Очень черный список
Теперь Варваре самой придется доказать свое мастерство. Да, она установила местонахождение единственной оставшейся в живых работницы компании «Гелиос-М»: США, штат Невада, город Рино. Она пришла с этой информацией к полковнику Петренко. Тот посмотрел досье, фотографию, потом перевел взгляд на Варю, сказал ожидаемое:
– Никакая переписка или скайп не прокатят. Надо лететь – причем тебе. Опросить гражданку Бочарову лично. У тебя открытая виза в Америку есть?
Виза у Кононовой была – строгое американское посольство дало ей двухгодичную, уважило молодую российскую компьютерщицу с постоянным высоким заработком и собственным жильем в центре Москвы. Они ездили вдвоем с Лешей Даниловым в Штаты на новогодние каникулы, остались премного восхищены тамошним размахом, магазинами и дорогами. И вот мультивиза неожиданно пригодилась по работе. По Интернету Варя купила на завтра билет до Рино с пересадкой в Лос-Анджелесе, заказала гостиницу в центре невадского городка, какую-то «Силвер легаси» – «Серебряный вклад» – и автомобиль напрокат, чтобы арендовать его прямо в аэропорту. Загадывала: если встреча пройдет успешно и останется время, она поколесит по невадской пустыне, куда-нибудь в мегамолл съездит, купит себе и Данилову подарочки, побалует его и себя, любимую. Самолет на Лос-Анджелес улетал не рано, но требовалось еще добраться до аэропорта и пройти таможню и все формальности, потому легла Варя раньше, не дожидаясь Леши. Данилов работал, он ведь, когда интересное дело подкатывало, тоже становился бешеным, вроде нее самой: не замечал ни времени суток, ни того, кто рядом с ним. Сквозь сон она слышала, как бойфренд пришел, как он бережно поправил одеяло, улегся рядом, обнял… А наутро встал первый, приготовил ей кофе, смотался в булочную за свежими круассанами – когда в жизни есть такой тыл, как Леша, никакая работа не в тягость и никакие неожиданности и приключения не страшны.
Полет до Лос-Анджелеса продолжался двенадцать часов – так далеко Варя еще никогда не путешествовала. Летели через север, так быстрее, и главным впечатлением от полета оказалось – какая Земля большая и крайне малонаселенная! Место она себе попросила возле иллюминатора и время от времени поглядывала в окно.
Где-то посреди Финляндии в районе Рованиеми следы людской деятельности кончились, и дальше потянулись снежная пустыня, заснеженные горы, ледяные фиорды, ледяные поля. И ни следа человеческого присутствия. Ни дороги, ни дома, ни стойбища, ни огонька. И так длилось почти девять часов, или семь-восемь тысяч километров. Лед. Снег. Темная вода. Замерзшая пустыня. Варя прикрывала глаза, засыпала, потом снова просыпалась, а за иллюминатором все тянулся ледяной хаос.
В спинку переднего кресла был вмонтирован монитор, время от времени капитан Кононова вызывала карту маршрута и смотрела: пролетели Северную Норвегию, Северную Атлантику, Гренландию и всю поперек Канаду. И только в южной Канаде, часа за полтора до посадки, стали появляться кое-где редкими оспинами городки и дороги.
Варе подумалось: какая же Земля большая и до сих пор враждебная нам сила! И как до сих пор ничтожно людское присутствие на ней! Мы, люди, пришли и уйдем – а она этого даже и не заметит. А мы еще что-то рыпаемся, соперничаем друг с другом, враждуем, меряемся силами и амбициями! А на самом деле мы – муравьишки, клопики, мелкая пыль!
Думала капитан Кононова и о грядущей встрече с гражданкой Г. Я. Бочаровой, 1940 года рождения: как подойти к ней, как разговорить. Ясно, что ни силовые методы, ни угрозы не прокатят. Объект находится на чужой территории, да еще и без пяти минут гражданин Америки, обладатель «грин-карты». Взять ее можно только добром, и тут следует включить все свое обаяние.
Она надеялась, что ей помогут данные из досье Бочаровой: по образованию инженер, тридцать лет проработала в столице в научно-исследовательском институте, и лишь когда начались реформы, а ее НИИ закрылся, пошла трудиться секретарем. Мужа нет, сын проживает в Сан-Франциско с невесткой и двумя внучками. Чем эти сведения могут помочь ей, Варе? Она не знала, разве что понять миссис Бочарову, настроить себя на ее волну. Еще в Белокаменной она проконсультировалась с тем, кто бывал в гостях у бывших соотечественников, и потому везла с собой бородинский хлеб, икру и водку.
Сверху тихоокеанский город ангелов показался огромным полем, раскинувшимся от гор до моря, сплошь засеянным одно-двухэтажными домиками. Под солнцем сверкали лужицы бассейнов. Словно утесы, возвышались в дымке небоскребы даунтауна. Меж домов были пробиты огромные просеки – дороги. Громоздились, змеились развязки. По хайвеям – пять рядов в одну сторону, пять в другую – чинно двигались потоки автомобилей, съезжали на мелкие автострады, столь же быстро и пристойно неслись по ним. Да, Америка снова поразила своим величием и организованностью. И подумалось: не глупо ли все время соревноваться с ней, тягаться, ссориться? Не лучше ли с ними дружить, на них равняться?
Мысли, разумеется, были несвоевременными для российского офицера, и капитан Кононова отогнала их.
На паспортном контроле ее допросил доброжелательный афроамериканец, шлепнул штамп в паспорт: «Велкам ин зе Ю-Эс-Эй!»
Варя переехала в другой терминал аэропорта и там слонялась два часа в ожидании борта до Рино. Перекусила в фастфуде: долой здоровое питание, нельзя прибыть в Америку и не съесть гамбургер. Затем последовал короткий (в сравнении с только что проделанным путешествием) перелет в конечный пункт. Теперь уже Варя действовала словно на автопилоте: оформляла машину, осваивала навигатор, рулила в свою гостиницу, вписывалась в нее. В Неваде заканчивался день, в Москве завершалась ночь, которую капитан Кононова провела без сна. Наконец она поднялась в свой номер и рухнула спать, даже не зашторив окна.
В гостинице она жила на тридцать пятом этаже, из окна поутру открылся вид на три-четыре столь же огромных небоскреба рядом. Внизу – у подножия – пустые тротуары и пустынные улицы. На горизонте горы, вплоть до них раскинулся городок из одно-двухэтажных домиков, прячущихся в листве.
Варя перекусила сушками, выпила кофе – номер оказался оснащен кофеваркой. Приняла душ, высушила волосы, подкрасилась. Ее машина отдыхала на шестом этаже многоэтажной стоянки. Внизу в лобби отеля раздавались звонки игровых автоматов и курили. Да-да, дымили в столь нетерпимой к никотину Америке! И Варя вспомнила строчку из путеводителя, что Невада самый игровой штат в Соединенных Штатах. Она поняла, что попала в гостиницу-казино, где ради игры дозволялся любой порок, и даже столь ужасный, как курение. Из гостиницы нельзя выйти, минуя зал казино. Туда с утра пораньше катились на колясочках инвалиды, ковыляли на ходунках пенсионеры и браво вышагивали на артритных ножках девяностолетние старухи, там мигал неон, заманивал сумасшедшим джекпотом и бесплатной выпивкой, которую разносили немолодые усталые официантки.
Но капитана Кононову ждала иная игра. Используя навигатор, она достигла одноэтажного домика на окраине, отделанного белым сайдингом и крытого красным ондулином. На подъездной дорожке стоял старый джип. Варя позвонила в дверь. Далеко в домике раздался звон гонга. Спустя минуту входная дверь распахнулась. На пороге стояла женщина, похожая на собственную фотографию двадцатилетней давности из досье – только старше на те самые двадцать годков, которые изрядно проехались по ее лицу, волосам и рукам.
– Я к вам из Москвы, – произнесла Варя, слегка даже укоризненно: мол, не стыдно заставлять столь далеко ехать казенного человека. – Вот привезла вам в качестве верительных грамот подарки. – Легкая прохлада невадского утра и аромат цветов не могли скрыть чудесный дух, источаемый бородинским хлебом. И хозяйка предложила, улыбнувшись:
– Что ж, заходите!
Поистине жизнь за кордоном если не лишает, то сильно ослабляет столь свойственную российским гражданам подозрительность. «Если б я встречалась с ней в Благодатном, Камышле или столице, – подумала Варвара, – вряд ли гражданка Бочарова так легко впустила бы меня в квартиру». А тут ее пригласили садиться и даже спросили, чего она выпьет с дороги. «Давайте мы вместе хлебнем по-нашенски – чаю», – предложила Кононова, и предложение было с удовлетворением принято. И только потом, когда в громадных глиняных чашках задымился напиток янтарного цвета и хозяйка подала кекс, она наконец спросила: «Чем я обязана? И кто вы?» Варя не стала скрывать – вернее, выдала разрешенную ей восьмидесятипроцентную дозу правды: она служит в Следственном комитете России, и они расследуют деятельность компании «Гелиос-М».
– Вы ведь там трудились в конце девяностых? А вы знаете, что все, кто работал в фирме, кроме вас, сейчас мертвы? Вы не боитесь?
Глаза Галины Яковлевны набухли слезами.
– Нет, я не знала… Неужели все? Я знала про Лихолетова, про Юзбашева, Кононыхина… Но – все?!
Варвара решила играть открытыми картами и протянула ей список из двенадцати фамилий – тех, кто числился в составе «Гелиос-М» в девяносто восьмом. Против каждой фамилии, кроме Бочаровой, стояла пометка «скончался», а также год и причина смерти. Притом трудно было даже предположить, что существовал некий заговор, направленный против бывших сотрудников «Гелиоса». Насильственной смертью погибли лишь трое. Еще один утонул на рыбалке, а некто Гутузов по неизвестной причине выпал из окна. Все остальные смерти имели естественный характер: рак, инсульт, инфаркт, прободение язвы, перитонит.
Галина Яковлевна всплакнула. Потом, отплакавшись, извинилась и убежала в ванную. По законам американского детектива она должна была вернуться со «смит-вессоном» и немедленно открыть огонь. Однако они, видимо, жили по правилам русского жанра, потому что Бочарова, возвратившись, сказала дрогнувшим, но уверенным голосом:
– Я не могу объяснить, почему они все умерли. Разве что на нас прогневался сам Господь за наши вызывающие опыты. Впрочем, эта гипотеза базируется на другой, тоже никем и никак не доказанной: о существовании Бога.
– Какие конкретно опыты вы проводили? – поинтересовалась Варя, понимая, что находится на пути к разгадке.
– Думаю, я не смогу вам объяснить толком. Я ведь не биолог, не генетик и не химик. Я по образованию инженер и почти сорок лет в этом качестве проработала.
– Мы с вами почти коллеги, – улыбнулась Кононова. Она с самого начала нащупала верный тон в разговоре с соотечественницей – доброжелательный. Хотя Галина Яковлевна другого тона и не заслуживала. – Я программист, закончила ВМК. Поэтому в биологии с химией тоже не сильна.
– Как и я. В общем, о наших исследованиях в «Гелиосе» могу рассказать только в силу своей компетенции. Теми словами, как мой босс тогдашний, Лихолетов, всяким денежным мешкам рассказывал, когда они у нас появлялись. Они ведь тоже не биологи, не химики. А олигархи у нас бывали нередко, и нашему руководителю как-то удавалось их убеждать. И они в итоге нам денег давали и средства вкладывали немаленькие. Я давала Лихолетову подписку о неразглашении, однако пятнадцать с лишним лет прошло, никакие подписки столько не действуют. Да и тем, о ком я рассказываю, думаю, давно все равно: замешаны они в наших исследованиях или нет. А я их всех помню: и Борис Б-ий у нас бывал, и Михаил Х-ий, и Александр С-ий, и Владимир В-в… Я переговоры обычно записывала – все, кроме научных и технических подробностей нашей работы. Выходили олигархи от Лихолетова очень воодушевленные, а потом нам от них платежки поступали, на сотни миллионов рублей…
– А Корюкина Николая Павловича помните?
– И его помню. О, этот самый мутный был из всех. Денег давал меньше других. Но если считать в абсолютных величинах, то жертвовал, конечно, изрядно. И по двадцать, тридцать миллионов перечислял. И часто привозил наличные – в буквальном смысле чемоданами. Он, помню, определенным образом со спортом был связан.
– Вы помните совершенно правильно. А сейчас, скажу вам по секрету, Корюкин проходит обвиняемым по делу об убийстве.
– Нисколько вы меня не удивили. Человек он был, повторяю, крайне неприятный. Я бы с таким работать не стала. Но мой шеф Лихолетов полагал, к сожалению, что деньги не пахнут.
– Чем ваша компания занималась, расскажете своими словами?
– Лихолетов создал «Гелиос-М» еще в конце восьмидесятых. Я с ним работала начиная с девяностого года. Первая «Ге-» в названии означала «генетику», второй слог, «ли-» – Лихолетов. Третий, «-ос» – еще один его друг, Остальский, талантливейший человек, с которым мой босс разругался в девяносто втором как раз по поводу этичности исследований. Когда я пришла в компанию, полным ходом велись эксперименты. Как положено у биологов-генетиков, сначала на дрозофилах, потом на собаках, затем на обезьянках. И к середине девяностых мои руководители накопили очень большой материал, а в некоторых направлениях оказались впереди всех в мире. Они были крайне талантливые, амбициозные и трудолюбивые люди. Могли из лаборатории сутками не выходить. У моего непосредственного начальника, Лихолетова, к тому же оказались прекрасные способности к саморекламе и, как тогда стали говорить, пиару. Он сумел выйти на самых богатых людей страны и получить от них прекрасное финансирование. Короче говоря, в середине девяностых они перешли к опытам на людях.
– На людях? Поразительно! Но ведь любые генетические эксперименты на людях, насколько я знаю, запрещены.
– А вы вспомните девяностые, – горько усмехнулась Бочарова. – Чего только запрещенного в те годы не творилось! Разумеется, все, что в «Гелиосе» происходило, держалось в строжайшей тайне. Может, вы помните те времена – пятнадцать лет назад как раз шумиха началась по поводу клонов. Овечка Долли и тому подобные генетические эксперименты. Потом оказалось, что клоны нежизнестойки – да и вообще их смысл и значение малопонятны. А Лихолетов предложил иное. В точности со всею строгостью я вам его идею не передам – все-таки годы прошли, да и образование у меня не то. Он объяснял свою работу просто и образно, однако прибегал к химико-биологической терминологии, которую я, к сожалению, успела позабыть. Поэтому расскажу суть своими словами, как помню. Лихолетов представлял процедуру как своего рода прививку. Дескать, берется ДНК-материал у одного из известнейших, талантливейших людей: живых ли, умерших. А затем этот генетический материал вживляется сразу после оплодотворения в материнский эмбрион. Наиболее сильные участки ДНК-донора как бы побеждают и вытесняют материнскую ДНК. В итоге суррогатная мать рожает ребеночка, который не является точной копией донора, однако его наследственный код в некоторых своих частях идентичен коду донора. Еще со времен опытов на обезьянах и собаках Лихолетов установил, что лучше всего закрепляются в наследнике ряды генов, отвечающие за самые простые, базовые свойства донора. Например, агрессивность, быстрота реакции, стартовая скорость. Где-то с девяносто четвертого начали эксперименты на людях. Причем в первой серии опытов в качестве доноров ДНК выступали сам Лихолетов и его друзья. Предлагали и мне – я отказалась наотрез. Привлекли также к сбору ДНК богатых и видных людей того времени – к примеру, высокого чиновника Ч-а, генерала Л-я. Опыты удались. Анализ генетического материала вновь родившихся младенцев показал: они не являются точными копиями доноров, но целый ряд свойств тех людей, что передали им свой код, они унаследовали. И тогда мой босс приступил к осуществлению новой программы. Он решил брать наследственный материал от умерших. У тех, кто совершенно очевидно зарекомендовал себя в самых различных направлениях человеческой деятельности.
– Брать у умерших! – воскликнула Варя. – Это как? Могилы вскрывать, что ли?
– Да, – безыскусно кивнула Галина Яковлевна. – Согласитесь, что в ряду противоправных действий, которые творил Лихолетов, надругательство над могилами – не самая тяжелая статья.
– А чем и как закончилась деятельность «Гелиоса» и Лихолетова?
– Увы, банально. Из-за элементарной нехватки денег. Сразу после того, как случился кризис девяносто восьмого года, едва ли не все олигархи под самыми разными предлогами стали избегать финансирования наших исследований. Пришлось уволить большинство сотрудников. Я держалась до последнего, вскоре Лихолетов объявил о ликвидации компании, пришлось распродать практически всю дорогую аппаратуру. А потом мой сын – он уехал в Америку еще в конце восьмидесятых – предложил мне переехать сюда к нему, внуков нянчить. Возраст у меня был пенсионный, и я приняла трудное решение оставить работу и уехать сюда. А вскоре я узнала, что не стало самого Лихолетова. Не знаю, продолжил ли кто-то его дело. Мой бывший босс принципиально не публиковал никаких результатов собственных исследований, свои главные идеи и ноу-хау держал в строжайшем секрете от всех.
– Понятно. А если вернуться в год девяносто восьмой? Вы помните такого мальчика – Игоря? Он был в итоге усыновлен мамой по фамилии Сырцова. Он участвовал в вашей программе по улучшению биологического кода?
– Мальчика этого помню прекрасно. Да, он участвовал в том эксперименте. Можно сказать, один из самых успешных плодов.
– Так от кого же из умерших, – нетерпеливо воскликнула Варя, – взяли для него генетический материал?
