Глава 5
Кладезь Погибших Сюжетов

Бабушка встала пораньше, чтобы приготовить мне завтрак. Я нашла ее спящей в кресле возле плиты, на которой уже почти досуха выкипел чайник, а Пиквик намертво запуталась в незаконченном вязании. Я сварила кофе и приготовила кое-какую еду, хотя меня и мутило. ибб с оббом пришли чуть позже и заявили, что «спали как мертвые» и так проголодались, что «готовы сапог сожрать». Они только-только принялись за мой завтрак, как в дверь постучали. Это был Острей Ньюхен, половина неразлучной парочки Перкинс и Ньюхен из бесконечного детективного сериала. Лет около сорока, одет в остромодную коричневую пару, на голове мягкая шляпа под стать костюму, а еще у него имелись роскошные рыжие усы. Он был одним из юристов беллетриции, и его назначили представлять меня в суде: на мне до сих пор висело обвинение в незаконном вторжении в сюжет из-за изменений, внесенных мной в финал «Джен Эйр».

– Привет! – сказал он. – Добро пожаловать в Книгомирье!

– Спасибо. Как вы?

– Прекрасно! – ответил он. – Недавно отмазал Эдипа от обвинения в инцесте. Формально, конечно же. Он ведь тогда не знал, что это его мать.

– Конечно, – согласилась я. – А Феджин?

– Боюсь, от петли ему не отвертеться, – погрустнел адвокат. – Но за дело взялся Грифон. Уверен, он найдет способ вытащить старика.

По ходу дела гость осматривал убогий гидросамолет.

– Ладно, – сказал он наконец. – Странный вы все же сделали выбор. Я слышал, полкой ниже собирают последний роман Дафны Фаркитт. Действие происходит в восемнадцатом веке, и там наверняка уютнее, чем здесь. Вы видели рецензию на мою последнюю книгу?

Разумеется, он имел в виду книгу про него. Выдуманный от подметок грубых башмаков до тульи мягкой фетровой шляпы, Ньюхен, как и большинство вымышленных персонажей, относился к себе довольно трепетно. Я читала совершенно разгромную рецензию на «Трогательный до смерти». В подобных ситуациях вести себя следует чрезвычайно тактично.

– Нет, боюсь, я ее пропустила.

– О! – воскликнул он. – Ну, на самом деле… ну, она весьма положительна. Меня ярко охарактеризовали как «целостного» и «довольно щедро прорисованного», а саму книгу назвали самым большим достижением восемьдесят шестого года. Поговаривают о многотомнике. Да, я хотел сказать, что слушание по вашему делу о незаконном вторжении в текст состоится, видимо, на следующей неделе. Я пытался выбить еще одну отсрочку, но Хопкинс вцепился как клещ. Место и время пока уточняются.

– Мне следует испугаться? – спросила я, вспоминая последний раз, когда мне довелось предстать перед судом в Книгомирье.

Дело слушалось в «Процессе» Кафки, и, как нетрудно догадаться, исход оказался совершенно неожиданным.

– Да нет, – сказал Ньюхен. – Наше «горячее одобрение читательской аудитории» кое-что да значит. В конце концов, вы и правда вторглись в сюжет, так что прямое вранье не поможет. Знаете, – без остановки продолжил он, – мисс Хэвишем просила меня познакомить вас с чудесами Кладезя. Она собиралась подъехать с утра лично, но сегодня ее черед проводить антиграммазитную зачистку.

– Мы видели граммазита в «Больших надеждах», – похвасталась я.

– Да, я слышал. В том, что касается граммазитов, лишняя предосторожность никогда не помешает. – Он посмотрел на ибба и обба, которые как раз приканчивали мою яичницу с грудинкой. – Это и есть завтрак?

Я кивнула.

– Потрясающе! Мне всегда было интересно увидеть завтрак. В нашей книге двадцать три обеда, двенадцать ланчей и восемнадцать полдников, но ни одного завтрака. – Он на мгновение умолк. – А почему апельсиновое варенье называют джемом, как вы думаете?

Я сказала, что понятия не имею, и подала ему кружку кофе.

– У вас в книге встречаются генераты? – спросила я.

– Да по полдюжины на каждом шагу, – ответил он, размешивая ложкой сахар и глядя на ибба и обба, которые, верные себе, пялились на него в ответ. – Зануды страшные, пока не обретут личности, а вот тогда становятся очень забавными. Беда в том, что они имеют обыкновение развиваться в сильные ведущие персонажи, и это поветрие распространяется среди них, как чума. Обычно их заселяют в романы в массовом порядке, но все изменилось, когда мы направили шесть тысяч генератов в «Ребекку». Через месяц все, кроме восьми, стали мисс Дэнверс. Слушайте, а вам не требуется парочка домработниц, а?

– Спасибо, не надо, – отказалась я, памятуя довольно ершистый характер миссис Дэнверс.

– Я вас понимаю, – со смехом ответил Ньюхен.

– Значит, теперь в романе их только ограниченное количество?

– Вы быстро схватываете. Такая же проблема у нас с Мерлинами. Типажи «старый бородатый маг-наставник» уже который год в печенках сидят.

Он наклонился поближе.

– Знаете, сколько Мерлинов было размещено в Кладезе Погибших Сюжетов за последние полсотни лет?

– А сколько?

– Девять тысяч! – выдохнул он. – Мы даже изменяли сюжетные линии, чтобы ввести в них фигуры старых магов-наставников! Думаете, мы поступали неправильно?

– Не уверена, – ответила я с некоторым смущением.

– Мерлин хотя бы популярный персонаж, – добавил Ньюхен. – Надень на него новую шляпу – и он еще много где сгодится. А вот попытайтесь-ка избавиться от миссис Дэнверс. На устрашающих домработниц лет эдак пятидесяти с гаком спрос невелик. Даже акции «купи две и получи третью бесплатно» не помогают. Но мы посылаем их на исправление орфографии. Это нечто вроде армейской службы.

– А каково это?

– То есть?

– Быть вымышленным?

– А-а! – протянул Ньюхен. – Это… да. Прозаично.

Слишком поздно я сообразила, что зашла чересчур далеко: наверное, так чувствует себя пес, если вдруг в светской беседе поднять тему о чумке.

– Я прощаю вашу любознательность, мисс Нонетот, и, поскольку вы человек потусторонний, не обижаюсь. Но на вашем месте я не стал бы чересчур усердно расспрашивать персонажей об их прошлом. Мы все жаждем быть яркими, ни на кого не похожими персонажами, но среди такого моря романов это практически невозможно, и мы это понимаем. После базового обучения в колледже Святого Табулараса я перешел в Дурлинскую школу детективов. Я выезжал на полевую практику в романы Хэммета, Чандлера и Сэйерс, потом прошел аспирантуру в Высшей Школе Агаты Кристи. Мне так хотелось быть оригинальным, но я опоздал на семьдесят лет.

Он умолк и задумался. Я пожалела, что затронула эту тему. Непросто быть сплавом всего написанного до тебя.

– Ладно! – сказал он, приканчивая кофе. – Хватит обо мне. Вы готовы?

Я кивнула.

– Тогда идемте.

И, взяв меня за руку, он перенес нас обоих из «Кэвершемских высот» в бесконечные коридоры Кладезя Погибших Сюжетов.

Внутренним убранством Кладезь напоминал Библиотеку: темное дерево, толстые ковры, бесконечные шкафы, – но на этом сходство и заканчивалось. Во-первых, тут было шумно. Торговцы, мастеровые, техники и генераты сновали по широким коридорам, возникая и исчезая при перемещении из книги в книгу, собирая, меняя и уничтожая замыслы авторов. Повсюду валялись ящики и картонные коробки, и люди ели, спали и вели дела в лавках и крохотных домишках, лепившихся друг к другу наподобие неряшливых трущоб. Повсюду висели плакаты и торчали рекламные щиты, кричавшие о всевозможных товарах и услугах для литбизнеса.

– Похоже, мне сообщение по халявофону, Ньюхен, – сказала я, перекрывая шум. – Посмотреть?

– Да они все время падают, – ответил он. – Плюньте и никогда не ходите по ссылкам.

К нам привязался коренастый мужичок, обвешанный рекламными щитами спереди и сзади. Щиты призывали «знающих словоделов» заказывать сюжетные повороты.

– Нет, спасибо, – прокричал Ньюхен.

Он схватил меня за руку и потащил к более спокойному местечку между Универмагом главозавершений доктора Прямолинеаса и Главным менторским колледжем.

– В Кладезе тридцать этажей, – сообщил мой гид, махнув рукой в сторону суетливой толпы. – По большей части они представляют собой хаотическое нагромождение цехов по производству прозы вроде вон того, но на тридцатом цокольном находится вход в Текстовое море. Как-нибудь вечером спустимся вниз посмотреть на разгрузку каракулеров.

– А что с них сгружают?

– Слова, – улыбнулся Ньюхен. – Слова, слова, слова. Кирпичики беллетристики, ДНК сюжета.

– Но я не вижу, чтобы здесь писалась хоть одна книга, – заметила я, оглядываясь по сторонам.

Он хихикнул.

– Вы же потусторонница! Книги кажутся вам всего лишь словами на странице, но они являются продуктом чрезвычайно сложной трансвымыслительной технологии, которая преобразует странные чернильные закорючки в картины у вас в голове. Сейчас мы используем операционную систему КНИГА 8.3. Правда, это ненадолго – Главное текстораспределительное управление намерено улучшить систему.

– Вчера в новостях говорили что-то о СуперСлове™, – заметила я.

– Дурацкое название. Для нас с вами это КНИГА 9.0. Словомагистр Либрис скоро устроит презентацию. Пока мы разговариваем, идет проверка СуперСлова™, и если программа действительно так хороша, как говорят, то книги уже никогда не будут прежними!

– Ну, – вздохнула я, пытаясь уложить в голове эту мысль, – я всегда полагала, что романы, это, как сказать, пишут.

– «Писать» – это только слово, с помощью которого мы обозначаем процесс перенесения слов на бумагу от руки, – ответил Ньюхен, когда мы продолжили путь. – Кладезь Погибших Сюжетов – место, где стыкуются воображение писателя, персонажи и сюжет, чтобы все это обрело смысл в сознании читателя. В конце концов, чтение, бесспорно, более творческий процесс, чем писание. Ведь это читатель вызывает чувства в своей душе, рисует в воображении цвета закатного неба, ощущает дуновение теплого летнего ветерка на лице, поэтому вклад читателей в книгу не меньше, чем вклад самого писателя, а может, и больше.

Это был новый подход. Я прокрутила эту мысль в голове.

– Серьезно?

– Конечно! – рассмеялся Ньюхен. – «Волны шуршали галькой» – эти слова останутся сущей абракадаброй, если сам не увидишь бурунов, не ощутишь, как от прибоя подрагивает земля у тебя под ногами.

– Полагаю, вы правы.

– Книги, – пояснил Ньюхен, – это нечто вроде магии.

Я немного подумала об этом, оглядывая хаос прозодельческой фабрики. Мой муж был – или есть – романист. Мне всегда хотелось получить хотя бы отдаленное представление о том, что происходит у него в голове, и увиденное оказалось, наверное, ближе всего. Мы пошли дальше, миновали магазин «Минувшая минута». Там продавались устройства для описания хода времени – на этой неделе торговали сменами времен года.

– А что случается с неопубликованными книгами? – поинтересовалась я в надежде выяснить, действительно ли у персонажей «Кэвершемских высот» имеются основания для беспокойства.

– Вероятность провала довольно высока, – признал Ньюхен, – и дело не в сомнительном качестве. Например, «Баньян Косолап» Джона Максурда – одна из самых лучших книг, вообще когда-либо написанных, но она так и не вышла. Большинство литературного хлама, брака и всякой прочей неопубликованной нетленки просто томится в Кладезе, пока все это не пускают на слом. Некоторые тексты такая дрянь, что разлагаются без посторонней помощи – слова вытаскивают из страниц и бросают в Текстовое море.

– А всех персонажей пускают на переработку, как бумагу?

Ньюхен замолчал и вежливо кашлянул.

– Не стал бы я тратить симпатии на одномерков, Четверг. Вы только изведетесь понапрасну, а ведь у нас нет ни средств, ни времени на переперсонификацию их во что-то более интересное.

– Мистер Ньюхен?

Перед нами стоял молодой человек в дорогом костюме. В руке он держал страшно замызганную наволочку, в которой лежало нечто тяжелое размером с арбуз.

– Привет, Альфред! – сказал Ньюхен, пожимая ему руку. – Четверг, это Гарсия, он уже более десяти лет поставляет сериалу «Перкинс и Ньюхен» завлекательные сюжетные повороты. Помнишь неопознанный труп без головы, который выловили в Хамбере в «Мертвом среди живых»? Или труп двадцатилетней давности, найденный рядом с мешком денег, замурованным в пустой комнате из «Реквиема по медвежатнику»?

– Конечно! – воскликнула я, пожимая руку инженера. – Весьма интригующе, только успевай перелистывать страницы. Как поживаете?

– Спасибо, неплохо. – Гарсия вежливо улыбнулся и снова повернулся к Ньюхену. – Как я понимаю, на подходе очередной роман серии «Перкинс и Ньюхен», и у меня есть одна штучка, которая может вас заинтересовать.

Он открыл мешок, и мы заглянули внутрь. Там лежала голова. Что еще важнее, отрубленная голова.

– Голова в мешке? – нахмурился Ньюхен, внимательнее присматриваясь к ней.

– Ага, – горделиво изрек Гарсия, – но не просто голова в мешке. У этой на затылке интересная татуировка. Вы сможете обнаружить ее в вагонетке, неподалеку от своего офиса, в морозильнике убитого подозреваемого – возможностей море.

Глаза Ньюхена возбужденно сверкнули. После того как критика разнесла в пух и прах «Трогательный до смерти», для следующей книги такие штуки ему требовались позарез.

– Сколько? – спросил он.

– Три сотни, – рискнул Гарсия.

– Три сотни? – воскликнул Ньюхен. – Да я десяток сюжетов с головой в мешке куплю за такие деньги, да еще останется мелочь на партию «пропавшего золота нацистов»!

Гарсия рассмеялся.

– Да «пропавшее золото нацистов» уже никто не покупает! Не хотите голову, так я в другом месте ее продам. Я просто хотел предложить вам первому, потому что мы вели дела и прежде и вы мне нравитесь.

Ньюхен немного подумал.

– Сто пятьдесят.

– Двести.

– Сто семьдесят пять.

– Двести, и я добавлю еще и дело об ошибке при опознании, очаровательную двойную агентессу и пропавшую микропленку.

– Идет!

– С вами приятно иметь дело, – сказал Гарсия, протягивая Ньюхену голову и забирая деньги. – Передайте мое почтение мистеру Перкинсу, ладно?

– Ох, парень! – воскликнул Ньюхен, обрадованный как мальчишка, которому купили велосипед. – Подожди, пока это Перкинс увидит! Как думаешь, где нам ее найти?

Честно говоря, на мой взгляд, все сюжетные повороты с головой в мешке малость хромают, но, поскольку мне не хватало наглости так прямо и сказать, я промямлила:

– Мне лично нравится идея с морозильником.

– Мне тоже! – с воодушевлением ответил он, поравнявшись с витриной маленького магазинчика, на вывеске которого было написано: «Предыстории под ключ. Никакой тяжелой работы. Специализируемся на трудном детстве».

– Предыстории?

– Конечно. У каждого мало-мальски стоящего персонажа есть своя предыстория. Зайдем посмотрим.

Мы нырнули под низкую притолоку. Внутри помещалась крохотная душная лаборатория. Середину комнаты занимал лабораторный стол, щедро заставленный ретортами, пробирками и прочей химической посудой. Стены, как я заметила, были увешаны полками, на которых теснились плотно закупоренные бутылки с разноцветными жидкостями и с наклейками различных предыстории – от «идиллического детства» до «героизма в бою».

– Эта почти пустая, – показала я на большую бутыль с маркировкой «ложное чувство вины из-за смерти возлюбленного/спутника жизни десять лет назад».

– Да, – сказал человечек в плисовом костюме, таком обвислом, что казалось, будто внутри до сих пор сидит портной и что-то постоянно перешивает. – Недавно это было очень популярно. А некоторые вообще почти не пользуются спросом. Посмотрите у себя над головой.

Я глянула на полные бутыли, собиравшие пыль на самой верхней полке. На одной красовалась наклейка «Изучение головоногих моллюсков на Шри-Ланке», а на другой – «Ученик валлийского кротолова».

– Так чем могу помочь? – спросил предысторик, с радостью глядя на нас и потирая руки. – Что-нибудь для дамы? Жестокое обращение сводных сестер-садисток? Рана от зубов дикого животного? На этой неделе нам завезли партию несчастных Любовей. Купите – и получите в подарок младшего брата-наркомана.

Ньюхен показал продавцу свой беллетрицейский жетон.

– Мы тут но делу, мистер Грнксти. Это стажер Нонетот.

– А! – немного сбавил обороты продавец. – Закон, значит.

– Мистер Грнксти в свое время писал предыстории для сестер Бронте и Томаса Гарди, – пояснил Ньюхен, кладя мешок на пол и присаживаясь на краешек стола.

– О да! – отозвался человечек, глядя на меня поверх очков-полумесяцев. – Но сколько воды утекло с тех пор. Шарлотта Бронте, вот это был писатель. Сколько прекрасных заготовок для нее накоплено, многое почти не употреблялось…

– Да, это я, – перебил Ньюхен, рассеянно глядя на стеклянную посуду на столе. – Мы с Четверг спустились в Кладезь… Что такое?

Заметив, что мы оба уставились на него, он объяснил:

– Комментофон. Мисс Хэвишем.

– Какая невоспитанность, – пробурчал мистер Грнксти. – Почему бы не выйти, если собираешься говорить по этой штуке?

– Может, и пустяк, но все же я схожу и посмотрю, – произнес Ньюхен, глядя в никуда.

Он повернулся к нам, увидел сердитого мистера Грнксти и, не прерывая беседы по комментофону, рассеянно махнул рукой и вышел из магазинчика.

– Итак, на чем мы остановились, барышня?

– Вы рассказывали, как Шарлотта Бронте заказала предыстории, но не использовала их.

– О да. – Человечек заулыбался, осторожно повернул краник на установке и посмотрел, как маслянистая капля цветной жидкости падает в приемную колбу. – Я сделал потрясающую предысторию для Эдварда и Берты Рочестер, но знаете, она задействовала только малую ее часть.

– Наверное, вы были весьма разочарованы.

– Да. – Он вздохнул. – Я творец, а не ремесленник. Но кому это интересно? Я продал ее целой и нетронутой несколько лет назад для «Бескрайнего Саргассова моря». Та же судьба постигла и Гарри Флэшмена из «Школьных лет Тома Брауна». У меня много лет пролежала предыстория мистера Пиквика, но сбыть ее так и не удалось, поэтому я подарил ее Музею беллетриции.

– А из чего вы делаете предыстории, мистер Грнксти?

– В основном из патоки, – ответил он, встряхивая колбу и наблюдая за превращением маслянистой жидкости в газ, – и воспоминаний. Множества воспоминаний. На самом деле патока – только связующее вещество. Скажите, а что вы думаете насчет перехода на СуперСлово™?

– Я толком еще и не слышала об этом, – созналась я.

– А мне лично нравится БыстроЧит™, – задумчиво проговорил человечек, добавляя каплю красной жидкости и с большим интересом рассматривая результат. – Говорят, эта программа способна ужать «Войну и мир» до восьмидесяти шести слов и все равно сохранить размах и величие оригинала.

– Поживем – увидим, – ответила я.

– Только не здесь, – поправил меня предысторик. – У нас внизу говорят: «Прочтем – увидим».

Повисло молчание, и я воспользовалась этим.

– Мистер Грнксти?

– Да?

– А как все же произносится ваше имя?

Тут вернулся Ньюхен.

– Мисс Хэвишем звонила, – сообщил он, забирая свою голову. – Спасибо, что не пожалели на нас времени, мистер Грнксти. Идем, нам пора.

Ньюхен повел меня по коридору мимо других магазинчиков и лотков, и наконец мы подошли к лифтам из бронзы и дерева. Двери открылись, и наружу высыпала стайка уличных мальчишек, держащих в руках расщепленные палки, в которые были всунуты листки бумаги.

– А, это идеи для книг, находящихся в процессе написания, – объяснил Ньюхен, входя в просторный лифт. – Торги, наверное, только начались. Департамент продаж и аренды идей расположен на семнадцатом этаже.

Лифт быстро пошел вниз.

– Вас по-прежнему раздражают халявофоны?

– Есть немного.

– Привыкнете не обращать внимания.

Прозвенел звонок, и двери лифта открылись, впуская внутрь холодный ветер. Здесь было темнее, чем на том этаже, откуда мы только что приехали, и несколько персонажей сомнительного вида уставились на нас из мрака. Я хотела выйти, но Ньюхен меня остановил. Он огляделся по сторонам и прошептал:

– Это тридцатый цокольный. Самое опасное место в Кладезе. Пристанище головорезов, браконьеров, убийц, воров, жуликов, перевертышей, сценокрадов, наемников и плагиаторов.

– Дома мы не допускаем существования подобных мест, – прошептала я.

– А мы даже поощряем, – объяснил Ньюхен. – Без подлецов повествование будет неинтересным, а им ведь тоже надо где-то жить.

Я ощутила присутствие зла сразу же, как только вышла из лифта.

Поблизости маячили какие-то фигуры в плащах с капюшонами и перешептывались. Их лица скрывала тень, а костлявые руки отливали неестественной белизной. Мы прошли мимо двух огромных котов, в глазах которых плясало пламя. Они проводили нас голодными взглядами и облизнулись.

– Обед, – произнес один. – Обоих сразу съедим или по очереди?

– По очереди, – отозвался второй кот, который был немного побольше и гораздо страшнее, – но лучше подождем Большого Мартина.

– Да-да, – спохватился первый, быстро втягивая когти, – так будет лучше.

Ньюхен не обратил на котов никакого внимания. Он глянул на часы и сказал:

– Мы направляемся на встречу с моим информатором в «Убиенного агнца». Кто-то на скорую руку варганил сюжетные повороты из полуразложившихся книг, предназначенных к уничтожению. Это не просто незаконно – это опасно. Не хватало еще, чтобы поворот «режем синий провод или красный?» вышел из-под контроля на час раньше и уничтожил подозреваемого. Сколько вы читали романов, где бомбу разряжают за час до взрыва?

– Думаю, немного.

– Правильно думаете. Мы пришли.

Внутри «Убиенного агнца» было мрачно, грязно и воняло пивом. Три вентилятора на потолке перемалывали дым. В углу какая-то группа наигрывала меланхоличный мотив. Столики разделялись темными перегородками, между которыми тоже царил мрак, и единственным светлым местом оставался бар в центре зала. Туда, словно мотыльки на огонек, слетелось самое странное общество людей и чудовищ. Все они негромко переговаривались. От словесных штампов воздух был настолько спертым, что хоть топор вешай.

– Вон там, видите? – сказал Ньюхсн, показывая на двух мужчин, увлеченных беседой.

– Да.

– Это мистер Хайд разговаривает с мистером Блофильдом. В другом закутке фон Штальхайн и Уэкфорд Сквирс. Высокий парень в плаще – император Зарк, тиран, правитель всей известной части галактики. Вон та, в иголках, миссис Ухти-Тухти, она тут тоже по поводу стажировки, как и мы.

– Миссис Ухти-Тухти – стажер? – недоверчиво спросила я, глядя на огромную ежиху, которая деликатно потягивала сухой шерри, не выпуская из лап корзину с бельем.

– Нет, стажер – Зарк. Ухти – агент. Она курирует детскую литературу, возглавляет Ежовое общество и стирает нам белье.

– Ежовое общество? – повторила я. – Это как это?

– Они продвигают ежей во все отрасли литературы. Миссис Ухти-Тухти первой попала в звездный рейтинг и с тех пор использует свое положение для продвижения соплеменников. Она добилась упоминаний у Киплинга, Кэрролла, Эзопа и четырех – у Шекспира. Она также хорошо справляется с трудновыводимыми пятнами и никогда не подпаливает утюгом манжеты.

– «Буря», «Сон в летнюю ночь», «Макбет», – загибала я пальцы. – А четвертая?

– «Генрих Четвертый», акт второй, сцена четвертая. Про ежевику на кустах.

– А ежи тут при чем? – удивилась я. – Ежи и ежевика – две большие разницы.

Ньюхен вздохнул.

– Ну, мы истолковали сомнение в пользу ответчика, чтобы она сняла обвинение в унижении видового достоинства при употреблении ежа в качестве крокетного шара в «Алисе». Не упоминайте о Толстом и Берлине, если она окажется рядом. Разговаривать с Ухти проще, когда избегаешь теоретической социологии и говоришь только о температуре стирки шерстяных вещей.

– Запомню, – пробормотала я. – А эти растения в горшках у стойки смотрятся весьма неплохо.

Ньюхен снова вздохнул.

– Четверг, это не растения, это триффиды. Большая шаровидная штука, что отрабатывает подачу в гольфе вместе с Бармаглотом – это крель, а вон тот носорог – Ратаксис. Значит, так. Бери под арест всякого, кто попытается продать тебе таблетки сомы, не покупай джиннов в бутылке, какой бы выгодной ни казалась сделка, и, самое главное, не смотри на Медузу. Если придет Большой Мартин или Искомая Зверь, делай ноги. Возьми мне выпивку, а я через пять минут вернусь.

– Ладно.

Он исчез во тьме, оставив меня одну. Чувствуя себя немного не в своей тарелке, я подошла к бару и заказала два стакана. По ту сторону стойки к двум котам, которых я видела раньше, присоединился третий. Новоприбывший показал на меня, но остальные два замотали головами и что-то зашептали ему на ухо. Я повернулась в другую сторону и даже подскочила от неожиданности, поскольку нос к носу столкнулась с существом, словно сбежавшим из дурного научно-фантастического романа. Оно целиком состояло из щупалец и глаз. Наверное, на моем лице промелькнула улыбка, потому как существо довольно резко сказало:

– Что уставилась? Никогда трааля раньше не видела?

Я не поняла. Похоже, он говорил на каком-то диалекте Courier Bold, но я не была уверена и промолчала, надеясь, что все уляжется само собой.

– Эй! – сказало оно. – Я ведь с тобой говорю, двуглазая!

Препирательство привлекло внимание другого человека, который выглядел как продукт безнадежно неудачного генетического эксперимента.

– Он говорит, что ты ему не нравишься.

– Увы.

– Мне ты тоже не нравишься, – угрожающим тоном добавил человек, словно мне требовались подтверждения. – У меня в семи жанрах смертный приговор.

– Очень жаль, – сказала я, но это, похоже, не помогло.

– Это тебя жаль будет!

– Ну-ну, Найджел, – произнес знакомый голос. – Давай я лучше тебя угощу.

Жертве генетического эксперимента предложение не понравилось, и урод потянулся за оружием. Затем все словно размазалось, и в одно мгновение мой пистолет оказался у самой головы Найджела, в то время как его пистолет по-прежнему оставался в кобуре.

– А ты шустрая девочка, – заметил Найджел. – Уважаю.

– Она со мной, – сказал новый гость. – Давай-ка успокоимся.

Я опустила пистолет и поставила его на предохранитель. Найджел уважительно кивнул и вернулся к своему месту у стойки рядом со странного вида инопланетянином.

– С тобой все в порядке?

Это был Харрис Твид. Вольнонаемный агент беллетриции, потусторонник, как и я. Последний раз мы виделись три дня назад в библиотеке лорда Скокки-Мауса, когда накрыли книгобежца Хоули Гана после того, как он вызвал Искомую Зверь, чтобы уничтожить нас. Твид исчез вместе с отчаянно лаявшей книгончей, и с тех пор я его не видела.

– Спасибо, Твид, – сказала я. – Чего хотела эта тварь?

– Это трааль, Четверг, он разговаривает Courier Bold, традиционным языком Кладезя. Траали не только глаза да щупальца, но еще и рты – в основном. Он не причинил бы тебе вреда. А вот Найджела порой заносит, это всем известно. А ты-то что делаешь одна на тридцатом цокольном?

– Я не одна. Хэвишем занята, так что Ньюхен проводит мне обзорную экскурсию.

– А, – оглядываясь по сторонам, сказал Твид. – Стало быть, ты проходишь вступительные экзамены?

– Уже сделала треть письменного. А ты тогда накрыл Гана?

– Нет. Мы преследовали его до самого Лондона и там потеряли след. Книгончие не так хороши По Ту Сторону, к тому же нам пришлось добывать специальное разрешение на преследование книгобежца в реальном мире.

– А что говорит Глашатай?

– Он держит руку на пульсе, конечно же, – ответил Твид, – но Совет почти все время тратит на обсуждение СуперСлова™. Ничего, в свой черед и до Гана доберемся.

Это меня порадовало. Ган являлся не только книгобежцем, но и опасным политиком правого толка в реальном мире. Я была бы просто счастлива, окажись он наконец заперт в книге, из которой он сбежал, причем заперт раз и навсегда.

В этот момент вернулся Ньюхен, кивнул Твиду, который вежливо ответил тем же.

– Доброе утро, мистер Твид, – поздоровался Ньюхен. – Выпьете с нами?

– Увы, не могу, – ответил Харрис. – Встретимся завтра на поверке, ладно?

– Странный тип, – заметил Ньюхен, когда Твид ушел. – Что он тут делал?

Я протянула Ньюхену заказанный стакан, и мы расположились в свободном закутке. Неподалеку пристроились трое котов и плотоядно посматривали на нас, сверяясь с большой поваренной книгой.

– В баре возникла небольшая заваруха, и Твид помог мне.

– Это хорошо. Вы когда-нибудь видели такое?

Он прокатил по столу маленький шарик. Я поймала игрушку. Шарик слегка напоминал елочный, но был гораздо крепче. На боку имелась небольшая надпись со штрих-кодом и идентификатором.

– «Внезапно раздался выстрел!» FAD/167945, – прочла я вслух. – Что это значит?

– Это краденый быстрозамороженный сюжетный поворот. Открываете его, и – бац! – повествование делает поворот.

– А откуда известно, что он краденый?

– А на нем нет печати Совета жанров. Без нее эта штука ничего не стоит. По возвращении в контору заприходуйте его как вещественное доказательство.

Он отпил, закашлялся и уставился в стакан.

– Э-это что?

– Не уверена, но у меня такое же пойло.

– Невозможно. Привет, император. Вы знакомы с Четверг Нонетот? Четверг, это император Зарк.

Возле нашего стола возник высокий мужчина в плаще со стоячим воротом. Маленькая, очень аккуратная эспаньолка оттеняла бледное лицо с высокими скулами.

Он смерил меня взглядом холодных темных глаз и надменно приподнял бровь.

– Приветствую, – безразлично произнес он. – Передайте мое почтение мисс Хэвишем. Ньюхен, как моя защита?

– Не очень, ваша безжалостность, – ответил тот. – Уничтожение всех планет в созвездии Лебедя – не самый удачный демарш.

– Это все чертовы рамбозийцы! – с ходу завелся Зарк. – Они угрожали моей империи! Если бы я не уничтожил целую звездную систему, никто не стал бы меня уважать! Это ведь все ради мира в Галактике, ради стабильности, как вы не понимаете?! Да и зачем мне разрушительные лучи смерти, если их нельзя использовать?

– Ну, этот довод лучше держать при себе. А вы не можете сказать, что просто чистили, к примеру, это оружие и случайно на что-то нажали?

– Могу, наверное, – проворчал Зарк. – А в этом мешке что, голова?

– Да, – ответил Ньюхен. – Хотите посмотреть?

– Нет, спасибо. Специальное предложение?

– Что?

– Специальное предложение. Ну, полная распродажа. Сколько заплатили?

– Всего лишь… сотню, – сказал он, глядя на меня. – На самом деле даже меньше.

– Прогадали, – рассмеялся Зарк. – В «Криминал Инкорпорейтед» дают полдюжины за сорок, да еще с двойной печатью.

Ньюхен побагровел от злости и вскочил.

– Вот гаденыш! – прошипел он. – Встречу – самого в мешок засуну!

Он повернулся ко мне.

– Вы самостоятельно выберетесь?

– Конечно.

– Отлично, – ответил он, скрипнув зубами. – Увидимся!

– Эй, заберите! – крикнула я, но поздно: он исчез.

– Проблемы? – сказал Зарк.

– Нет, – медленно ответила я, подбирая грязную наволочку. – Он просто голову потерял. И будьте осторожнее, император, к вам сзади подкрадывается триффид.

Зарк обернулся к триффиду, тот остановился, затем передумал нападать и вернулся к своим сородичам, проветривавшим корни у стойки.

Зарк ушел, и я огляделась по сторонам. За соседним столом к трем котам присоединился четвертый. Этот котяра был крупнее остальных и явно имел гораздо больше боевого опыта: у него остался только один глаз, и оба уха были разодраны в лапшу. Все четверо облизнулись, и четвертый кот тихо сказал:

– Съедим?

– Пока не будем, – ответил первый кот. – Мы ждем Большого Мартина.

Они вернулись к своему пойлу, но глаз с меня не сводили. Я в полной мере ощутила себя мышью. Спустя десять минут я решила, что котам-переросткам меня не запугать, и собралась уходить, забрав с собой голову Ньюхена. Коты тоже встали и двинулись за мной по грязному коридору. Здесь продавалось оружие, коварные планы по завоеванию мира и свежие замыслы убийств, мести, вымогательства и прочих основных безобразий. Я заметила, что генератов можно быстро натаскать на законченных злодеев. Коты возбужденно подвывали, я ускорила шаги и тут же наткнулась на свободный пятачок пространства среди покосившихся деревянных хибар. Происхождение прогалины не вызывало сомнений: на старом упаковочном ящике сидел еще один кот. Кот, да не тот. Не домашний переросток, а тварюга раза в четыре больше тигра, и смотрел он на меня с плохо скрываемой злобой. Он выпустил когти, оскалил клыки, слегка поблескивавшие в плотоядном ожидании. Я остановилась, обернулась туда, где рядком уселись четыре кота, нетерпеливо поглядывая на меня и хлеща себя по бокам хвостами. Глянув по сторонам, я увидела, что поблизости нет никого, кто мог бы прийти мне на помощь: наоборот, все свидетели словно бы ожидали представления. Я достала пистолет, когда один из преследователей подскочил к гиганту и взмолился:

– Можно мы ее прямо сейчас съедим, а?

Гигантский кот положил лапу на ящик, и когти вошли в дерево, словно бритвенно-острая стамеска в мягкую глину. Он воззрился на меня огромными зелеными глазищами и пророкотал басом:

– Может, подождем Большого Мартина?

– Конечно, – вздохнул самый маленький кот с чрезвычайно разочарованным видом. – Наверное, надо подождать.

Внезапно гигантский кот прижал уши и спрыгнул с ящика в темноту. Я прицелилась, но он не собирался нападать на меня. Тигр-переросток в панике удирал. Остальные коты быстро покинули сцену и зеваки тоже. Через несколько мгновений я осталась в коридоре совсем одна, в обществе собственного быстро колотящегося сердца и отрубленной головы в мешке.