... ничего, – смутилась девица.

А на коленях у той блокнот, и все пальцы в чернилах. Стишата, что ли, пописывает в местную газетку? Как ее там, «Волна», что ли.

Тон Марины Евгеньевны заледенел:

– Я. Задала. Тебе. Вопрос.

Нелли сжалась на своем сиденье, поникла головушкой. Руки ее, Таня заметила, затряслись. А чего, непонятно, впадать в такую панику? Соврала бы: график, мол, для вас составляю – и дело с концом.

Впрочем, плохо Таня знала Холмогорову. Потому что та протянула длань и властно произнесла:

– Дай сюда.

И Нелли, вместо того, чтобы возмутиться, безропотно отдала хозяйке блокнот.

– Ночи на кладбище черны и тоскливы, – с выражением зачитала Холмогорова. – Лишь один сторож бредет молчаливо...

Таня не удержалась, фыркнула. Заулыбался, увидела она в зеркале, и водитель. Нелли сидела, сжавшись в комочек и вся запунцовев. А Холмогорова презрительно произнесла:

– Ты бы хоть размер в своих виршах выдерживала.

И безжалостно метнула блокнот за борт внедорожника. Тот беспомощно шлепнулся на каменистую насыпь. Медленно, вороша за собой песчинки и мелкую гальку, покатился вниз, в расщелину.

Нелли проводила собственность тоскливым взглядом и еще ниже склонила голову. А Холмогорова как ни в чем не бывало велела:

– Продолжим, Таня.

Но прежде чем нажать на «play» и включиться в работу, Садовникова успела перехватить взгляд хозяйской секретарши. На Холмогорову та по-прежнему смотрела с обожанием. А вот Татьяну ее угольки-глаза просто испепеляли.

Едва они въехали в Сочи, Холмогорова заявила:

– Все, конец работе. Я в городе все равно сосредоточиться не могу.

– Конечно, Марина Евгеньевна, – тут же пискнула Нелли. – Какая работа в этой клоаке!

И Таня – городской житель до мозга костей – сейчас была готова с обеими согласиться.

Сочи был ужасен. В машине, в прохладе кондиционера, жить, конечно, можно. Если лишь наблюдать через окошко, как пышет жаром город. Но только ступи на раскаленный асфальт – и, кажется, расплавишься вместе с ним. Даже знаменитые платаны с магнолиями не спасают – стоят себе уныло, свесили подсохшие ветки. И люди по тротуарам бредут еле-еле с постными, умученными лицами. Будто не отдыхать приехали, а отбывают нелегкую повинность. И на пляжах – некоторые из них расположены прямо вдоль автодороги – ни оживления, ни игр. Народ лежит вповалку или устало, грустным тюленем, плещется во взбаламученной воде.

Холмогорова довольно высокомерно произнесла, поглядывая на отдыхающих:

– И кому нужны такие отпуска?

Нелли возразила:

– Ничего, в сравнении с Якутском в самый раз. Хоть отогреются наконец.

– Между прочим, в Якутске летом еще жарче, чем здесь, – не удержалась от комментария Таня. – До плюс сорока пяти в тени.

– Ах, ну да, я забыла! Здесь же присутствует госпожа всезнайка! – Нелли склонила голову в насмешливом поклоне.

У Садовниковой на языке тут же завертелся ответный язвительный комментарий – по поводу Неллиных поэтических талантов. Но озвучивать его она не стала. Глупо устраивать перепалку на глазах всесильной начальницы.

Но Нелли не унималась. Состроила озабоченное лицо и произнесла:

– Впрочем, это отличительная черта рекламистов. Нахватаются всего обо всем, по верхам, – и демонстрируют якобы образованность. Не понимают, что на самом деле – несут непроходимую глупость.

«Сама ты коза!» – едва не вырвалось у Татьяны. Но она снова промолчала. Лишь вопросительно взглянула на Марину Евгеньевну – не захочет ли та вмешаться?

Но Холмогорова осаживать секретаршу не стала. Миролюбиво произнесла:

– Не обращайте, Таня, внимания. Наша графиня сегодня не в духе.

– А кто здесь графиня? – удивилась Садовникова.

– Она. Нелли Бориславская. Неужели еще не знаете?

– Не имела чести, – насмешливо произнесла Татьяна.

– Расскажи! – велела секретарше Холмогорова.

И та запальчиво произнесла:

– К вашему сведению, мой прапрадед, граф Бориславский, – культовая фигура для здешних краев. Он командовал дивизией во время русско-турецкой войны. Впоследствии принимал активное участие в освоении местных земель. В его честь, между прочим, поселок назван недалеко от Горячего Ключа.

– Вот как? Тогда извиняйте... – пробормотала Таня. Хотя ее так и подмывало сказать: графиням по статусу положено держать себя в руках.

«Мерседес» резко свернул с пыльного и шумного Курортного проспекта в проулок. Сразу будто в другом мире оказались. Никакого городского лоска – разбитая мостовая и сплошь одноэтажные дома.

«Улица Шипилиной», – прочитала Таня на табличке. И, чтобы сменить наконец тему разговора, пробормотала:

– Шипилина... Вроде знакомая фамилия...

Марина Евгеньевна усмехнулась:

– Ну еще бы!

Нелли же с готовностью кинулась объяснять:

– Так нашу знаменитость так увековечили. Ну, ту фотомодель, которую маньяк грохнул...

Холмогорова поморщилась – развязный тон подчиненной ей явно был неприятен. Пробормотала:

– Сбавь обороты, Нелли.

Графиня, однако, не унималась:

– Да меня бесит просто! Была улица с красивым именем: Вишневая. И звучало замечательно, и по сути верно – вон, во всех дворах вишневые деревья. А теперь вдруг стала улица Шипилиной. За что? За какие заслуги? Могу поспорить: те, кто тут живет, ее еще раз убить готовы. Ведь людям все документы пришлось менять! Штамп о прописке, всякие свидетельства о собственности, бумаги из БТИ...

– Нелли, – веско заговорила Холмогорова, – ты забываешь, что убийство Юли – трагедия для всего города. Ей всего восемнадцать лет было...

– Да хоть пять! – запальчиво выкрикнула секретарша. – Маньяку под нож подставиться – заслуга невеликая.

Тут уж и Садовникова не удержалась. Пробормотала:

– Да, графиня, вам бы на воды надо, нервишки лечить...

Та аж задохнулась:

– Сама ты дура!

– Все, Нелли, заткнись, – сурово велела Марина Евгеньевна.

А Таня виновато склонила голову: вот угораздило! Выбрала, называется, нейтральную тему для разговора...

«Мерседес» уже вырулил из проулков и теперь катил по довольно ухоженному проспекту. Не сравнить, конечно, с лоском главной улицы, и до моря явно не близко, но в целом достойно. Кажется, они подъезжали.

Таня издалека увидела огромную вывеску: «Оздоровительный комплекс „Юнона“. Пять звезд».

– Он что, правда сертифицирован на пять звездочек? – изумилась она.

Холмогорова хмыкнула:

– Почти.

И пояснила:

– Получить настоящую «пятерку», международную, стоит диких миллионов. И толку, главное, ноль. Только людей отпугивать – считается ведь, что в пяти звездах цены заоблачные.

– Но тогда, получается, вы... – Таня замялась, не решаясь говорить о недобросовестности такой реклама.

– Нет, – снова улыбнулась Холмогорова, – никакого обмана нет. Я лично с юристами консультировалась. Мы же не «гостиница пять звезд» написали. А оздоровительному комплексу можно самовольно хоть двадцать звездочек присвоить.

«Мерседес» въехал на парковку, смирно притормозил у блатного места. – самого ближнего к входу, но за шлагбаумом.

– А почему мы внутрь не въезжаем? – поинтересовалась Татьяна.

– Такой порядок, – пожала плечами Холмогорова. – Отдыхающие ведь прямо по дорожкам гуляют, поэтому въезд открывают только для экстренных служб. А продукты и прочее подвозят ночами. С двух до пяти утра.

По Таниному разумению, уж для хозяйки можно было сделать исключение. Тем более что термометр у входа показывал плюс тридцать три. И это в девять утра! А отдыхающих на дорожках вовсе и не видно.

Но Марина Евгеньевна уже вышла из автомобиля и зацокала каблуками по раскаленному асфальту, Тане с Нелли ничего другого не осталось, как брести за ней.

«Юнона» на первый взгляд походила на пансионат советских времен – правда, хороший, уровня четвертого управления. Дорожки идеально чистые, корпуса блещут свежей штукатуркой, аллея, что ведет к административному зданию, обрамлена пальмами. Но никакого европейского лоска – фонтаны не журчат, аниматоры не встречают.

Однако Холмогорова оглядывала свое владение с нескрываемой любовью. И на ходу бросала Татьяне:

– Вон там, левее, бассейн...

Садовникова глянула в указанном направлении.

Серый, мрачного вида корпус. На фасаде проступила влага.

– Наискосок – СПА-комплекс...

И опять: никакого сравнения с аналогичными заведениями где-нибудь на Мальдивах. Там это увитые цветами хижины, с видом на океан, а то и, для пущей романтики, без крыши. В «Юноне» же обычное в три этажа здание. Даже штор нет. Вот где, наверное, пекло!

– Вот здесь – столовая...

Тут уж от одного слова сразу тошнить начинает. И мгновенно в носу – запах ненавистной со школьных времен манной каши.

Таня, которая ожидала увидеть заведение, по меньшей мере, уровня особняка Холмогоровой, совсем скисла. Получается, ей придется писать панегирики обычному совковому санаторию... А ведь нет ничего хуже, чем восхвалять то, что тебе совсем не по душе. Проверено многократно – практически на всех рекламных заказах. Садовникова всегда тестировала тот товар, что продвигала: и йогурты, и пиво, и гели для душа, и кремы для лица... Что-то ей нравилось, что-то оставляло равнодушной. Но если крем вызывал, скажем, аллергию, а от творожка бурчало в животе, то от заказа она всеми правдами и неправдами старалась избавиться. И даже не потому, что грех впаривать доверчивым гражданам заведомое барахло. Просто реклама – искусство личное. И раз от души, вроде как от себя похвалить товар не можешь – значит, и удачной рекламы не получится.

Так и с «Юноной», санаторием якобы в пять звезд. Совок совком – а Холмогорова его, видно, своим удачным проектом считает...

Впрочем, когда вступили в прохладный холл административного корпуса, Танин скепсис несколько поутих. Все здесь дышало расслаблением и покоем: журчащий посередине просторного помещения фонтанчик, устланные мягкими коврами полы, массивные – от одного взгляда на них лень охватывала – кресла, многочисленные цветы в кашпо из бамбука... Девушки за стойкой администратора мгновенно вскочили, заулыбались, засуетились.

Холмогорова царственно ответила на их приветствия. И не без гордости сообщила Тане:

– Попали б вы сюда раньше, лет пять назад... Пара ветхих ковров; ни единого кондиционера – духотища адова; да еще и накурено. А какая у нас теперь еда...

Она щелкнула пальцами, гаркнула:

– Меню!

Девушка-администратор тут же вложила ей в руку отпечатанный на принтере листок.

– Вот, смотрите, Татьяна. Ужин: три, на выбор, салата, на горячее – рыба или мясо. И выпечка собственная.

«А на Мальдивах салатов минимум тридцать. И горячего – блюд десять. И десертов море», – вздохнула про себя Садовникова. Но спорить Таня, конечно, не стала. Сама виновата, что подрядилась заказную книгу писать. Придется хвалить, что есть...

И она спросила у хозяйки:

– Может быть, я сама по территории пройдусь? Мне так проще будет собственное мнение составить...

Только бы Холмогорова ей сопровождающего не навязала!

Но та лишь коротко велела угодливой администраторше:

– Выдайте ей форму практиканта. И план территории дайте. Работайте, Татьяна. А в час дня встречаемся здесь.

И бодрым шагом зашагала в сторону лестницы. Уже через минуту Таня натягивала на себя розовые брючки и той же расцветки блузу. «Впервые в жизни в униформу ряжусь», – подумала она. Но одежда была тщательно выстирана и отутюжена, да и ткань оказалась легкой – натуральный, неплохой выделки, лен. К тому же, едва переоделась и прицепила к лацкану бейдж с неопределенным словечком «Стажер», перед ней мгновенно растворились все двери. Свободно прошла и в спальный корпус, и в бассейн, и в тренажерный комплекс. Ходила, наблюдала, расспрашивала...

Отдыхающие особых восторгов по поводу «Юноны» не выказывали.

– В столовке не травят – уже хорошо! – жизнерадостно сообщил ей облаченный в необъятные шорты толстяк.

– Только из-за кондиционеров сюда приехала, – призналась томная, сильно за сорок, дама. – Они здесь японские, новые, а я, понимаете ли, жару совершенно не выношу...

– Кто здесь классный, так это массажисты! – поделились с Татьяной две разбитные девахи. – И Толик, и Валерик. Да и Костян тоже ничего. Му-жи-ки! А так мнут, что все косточки прямо в пыль разлетаются!

В общем, наш народ и самому скудному сервису рад.

«Ладно, Татьяна. Не суди строго! – оборвала саму себя Садовникова. – Главное, что людям нравится».

В голове у нее уже потихоньку складывался план очередной главы. Она ее стилизует под жизнерадостный репортаж советских времен: крепкий хозяйственник приходит в полностью убыточный, погибающий санаторий и неимоверным трудом, не щадя живота своего, превращает его в процветающее предприятие...

«Ну, загляну еще в столовку – и отдыхать, – решила Татьяна. – А может, рискнуть местного массажа отведать?»

Сверяясь с планом, она отправилась в санаторский общепит. Впрочем, его и без бумажки было легко найти – по запаху. Не столь тошнотному, как в школьной столовке, но все равно: аромат гречневой каши, печенки и еще чего-то кислого совсем не вдохновлял. Нет, конечно, она даже и пробовать еду не будет. Только выпьет чашку кофе, если нальют...

Садовникова бегло осмотрела обеденный зал с тщательно вытертыми, но все равно каким-то очень совковыми столиками, заглянула на кухню, где в страшной жаре суетились дородные поварихи – во вполне, впрочем, чистых одеждах. Затем выпила неплохого кофе в баре и отправилась на улицу побаловать себя сигареткой – во всех помещениях «Юноны» курить запрещалось.

В курилку отправилась служебную – на задах столовки. Скромно примостилась в уголке на лавочке, закурила. Задумалась. В голове уже вертелась первая фраза новой главы: «В жаркий июльский день люди за прохладу готовы отдать все, что угодно»...

И вдруг услышала девичий голос:

– Видела, толстуха опять по территории шлялась?

И ответ другой женщины:

– Да видела! И чего все ходит, вынюхивает, змеюка?

Таня мигом навострила уши. Про кого, интересно, столь нелицеприятно? Неужели про саму Холмогорову? А что – вполне себе толстуха. И змеюка. И ведь наверняка, раз приехала, обходит свои владения.

Разговор, между тем, продолжался. Первый голос произнес:

– И пляски эти ее – просто офигеть.

Собеседница откликнулась:

– Как не стыдно задницей вертеть? В ее-то годы, с такой фигурой...

«Ну, это уж вряд ли про Холмогорову, – усмехнулась про себя Татьяна. – Той явно не до танцев».

Садовникова закурила вторую сигарету и обратилась к девушкам, тоже одетым в униформу практиканток и тоже вышедшим покурить:

– Вы про кого?

– Да про кастеляншу нашу, – охотно откликнулась одна из них. – Странная она до невозможности!

– А что в ней странного? – деловито поинтересовалась Таня.

– Так ведь самой в гроб пора, а она все пляшет, – затараторила первая девица.

– И вообще дура, – пригвоздила вторая. И тут же радостно воскликнула: – Да ты сама посмотри!

И легонько мотнула головой вправо.

Таня осторожно обернулась. И увидела статную, величественную женщину. Та неспешно шагала по аллее. Выступала сущей павой – походка от бедра, голова царственно откинута. И девчонки-практикантки не соврали – на ходу действительно как бы пританцовывала: то одну руку взметнет, то другую. И попой виляла так лихо, что любая исполнительница танца живота отдыхает.

Таня фыркнула и миролюбиво сказала девчонкам:

– Ну и что такого? На многих курортах аниматоров даже заставляют постоянно пританцовывать. Отдыхающим нравится.

– Да уж, ей в аниматорах самое место! – парировала первая из девушек.

– У нее еще и кости трещат, – подхватила вторая. – Рукой вильнет – такой хруст стоит!

– Да ладно вам, – продолжила защищать странную тетку Татьяна, – пусть себе пляшет. Работает-то она хорошо?

Девушки наконец насторожились. Первая тревожно спросила:

– Слушай, а ты, собственно, кто?

– Я с Мариной Евгеньевной приехала, – не стала запираться Татьяна, – книгу про нее пишу. Она мне сказала «Юнону» осмотреть и свое мнение составить.

– Ой, ты тогда нас не выдавай! – засуетились девицы. – Ну, что мы тебе сказали...

– А что такого вы мне сказали? – удивилась Садовникова.

– Понимаешь, у нас в контракте записано: на рабочем месте никаких посторонних разговоров, – потупилась первая.

– Нет, сейчас побегу – и заложу, других дел у меня нет! – фыркнула Таня. И улыбнулась девчонкам: – Вы лучше скажите, отсюда до пляжа далеко?

– Не близко, – ответствовала первая.

А вторая быстро добавила:

– Но есть трансфер, маршрутка специальная. Каждый час туда-обратно народ возит. И бесплатно. Только вы так и напишите, что бесплатно и точно по расписанию...

Девчонки дружно затушили свои сигаретки и упорхнули обратно, в столовую. А Таня не спеша докурила и пошла искать пресловутый трансфер. Лучше любого массажа – съездить на пляж и искупаться.