Глава 6
Верона
Катя и Ленчик оглянулись в ту сторону, откуда раздавался голос.
У входа в подземелье стояла давешняя реставраторша. Свои увеличительные очки-маску она сняла, а руки держала в карманах белого халата.
– Господа, вы русские. И что-то здесь ищете, – сказала она утвердительным тоном. Говорила художница на языке Пушкина без малейшего акцента.
– Да, мы русские. И что? – выпалил Лелик, прежде чем Катя успела строго вымолвить:
– А какое, собственно, вам до этого дело?
– У меня есть инструкции относительно молодого человека из России, который будет что-то искать в склепе.
– Какие еще инструкции? – нахмурилась Катерина.
– Назовите ваше имя, фамилию, место жительства и учебы, – обратилась девушка к Лене, совершенно игнорируя Катю.
– И чего дальше?
– Если ответ будет правильным, – холодно отрезала реставраторша, – я вам кое-что передам.
– Ну, хорошо, – дернул плечом юноша. – Меня зовут Леонид Коноплев, я проживаю в Москве, на Касимовской улице, а учусь в Бауманке – так, если вы в курсе, Технический университет имени Баумана называют.
Девушка вытащила из кармана клочок бумаги и сверилась с ним.
– Все совпадает, – проговорила она. – В таком случае получите.
И, не сходя с места, протянула Лене руку с зажатыми в ней предметами. Ленчик бросился к реставраторше, схватил то, что она дала, и застыл, рассматривая посылку. Девушка в белом халате, не попрощавшись и не проронив более ни единого слова, развернулась и исчезла.
– Что она тебе дала? – нетерпеливо спросила Катя.
Леня сбежал по лесенке назад в подвал и показал Кате два предмета: кредитную карточку и карманный компьютер. Кредитку Ленчик немедленно вручил Катерине, а сам набросился на микрокомпьютер – причем в глазах его сиял нескрываемый фанатизм.
Катя осмотрела кредитку. Обыкновенная «Виза», выпущенная итальянским банком, и на фамилию какой-то Наталии Мальдини. Непонятно, при чем здесь они? Катя пожала плечами.
А Ленчик тем временем включил компьютерчик. Катя заглянула ему через плечо. В памяти машины имелся лишь один файл, безыскусно названный кириллицей: «От Антона». Ленчик стремительно открыл его. На экранчике послушно высветился текст:
Чувак, раз ты читаешь этот файл – значит, добрался сюда, в гробницу Ромео (и Джульетты), и это хорошо. Ты, наверно, меня материшь, что я гоняю тебя, вроде бы неизвестно зачем, по Европе. Не злись. Я просто запутываю следы – чтобы ты, чувак, до цели дошел, а другие претенденты на сокровище – нет. ОК?
Тут я подумал, шо, of course, для путешествий нужен баблос, поэтому решил тебе его подкинуть. Наташка Мальдини должна была передать тебе кредитку. (Если не передала, догони ее и струси!) Деньги эти – мои, я отправил их ей электронным переводом. И я дарю их тебе – то есть нет, не так, не дарю, а спонсирую твое путешествие. Так как карта – на имя Натальи, ты, конечно, не сможешь рассчитываться ею в ресторанах, гостиницах, яхт– и гольф-клубах. Однако брать кэш в банкоматах – это без проблем.
«Но я не знаю ПИН-кода!» – воскликнешь ты и будешь прав. Правильно, не знаешь. Пока не знаешь. Но ты – получишь его, если решишь одну простенькую задачку.
Кстати. Полученный тобой ответ является одновременно паролем доступа к следующей части моего послания.
Итак,
ЗАДАЧА.
Один физик ехал на велосипеде по мосту со скоростью 18 километров в час. Масса чувака (вместе с великом) составляет 65 килограммов. Длина моста – один километр. Ширина – 30 метров. Высота – 75 метров.
Вдруг мужик навернулся и упал. Встал, отряхнулся, осмотрел велосипед и говорит: «Хорошо, что пополам».
Вопрос: что – пополам?
– Хм, – усмехнулся Ленчик. – Питоха стал задавать загадки в прозе. По-моему, это хороший знак.
– Н-да? – скептически протянула Катерина. – А по-моему, в прозе он несет еще больший бред, чем в стихах.
– Ну не скажи, – рассеянно откликнулся Лелик и немедленно принялся вычислять что-то на компьютере. При этом он бормотал про себя: – Переводим в систему СИ… Умножаем… Делим…
– Что ты там считаешь? – усмехнулась Катя. – Массо-скорость моста узнаешь?
Лелик проигнорировал ее реплику и вдруг выкрикнул:
– Есть! – И снова вернулся к файлу «От Антона».
Дальше в нем имелась плашка:
Введите ответ:
****
Юноша вбил на месте звездочек четыре цифры. Затаил дыхание. Компьютер помолчал-помолчал и выплюнул резюме:
Ответ неправильный!
– Ха-ха, – сказала Катя.
Ленчик метнул на нее уничтожающий взгляд и пробормотал:
– А если так?
Он вписал на заданные места новые четыре цифры. И тут на экранчике вспыхнула новая плашка:
Ответ правильный!
Поздравляю!
Вы перешли на следующий уровень!
– О, я – велик! – воздел обе руки довольный донельзя Лелик. – Да! Да! Я – гений! – И снова схватился за компьютерчик: – Пра-адалжаем наши упр-ражнения!
– Стоп, Лелик! – дернула его за рукав заинтригованная Катерина. – А ну-ка, расскажи, как ты решил эту бредовую задачу. Какие еще, прости господи, «пополам»?
Ленчик, с видом одновременно снисходительным и нетерпеливым, повернулся к ней:
– Ключевое слово в задачке: по мосту ехал не просто мужик, а физик. А у физиков-математиков знаешь какое мышление извращенное!..
– Да уж знаю, глядя на тебя, – усмехнулась Катя.
– Не язви, а то рассказывать не буду, – нахмурился Ленчик. – Так вот, физик, говоря, что «хорошо, что пополам», имел в виду формулу кинетической энергии. А кинетическая энергия, как известно всем, кто закончил хотя бы девять классов средней школы, равняется… – И он с помощью железного карандашика быстро начертал на экранчике компьютера формулу:
E= MV²/2
И возгласил:
– Кинетическая энергия тела равна произведению массы тела на квадрат его скорости, деленная на два – то есть пополам. Так что если б ее не делили пополам, наш физик навернулся бы ровно в два раза сильнее. Пожалуй, и сам покалечился бы, и велосипед свой разгрохал. Вот он и радовался, что пополам!..
– Бред какой-то, – вполголоса прошептала Катя.
Но Ленчик расхохотался:
– А мы, математики-физики-компьютерщики, как ты совершенно верно заметила, все слегка со сдвигом… Итак, ответ в задаче: «кинетическая энергия». Но так как ПИН-код состоит не из слов, а из цифр, требуется определить, чему в данном случае равна кинетическая энергия тела, то есть велосипедиста. Ну, это – дело техники. Переводим скорость в систему СИ, получаем пять метров в секунду. Затем подставляем в формулу кинетической энергии скорость чувака и его массу – шестьдесят пять кило. Возводим в квадрат, перемножаем, делим. У нас выходит: кинетическая энергия равна 812 с половиной джоулей. Но ПИН-код состоит из четырех цифр. Значит, вот и вбиваем: 812 с половиной, то есть, если отбросить запятую: 8125… И, как видишь, все сошлось. Вуаля!
– Ленчик, – задушевно спросила Катя, – признайся честно: ты раньше слышал про эту задачку?
– Нет, первый раз вижу, – быстро ответил племянник, – все дело в моем исключительном интеллекте и мегасообразительности.
Однако по тому, как метнулись глазки юноши, Катя поняла, что, конечно, он задачку эту знал. Может, они ее с тем же Тохой когда-то решали. Но, тем не менее, пришлось сознаться: придумано умно. Потому что ни она, ни кто-нибудь другой из ее гуманитарного круга в жизни не нашли бы правильный ответ. И тем паче не решили б задачу-подколку какие-нибудь бритые гориллы.
Что ж, похоже, система разнообразных ключей, которые Антон оставил для тех, кто хочет добраться до его тайны, себя оправдывала. Пока оправдывала. Но сколько прикажете им с Ленчиком бегать, прежде чем они найдут искомое?!
Ответ на вопрос, сколько еще бегать, немедленно появился на экране карманного компьютера. Он, кажется, свидетельствовал о том, что долго, еще очень долго… Потому что им опять явились стихи. И, на вкус Катерины, весьма графоманистые:
Ты, Леня, шустрый молодец,
Но ждет тебя другая цель:
«ОНА» по-прежнему «ОНА»,
Но «ВЕРЬ» смени
На «БАРС» и «ЕЛЬ»,
Немного отвердя конец.
– Н-да, – оторопело пробормотал Ленчик. – Загадка имени господина Синицкого. «Мой первый слог на дне морском, на дне морском второй мой слог».
– Зато какая высокая поэзия! – насмешливо отозвалась Катя. – Особенно последняя строчка: «Немного отвердя конец». Бунин отдыхает.
– Что ж, надо понять, в чем тут дело. – Ленчик беспомощно глянул на Катерину.
– А что тут понимать! Тебя же просят: «Отверди конец». Вот и отверждай.
– В каком это смысле? – осторожно поинтересовался юноша.
– Ох уж эти мне мальчишки! – вздохнула Катя. – Во всем вам сексуальный подтекст видится. Даже в шедеврах мировой литературы.
– А что? – туповато уставился на нее Ленчик. – Тут снова намек на какого-нибудь Шекспира? Я ничего подобного не читал.
– И не мог читать! Это обыкновенная шарада, причем довольно плохенькая.
– Ой, тетенька, а может, ты ее и разгадать сможешь? – вкрадчиво поинтересовался Ленчик.
– Запросто, – лихо ответствовала Катя. – Смотри. Берем выделенные твоим писучим другом слоги и, как он велел, отверждаем. То есть, тьфу, убираем из них мягкие знаки. Что получается?
– Н-н-ну… – протянул по-прежнему не въезжающий в тему Ленчик.
– Получается, – назидательно, по-учительски проговорила Катя, – к примеру, не «ВЕРЬ», а «ВЕР». К тому же твой товарищ намекает, что «ОНА» – по-прежнему «ОНА». То есть, в данном контексте, конечно, не «ОНА», а, с ударением на первом слоге, «’ОНА». Приставим «ВЕР» к «’ОНЕ» – что получится?
– Верона, – пробормотал юный математик.
– Правильно! Мы с тобой находимся в Вероне. Но нас, по утверждению твоего Тохи, ждет другая цель. Какая же? Будем отверждать слоги твоего друга дальше. И что выходит? Не «ЕЛЬ», а «ЕЛ». Ну, в «БАРСЕ» отверждать нечего. «Барс» – он и так твердый… А «’ОНА» остается без изменений. Если сложить три слога – что получается вместе?
– Она…ел…барс…– растерянно протянул по слогам студент.
– Эх ты, компьютерщик! Тебе бы только кинетическую энергию пополам делить! Тупыч! Не «она-ел-барс», а «барс-ел-она»! То есть Барселона.
– Как же я сам-то не догадался! – схватился за голову Лелик. – Действительно, Барселона! – А потом воздел руки к небесам – точнее, к низкому своду подвала: – Ура, мы едем в Барселону!
– Погоди, племянничек, погоди, – охолонила юношу Катя. – Зачем – в Барселону? К кому – в Барселону?
– Как «зачем»? – немедленно разгорячился Леня. – Нам же надо довести дело до конца! Выполнить свою миссию!.. А в Барселоне, я прекрасно помню, живет еще одна клиентка брачного агентства. И, я уверен, она тоже получила от Антона какую-нибудь наводку!..
– Вот ты сначала позвони ей и выясни, действительно ли она что-то получила, – а потом уж в Барселону собирайся.
– И позвоню, и выясню. И поеду, – пробормотал Лелик. – Деньги у меня теперь есть.
– А насчет денег тоже еще сначала надо узнать – есть ли они на карте, – рассудительно произнесла Катя. – Или это очередная шуточка из репертуара твоего друга.
– А что, и выясним, как не фиг делать…
Увлеченные разгадыванием шарад, спутники не обращали внимания, что творится вокруг них, – и тут им обоим вдруг послышался шум за дверью: какой-то легкий ветерок, шумок, перестук удаляющихся туфель.
Не сговариваясь, Леня и Катя бросились к выходу из подвала. Тяжелая железная дверь медленно закрывалась перед самым их носом. Однако юноша успел, ткнул в нее плечом – и дверь пошла в обратную сторону.
Леня выскочил в коридор. Где-то в самом его конце мелькнула белая тень – и скрылась за поворотом. Ленчик бросился следом.
Катя побежала тоже, но – из-за каблуков и, чего греха таить, не столь юного, как у племянника, возраста – подотстала. Впрочем, если козырями молодого человека были напор и натиск, то ее сила заключалась в мудрости и осмотрительности. Поэтому она не просто пробегала пустынными залами музея мимо сатиров, князей, мучеников – но и внимательно осматривала помещения и тыкалась в двери «для персонала» (сплошь запертые). Но Кате никто не встретился. А когда она проходила постамент, на котором в прошлый их проход русская реставраторша восстанавливала картину, – оказалось, что лампы рядом с ним погашены и никаких следов белохалатной труженицы не наблюдается. Так что, похоже, никого, кроме нее самой и по-гиппопотамьи топочущего где-то впереди племянника, в музее не было.
Наконец, Катя вышла к пустынному гардеробу, где запыхавшийся Ленчик уже пытал лысо-усатого привратника.
– В музее еще кто-нибудь есть? – выспрашивал он у него по-английски.
– Ноу, ноубоди из хиар! – тряс головой гардеробщик.
– А где реставраторша? Русская?
– Я не знать! – на ломаном английском отвечал страж Джульеттиной гробницы.
– Но она здесь, в музее? Или уходить? – Лелик сам незаметно перескочил на «пиджин инглиш».
– Уходить, уходить! – замахал руками привратник. – Давно уходить!
– А кто сейчас бродил здесь по коридорам?
– Я не знать! Никто не бродить!
– Лелик, оставь его, – устало бросила Катя по-русски. – Видишь же: он ни фига не знает. Или придуривается.
– Да он с ней в сговоре! – азартно крикнул Ленчик.
– Ну и что теперь? – рассудительно возразила Катерина. – Ты пытать его будешь?
И Лелику ничего не оставалось, как отстать от привратника. Они получили в гардеробе свои одинокие вещи и покинули музей.
Верона. 11 марта, 16.55. Катя и Ленчик
Скорым шагом путники миновали неприятный райончик, где деятелям из веронского муниципалитета вздумалось организовать «гробницу Джульетты». Довольно быстро они оказались на той самой оживленной площади, где возвышались величественные стены древнего амфитеатра. Здесь отстаивались туристские автобусы, по всем направлениям следовали группы горластых американцев и невозмутимых японцев, работали кафе под открытым небом – словом, кипела центровая жизнь во всех ее проявлениях.
Лелик, оказавшись на пьяцца Бра, первым делом ринулся к банкомату. Вставив в щель полученную от реставраторши кредитку, он, затаив дыхание, ввел ПИН-код. Автомат невозмутимо подтвердил пароль и запросил, какого рода операцию собирается производить картодержатель.
– Ха! – вскинул победно руку Лелик и тыкнул пальцем в интерактивный экран: «Хочу снять наличные».
«Выберите сумму», – равнодушно предложил банкомат.
«Одна тысяча евро», – заказал Леня и снова весь напрягся: неужели сработает?
«Минуточку…» – высветил плашку агрегат, а потом вдруг со сдержанным шипением принялся выплевывать банкноты.
Леня вытащил их из прорези – и не мог поверить своим глазам. Еще вчера он был гол как сокол, нищ как студент (кем он, в сущности, и являлся) – а теперь у него в руках оказалось целое состояние: десять новеньких зелененьких стоевровых банкнот!
– Аллилуйя! – воскликнул юноша. – Благодарю вас, о великие Будда, Аллах и Иисус, что дали мне этот кэш!
Затем он проворно свернул купюры в трубочку и засунул в свой рюкзачок – только Катя их и видела.
– Да, я богат! – с пафосом произнес Леня. – Теперь я богат! Но вот хотелось бы мне знать: богат – до какой степени?
И он запросил банкомат о состоянии «своего» счета.
Механизм равнодушно сообщил ему, что на счету осталось четыре тысячи евро.
– Негусто, – с ноткой разочарования протянул Леня. – Питоха мог бы и побольше налика подкинуть. А то бегай тут по всей Европе за его суперпрограммой за гроши.
– Наглый ты, Лелик, – констатировала Катя. – На тебя халява сыплется, а ты еще сетуешь, что она нежирная. Лопай, что дают!
– Ладно, – махнул Леня. – Теперь вопрос: где здесь ближайший телефон-автомат?
– А куда ты собрался звонить?
– Как – куда? В Барселону. Следующей клиентке агентства «Замуж невтерпеж». Ее телефончик у меня при себе. – Юноша выразительно похлопал по своей поясной сумке.
– Ты что, собираешься туда ехать?
– Естественно. И прямо сегодня.
– Не слишком ли круто забираешь? Вчера – Венеция, сегодня – Верона, завтра – Барселона… Может, передохнем?
– Знаешь, тетенька, – с исключительной наглостью ответствовал Ленчик, – если ты устала или у тебя, к примеру, матримониальные планы на сегодняшний вечер – ты можешь и остаться. Теперь, с деньгами, я и один справлюсь.
Это была уже не просто наглость, но наглость неприкрытая, и ее Катерина терпеть не собиралась. К тому же и опыт борьбы с наглецами накоплен немалый – работа доцента Калашниковой процентов на двадцать состояла в том, чтобы осаживать нахальных молодых людей и девиц.
– Значит, так, – сказала она исключительно ледяным тоном. – Мои матримониальные планы – как на сегодняшний вечер, так по жизни вообще – никого, кроме меня, не касаются, и обсуждать я их ни с кем не намерена. Это – раз. Два: если ты дальше собираешься путешествовать в одиночку, то для начала я попрошу компенсировать мне все затраты, которые я понесла на твой вывоз в Европу, а также упущенную выгоду от занятий с учениками, от которых я ради тебя отказалась. И три: ты должен немедленно позвонить в Москву маме и спросить у нее, отпускает ли она тебя дальше в одиночное плавание.
Юноша во время этой отповеди мрачнел и сдувался прямо на глазах, а когда Катя закончила, он, натурально, бухнулся перед ней на одно колено – на глазах всей площади, – схватил ее ручку, поцеловал и пробормотал:
– Ну, прости меня, тетечка! Брякнул, не подумавши! Я просто очень хотел, чтобы мы поехали дальше, вот и зарвался… Но я, конечно, хочу, чтобы дальше мы поехали вместе. И побыстрей, лучше прямо сегодня. Не сердись на меня. Ну, прости, пожалуйста! Мир?
Он так умилительно заглядывал ей в глаза, что Катя не выдержала, улыбнулась и, пытаясь оставаться строгой, сказала:
– Мир будет, когда ты поведешь меня в кафе и, раз уж теперь богат, угостишь всем, чего бы я ни захотела.
– Идет! – вскричал юноша и вскочил с колен.
Одной рукой отряхивая коленку, а другой – схватив Катю за плечи, он повлек ее в сторону близлежащего заведения.
В кафе Катя заказала только «кампари» и эспрессо – не разорять же, в самом деле, племянника. К тому же ей (или им обоим?) сегодня еще предстояло свидание с синьором Брасселини, и Катя надеялась, что он, как и вчера в Венеции, поведет ее (их?) куда-нибудь ужинать.
Ленчик одним глотком выпил итальянский эспрессо (крохотный и до чрезвычайности крепкий) и теперь вертелся на стуле, нетерпеливо посматривая по сторонам.
Катя, неторопливо наслаждаясь «кампари», сделала племяннику замечание:
– Раз пригласил девушку в кафе – не вертись, а веди светскую беседу. Развлекай даму.
Вдруг выражение лица Ленчика переменилось. Глаза застыли, корпус подался вперед. На площади он увидел что-то (или кого-то). И пока Катя оглядывалась, что же он там узрел, племянник вскочил, опрокинув плетеный стул, и понесся с криком:
– Юкико! Юкико!
Тетка видела, как он стремительно ввинтился в толпу, сгущавшуюся в устье виа Мадзини, и исчез в ней.
«Когда вернется, – мстительно подумала Катя, – я ему все припомню! Все его намеки на мои «матримониальные планы» – в то время, как он сам одну девушку в кафе приглашает, а за другой – бегает».
* * *
Сперва Ленчик не сомневался, что это Юкико. Она шествовала в группе японских туристов от Арены к торговой улочке. Но она не замечала его и не реагировала на его крики. Правда, может, он обознался – он видел девушку только со спины. Но, с другой стороны, кому, как не ему, знать это хрупкое тело под курткой-дутиком, жгуче-черные волосы, заложенные за ушки, и стройные ножки в джинсах?
В начале виа Мадзини, куда дружно удалялись японцы, толпа уплотнялась. Вливаясь с широченной площади на узенькую улицу, люди невольно замедляли шаг. По самой виа Мадзини народ шел тесно – едва ли не плечом к плечу. Леня попытался было идти быстрее потока. Он пробирался мимо пешеходов, толкая их и непрерывно роняя «скузи» да «сорри», но продвинуться вперед не очень-то получалось – люди шли плотно, словно в московской подземке, застывали у витрин, входили и выходили из магазинов… А самое главное – он потерял Юкико (или девушку, очень на нее похожую) из вида. Леня уже не различал ее за толпой – и понял, что, как ни старайся, он вряд ли ее догонит. Только и оставалось, что в отчаянии выкрикнуть на всю Верону:
– Юкико! Юкико!
Окружавшие его люди шарахнулись – но впереди, в мерно текущей толпе, так никто и не остановился, не оглянулся, не бросился к нему…
Леня понял, что дальнейшая погоня бесполезна. По инерции он прошел вместе с людским потоком еще метров двадцать и остановился у очередной витрины. Его внимание привлекла вывеска «Tabaсchi».
Он вошел в магазинчик. Здесь, помимо анонсированного табака, продавались тысячи других полезных вещей: газеты, питьевая вода, сувениры (вовсю эксплуатирующие тему Вероны как родины Ромео и Джульетты)… Леонид купил у «табачника» телефонную карту номиналом в шесть евро.
Через минуту он уже входил в будку телефона-автомата. Набрал, сверяясь по своим московским записям, телефон в Барселоне. Леня звонил единственной клиентке конторы «Уж замуж», проживающей в столице Каталонии. Щелкая кнопками, он старался не терять из вида улицу: вдруг Юкико (если это, конечно, была она) вздумает пойти по виа Мадзини назад.
В трубке ему ответил густой мужской голос. По счастью, мужчина говорил по-английски.
Ленчик попросил подозвать к аппарату Елену Выхохулеву-Санчес-Эшли (именно так, тройной фамилией, звали теперь гражданку, вышедшую замуж по протекции московского агентства).
– Она сейчас отсутствует в городе, – отвечал бархатный голос.
Сердце у Ленчика упало.
– Что я могу ей передать? – продолжил приятный баритон с английским аристократическим выговором.
– Простите, а когда она вернется? – ответил вопросом на вопрос Леонид.
– Не скоро. – Мужчина на другом конце провода замялся. – Боюсь, что очень не скоро. Не соблаговолили бы вы представиться?
Леня готов был поклясться, что голос, доносящийся до него из Барселоны, принадлежит не просто натуральному англичанину, а одному из тех, что воспитываются в закрытой частной школе, получают образование в Оксфорде, а проживают в Челси. Юноша постарался, чтобы его английский звучал как можно более натурально (а не по-американски или, не дай бог, по-эмигрантски). Кажется, ему это удалось – спасибо старой преподше, воспитавшей его на Диккенсе.
– Это вас беспокоит представитель русской фирмы, с коей госпожа Выхохулева-Санчес-Эшли состояла в переписке. Меня зовут Леонид, или Лео, и я хотел бы осведомиться…
– В переписке? – довольно невежливо перебил англичанин. – О чем?
– Н-ну, – замялся Ленчик, – мы переписываемся в основном об… Об искусстве. Да, об искусстве. О современном и старом. О Шекспире, знаете ли, Микеланджело, Леонардо да Винчи…
– Да Винчи? – вскричал на противоположном конце провода англичанин. – Вы говорите «да Винчи»?! Ни слова больше! Вы – Леонид? Леонид из России? Лео?
– Ну, если хотите – Лео…
– Да, Лео, да! У меня имеется для вас информация. Очень важная информация! Лично для вас!
– Прекрасно, – протянул Леня, слегка опешивший от столь бурной реакции собеседника, – а не могу я осведомиться, с кем имею честь…
– Меня зовут Джон Эшли. Сэр Джон Эшли, если угодно. Но для вас, Леонид, я – Джон. Да, да, Лео, называйте меня просто Джоном!
– Спасибо, сэр…
– Джон, Джон, для вас я просто Джон!.. Лео, вам следует приехать ко мне в Барселону! Приехать так быстро, как только сможете! У меня есть для вас очень важные данные, и я хотел бы сообщить их вам непосредственно с глазу на глаз.
– А вы… – Ленчик сделал слабую попытку уточнить диспозицию. – Вы, или, может быть, госпожа Санчес-Эшли получили эту информацию по электронной почте?
– Это совершенно неважно, по каким каналам мы ее получили, и смею заметить, это абсолютно не телефонный разговор, – прервал его англичанин. – Приезжайте, Лео, и вы все узнаете. И я уверяю вас, что совершенно не пожалеете. Знаете ли вы мой адрес?
– Барселона, улица Оспитале, двенадцать? – сверился со своими записями Ленчик.
– Совершенно верно! Совершенно! – вскричал экзальтированный сын Альбиона. – Когда вы сможете быть здесь? Сегодня? Завтра?
– Я постараюсь как можно скорее, – пробормотал совершенно сбитый с толку Ленчик.
– Жду! С нетерпением жду вас!
Повесив трубку, Леня пару минут ошарашенно простоял в телефонной будке – даже головой потряс. А потом, сверяясь с записью в своей мобиле, набрал другой номер. Ответили ему быстро, словно ждали его звонка.
– Хеллоу, – пропел девичий голос.
– Юкико, это я, Реня.
– Рада тебя слышать, Реня, – голос девушки звучал вежливо-нейтрально. Словно бы не она бросалась сегодня утром ему на шею на венецианской пристани, омывая его щеки слезами.
– Как поживаешь, Юкико? Что делаешь?
Слышимость была великолепная, и Леня напряженно вслушивался в тот фон, на котором звучал голос девушки. Доносился посвист ветра, стук ног по мостовой, гомон разноязыкой толпы. Она могла быть где угодно, в любом туристическом центре на свете. В том числе и в Вероне.
– Сегодня мы осмотрели Санта-Мария делла Салюте и картинную галерею Академии, – нейтральным тоном доложила японочка. – Завтра выезжаем во Флоренцию, а затем в Рим.
– Рад за вас. – В Ленином голосе тоже поубавилось теплоты: какого, спрашивается, черта девчонка с ним столь холодна? И это после того, как он миллион народу растолкал, потому что думал, что увидел ее здесь, в Вероне!
Тут в трубке послышалось бряканье колоколов: похоже, звонили к обедне. Леня прислушался: тут, в Вероне, колокола не звучали. Значит, он обознался. Девушки в городе нет. Она, скорее всего, и правда в Венеции.
– А как ты, Реня? – почти равнодушно спросила Юкико.
– Нормально. У меня все нормально. Я тебе еще позвоню.
И он бросил трубку.
А потом, чертыхаясь, раскрыл телефонный справочник. На второй странице нашел искомое и нащелкал третий на сегодня – и, как он надеялся, последний – телефон.
* * *
Катя допивала уже третий кампари, когда, наконец, явился племянник.
– Лелик, где ты ходишь, – капризно проговорила она. – Я уже тут вся замерзла… Ну что, настиг ты свою японскую любовь?
– Не настиг. Обознался, – сквозь зубы бросил раздосадованный Лелик.
– Давай расплачивайся, и пошли.
– Как?! Ты еще не заплатила?
– Ах ты, поросенок. – Она сделала вид, что хочет влепить ему подзатыльник.
– Шучу-шучу, – немедленно пошел на попятную племянник. Знаком попросил официанта принести счет. И немедленно бухнул: – А мы с тобой летим в Барселону.
– И когда же? – скептически прищурилась Катя.
– Я позвонил в аэропорт и забронировал два билета. Завтра в шесть сорок мы стартуем из здешнего аэропорта в Рим. Там пересадка, и в пол-одиннадцатого – мы уже в Барселоне. Извини, раньше рейсов не было.
Реакция Кати, верно, оказалась бы куда более резкой, когда б в ее желудке не плескалось уже три кампари.
– Что же мы будем делать в Вероне до шести утра? – только и спросила она.
– Н-ну, – юмористически прищурился Ленчик, – тебе-то будет чем заняться – ведь у тебя свидание с синьором Брасселини.
– Прекрати свои пошлые намеки, – нахмурилась Катя, покуда Ленчик рассчитывался с официантом.
…Леня, словно принц крови, оставил на чай целых три евро. Официант долго и растроганно благодарил юношу, при этом думая: «Эти русские совсем сумасшедшие – никакой цены деньгам не знают…»
* * *
Во второй раз за день (а Ленчик – вообще в четвертый) они прошли по оживленнейшей виа Мадзини. Опрятный магазинчик синьора Брасселини был уже закрыт, фрачная публика за витринами рассосалась. Прочие лавки тоже оказались заперты или уже закрывались. Катя с тоской посматривала на витрины. Подумать только, побывать в Италии, столице моды, – и так себе ничего и не купить! А завтра их уже здесь не будет – Лелик тащит ее – с ума сойти! – в Испанию, в Барселону.
Словно подслушав ее мысли, юноша пробурчал:
– Ничего, в Барселоне отоварка еще лучше. И дешевле все намного.
– Слушай, забудь ты это ужасное слово! – цыкнула на племянника Катя.
– А что в отоварке ужасного? – изумился племянник.
– Да то! ОТОВАРИВАЮТСЯ – на рынке. А в Италии – НАСЛАЖДАЮТСЯ. А я из-за тебя даже колготок здесь не купила… И вообще, – Катя нахмурилась, – скачем с тобой как блохи, ничего толком даже рассмотреть не успеваем.
Хотя, откровенно признать, ее тоже постепенно начало захватывать их большое приключение – водоворот городов, лиц, загадок…
Постепенно толпа на виа Мадзини становилась менее густой – зато в кафе, в том числе в знакомом им «русском» под названием «М27», явно прибавилось посетителей.
Наконец они, впервые за день, дошли до противоположной оконечности виа Мадзини и обнаружили там искомую пьяцца делла Эрбе, где ожидалось свидание с господином Брасселини. Площадь оказалась прелестной: вытянутый в длину прямоугольник замыкали крашенные во все цвета радуги средневековые дома. За столиками прямо на площади сидели, игнорируя вечернюю прохладу, многочисленные веронцы и гости города: большинство спасалось под открытым небом от недавно вступившего в силу декрета о запрете на курение везде и всюду, включая рестораны и кафе. Посреди площади, один за другим, возвышалось несколько уютных памятников. У каждого из них роилась молодежь.
У одного из памятников – фонтанчика с древнеримской женщиной – Катя с Ленчиком приметили синьора Брасселини. Он уже успел где-то переодеться – скинул свой дневной смокинг, однако выглядел по-прежнему элегантно: черное пальто нараспашку, зеленоватый свитер и идеальные стрелки на идеальных брюках. Об обуви и говорить нечего: похоже, каждую пару модный обувщик если не тачал себе собственными руками, то ее, по крайней мере, изготавливали по мерке его ноги.
– Буэна сера, синьор Брасселини, – лукаво улыбаясь, подала ему руку Катя. Три только что выпитых кампари придавали ей вдохновения.
– Буэна сера, синьорина, вы по-прежнему прекрасны. – Паоло задержал ее ладонь в своей теплой руке, а затем, поклонившись, во французской манере поцеловал ее. Чего греха таить, было это весьма приятно, даже что-то вроде истомы разлилось вдоль позвоночника Кати. Но вот Паоло уже выпустил (жаль!) ее руку и со всей серьезностью поздоровался с племянником по-английски: – Добрый вечер, молодой человек.
– О нашей с вами встрече на борту «вапоретто», – со всей своей английской изысканностью отвечал юноша, – я сохранил самые теплые воспоминания.
– О, какой у вас блестящий английский! – пробормотал миланский модник – причем не покровительственно, а с некоторой даже завистью.
Когда с ритуальными комплиментами было покончено, Брасселини промолвил:
– Давайте я покажу вам площадь, а затем мы все вместе отправимся обедать. Вы не против?
Ленчик за спиной синьора сделал Кате одобрительную гримасу: мол, пообедать никогда не помешает.
– Замечательно! – воскликнула Катя.
– Смотрите: фонтан, у которого мы встретились, насчитывает без малого пять веков. А эта печальная девушка, украшающая его, происхождение свое ведет из Древнего Рима, ее называют «Веронской мадонной»…
Они прошли метров пятьдесят по центру площади. На синьора Брасселини обращали внимание многие девушки – впрочем, как и многие молодые люди на Катю, – и это, взятое вместе, означало, что жизнь прекрасна.
Другой памятник представлял собой железный столб с привязанными к нему ручными и ножными кандалами.
– А это так называемая берлина. Сюда, к этому столбу, в Средние века привязывали осужденных преступников – а затем чернь закидывала их гнилыми фруктами.
– Что за средневековая дикость! – громко возмутилась Катя. Положительно, кампари до сих пор бурлило в ее крови.
– А вот теперь, дорогие Катьюша и Лео, посмотрите направо. Видите, под аркой привешена кость?
– Неужели останки преступника? – юмористически ужаснулась Катя.
– О нет, – со смехом отвечал синьор Брасселини, – это всего-навсего бивень. То ли мамонта, то ли слона. Место так и называется – Арка делла Коста, то есть «арка ребра»… А вот, смотрите, знакомый вам по Венеции вездесущий лев, символизирующий небесного покровителя области Венето (куда и Верона входит) – святого Марка. Ну и, наконец, с другой стороны площади, – Паоло простер руку, – вы видите самую древнюю в городе постройку: то, что осталось от древнеримского форума…
– Умеете вы, итальянцы, сохранять памятники истории и культуры, – с завистью заметила Катя.
– Впрочем, господа, я заговорил вас. Наша экскурсия окончена, мы идем обедать.
* * *
Таверна, куда повел странников синьор Брасселини, оказалась не такой понтовитой, как вчерашний «Харрис-бар»: видимо, обувщик, учтя присутствие Ленчика, решил сэкономить. Впрочем, здесь Кате понравилось больше, чем во всемирно известном венецианском заведении. Веселенькие скатерти на столах, прикольный официант с бритым наголо черепом и в маленьком оранжевом галстучке.
В качестве antipastо синьор Брасселини заказал дыню с пармской ветчиной – «вот увидите, это будет вкусно». «На первое» (il primo – именно таким был порядок в итальянском меню) они выбрали разные виды паст (то есть, попросту говоря, макаронных изделий) с начинками. И, наконец, на второе (il secundo) обувщик посоветовал им заказать vongole veraci, то есть морских ракушек в соусе: «Верона хоть и далеко от Адриатики, но как раз в этом заведении их готовят лучше, чем в любом ресторанчике на самом берегу. И могу дать вам гарантию: еще сегодня утром эти ракушки плавали (или что они там делают?) в Адриатике».
Сдобренный литровым графином домашнего вина («лучшее в городе!»), обед протекал в теплой, непринужденной обстановке. Синьор Брасселини, шутя, раскрывал тайны модельного бизнеса: «У Наоми Кэмпбелл, можете себе представить, така-ая нога, что на одной только коже можно разориться!»
На удивление Кати, Ленчик тоже не сидел букой. Юноша рассказывал, смеялся шуткам, сам шутил – порой и остроумнее синьора. У Кати иногда даже, под воздействием vino della casa, возникало абсолютно ложное, но такое приятное чувство, что мужчины, словно два глухаря на току, соперничают за самку – за нее.
А когда обед подошел к концу, разгулявшийся Ленчик вдруг учудил номер: он ретировался в сторону кухни – и пошептался там о чем-то с официантом в детском галстучке.
Бедный Брасселини, не заметивший маневра юноши, аж в лице переменился, когда попросил счет – а озадаченный официант тихонько сообщил ему, что все оплачено «молодым синьором». Наслаждаясь озадаченным видом обувщика, Леня тихонечко прошептал Кате по-русски:
– У советских собственная гордость.
– Молчи, Ротшильд недоделанный! – было ему ответом. – Лучше б матери кофточку купил!
В первый момент после впечатляющего щелчка по носу богач готов был испепелить Леню своим орлиным взглядом. Впрочем, он довольно быстро нашелся:
– Согласно законам гостеприимства, я просто обязан пригласить вас обоих, – подчеркнул он: мол, хотел бы я пригласить только Катю, но не тебя, Леня, – завтра на ленч.
Катя ни на секунду не сомневалась, что уж теперь-то обувщик позовет их в самый что ни на есть дорогой ресторан Вероны – а может, и всей Италии.
– Не выйдет, – ухмыльнулся Лелик. – Нас завтра здесь уже не будет.
– Где – здесь? – нахмурился Брасселини. – В Вероне?
– И в Вероне, и в Италии вообще.
– Куда же вы направляетесь, могу я узнать?
– Завтра рано-рано утром мы улетаем в Барселону с пересадкой в Риме.
– Хм. – Обувщик на секунду задумался, а потом принял решение: – В таком случае я приглашаю вас прямо сейчас.
– Куда, Паоло? – воскликнула Катя. Она изо всех сил старалась сгладить возникшее между спутниками напряжение. – Мы сыты по горло, а что касается меня, так я уже и пьяна!
– Вы сейчас все увидите. Могу заверить: есть больше не придется, пить тоже.
А через четверть часа они (в очередной раз!) оказались на совершенно опустевшей виа Мадзини, и синьор Брасселини собственноручно поднял стальную штору своего магазинчика.
– Прошу вас! – сказал обувщик, отперев дверь и зажигая в магазине свет.
В бутике не осталось никаких следов дневного торжества – только по стенам сверкали ряды штиблет, босоножек, сапог. Мерцали старинные зеркала, пахли кожей банкетки, на специальных подставках блестели рожки из чистого серебра.
– Я хочу каждому из вас сделать подарок, – объявил господин Брасселини. – Выберите по любой понравившейся вам паре обуви.
«Что ж, неплохо, – подумалось Кате, – хоть Брасселини – это не Феррагамо и не Росси и никому в Москве не известен, но не уезжать же из Италии с пустыми руками!»
Однако когда она подошла к стойке с босоножками и посмотрела одну, другую, третью пару, то воскликнула:
– Паоло! Да здесь все зашкаливает за тысячу евро! Мы не можем принять таких подарков!
– Вы обидите меня, – тихо, но твердо отвечал обувщик, – и, в моем лице, весь гостеприимный итальянский народ.
Леня незаметно для синьора развел руками: что, мол, поделаешь!
– А у вас, простите, кроссовок нет? – наглым тоном поинтересовался он.
– Кроссовок, увы, нет, – серьезно отвечал обувщик. – Но вы, синьор, можете подобрать себе, к примеру, туфли для гольфа.
Что оставалось делать! Катя сначала осторожно, а потом все больше и больше входя во вкус, принялась выбирать себе обновку. Ленчик также погрузился в ряды мужских штиблет у противоположной стены.
Затем наступил черед примерки, и это тоже оказалось чертовски приятно. Дотторе Брасселини, словно простой продавец, опустившись перед Катей на одно колено, помогал ей надевать туфли – и самолично завязывал шнурки, там, где это требовалось, либо застегивал застежки. (Ленчику пришлось обслуживать себя самому.) Сперва Катя смущалась, но потом ей понравилось – тем паче, что обувщик обращался и с обувью, и с ножкой исключительно нежно. Действительно, в высшей степени эротично: дорогой мужчина у ее ног упоенно помогает ей снимать и надевать туфли… Ощущение было таким сладким, что аж потянуло поясницу.
Ей хотелось, чтобы это длилось бесконечно – тем более что и Паоло, кажется, примерка доставляла удовольствие, близкое к сексуальному. Он раскраснелся, его шевелюра растрепалась, глаза горели. Со знанием дела и любовью он обувал ее ножку – а потом рассматривал все новые и новые образцы своего искусства на изящной стопе…
Уже и Ленчик выбрал свой подарок и нетерпеливо поскрипывал им у всех возможных зеркал, и заглянул в дверь полуночный карабинер, привлеченный открытым среди ночи магазином, – и только на сотой, наверно, паре Паоло с Катей остановились.
То были ярко-красные босоножки с застежками в античном стиле и на высокой тонкой шпильке, стоимостью тысяча сто девяносто девять евро.
– Белиссимо! – с усталым облегчением выдохнул Паоло, заставив Катю гордо продефилировать по магазину.
«Ну и пусть непрактично – по московской погоде и суете, – решила Катя. – Зато Валька Лессинг и другие подружки с ума сойдут, когда их увидят. А когда я им расскажу, что это подарок, а также – кто и при каких обстоятельствах его преподнес, – они вообще на месте поумирают!»
– Позвольте мне упаковать ваши подарки, – пропел Брасселини, захватывая обе пары и исчезая в подсобке.
А спустя десять минут – которые Ленчик с Катей, обессиленные, просидели на банкетке, каждый на своей, – вернулся с двумя льняными чехлами, украшенными логотипом своего магазина. С поклоном вручил их каждому.
– А теперь, господа, надо, по старинному обычаю, отметить удачное приобретение. Прошу!
Катя с Ленчиком переглянулись, но отказываться, конечно, было неудобно.
Узенькая винтовая лесенка, поднимающаяся из подсобки на второй этаж, привела их, противу ожидания Кати, не на магазинный склад, а в небольшую квартирку-студию. Быт здесь был организован уютно и со вкусом. Одна большая комната, кухня в углу, отгороженная барной стойкой; пара кожаных диванов, огромный телевизор, платяной шкаф. На плечиках в углу отвисался давешний смокинг.
– Вот мое скромное жилище, прошу извинить, у меня тут беспорядок, – пробормотал Брасселини и быстро спрятал смокинг в шкаф.
Однако никакого, кроме смокинга, беспорядка в студии не наблюдалось. Комната и кухня сияли чистотой.
На кухне имелась полочка, на которой рядами лежали бутылки. Дотторе достал одну из них, вытащил из посудомоечной машины три пузатые рюмки. Плеснул из бутылки на донышко каждой.
– Арманьяк, одна тысяча восемьсот тридцатого года, – торжественно провозгласил хозяин. – Я берегу его только для совершенно особых случаев. – И он со значением глянул прямо в глаза Кате.
– Итак, – поднял он бокал, – за обновки, которые, я скромно надеюсь, придадут дополнительный блеск великолепию моих замечательных гостей из заснеженной России!
Он с видимым наслаждением, смакуя, отхлебнул свой напиток. Его примеру последовали и Ленчик с Катей. «Коньяк как коньяк, – подумалось девушке, – с такой баснословной выдержкой – сто семьдесят пять звездочек, что ли? – мог бы быть и повкуснее».
– А вы не позволите мне посмотреть бутылочку? – фальшивым тоном попросил Ленчик. По его запинающемуся голосу можно было понять, что доза коньяка поверх домашнего вина подействовала на юный организм разрушающе.
– Прошу вас.
Студент повертел в руках бутылку с драгоценной жидкостью, а потом скептически провозгласил:
– Хм, для восемьсот тридцатого-то года бут-тылочка могла бы быть и постарее.
– Мой друг Лео, – с мягкой назидательностью возразил синьор Брасселини, – арманьяк, так же как любой вид бренди, выдерживается, в отличие от вина, в бочках. И только затем разливается по бутылкам. Поэтому внешний вид посуды с возрастом данного напитка никак не связан.
Катя заметила, как вмиг отчаянно покраснел «друг Лео».
– Ну и ладно, – пробормотал он, а потом растерянно присел на один из двух диванов.
А потом – и прилег на него, проговорив в пространство:
– Я, пожалуй, немножечко подремлю. – А еще через минуту уже крепко спал, даже не сняв кроссовок.
Господин Брасселини по-отечески улыбнулся, глянув на юношу, достал из шкафа плед и прикрыл им Лео. Затем он заботливо погасил верхний свет, оставив маленькую лампочку в кухоньке. Потом сделал шаг по направлению к Кате. Взял из ее рук бокал, поставил на стол и заключил ее в свои объятия. Арманьяк, подарки и запах духов Паоло ударили ей в голову, и она ответила на его поцелуй…
…Катя взглянула на часы очень не скоро.
– Боже мой! Уже полчетвертого! – воскликнула она. – У нас же самолет!
– Катя, времени еще полно, – хрипло прошептал ей в ухо синьор Брасселини.
– У нас еще чемодан на вокзале, в камере хранения!
– Я провожу вас.
– Все равно. Нет. Мы загостились. Нам пора. Я воспользуюсь твоей ванной? – И она вырвалась из его объятий, вскочила с дивана…
…А еще через полтора часа спортивный «Лексус» синьора Брасселини подвозил Катю к ночному веронскому аэропорту. На заднем сиденье покачивался спящий Ленчик в обнимку с огромным чемоданом – скарб путешественников не влез в багажник спорт-кара.
«Лексус» остановился на полупустой стоянке, среди печального предрассветного часа.
– Когда мы с тобой теперь увидимся? – проговорил Паоло.
– Поедем с нами в Барселону! – залихватски предложила Катя.
– Нет, я не могу. Мне сегодня надо лететь в Нью-Йорк. Бизнес.
– Тогда созвонимся – и увидимся. Европа, оказывается, такая маленькая…
– Ну что ж, двери моего дома в Венеции всегда открыты для тебя.
– Спасибо, – промолвила она и на прощание поцеловала Паоло в щеку.
