Глава 26
Пост-Хэвишем блюз
Глашатай, когда не работал в «Охоте на Снарка», жил в роскошных апартаментах в Норленд-парке. Он возглавлял беллетрицию двадцать лет, и, согласно предписанию Совета жанров, ему пришло время сдать пост. Глашатай, как ни странно, и по имени был Глашатаем, а его служба в должности Глашатая являлась чистым совпадением. Прежде Глашатаем был Брэдшоу, а до него Вирджиния Вульф. Под ее руководством заседания беллетриции длились по несколько часов.
ГЛАШАТАЙ
Самая трудная работа в беллетриции
Часом позже я вошла в штаб беллетриции и позвонила в колокольчик. Это был сигнал для председателя, означавший событие первостепенной важности, и через несколько мгновений Глашатай появился. За воротничком у него торчала салфетка – мой вызов оторвал его от обеда. Я села и рассказала ему обо всем, что случилось. Ему тоже пришлось сесть, когда он все это услышал.
– Где сейчас «блюберд»? – спросил он.
– Снова на складе, – ответила я. – Я приказала провести осмотр. Впечатление такое, что ось сломалась от усталости металла.
– Несчастный случай?
Я кивнула. Все-таки, ее не достали. Несмотря на все происшедшее, я по-прежнему не могла найти ничего подозрительного в ее гибели, а в случае с Перкинсом у меня в активе значился всего лишь отсутствующий на месте ключ. Гонки всегда опасны. И Хэвишем знала это лучше, чем кто-либо.
– Сколько ей осталось?
– За время нашего разговора они разыграли сцену смерти в «Надеждах». Врач сказал, что ей осталась в лучшем случае глава – пока мы сводим ссылки на нее и ее появление до минимума.
Председатель похлопал меня по плечу.
– Придется обучить А-генерата на ее место, – тихо сказал он. – «Надежды» не будут уничтожены.
Он посмотрел мне в лицо.
– На несколько дней вы освобождаетесь от службы, мисс Нонетот. Побудьте дома, придите в себя, а мы подыщем для вас спокойное занятие, пока вы не сможете вернуться к своим обязанностям в полной мере.
Появился Твид.
– Что случилось? – спросил он. – Мне сказали…
Глашатай взял его под руку и рассказал ему обо всем, что произошло, а я сидела и думала, как мне теперь жить без Хэвишем. Подошел Твид и положил мне руку на плечо.
– Мне очень жаль, Четверг. Хэвишем была из лучших. Мы все ее очень ценили.
Я поблагодарила его.
– Может, вам будут интересны те копии отчета из Главного текстораспределитсльного управления?
– Что в них?
Он положил их передо мной.
– Это отчеты по СуперСлову™, написанные Перкинсом, Дином и мисс Хэвишем. Все трое дают программе полное «добро». Если Перкинс и был убит, то не из-за программы.
– Высшая читабельность?
– Похоже на то. Такая современная система нуждается в людях вроде вас, Нонетот, чтобы наблюдать за проведением ее в жизнь. Я предлагаю вам постоянную должность в Книгомирье.
Я посмотрела на него. Идея показалась мне заманчивой. В конце концов, в Суиндоне меня никто не ждал.
– Звучит неплохо, Твид. Могу я подумать?
Он улыбнулся.
– Сколько хотите.
Я вернулась в гидросамолет Мэри и перечитала финальную сцену мисс Хэвишем в «Больших надеждах». Профессионал до последней минуты, она отыграла собственную смерть с таким чувством, какого я никогда не замечала в ней при жизни. Отыскав бутылку вина, я налила себе большой стакан и с облегчением выпила. При этом я знала, что пить мне по какой-то причине не следует, но вспомнить этой причины не могла. Я посмотрела на руку, на которой утром было написано какое-то слово. Хэвишем настояла, чтобы я его смыла, и я послушалась, но мне все равно было интересно, и по оставшимся бледным следам я пыталась понять, что там было написано.
– Липтон, – прошептала я. – Почему я написала на своей руке «Липтон»?
Я пожала плечами. Изысканное красное согревало душу, и я налила себе еще. Открыла «Маленького принца», модифицированного в СуперСлове™, которого дала мне Хэвишем, и принялась за чтение. От книги исходил странный дынный запах, бумага на ощупь напоминала тонкий пластик, буквы четко выделялись на молочной белизне страниц. Текст светился в полумраке кухни, и, заинтригованная, я отнесла ее в хозяйственный чуланчик, где в полной темноте текст все равно оставался ясным, как день. Я вернулась на кухню, села за стол и выбрала «Чувствительность чтения» на странице меню. Слова меняли свет с красного на синий, когда я их прочитывала, затем снова становились красными, когда я возвращалась к ним. Так я включала и выключала СветоТекст™, а потом экспериментировала с уровнями фона и музыкального сопровождения.
Я начала читать, и с первыми же словами в моем воображении развернулась огромная палитра новых эмоций. Читая описание пустыни, я слышала шум ветра в дюнах, ощущала жару и даже вкус выжженных песков. Голос рассказчика отличался от голоса принца, потому для их различия не требовалось авторских ремарок. Как и уверял Либрис, технический прогресс оказался на высоте. Я закрыла книгу, откинулась на спинку кресла и закрыла глаза.
В дверь постучали.
Я крикнула, чтобы входили. Это был Арнольд.
– Привет! – сказал он. – К тебе можно?
– Чувствуй себя как дома, – ответила я. – Вина?
– Спасибо.
Он сел и улыбнулся мне. Я прежде никогда не замечала, что он весьма хорош собой.
– Где остальные? – спросил он, оглядываясь.
– Шляются где-то, – ответила я, махнув рукой в сторону лодки. У меня слегка кружилась голова. – Лола, наверное, гуляет с новым хахалем, Рэндольф кому-нибудь плачется по этому поводу, а где носит бабушку, понятия не имею. Выпить хочешь?
– Ты мне уже налила.
– Ну так я еще и себе налью. Чего пришел-то, Арни?
– Да так, мимо гулял. Как дела на работе?
– Отвратно. Мисс Хэвишем умирает, и что-то не так, а я не понимаю, что именно.
– Я слышал, у потусторонников иногда случаются «полеты фантазии», когда они начинают создавать сюжетные линии из ничего. Ты привыкнешь, не волнуйся. Да, прими мои поздравления, – добавил он. – Прочел в газете о твоем назначении.
Я подняла стакан, и мы оба выпили.
– А что у тебя с Мэри? – спросила я.
– Между нами уже давно ничего нет. Она считает меня неудачником и…
– Посылает ко всем чертям. Да, я слышала. А как тебе Лола? Ты с ней еще не переспал?
– Нет!
– Тогда ты единственный парень в «Кэвершемских высотах», который этого не сделал, – заявила я. – Еще выпить хочешь?
– Давай. А ты как? – спросил он. – Расскажи мне о твоем потустороннем муже.
– Да нет у меня мужа, – сказала я, – и не было никогда.
– Но ты же мне говорила…
– Может, просто хотела, чтобы ты отвязался. Был один парень по имени Орешек в Хроностраже, но это было давно. Он погиб от темпоральной пер-ре-груз-ки..
– Чего?
– Постарел преждевременно. Он умер.
Я вдруг почувствовала себя как-то неловко и посмотрела на стакан и полупустую бутылку.
– В чем дело, Четверг?
– Да так. Знаешь, бывает иногда: вдруг что-то вспоминаешь, но не понимаешь почему. Что-то вроде «обратного кадра».
Он улыбнулся.
– У меня немного воспоминаний, Четверг. Я ведь генерат. Может, у меня и могло быть прошлое, но меня не сочли достаточно важным персонажем для этого.
– Это танк? То есть это так? Ладно, я только что подумала о Белой лошади в Уффингтоне, дома. Теплая мягкая трава, синее небо, теплое солнце на лице… Почему я это вспомнила?
– Понятия не имею. А тебе не кажется, что тебе уже хватит?
– Все путем, – возразила я. – Я в полном порядке. Мне никогда лучше не бывало. А каково это – быть генератом?
– Неплохо, – ответил он, делая еще глоток вина. – Всегда есть шанс получить новую роль, если ты достаточно усерден и постоянно участвуешь в Программе по обмену. Семьи у меня нет – может, и к лучшему.
– Моя мамаша – посмешище, а отца просто не существует, – поделилась я. – Он странствующий по времени рыцарь… не смейся… а еще у меня два брата. Оба живут в Суиндоне. Один – священник, а другой…
– Кто?
Мне снова стало не по себе. Может, из-за вина. Я посмотрела на руку.
– Я не знаю, что он делает. Мы много лет не разговаривали.
Снова «обратный кадр», на сей раз Крым.
– Бутылка пуста, – пробормотала я, пытаясь налить вина.
– Ты бы сначала пробку вынула, – заметил Арнольд. – Позволь мне.
Он взял штопор и после упорных трудов вытащил пробку. Думаю, он был пьян. Некоторые люди удержу не знают.
– Как тебе Кладезь? – спросил он.
– Нормально, – ответила я. – Потустороннику тут очень неплохо живется. Никаких счетов оплачивать не надо, всегда хорошая погода и, что лучше всего, никакого «Голиафа», стряпни моей матушки или ТИПА.
– ТИПА умеет стряпать?
Я по-дурацки захихикала, он тоже. Через пару секунд мы оба истерически хохотали. Я сто лет так не смеялась.
Смех оборвался.
– А над чем это мы?
– Не знаю.
И мы снова расхохотались.
Я отдышалась и отпила еще вина.
– Ты танцуешь?
Арни озадаченно глядел на меня несколько мгновений.
– Конечно.
Я взяла его за руку и повела в гостиную. Нашла пластинку и поставила на проигрыватель. Положила ему руки на плечи, а он обнял меня за талию. Ощущение было странное и почему-то неправильное, но мне было все равно. Я сегодня потеряла хорошего друга и заслуживала небольшого расслабона.
Заиграла музыка, и мы начали медленно танцевать. Раньше я много танцевала – наверное, с Филбертом.
– Для одноногого ты хорошо танцуешь, Арни.
– У меня две ноги, Четверг.
И мы снова расхохотались. Я припала к нему, он оперся на софу, чтобы не рухнуть. Пиквик посмотрела на нас с отвращением и встопорщила перья.
– У тебя тут, в Кладезе, есть девушка?
– Нет никого, – медленно ответил он.
Я потерлась своей щекой о его щеку, нашла его губы и поцеловала очень ласково и бесцеремонно. Он начал отстраняться, но затем перестал и ответил на поцелуй. Ощущение оказалось до опасного приятным. Я не понимала, почему так долго оставалась одинокой.
Он оторвался от моих губ и отступил на шаг.
– Четверг, это все неправильно.
– Да что тут может быть неправильного? – спросила я, глядя на него и покачиваясь. – Хочешь пойти посмотреть мою спальню? Там такой классный потолок!
Я споткнулась и вцепилась в спинку дивана.
– Ну что уставилась? – спросила я Пиквик, сердито глядевшую на меня.
– У меня в голове стучит, – пробормотал Арнольд.
– И у меня тоже, – ответила я.
Арнольд склонил голову набок и прислушался.
– Не, это не в голове, это в дверь.
– Это двери восприятия, – заметила я. – Или небес и ада.
Он открыл дверь, и вошла очень старая женщина в синем бумазейном платье. Я начала было хихикать, но заткнулась, когда она подошла ко мне и отняла у меня стакан.
– И сколько ты уже выпила?
– Два? – ответила я, опираясь на стол.
– Две, – поправил Арни. – Бутылки.
– Два, – ответила я. – Ящика. – И снова захихикала, хотя на самом деле ничего смешного не было. – Слушай, бумазейная тетка, – погрозила я пальчиком, – лучше верни мне стакан!
– А о малыше ты подумала? – ответила она, грозно глядя на меня.
– Каком таком малыше? У кого малыш? Арни, у тебя малыш есть?
– Дело обстоит хуже, чем я думала, – пробормотала она. – Такие имена, как Аорнида и Лондэн, ничего тебе не говорят?
– Ни-че-го, – ответила я. – Но если хочешь, я выпью за них. Привет, Рэндольф.
Рэндольф и Лола стояли в дверях и с ужасом смотрели на меня.
– Ну? – сказала я. – У меня что, еще одна голова выросла или как?
– Лола, принеси ложку, – сказала бумазейная тетка. – Рэндольф, тащи Четверг в ванную.
– Зачем? – удивилась я, сползая на пол. – Сама дойду.
В следующий момент перед глазами у меня возникли задники Рэндольфовых ботинок и пол гостиной. Затем лестница с высоты его плеча. Меня снова разобрал смех, но остальное теряется в тумане. Я помню, как кашляла и блевала в унитаз, а затем, когда меня уложили в постель, разрыдалась.
– Она умерла. Сгорела.
– Я знаю, милая, – сказала старушка. – Я твоя бабушка, помнишь?
– Ба? – всхлипнула я, внезапно узнав ее. – Прости, что я назвала тебя «бумазейной теткой»!
– Все в порядке. Может, и хорошо, что ты выпила. Сейчас ты заснешь, а во сне тебе предстоит сражаться со своими воспоминаниями. Поняла?
– Нет.
Она вздохнула и отерла мне лоб маленькой розовой ладошкой. От этого мне полегчало, и я перестала плакать.
– Держись, дорогая. Не теряй головы и будь сильнее, чем когда-либо прежде. Встретимся утром на том берегу.
Бабушкино лицо начало расплываться, меня охватила дремота, и я погрузилась в глубины подсознания.