Лиля
Человек, сидящий в машине, находится изначально в проигрышном положении в сравнении с тем, кто снаружи, но ярость придала мне силы. Я чудом ухитрилась провести контрприем и оторвать руку врага от своей ключицы. Я выскочила из автомобиля, разъяренная как фурия. Полезла в карман за нунчаками, выхватила их... Но... Правильно говорят: если обнажаешь оружие, должен ни секунды не сомневаться, что применишь его. И действовать без промедления. А я... Я на секунду дрогнула. Костя стоял передо мной такой красивый и улыбался. Он, казалось, вовсе не собирался со мной драться.
– Хватит разборок, – миролюбивым тоном молвил Константин. – У нас с тобой очень мало времени.
– У нас с тобой?! – воскликнула я. – И ты смеешь это говорить?!
– Ты что, до сих пор не поняла? Мы играем в одной команде.
Я просто опешила:
– Да как только у тебя наглости хватает?! После того, что ты там, в подвале...
– Лиля. Это была лишь игра, – терпеливо повторил он.
– Я тебе не верю.
– Веришь не веришь, нам надо отсюда уматывать. Давай ключи!
– Ага, и ты отвезешь меня прямо в лапы Арсению Арсеньевичу.
– Давай ключи! – прошипел он. – Быстро! Ты что, не слышишь?!
От дома доносился топот ног. Видимо, охранники, вырубленные мной, очнулись.
Я протянула Косте ключи от машины. Была не была! Какая разница: сам он отвезет добычу в лапы седому карлику или меня схватят телохранители директора.
Мы впрыгнули в автомобиль. Анжела весь наш разговор просидела в машине. Кажется, она совсем не боялась и воспринимала происходящее, как телесериал, вдруг случившийся наяву – ей было интересно.
Костя нажал на газ. С визгом шин иномарка вылетела на подъездную дорожку.
Я оглянулась и увидела, как к нам бегут двое очухавшихся охранников. По их лицам струилась кровь. В руках зажаты бесполезные в данном случае газовые пистолеты.
Мы вихрем пронеслись по саду. Ворота особняка были закрыты.
– Держитесь, девочки! – выкрикнул Костя, поддал газу и въехал капотом в самый центр ворот. Удар! Послышался скрежет мнущегося металла. Подушки безопасности каким-то чудом не сработали – ворота распахнулись настежь.
Ура! Мы оказались на территории поселка. Я оглянулась. Нас никто не преследовал. На лице Анжелы, сидящей сзади, были написаны восторг и азарт. Кажется, происходящее нравилось юной барыньке. Она явно воображала себя героиней боевика.
Теперь оставалось преодолеть шлагбаум на выезде из поселка – но по сравнению с коваными воротами это препятствие представлялось мне ерундой. И правда: завидев наш бешено мчащийся автомобиль с покореженным капотом, сторож счел благоразумным сам поднять шлагбаум.
Мы вылетели на дорогу. Мимо нас понесся весенний лес: высоченные сосны и неумолчный щебет птиц. Я перевела дух.
Константин сидел за рулем невозмутимый и сосредоточенный. Машина легко ему подчинялась. Бензина и покрышек он не жалел. По извилистой трассе мы мчались со скоростью сто пятьдесят километров в час, только погромыхивал поврежденный капот.
– Что происходит, Костя? – тихо спросила я.
Я не понимала, кто он: враг, друг? Я совсем запуталась. Не знала, куда мы едем: прямо в лапы к седому карлику? Или в милицию? Или, напротив, убегаем куда глаза глядят?
– Потом, – сквозь зубы процедил кадровик. – Сейчас некогда. Я все тебе расскажу потом.
– Тогда скажи: куда мы едем?
Он по-прежнему был немногословен.
– Увидишь. Но, уверяю тебя: я играю на твоей стороне. Я твой друг.
– С каких пор?
– Всегда, – тихо молвил Константин, оторвался от дороги и заглянул мне в лицо. Я готова была поклясться, что в его взгляде светилась любовь. – Неужели ты не поняла? Я был твоим другом всегда.
Смущенная любовным огнем, которым сияло его лицо, я отвернулась и пробормотала:
– Следи за дорогой.
– Да, – усмехнулся Костя, – сейчас не время для чувств-с. Давай определимся, что делать. Ты лучше меня знаешь Кирсановку и окрестности. Нам нужно уединенное место, подъезды к которому просматриваются издалека.
– Зачем?
– Мы выручаем твоего сына, ты забыла?
...Мы остановили машину на Хмельном холме. Он находился в десяти километрах от Кирсановки и был любимым местом отдыха горожан – тех, кто имел машины или хотя бы мотоцикл. О популярности возвышенности свидетельствовали многочисленные следы кострищ и кучки пустых бутылок и банок. Местечко совсем неприглядное и даже жутковатое. Зато с холма просматривалась вся территория на многие километры вокруг: необозримые поля, уже кое-где зеленеющие, и перелески. Недалеко вилась речка Кирсановка – обычно ее курица вброд перейдет, но по весне она разлилась и неслась бурным потоком. Соединял берега реки деревянный подвесной пешеходный мостик. Сейчас вода подступила прямо к доскам.
Мы вылезли из машины. Константин деловито оглядел окрестности.
– Мы устроим здесь пикник? – тоненьким голоском, великосветским тоном поинтересовалась Анжела.
Она по-прежнему воспринимала происходящее, как забавное приключение, как игру – и слава богу. «Как там чувствует себя мой сын? – вспыхнуло у меня в мозгу. – Боится? Переживает? Плачет?» Мысль о нем не отпускала меня ни на минуту, но сейчас, при виде Анжелы, сердце особенно сжалось. Я знала: что бы ни случилось дальше, я не смогу причинить девочке вред. В том, что седой карлик и его подручные столь же бережно отнесутся к моему Максимушке, уверенности у меня не было.
Девчушка продолжила щебетать:
– Если пикник, жаль, что вы не позволили мне переодеться. У меня есть прелестное платье для выезда на природу, и шляпка, настоящая английская. Еще корзина для пикников, и кукла, для поездок за город, для нее я тоже купила специальную корзинку...
Я отошла в сторону, чтобы не слышать ее щебетание. Тонкий голосок Анжелы разрывал мне душу.
Константин спросил у меня:
– К тому мосту, – он указал на деревянный переход над водами Кирсановки, – можно подъехать с противоположной стороны?
– Да, – кивнула я, – там проселочная дорога.
– Тогда нам подходит, – задумчиво процедил он.
– Для чего?
– Для обмена пленными.
Не медля ни минуты, он вытащил из кармана мобильный телефон. Набрал номер.
– Арсений? – Сказал в трубку. – У меня есть для тебя хорошая новость. Твоя дочка жива и здорова. Пока жива и здорова.
Телефон откликнулся гневной тирадой. Слов карлика я не смогла разобрать.
– Да, она у меня, – небрежно молвил Костя. – Я готов отдать ее тебе – но в обмен на Максима. Что значит, какого Максима? Сына Лилии... Не перебивай, лучше послушай мои условия... И не надо меня пугать ... В милицию ты не пойдешь, потому что сам преступник... А твои бандиты пусть отдыхают, приедешь на встречу вдвоем, только ты и мальчик... Итак, ты готов слушать?.. В десяти километрах от Кирсановки есть мост...
...Они договорились, что передача заложников состоится через два часа на том самом хлипком мосту.
Константин настаивал, что он вместе с Анжелой пойдет на встречу один, а я с вершины Хмельного холма буду его страховать. Однако я решительно воспротивилась. Я хотела первой увидеть своего Максимушку и обнять его. Мой любовник и сообщник (любовник ли? сообщник ли?) устал со мной спорить и махнул рукой. В итоге мы условились, что он останется на холме, а я поеду на разбитой угнанной машине к мосту вместе с девчонкой. Мы с Костей будем на постоянной мобильной связи. Если он вдруг заметит, что директор с Максимкой прибыли на встречу не одни, а с подручными или милицией, мы с Анжелой должны немедленно бежать.
В оставшееся до встречи время я не могла найти себе места. Сердце мое колотилось как сумасшедшее. Костя понимал мое состояние и не трогал меня. Сам же он довольно беззаботно затеял игру с Анжелой. Они жгли костер и ловили божьих коровок. Что за тепличная девчонка – она даже не знает присказки, которую мой Максимушка бормотал уже в два годика: «Божья коровка, полети на небо, принеси нам хлеба, черного и белого, только не горелого...» Она не знает того, что уже знал мой мальчик: божью коровку нельзя давить, а надо посадить на ладонь и ждать, когда она расправит крылышки и улетит на небо... Как самозабвенно играл с букашками прошлой весной Максим... О чем бы я ни думала, мои мысли все равно возвращались к сыну...
Наконец, условленный час настал.
Внешне я казалась спокойной, но внутри у меня все колотилось. Анжела никак не хотела отрываться от Кости – кажется, он оказался первым человеком в ее жизни, который ничего от нее не требовал, не воспитывал ее, а просто играл. Когда я сажала девочку в машину, она даже расплакалась.
Я включила свой сотовый, Костя набрал мой номер. Никакого «хэндс-фри» у меня не было, и я зажала трубку плечом. Костя шептал мне в самое ухо:
– Все будет хорошо, Лилечка... Будь спокойна, все будет хорошо...
На миг я отвлеклась от дороги, потому что его бормотание показалось мне очень сексуальным, словно он уговаривал меня не бояться с ним переспать... Впрочем, эти мысли быстро вылетели у меня из головы – как и думы о том, что мне вот-вот предстоит совершить. Я действительно преувеличила свои способности водить машину. Иномарка в моих руках то и дело глохла, ухала в ямы, скрежетала по проселку днищем. Когда мне наконец удалось набрать приличную скорость – километров сорок, – на крутом повороте автомобиль чуть не вылетел на обочину.
В итоге, когда в ухе у меня снова зазвучал Костин голос (каким-то чудом мне удалось не уронить мобильник), я еще не подъехала к заветному мосту.
– Они на подходе... – проговорил он. Сердце мое сжалось от страха. – Машина одна, директорская... Никого больше не наблюдаю... Так... Сейчас они выходят из нее... Действительно, их только двое... Директор и твой сын... Черт!
– Что такое?! – выкрикнула я.
– Стекла машины тонированы. Я не вижу, есть ли в ней еще кто-нибудь. Остановись! – скомандовал он мне. – Подожди! Я позвоню ему и потом снова выйду с тобой на связь.
В трубке раздались короткие гудки. Я затормозила. До мостика оставалось метров триста. Я прекрасно видела лимузин на другом берегу. Рядом с ним стоял седой карлик и держал за ручку моего сына. Я стала молиться, чтобы все обошлось, чтобы все прошло как надо, и мой Максимушка снова оказался со мной.
Карлик, я видела, отпустил руку сына и – наверное, подчиняясь приказам Кости – распахнул все дверцы своей иномарки.
Через минуту мне снова позвонил Константин:
– Все чисто. Можете ехать.
Я не помню, как мы добрались до места, не помню, как выгружала из машины Анжелу, как дети шли по мостику навстречу друг другу... Зато помню счастье, которое охватило меня, когда я схватила Максимушку в объятия, стала его ощупывать, заглядывать ему в лицо: цел ли, здоров? – и при этом реветь белугой...
